Путь к алтарю

      Елена Филипповна, приглашенная к Филатовым уже без брата с семьей, можно сказать, на правах невесты, сидела с женихом в одной комнате и вела неторопливую беседу.       — Дмитрий Геннадьевич, не представляю, как вы терпите настолько пустоголовых девиц на службе? — произнесла Елена Филипповна. — Как бы я ни пыталась убеждать себя, что это просто неразумные дети, получается с трудом. А из последнего! Представляете, Александра Геллер, дочь начальницы, вдруг заявляет мне, что ее отец, оказывается, погиб ради того, чтобы народ был счастлив и подобного безобразия, как она выразилась, больше никогда не было! И это слова барышни, кажется, девяти лет от роду! Не помню точнее. Так что из нее вырастет впоследствии? Она и свою мать переплюнет, в отца пойдет. Раз мать все одобряет и наказывать ее не разрешает. К бабушке все перенаправляет, которая тоже слепо любит внучку. Потому что сказать, что и бабушка у них неблагонадежная, язык не поворачивается. Хотя, если так разобраться, раз сын вырос неблагонадежным, все может быть…       — Мадам Спицыну не стал бы записывать в неблагонадежные, — ответил Филатов. — Не спорю, парочка дурных мыслей у нее была, но сейчас это, я бы сказал, женщина, которая решила построить на маленьком участке свой идеальный мирочек, вроде рая на земле, и вполне этим довольна. Держит мануфактуру, работающую примерно в ноль, без особой прибыли, держит благотворительную столовую, которая тоже работает в ноль, учительствует среди рабочих. Причем именно учительствует, про агитацию я ничего не слышал. Нет, я не спорю, она явно хвалит свое заведение и ругает конкурентов, но это, как говорится, законами не запрещено. Так чем кончилось дело с Александрой Геллер?       — Я хотела ее наказать — инспектриса позволила только оставить на полчаса после уроков, — сказала Елена Филипповна. — И все. Ваша будущая собеседница, судя по всему.       — Поживем — увидим, — произнес Филатов.       В целом, мужчину полностью устраивала невеста: правильные взгляды, разумные рассуждения, вежливость по отношению к матери и сестре. Несколько пугало то, что Елена Филипповна до сих пор не позволяла ему даже поцелуи в щеку, однако это только раззадоривало Филатова, буквально подстегивая к венчанию.       Изредка Елена Филипповна вспоминала все выходки своего избранника по отношению к дочери, однако это сразу же разбивалось о два аргумента, возникающие сразу же в голове. Первый из них заключался в том, что родителям не то, что позволительно, а жизненно необходимо воспитывать и при необходимости наказывать своих детей, а, не имея опыта в ежедневном общении с ребенком, можно наделать ошибок. Второй сводился к тому, что Глаша, по мнению Елены Филипповны, своим поведением могла вывести из себя любого, поэтому Филатов, не имеющий родительских навыков, просто не выдержал. Иногда женщина позволяла себе мысль, что она, в принципе, тоже не имеет идеально-покладистого характера, поэтому Филатов может не выдержать и относительно ее, однако сразу же на это в голову приходили рассуждения о женской доле, том, что просто не нужно ошибаться, а если ошибся, смиряться с неизбежными последствиями. Словам Филатова о том, что на жену поднимать руку нельзя, женщина не особенно доверяла, предполагая, что за ряд ошибок распускать руки простительно, а жених перед свадьбой просто пытается показаться перед ней в прогрессивном свете.       Иногда Елена Филипповна представляла себе возможное и не очень приглядное будущее: ей шестьдесят лет, она до сих пор не замужем и служит классной дамой в гимназии, правда, не «имени Владимира Геллера», а обычной. Брат и, возможно, его жена уже умерли, а она живет в доме племянников, которых вырастила и которым не особенно нужна — они уже создали свои семьи. Подобного варианта развития событий не хотелось, кроме того, мысли о том, что женщина должна не нести пользу обществу на службе, а родить и воспитать детей, были достаточно сильны. В целом, Филатов полностью подходил под ее критерии достойного жениха, поэтому отказываться от такого варианта в пользу чего-то еще менее достижимого не хотелось.       