Мы давно перешли все границы,
Наши демоны дружат домами;
Мы не прячем под масками лица,
Прожигая друг друга глазами.
Нас за грех быть собою обсудят,
За него мы свободой заплатим;
Психиатры — душевные люди
Разместили нас в общей палате.
Катерина Годунова
***
Матвею опять не спалось всю ночь пятницы. Алексей будто избегал его. Парень искренне хотел просто увидеть его. Не более. Конечно, странный это человек. Есть кто-то, но ничего не рассказывает. Непонятно, с кем его увидишь на этот раз. Дома живëт, вроде, один, но в двушке. А, может, Полякову кажется? Алексей Тарасов — вполне взрослый и самостоятельный мужчина. Он в праве распоряжаться своей судьбой, как его душе угодно. В субботу, которую кудрявый парень встретил бессоницей, Матвей решился позвонить. В первый раз. —Да, что такое, Матвей? — В трубке послышался голос. Немного сонный и звонкий. —Алекс… Мы можем встретиться? Я хочу поговорить. —Не можем сейчас это сделать? —С глазу на глаз. —Хорошо. Я сейчас приехать могу. Скажи адрес только. Насколько я понимаю, он поменялся. —А… Хорошо. — Поляков выглянул в окно. Людей не было то-ли из-за погоды, то-ли из-за района. — Я сообщением скину. —Матвей, что случилось? Что за приватность, что даже по телефону нельзя поговорить? —Ничего не случилось. Просто хочу с тобой встретиться. Всë, пока. —До скорого… Парень первым бросил трубку. «О чëм я хочу с ним поговорить?» Для начала, нужно хоть нормальную одежду найти. Футболка времëн СССР и шорты с рынка в Анапе — явно не самое презентабельное комбо. Матвей так переволновался, что, успокоения ради, извëл последний овëс на печенье. «Ну, выскажу ему всë в лицо. Не уволит же он меня? А, если это дальше распространится?.. Ладно, чëрт с ним, я устал.» Раздался стук в дверь. Звонок тут выломали, когда Полякову не было и шести. Парень в зелëной пижаме отрыл дверь. «Забыл закрыть… Ладно, бог с ней.» —Привет. Ты хотел поговорить? Я приехал. —Да, да… Проходи. Чай будешь? — Нет, он не успокоился. Матвея всë ещё потряхивало. —Давай. Куда конкретно? — Наряжался тут только Поляков. Алекс, как был в домашнем, так и приехал. —Сразу направо. Хотя, нет. Пошли со мной. Я не знаю, какой чай ты будешь. — Отец очень долго собирал коллекцию чаëв со всего мира. И Улун, и бергамот, и просто куча засушенных листьев из садов… —У тебя их много? — Алексей послушно шëл за парнем. Не просто много, а целый шкаф. Матвей молча его открыл. —Ого… Может, кофе? —Кончился. —Жаль… Давай на свой вкус. Я не разбираюсь от слова «совсем». — Тарасов сел на стул, чтоб не создавать лишних неудобств в крошечной кухне. Чай настоялся быстро. Поляков никогда не любил крепкий. —Бери и пошли. Тияра спала на своëм «гамаке» у хозяина в комнате. В той самой, детской, с кучей барахла и плакатами на стенах, что обвалились единым полотном на кровать. —В общем… — Матвей забыл сесть, стараясь не упустить заученную мысль. — Пообещай, что всë, что я скажу никак не отобразится на чëм-либо. То есть, этого просто не будет. —Без проблем, раз это важно. Что ты хочешь сказать? —Теперь говорить можно честно… Мне терять нечего. Ты мне нравишься и нравился. Если тебе неприятно — я легко могу исчезнуть из твоей жизни. Я не могу уже это держать в себе. У меня от тебя — Он специально выделил местоимение тоном, — жуткий зуд и желание выпить, напрочь не совладать с постом. Вот так. — Поляков развëл руками, что аж немного кипятка вылилось на оголëнную кожу. Не критично. —Так… — В значении «настолько», протяннутое. — Ты точно не пил? —Да, нет же. Что, святую воду? Нечего. «А-а-а, что я наделал? Держал бы язык за зубами — прошло. Ещё его впутал.» Парень словно вжался в советский шкаф. —Если в чае ничего нет, отвечаю честно, как ты. Исчезать из моей жизни не надо. Ты мне весьма симпатичен. Я сам не понимаю, в каком плане. Может, и отношений. —То есть? —Дурëха, чего ты так трясëшься? Сядь. Ничего такого в этом нет. Если рассуждать критично, то ты мне тоже. Матвей ощущал себя настоящим ребëнком, хоть и разница у них небольшая. Года четыре? Всë же, он сел, немного непонимающе смотря на Алексея в этом нелепом свитере, спасибо, что без оленей. —Не знаю, что и сказать… Что со мной делать будем? —Принимать и понимать. — Алекс без спроса зарылся худой пятернëй в мягкие кудри, бережно трепя. — Если бы мне было бы побоку на тебя в этом плане, я бы не приехал. Между прочим, я был занят. —Алëной? —Да. —Я запутался. Кто она вообще такая? Любить еë любишь, но никто никогда еë нигде не видел. Кольца нет. Тарасов звонко рассмеялся. Приблизившись лицом к лицу Матвея, он произнëс медленно и чуть тише: —Не поверишь. Ты еë мог видеть. На твоëм первом спектакле. Первый ряд, крайнее место слева около меня. —Да, ты — педофил! Парень ошарашено отдëрнулся от мужчины. —Ахаха… Нет. Дочь это моя. —Кольцо где? —В ломбарде. Разведëн. Последняя деталь пазла встала на своë место, опав с плеч великим грузом. —Господи… Какой я кретин. То есть, мне ты говоришь «да»? —Да. И только да. Беспрепятственно, кроме ограничений свыше. —Бога? —Законодательства. Кажется, на Поляковом можно было и ужин разогреть. Как-то забывшись, он скромно обнял предмет воздыханий, не быв отвергнутым. —И, я всë знал. Помнишь, когда у тебя язык за зубами не держится? —Твою мать… И чего ты молчал? Ты мне бутылëк валерьянки должен. За молчание. —Хорошо. Только, не говори никому. Мы всë ещё просто коллеги. Я — твоë начальство. Нельзя производить впечатление… —Волкова? Тебе? Ладно. Мне всë равно некому. —А, Серëжа? —Не любит он таких, как я. И чего этот Волков к нему так прилип?.. —Они сами разберутся. И таких это «таких»? —Которым не нравятся девушки. Я терпеть не могу, чтобы от меня кто-то зависел и все эти баночки в ванне. А ещё детей маленьких не выношу. К слову, сколько Алёне? —Ладно, ладно. Девять ей. Лет. —Тарасова Алëна Алексеевна. Неплохо. А сейчас она где? —У матери. Я весь твой на ближайшие дня два. —Обычно не оставляют с отцами? Или у тебя там тоже связи? —У матери и бабушки… Без своего жилья она. У меня квартира своя. —Своя? Этож сколько тебе ещё выплачивать?.. —Нисколько. —Чего ты свои «выходные» не проводишь с родителями? У нас их не так и много. Выходных, в смысле. —Это допрос? — Алекс вздохнул, но ответил. — С родителями? Боюсь, до Новосибирска далековато. —Как у тебя тогда квартира своя? Не продал же ты родительскую? —Продал, как только мне еë выдали. —Как продал? В смысле «выдали»? —Ладно… Я из дет.дома. Нет у меня родителей. Нет ни братьев, ни сестëр, ни бабушек. — Мужчина чуть повысил голос. Правда, неприлично столько выуживать. Матвей притих. Кажется, уснул, но нет. —Прости… Я не должен был это спрашивать… Меня это не касается… — Он всë ещё не отцеплялся. В нëм сказались жуткий тактильный голод и усталость. «Может, мне лучше в целом молчать? Нервов меньше.» —Матвей, всё нормально? — Разговор слишком уж быстро завершился. —Да, просто не выспался. Не уходи ещё минут пять, а потом можешь уехать по своим делам. Пожалуйста. — Хоть, такая поддержка. Парень всë ещё не принял своë сегодняшнее положение. Прошло более двадцати минут, а Алекс сидел и изредка поглаживал это кудрявое чудо. —Мне кажется, прошло больше пяти минут. У тебя спина не устала меня держать? —А, мне и никуда не надо. —Правда, давай ляжем. Раз тебе удобно хоть, как. Кажется, такие обычные поглаживания: то по спине, то по голове… — а столько значат для Матвея. Ведь, он и не заметил, как заснул.***
Маленький Матвей, не понимая ничего, в каких-то диковинных коньках прыгает с нехилой высоты на лëд. Лëд трескается на глазах, как бы тот не бежал, и в конце концов проваливается. Слышатся выстрелы из огнестрельного ружия. Чем ниже опускается мальчик, тем темнее и краснее вода, будто с кровью перемешанная. Поляков проснулся, хватая ртом воздух, в холодном поту и со слезами на глазах. Этот сон не покидает его больше недели. Это не сон, а натуральный кошмар. —Всë хорошо… — Алексей Тарасов всë ещё был рядом, поглаживая трясущегося парня. — Ты дома… —Я… Я знаю. — Матвей предпочëл сесть. Не зная за что ухватиться, он судорожно сжал руки Алекса. —Вдох, выдох… Давай, спокойно… —С чего мне может сниться, что я тону? Прыгаю то с корабля, то с обрыва и падаю под лëд с выстрелами. А за миль ни души. Я думал, это прошло… —Я не знаю. Прошло? —Да, Лëш, спасибо… —За что? — Отличный способ свести тему. — И я просил не назыв… — Договорить он не успел. —За то, что около меня. Обычно, я один. И это сложно. Зачем я только тогда пошëл?.. Сидел спокойно, решил дойти… Покататься. —Спокойно. Это ты уже не исправишь. Когда началось? —Ровно через одну ночь, после того, как ты меня с озера вытащил. Или, что это было… —И ежедневно? —Редко. Если стресса много и мало сна. Забудь. Это мои проблемы. —Как скажешь… Ещё спать будешь? Ты весьма помятый. —Знаю я. Ты не самая мягкая подушка. Буду, если позволишь. —Знаешь, я, пожалуй, останусь. Раз Сергей не может за тобой следить, буду я. Оставишь тебя тут, в петле найдëшь… Парень был весьма суеверен и предпочëл постучать по дереву. —Ладно… Разбуди, если надо что-то будет. Матвей лëг, на этот раз обнимая Тарасова, как тогда ночью, только без смущения и на трезвую голову. «Кожа и вправду, как фарфор…» Он несколько минут так поглаживал бледные руки под свитером, пока не заснул вновь. Лëша что-то говорил, но Поляков так это и не разобрал. Отметить должное — у Алексея Геннадьевича крайне удобные ключицы и шея.