Докажите, что вы не...

Если бы этот вечер нужно было охарактеризовать всего одним словом, Хуа Би назвал его ускользающим. Безо всякой романтической поебени, в самом буквальном смысле: что-то словно ускользало от него, хотя казалось, что это что-то он уже держит в руках. Только нихрена он не держал. Кроме банки пива, тонкие стенки которой быстро нагревались от ладони. Цзянь Мэйлинь, потягивая вино, веселилась. Откровенно, с заметным наслаждением и какой-то раздражающей снисходительностью. Хуа Би запрещал себе поддаваться этому раздражению, и, будто замечая это, Цзянь Мэйлинь веселилась еще больше. А от этого хотелось одновременно и поддеть ее сильнее, и наконец заткнуть. Был, конечно, один отличный способ совместить одно с другим. Но также был и Хэ Чэн. Хуа Би против воли усмехнулся. Подумал: когда она была просто папашиной бывшей, не возникало особых проблем с тем, чтобы мысленно нагнуть ее. Как только вмешался Хэ Чэн, над ней будто повис красный крест. Не прямо на ней, само собой: над, так, чтобы все еще можно было поглядывать. Смотреть ему вообще никто не запретит, пока у него еще есть глаза и то, к чему их можно обратить. А вот действовать… Хуа Би вспомнил, как Хэ Чэн окаменел в раздевалке, и покачал головой. Куда уж тут теперь соваться, когда его от одних только слов заклинило чуть не насмерть. Чем же ты его так зацепила, подумал Хуа Би, бросая взгляды то на нее, то в небо. И тут же обрадовался, что не спросил этого вслух. И так было понятно, чем. Тем же, чем и батю. Тем же, чем и меня самого. И что-то это не совсем о сиськах. О них, конечно, тоже, но далеко не в первую очередь. На особняк опускалась ночь, скрадывая цвета и звуки. Здесь, на балконе, было тихо и даже умиротворенно, и Хуа Би против воли подумал, как отлично все могло бы свернуть в романтику. Если бы не. Но ни в какую романтику ничего, конечно, не сворачивало. И от этого, оттого, что к успеху располагали все условия, кроме одного самого важного, что-то внутри набирало обороты. Хуа Би хрустнул по очереди всеми пальцами и шеей, но это почему-то только взбодрило его вместо того, чтобы расслабить. То, как легко и небрежно Цзянь Мэйлинь покачивала ногой, задевая кресло Хуа Би носком, только раззадоривало его еще сильнее. И стоило всего один раз взглянуть на нее исподлобья, чтобы понять: она хорошо понимает, что делает, и делает это специально. Говорить она не торопилась: дождалась, когда принесут вино, молча потянулась за бокалом, с наслаждением и даже какой-то властностью устроилась поглубже в кресле. И только после этого произнесла: — Что ж, я вся — внимание! Поделись со мной, что такого интересного тебе рассказал Хэ Чэн. И прикусила улыбку, совсем как пиздюк, когда встречал своего драгоценного ровномордого дружка. Что за поебень, подумал Хуа Би, сгребая ладонью банку пива. Это я тебя должен расспрашивать. Не ты меня. — А ты что-то не слишком боишься, что я проговорюсь папаше, — бросил Хуа Би нарочито небрежно. Цзянь Мэйлинь развеселилась еще больше. — А чего мне теперь уже бояться, — спросила она довольно, пожимая плечами, — когда все так замечательно сложилось? Что там у тебя сложилось, подумал Хуа Би с нарастающим раздражением. Ты сейчас должна дергаться и умолять меня, чтобы батя не узнал о ваших приключениях. И не покалечил твоего дружка ненароком за то, что тот согревает твою одинокую постель. Упуская, конечно, тот факт, что я и сам сделаю практически что угодно, только бы Хэ Чэн не пострадал. А то, что твоим дружком оказался именно он, слегка так осложняет дельце. Знала, куда заскакивать. Отлично просчитано. — Отлично просчитано, — повторил Хуа Би вслух. Щелкнул жестяным ушком пивной банки и тут же приложился к ней. Цзянь Мэйлинь коротко хохотнула, подалась вперед, немного наклонилась и сообщила доверительным тоном: я очень старалась. Да я уж вижу, подумал Хуа Би, покачивая