Елизавета Георгиевна была в полном восторге от будущей невестки: вежливая, обходительная, не подвержена новомодным идеям о том, что жена может продолжить службу после замужества. Возраст тоже не представлялся недостатком: по мнению Елизаветы Георгиевны, главное, чтобы жена была младше мужа, а на сколько, год или двадцать лет, не столь важно.       Иногда Филатову снились красочные сны с Еленой Филипповной в главной роли. Невеста, одетая в вышитую ночную сорочку из тончайшего полупрозрачного батиста, сидит на кровати и ожидает его, Филатова. Филатов визит соблазнительные округлости, которые так и манят его, но не предлагает невесте снять сорочку и не задирает ее — пусть флер загадочности так и остается, не уступая место банальности. Филатов осторожно приподнимает сорочку, скользит рукой вверх по бедру и… Всякий раз на этом моменте сон прерывался, а Филатов с сожалением думал о том, что хотя бы после венчания подобное действо обязательно закончится совершенно иначе.       Глаша сидела в коридоре больницы и в очередной раз листала книгу. Казалось, все было просто и понятно, однако некоторые моменты все забывались, а некоторые просто не запоминались, хотя в тексте, во время чтения, были достаточно понятными. Пролистав еще раз с десяток страниц, девушка вздохнула и направилась в учебный кабинет.       — Виктор Тихонович, — произнесла Глаша. — Я выучила тот минимум, который вы сказали выучить, чтобы меня допустили к людям.       — Елисей Иванович, проверьте знания барышни, — ответил мужчина. — Я сейчас занят.       — Хорошо, Аглая Дмитриевна, проходите, — сказал Елисей Иванович. — Ответьте мне для начала на вопрос, что такое сагиттальная плоскость? [1]       — Не знаю, — не думая, произнесла Глаша.       — Вы приходите даже не на экзамен, а на первую проверку знаний и не знаете самых азов? — удивился Елисей Иванович. — Как же такое возможно?       — Да кому нужна эта чистейшая теория? — спросила Глаша. — Я освоила все то, что нужно знать по теории, чтобы можно было работать с живыми людьми.       — Без основ не уйти никуда, — ответил Елисей Иванович. — Но если вы вторую часть сдадите хорошо, то я позволю вам первую рассказывать только на экзамене.       Глаше уже начал не нравиться тон разговора, девушка прекрасно понимала, что, скорее всего, ее уровень знаний не устроит экзаменаторов, однако взять и уйти она посчитала неправильным.       — Аглая Дмитриевна, сколько позвонков в позвоночном столбе? — продолжил мужчина.       — Да какая разница сколько? — искренне удивилась Глаша. — Можно подумать, что-то от этого изменится! Тринадцать, кажется.       — Когда кажется, креститься надо, — ответил Елисей Иванович и добавил. — Тридцать два либо тридцать три. Бывает по-разному.       — Ну вот, бывает по-разному, а я все знать должна, — отреагировала Глаша. — Господин врач, я выучила то, что действительно пригодится, не теоретическую теорию, а просто теорию. Без которой нельзя подходить к людям.       — Хорошо, — Елисею Ивановичу стало интересно узнать, что именно Глаша считает нужной теорией. — О чем же пойдет речь?       — О том, что написано вот в этой книге, — Глаша положила на стол томик по хирургии.       — Хорошо, Аглая Богдановна, опишите мне дезинфицирующие средства, как их составляют, в каких пропорциях, зачем они нужны, как их используют. В общем, все то, что помните, — мужчина практически не сомневался, что и это собеседница не знает.       — Есть мыльно-карболовый и серно-карболовый растворы, — начала Глаша. — Еще есть хлорная известь и хлорид ртути.       Елисей Иванович приятно удивился знаниями Глаши и спросил:       — А как нужно обработать руки перед операцией?       — Серной кислотой, — ответила Глаша.       — Пожалейте свои руки! — не выдержал Елисей Иванович.       — Ее нужно перед этим развести, — уточнила Глаша.       — Все равно неверно, — произнес мужчина.       Больше из любопытства, нежели и вправду допуская такой вариант, что он позволит Глаше пойти к больным, Елисей Иванович еще задал собеседнице пару вопросов о названиях и предназначении хирургических инструментов, а потом сказал:       — Аглая Дмитриевна, скажу вам честно. Учиться самостоятельно вы не сможете. Я не уверен, нужно ли вам учиться с осени вместе со всеми. Быть может, проще просто не попадать за решетку? Вам же для иного медицина и не нужна! Знаете, другой барышне я бы предложил поработать пока что санитаркой, посмотреть на жизнь больницы изнутри… Но вам это не нужно, как я понимаю.       — Если мама отправит меня работать, может, и придется прийти, — вздохнула Глаша. — Замуж мне еще рано.       — К живым людям вам тем более рано, — ответил Елисей Иванович. — Аглая Дмитриевна, я не вправе вам запрещать учиться на курсах вместе со всеми, но настойчиво предлагаю еще несколько раз подумать, нужна ли вам медицина вообще.       Разозленная такой неласковой встречей, Глаша сперва какое-то время просто молча стояла неподалеку от больницы, а потом направилась домой. Чем ближе был дом, тем отчетливее перед глазами встала перспектива куда-то отправиться работать. От этих мыслей девушка заплакала.       Машунька увидела, что дочь вернулась домой в слезах.       — Не сдала? — спросила она.       — Не сдала, — ответила Глаша. — И книжки вернула. А еще мне сказали, что не советуют идти учиться вместе со всеми.       — Глаша, так ты выбрала самое сложное, фельдшерское направление, — спокойно сказала Машунька. — А если попробовать учиться вместе со всеми на ту же самую медицинскую сестру?       — Можно сразу на поломойку, — Глаша расплакалась еще сильнее. — Фельдшерица — это хотя бы профессия достойная!       — Пока будешь тексты переписывать, а потом подумаем, где тебе найти работу, — ответила Машунька.       — Кухаркой отправь и скажи, что раз жрать любишь, то и готовить будешь, — выругалась Глаша.       — Я тебя, Глаша, не обижала, а вот ты сейчас… — произнесла Машунька. — Ты сейчас очень нехорошо поступаешь.       Через несколько дней Машунька встретилась с Яковом и спросила:       — Глашка сильно плохо отвечала?       — Глаше просто еще не по возрасту такая учеба, — сказал Яков. — Ей еще рановато. Может, годика через три-четыре она и дозреет до того, что нужно учить все, а не что-то выборочно.       Внимательно выслушав то, как отвечала дочь, Машунька не выдержала:       — Выдеру сегодня за такой подход к учебе! Люди, значит, ей навстречу пошли, а она…       — Машунька, ты бы била Глашу пореже, — ответил Яков. — Сколько можно-то?       — За каждый серьезный проступок, — вздохнула женщина. — Даже не за каждый, время от времени жалко становится… Вот кто виноват, что она все равно глупостями страдает?       Женщина сдержала свое слово. Этим же вечером Глаша, выслушав, что нельзя настолько безответственно относиться к жизни, портить со всеми отношения и, будучи исключенной из гимназии, упустить возможность обучаться и медицине тоже, сказала:       — Значит, это знак свыше, что мне нужно доучиваться именно в гимназии.       — А кто был против, чтобы ты училась в гимназии? — спросила Машунька. — Кто сделал так, что тебя оттуда исключили? Я, что ли?       — Не ты, — вздохнула Глаша. — Эх, исправить бы все — не стала бы тогда и политику трогать тоже… [1] вертикальная плоскость, делящая тело человека (орган) на левую и правую части.