Путь к алтарю

      В целом, Глаша была вполне удовлетворена тем, как разрешилась ситуация: мать ей рассказала все, что знала, про Рысакова, честно ответила, что особо не вникала в то, кто такие Канчер и Горкун, но, судя по контексту, тоже может предположить, что они кого-то выдали, стремясь избежать высшей меры, посоветовала не искать информацию на эту тему, уточнив, что в очередной раз судья просто пойдет на принцип и отправит никак не желающую успокаиваться барышню за решетку, напомнила, что она умудрилась настроить против себя даже Асадчего, который традиционно считается в революционных кругах счастливым лотерейным билетом для подсудимого, после чего посоветовала больше не заводить в гимназии разговоры о возможности или невозможности возвращения на учебу.       — Сначала сдашь экзамены, — произнесла Машунька. — Потом поблагодаришь за то, что дали тебе возможность получить бумагу, что освоила материал за пятый класс. А потом видно будет, что делать.       — А потом работать отправишь, — продолжила Глаша.       — Да работай уже так, как сейчас работаешь, — ответила Машунька. — На кусок хлеба и кружку молока зарабатываешь, а остальное ладно уже…       — На кусок хлеба, кружку молока и учителей по всем предметам, потому что ни ты, ни Никита не можете объяснить все, как положено, — уточнила Глаша. — Если бы на учителей не тратилась, то и жратвы можно было бы вдоволь напокупать, и нарядов больше, чем надо. Филатов там не планирует содержание возвращать?       — Тебя просили в него стрелять? — спросила Машунька. — Он, во-первых, еще не за все наши долги перед ним деньги удержал, а, во-вторых, после всех судов и доказываний, что ты как бы и не его дочь, может обидеться и перестать платить содержание. И вообще, после того, как ты в него стреляла, имеет полное право вообще перестать платить — это, Глаша, даже не матом человека послать…       — Сколько ты меня избивала за Филатова — удивлена, что вообще когда-то следы сошли, — ответила Глаша. — Постоянно в синяках ходила. Нашла, за кого избивать!       — Не за Филатова, а за твое идиотское поведение, — произнесла Машунька. — Вот кто тебя просил к этому человеку лезть?       — Значит, так надо было, — отмахнулась Глаша.       К экзаменам Глаша готовилась тщательно, однако прекрасно понимала, что ее знания не дотягивают до идеальных и, было бы желание, ее будет нетрудно довалить до двоек. А после слов начальницы, что экзамены можно и не сдать, подобному развитию событий девушка бы практически не удивилась.       Зоя пришла в гимназию чуть раньше нужного времени и, увидев, что Ася уже на месте, с облегчением сказала:       — Агнесса, пойдемте. Хочу переговорить.       — О Глашке? — спросила Ася. Подумав, молодая женщина уточнила. — Она в коридоре топчется.       — Нет, — ответила Зоя. — А что про Глашку сказать? Ей позволено сдать экзамены, спрашивать можно и нужно очень строго, чтобы не думала, что ей в очередной раз пойдут навстречу. Не сдаст экзамены — сама виновата, ей честно предоставили такую возможность, которую она в очередной раз упустила.       — А если сдаст? — полюбопытствовала Ася.       — Не хочется, конечно, но могу взять учиться дальше в шестой класс, — произнесла Зоя. — Только заранее об этом ни слова.       — Конечно, — ответила Ася. Подумав, молодая женщина добавила. — А о чем ты изначально хотела поговорить?       — О Саше… — вздохнула Зоя. — О том, что я даже не знаю, как правильно с ней поступать… Вот знаете, Агнесса, в чем плюс замужества? Можно все решения спихнуть на мужа. Сказать дочери, что она неправа и пусть папа решает, что делать дальше. А одной так не скажешь… Не на Геллер же валить, как можно в гимназии сделать?       — И в чем же неправа Саша? — спросила Ася.       — Вчера она разговорилась с Глашкой, — ответила Зоя. — В общем, Глашка от скуки наблюдала за первоклассницами, потом слово за слово — Саша делится с Глашкой информацией, что царя быть не должно, а как это сделать, она не знает. Но, быть может, Глашка, знает. А Глашка в лучших традициях предательства идет и доносит мне на Сашу. Ладно, Глашку я обругала, сказала, что не верю, что она из чистых и добрых побуждений желает Саше только добра и не хочет, чтобы она попала в жандармерию за свои слова, а вот что делать с Сашей-то?       — Подожди, Зоя, — вдруг сказала Ася. — А если Глашка и вправду не врала?       — Значит, пусть бы Саше объясняла, что так говорить нельзя, зачем ко мне пошла-то? — спросила Зоя. — Нет, я не против, это полезная информация, но с учетом взглядов Глашки она явно хотела что-то за это получить, вот ничуть не сомневаюсь.       — И что теперь с бедной Сашей? — произнесла Ася.       — Наказана за нарушение техники безопасности, — ответила Зоя. — Потому что за взгляды наказывать нельзя, а вот за то, что треплется о том, о чем нельзя трепаться и о том, о чем ее предупреждали, со всеми встречными и поперечными — очень даже можно.       Перед глазами Зои буквально пронесся вчерашний день: вот она приходит домой, долго возмущается, что дочь вообще не воспринимает ее слова и запреты, плюет на них.       — Мне тебя, что ли, как хулиганку наказывать? — почти кричала Зоя. — Розгами, чтобы сесть потом не могла? А потом, едва все забудется, за старое примешься? Так что-то ты и сейчас недолго помнила, даже недели не прошло!       Саша, прекрасно осознавая свою вину, молчала. То, что она и вправду поступила глупо, доверившись первой встречной, которая вот так ее взяла и предала — прямо как только что сказала мать — стало понятно только сейчас.       — Чтобы прямо чувствительно было, надо было сказать, что к лету не будет никаких обновок, — произнесла Зоя. — Но я так не смогла, жалко, все-таки… Да и как так скажешь, если с прошлого года половина вещей не налазит? Отвозмущалась, потом как-то постаралась успокоиться, спокойнее пару раз повторила, что встречные и поперечные вот так пойдут и расскажут о подобных взглядах в жандармерию, это просто чудо, что все настолько обошлось и рассказали матери…       — Решила в лучших традициях Михаила Павловича словами довести? — спросила Ася. — Хотя, признаюсь честно, от Саши я такого не ожидала… Не в ее характере же!       — Да, не в ее, — согласилась Зоя. — И все равно, за взгляды руку поднимать нельзя. Да и не за взгляды тоже не стоит. А так посидит до выходных без сладенького и без прогулок, может, потом и додумается до того, что не только мать в этом виновата, что она вот так скучает, не надо было трепаться о том, о чем приличные люди молчат…       — Жалко, — вздохнула Ася. — А что же только до выходных? Тогда бы уже и на выходных дома держала — вдвойне обиднее будет, что и к бабушке с дедушкой в гости не пустили.       — Потому что тогда бабушке с дедушкой придется рассказывать, почему внучка не приехала, — произнесла Зоя. — И меня же за это обругают, мол, сама привила интерес к ненужному.       — А что Геллер-то говорит на эту тему? — не выдержала Ася. — Ни за что же в жизни не поверю, что ты ей ни слова не сказала.       — А Геллер только смеется и все, — ответила Зоя. — Говорит, что она сразу одну мадемуазельку вспоминает. В общем, не может воспринимать все всерьез. Ну и убеждает, что Саша — девочка приличная, поэтому вскоре должна будет успокоиться. Агнесса, а вы бы как поступили в такой ситуации?       — Как вы только что выразились, Зоя Михайловна, рассказала бы супругу и спихнула бы на него всю ответственность, — произнесла Ася. — Хотя не удивлюсь, если бы Севастьян за такое руку бы поднял… На детей, разумеется, это я так, на всякий случай уточняю — вспомнила тут одну дамочку.       Зоя поняла намек на Елену Филипповну и, вспомнив, добавила:       — У Саши, судя по всему, будет единственная тройка в году. По поведению. Это если она математику пристойно сдаст.       — Своим решением исправь на четверку, — предложила Ася.       — Да ладно, сама виновата, — ответила Зоя. — Кому эти оценки, если уж на то пошло, нужны? Вот даже взять меня — зарабатываю себе на жизнь сама. И никому нет дела до того, одни пятерки бы у меня были или одни тройки. Вон, пусть дедушка, если хочет, ругает за единственную тройку, и ту по поведению, и ту, которая явно с разрешения матери выставлена. Я не буду.       — Как хочешь, — произнесла Ася.