челюстью. Развалился в своем кресле окончательно. Протянул с ленивой издевкой: — Да уж, досталось Хэ Чэну сокровище. — Ты даже не представляешь, — сказала она невпопад, с ухмылкой подпирая острым краем бокала губы. Она дразнилась. Хуа Би видел это так же ясно, как звезды на черном небе. И оттого, что она ничего не боялась, его так и подмывало вывести ее из себя. Это опасно стирало границы дозволенного, конечно. Но она, кажется, была совсем не против их стереть. Ну а мне, подумал Хуа Би, не отрывая от нее взгляда, больше незачем беречь ничью репутацию. По крайней мере, сейчас, когда нас не может услышать никто посторонний. — Ну расскажи мне ты, что ли, как у вас эти поебушки организованы, — поддел он ее на пробу с безразличным видом. — Ты к нему таскаешься или он к тебе? Она потрогала острым языком сначала один угол рта, потом другой, а потом медленно, почти нехотя хмыкнула. Спросила, покачивая бокал в руке: — А что тебе Хэ Чэн не рассказал? Вы же с ним друзья. Такие трогательно близкие. Или нет? Хуа Би вздернул брови. Подумал: у Хэ Чэна нет друзей. Это человек не той породы. Ты-то уж должна бы это знать. Но если попытаться натянуть жизнь Хэ Чэна на общечеловеческие рамки, наверное, так и будет выглядеть: Хуа Би — самое близкое к понятию друга, какое только может быть у Хэ Чэна. — Друзья, — протянул он неопределенным тоном. Качнул головой. — Но не такие уж и близкие, видать, как я думал. — Какое разочарование, — подхватила Цзянь Мэйлинь в том же тоне. — Что, дружба неожиданно оказалась не совсем уж дружбой, а ты и не знал? — Видишь, — Хуа Би легко наморщил лоб, подпуская едких ноток в голос, — вот что случается, когда между двумя друзьями влезает женщина. Цзянь Мэйлинь от души рассмеялась, тонко и чисто, запрокинув голову. Хуа Би пережидал эту волну веселья с мрачным спокойствием. — В самом деле, — сказала она наконец, отсмеявшись и ослепительно улыбаясь, — именно это и случается. И что же, давно у нас с Хэ Чэном эти поебушки начались? Я что-то не могу припомнить, когда именно. Хуа Би оскалился. Помедлил, не торопясь с ответом, расплылся по спинке кресла, почесал об нее шею. Подчеркнуто-внимательно уставился в небо. — Тебе лучше знать, — сказал он в конце концов ядовито. — Вам обоим, если точнее. Попроси его напомнить в следующий раз, как соберешься к нему в спальню. Или что, за делом и поговорить времени не находится? Цзянь Мэйлинь подобрала губы, так и искрясь ироничным удовольствием, и томно прикрыла глаза. Сказала, со значением вскидывая брови: — Нам с Хэ Чэном приходилось делать много всякого. Но вот до обсуждения отношений у нас все как-то не доходило. А пора, наверное. — Да, — поддакнул Хуа Би нарочито невинно, — разнообразьте жизнь, попробуйте что-то новенькое. Поговорить, например. — Непременно попробуем, — тут же отозвалась Цзянь Мэйлинь. Весело прищурилась, отпила еще вина. — В самое ближайшее время. Хуа Би, не спуская с нее глаз, тоже приложился к банке. Он явно не улавливал чего-то важного, а эта стерва извивалась, как рыба в руках, еще и похохатывала. Сучка, подумал Хуа Би. С силой вдохнул через нос, напрягая губы. Она сверкнула глазами, допила остатки вина и протянула ему пустой бокал. — Поухаживай за дамой, — полупросительно-полуповелительно сказала она. — Так может, лучше позвать Хэ Чэна? — любезно предложил Хуа Би, но бокал все-таки взял. Добавил, подливая ей еще вина: — Заодно и пообщаетесь. Я могу выйти, если вам нужно сменить обстановку. — Не волнуйся, мы с ним обязательно пообщаемся, — заверила Цзянь Мэйлинь, забирая наполненный бокал обратно. — Правда, он такой неразговорчивый. Прямо сейчас я хотела бы пообщаться с тобой. В штанах у Хуа Би внезапно дернулось — то ли от того, каким тоном она это сказала, то ли от того, как в очередной раз облизала губы после глотка вина, и он и сам удивился этому: времена, когда у него вставал от одного только голоса, уже казались более чем далекими. А хотя ничего удивительного, подумал он, молча сглатывая. Сколько я уже не трахался нормально? Тут и без голоса встанет. Стоило, конечно, отдать должное собственной выдержке: нельзя было сказать, что одежда моментально стала тесной, не настолько Хуа Би изголодался. Но потенциал вполне имелся. И как бы я этот потенциал отымел, подумал он, прихлебывая пиво. Так, чтобы она уже просила меня о передышке. Так, чтобы шептала изнеможденно: пожалуйста, давай хотя бы полежим. Или постоим. Что хочешь, только вынь, пожалуйста. А то я что-то уже больше не могу. Раньше ведь такое уже случалось. С другими. С двумя точно было. Или это была одна и та же, просто в разные дни… Их еще поди запомни. Он снова сглотнул. Вперился в нее прямым взглядом, отдавая себе отчет в том, каким голодным он сейчас, должно быть, выглядит. А она выглядела так, как будто останавливаться не просила бы. С-сука, подумал Хуа Би с отчаянием, блядь, Хэ Чэн, какой же ты мудила. Подгрести ее подгреб, а в узде держать не научился. А она теперь таскается по чужим спальням в этих своих сучьих рубашках. Не то просит, не то приказывает. И губы свои еще эдак облизывает… — Ну давай, — сказала она с лукавством, — расскажи мне, как все это выяснилось. Я так люблю романтику. Хэ Чэн ею, знаешь ли, не слишком балует. На моей памяти вот эта сцена ревности на лестнице — первый раз. Как же вы с ним трахаетесь тогда, подумал Хуа Би, презрительно фыркая. Вот так, что ли, ты вся такая похотливая, а он тебе просто вставляет со своим серьезным видом? И тут же передернул плечами, подумал: не хватало только представлять, как Хэ Чэн ебется. — А то ты не знаешь, как это выяснилось, — ехидно процедил Хуа Би. — Не мою неприкосновенность он бежал проверять среди ночи, наверное же. И не я весь передернулся, когда узнал, что секретик-то не сохранился. Цзянь Мэйлинь посмотрела на него некоторое время молча, и ее острая ухмылка постепенно выцвела до печальной пародии на саму себя. — Да уж, — сказала она наконец, глядя на него с какой-то странной жалостью, — не ты. А что это мы вдруг так посерьезнели, подумал Хуа Би, удовлетворенно прихлебывая пиво, дошло наконец, что вы попались? — Так, значит, Хэ Чэн в ту ночь бежал проверить мою неприкосновенность? — спросила она, задумчиво поглаживая пальцем дно бокала. — Что ты, — ядовито протянул Хуа Би, состроив наивную гримасу, — он шел ко мне забрать свою рубашку. Видишь ли, ему кто-то сказал, что я с ней сплю. Цзянь Мэйлинь сглотнула, поморгала и опустила взгляд. Прикрыла глаза. Сказала, медленно и мелко кивая: да. Кто-то ему сказал. Если бы Хуа Би не откинулся в кресле раньше, он сделал бы это прямо сейчас. Вместо этого он только с наслаждением потерся затылком о бамбуковую спинку. Вид Цзянь Мэйлинь, осознающей, что причиной рассекречивания стала ее собственная болтовня, грел сердце получше мысли о том, что этот небольшой секрет все еще можно было использовать в собственных интересах. Папаша, конечно, больше не имеет на нее прав. Хотя бы юридически. И запретить ей спать с кем-то он никак не может. Ну так и в этом доме они с пиздюком живут по праву, далекому от юридического. И лишить защиты пиздючонка в качестве небольшой мести батя может запросто. Может, не прямо уж совсем лишить, а просто ограничить. Велеть им переехать назад в квартиру, например. И приставить охранять мальца не меня, а кого попроще. Просто чтобы у его бывшей и его ближайшего помощника больше не было возможности удобно и беспрепятственно кувыркаться прямо у него под носом в любое время, когда им только вздумается. Она, может, и характерная — да какое там может, видали уже, чуть не подрались в ванной, — но остаться жить в особняке Хэ Чэна, несмотря на запрет нашего с пиздючонком папаши… Характерная, но не дура. Против таких приказов отца не пойдет даже она. Так удобно устроиться — и так бездарно все проебать. Просто из-за своего длинного языка, которым она болтала не там, где следовало. Болтала бы где нужно — никто бы ни о чем не догадался. Болтала бы языком там, где этого хочется мне, вообще ни о чем беспокоиться не пришлось бы. И было бы всем хорошо. И в первую очередь, конечно, мне. Но мне, пожалуй, и сейчас неплохо. От вот этого ее вида становится с каждой секундой лучше. Да-а-а-а, подумал Хуа Би, купаясь в этом блаженном наблюдении раскаяния, не проговорилась бы Хэ Чэну про рубашку — не было бы у него причины проверять, у меня ты или нет. И что мы делаем. Не то чтобы другой причины не нашлось — нашлось бы, ясное дело. Это его дом, в конце концов, и в общем-то причина не нужна, чтобы он мог прийти и постучаться среди ночи в абсолютно любую комнату на его выбор. Но знать, что это именно твой личный проеб, из-за которого открылось то, что пряталось годами… Он довольно потянулся, покатал голову по подголовнику и продолжил безразличным тоном, всматриваясь в черное небо: — Отнесла бы рубашку сразу ему — не было бы никаких проблем. А теперь вот, видишь, я в курсе ваших похождений. Цзянь Мэйлинь слабо фыркнула, и глаза тут же невольно метнулись к ней. Ее почему-то неизменно веселило каждое упоминание о том, что Хуа Би знает о них с Хэ Чэном. Ну а раз нам обоим так весело, подумал Хуа Би, ухмыляясь, почему бы не поковырять эту ранку еще немного. — Так хорошо скрывались, — произнес он с фальшивым сочувствием, — столько стараний, и все впустую. А столько лет все шло хорошо, да? Хэ Чэн так и сказал: с самого первого дня. — Да неужели. — Голос у нее заметно посерьезнел, и Хуа Би окатило новой волной грязноватого удовольствия. — Прямо так и сказал? — Ага, — подтвердил Хуа Би, — прямо слово в слово. — Что еще рассказывал? — уточнила она, почесывая над бровью. Хуа Би пожал плечом. Внутри уже приятно плескалась пиво — в банке осталось на самом дне, а где-то рядом с пивом грело ехидством, и он позволил себе не заморачиваться больше ни о чем. По крайней мере здесь и сейчас. — Ну ты же знаешь Хэ Чэна. Говорил по большей части я. А я к тому времени уже все понял. Хэ Чэну оставалось только подтвердить. — И как, — спросила Цзянь Мэйлинь, прищуриваясь, — подтвердил? Хуа Би плотоядно ухмыльнулся. — Не отрицал. Цзянь Мэйлинь понятливо кивнула. Тоже уставилась в небо. Какое-то время молчали они оба. Хуа Би потянулся за новой банкой пива, открыл ее, надпил и поерзал в кресле. Поймал себя на том, что изучает привычно-небрежную косу. Подумал: ну Хэ Чэн. Ну подлец. Я бы тоже эту косу растрепал. Повозил бы ее головой по подушкам и простыням. Чтобы задыхалась. И текла. Рубашку, может, даже не стал бы с нее снимать. Только расстегнул бы пару пуговиц. С-сука. Он сухо сглотнул, сполз еще пониже в кресле и невозмутимо закинул одну ногу на другую, укладывая голень поверх колена и как раз закрывая ей обзор другим колено на то, что уже можно было обозреть. И все бы в общем было ничего: Хуа Би всего лишь выигрывал время для половых дебютов пиздючонка, заодно неиронично намекая дамочке, чтоб она не слишком-то выебывалась, потому он и она, и ее поебушки у Хуа Би в кулаке. И если про пиздючьи похождения она даже не догадывается, то о том, что происходит здесь, осведомлена прекрасно. Знающие люди, а она несомненно относится к их числу, прямо и просто называют такие вещи шантажом и понимают, в чем его угроза. Что вместо этого делает она? Усмехается на заявления о том, что ее тайна раскрыта, и потягивает вино в компании того, кого должна бы опасаться. Вот это все — это что такое? Что она вообще здесь забыла? Хуа Би посмотрел на нее снова, пристальнее, чем до этого. Она поглаживала тонкий бокал с вином — больше похоже было, что автоматически, чем пытаясь ему на что-то намекнуть, но пальцы, сложенные в кольцо, двигались весьма однозначно. И губу кусает, стерва. А если присмотреться к рубашке, когда она вдыхает, можно увидеть знакомую полоску кружева. Может, не столько увидеть, сколько додумать. Но было достаточно и этого. В штанах горячо и тяжело дернулось. Хуа Би шумно выдохнул носом, и Цзянь Мэйлинь, вздрогнув, будто вывалилась из своих мыслей и искоса взглянула на него. Хуа Би готов был руку дать на отсечение, что она заметила и ногу, заброшенную на колено, и этот шумный выдох, и даже то, как у него пересохло во рту. И если бы понадобилось, под раздачу попала бы и вторая рука, чтобы подтвердить, что в глазах у нее мелькнуло то же самое, что было, он был уверен, и у него самого. Вспыхнуло, блеснуло, полыхнуло. И исчезло, стоило ей отвести взгляд и уткнуться им в начатую бутылку. В тело будто всадили крюк, где-то между животом и грудью, и многодневный голод рванул его вперед. Краем мыслей Хуа Би понимал, что они находятся на балконе, и зоркий глаз, желающий убедиться в верности их обоих, легко может увидеть их практически отовсюду. Но тело двигалось быстрее мыслей, следуя многолетней отработанной привычке: сначала сделать то, что требуют инстинкты, и только убедившись, что опасность позади, раздумывать и разгребать. Это эксперимент, только и успел сказать он себе. Просто чтобы проверить, так ли все, как мне кажется. Пусть только, сука, попробует быть не так. Я не тупой. Я умею различать, когда бабы меня хотят. И тем более когда делают вид, будто нет. Почти уже пустая банка звонко цокнула жестяным дном о поверхность столика. Хуа Би опустил ногу на пол, не заботясь о том, что теперь она может все увидеть, схватился пальцами за ручки кресла, сжался, как пружина, готовая распрямиться, и спросил почти угрожающе: — Допила вино? Цзянь Мэйлинь, не отрывая от него взгляда, медленно, почти что заторможено покачала головой в ответ. — Допивай, — глухо велел Хуа Би, не мигая. — Или просто поставь бокал. — Зачем? — спросила она, глядя на него с каждой секундой все откровеннее. Оценивающе. — Чтобы не было пятна, — пояснил он, втягивая воздух носом. — Если вдруг ты испугаешься. Она распахнула глаза шире, и в них было что угодно, только не испуг. Грудь у нее вздымалась под рубашкой быстрее, чем было бы прилично в этой ситуации, и это только подтверждало догадку Хуа Би. Но бокал она из руки все еще не выпускала. — Почему я должна пугаться? — спросила она негромко. Хуа Би хищно усмехнулся. Подумал: сама поймешь, почему. Но попозже. Но никакого попозже не случилось: она вдруг опустила взгляд, стрельнув им прицельно как раз туда, где член туго упирался в жесткую змейку. И тоже сглотнула. И Хуа Би потерял остатки терпения. Он рывком поднялся с кресла, схватился за бокал, накрывая ее ладонь своей, и сказал на выдохе, выдирая тонкое стекло из теплых пальцев: — Мне нравятся твои рубашки. Не хочу пачкать их вином. Бокал отправился на стол почти вслепую. Очень важно было проследить за ее лицом. И вовремя остановить себя, хотя вот как раз с этим могли возникнуть проблемы. Самоконтроль болтался на соплях. В мыслях остались только ее глаза, горящие и жаждущие, шумное дыхание и тянущая, пульсирующая тяжесть между ног. А Цзянь Мэйлинь позволила сунуться к лицу почти что беспрепятственно. Хуа Би остановился в сантиметре от ее рта. Торопливо пошарил глазами по ее лицу, куда дотягивался взглядом. И с раздражающим недоумением отметил: папашина бывшая и настоящая Хэ Чэна не выражала ни малейших признаков испуга. Только все та же выводящая из себя насмешка. — И что? — спросила она, не потрудившись даже отодвинуться. Вздернула брови, одновременно и спрашивая, и утверждая: — Ты же ничего не станешь делать. А я тем более не стану. Хватило мне и одного. До сих пор расхлебываю. Ее дыхание ложилось на лицо и щекотало губы. В ушах звенело, так что слова пробивались в мозг с задержкой, будто эхом. Хуа Би, возбужденный и злой, обнаружил, что сжимает пальцами бамбуковые ручки кресла так, что те скрипят. На затылке и спине проступила испарина, и прохладный вечерний ветерок ощущался ледяным. Цзянь Мэйлинь рассматривала его с искренним любопытством. Как будто ждала, что еще он выкинет. Это кто еще тут чей эксперимент, мелькнуло у Хуа Би в голове. Он сцепил зубы, подался вперед еще на миллиметр и прошипел ей практически в рот: сучка. Цзянь Мэйлинь весело фыркнула. Хуа Би оттолкнулся от ее кресла, вернулся к своему и плюхнулся в него с размаху так, будто во всем был виноват бамбук. Подумал: пошла ты на хуй. Я же вижу, что ты тоже хочешь, я это знаю так же хорошо, как то, кто я есть. Так же хорошо, как знает и она: ничего подобного не случится. Мы оба не поступим так с Хэ Чэном. Хотя вот с ней еще вопросики, конечно. Только мне на эти вопросики насрать: баб вокруг тонны, а Хэ Чэн в мире один. И того, что у нас ним пополам, у меня тоже нет ни с кем другим. У него, может, и не бывает друзей, но если я — самое близкое к понятию друга, что он может себе позволить, то и у меня с ним ровно то же. Его с моим папашей не связывает ничего, кроме работы, хоть это и само по себе немало. Так что он-то в общем может кувыркаться с его бывшей, как угодно. Раз уж не боится гнева свыше. А вот мне есть что терять помимо теплого местечка. Проебать все это в прямом и переносном смысле? Хуа Би покачал головой своим мыслям. Не стоит она того. Была бы она хотя бы бывшей Хэ Чэна, а не трахалась с ним прямо сейчас. И что-то ей этого явно не хватает, подумал он, скашивая на нее глаза под ощущение уже болезненного давления ширинки на тяжелый член. Потому что она явно меня хочет. И как будто играется этим желанием. Ну так не одна она тут умеет в игры, сказал себе Хуа Би распаленно. Вот и поиграемся. Раз уж руками трогать нельзя. — Тебе же хочется, — сказал он с вызовом, разглядывая ее так, будто она уже лежала под ним. И, поколебавшись еще немного, добавил: — Меня. Цзянь Мэйлинь состроила лицом что-то до крайности снисходительное. — Тоже мне открытие, — сказала она, наморщив лоб. Хуа Би пораженно хмыкнул. — Даже отпираться не будешь? — А смысл? — Она пожала плечами, потянулась за бокалом и опрокинула в рот остатки вина. — Мне уже не пятнадцать, чтобы прятаться. И тебе, кстати, тоже. — И что, — поинтересовался он с недоумением, — даже ничего не будешь делать? — А что нужно? — спросила она заинтересованно все с тем же снисхождением. — А я ебу? — огрызнулся Хуа Би. Цзянь Мэйлинь коротко хохотнула. — Очевидно, нет. Но это, я думаю, ненадолго. Хуа Би показательно поерзал в кресле, раскинув ноги. Давление в штанах ослабевало, но если приглядеться, можно было рассмотреть интересующее. Протянул: — Это ты мне так намекаешь? — Это я предполагаю, — ответила она ему в тон. — Я же здесь не ночевать собралась. Очень мило пообщались. Спасибо за приятный вечер. И за то, что побеспокоился о моей рубашке. И вот когда я уйду, ты себе точно отыщешь занятие. Сука, подумал Хуа Би. Как бы я тебя разложил. Возил бы по всей кровати. Или себя бы дал повозить. Ты бы у меня голос сорвала от стонов. И я бы, наверное, тоже. — Вот так вот, значит? — спросил он хрипло, глядя, как она опять покачивает ногой, задевая его кресло. — Дразниться любишь? — Покажи мне того, кто не любит, — довольно ухмыльнулась она. — И ходишь ты сюда затем, чтобы меня подразнить, — бросил Хуа Би с презрением. Цзянь Мэйлинь притворно нахмурилась. — Тебя? Нет, зачем же мне тебя дразнить. — Значит, Хэ Чэна, — продолжил Хуа Би понимающим тоном. Цзянь Мэйлинь закатила глаза. Побарабанила тонкими пальцами по бамбуку. — Хэ Чэну следовало изъясняться четче, — загадочно проговорила она. — Ты только о нем и думаешь. Что, никто другой в голову не приходит? — Папаша, что ли? — предположил Хуа Би после короткой паузы. — Опять мимо, — сказала она весело. На этот раз глаза закатил Хуа Би. Сказал, дергая плечом: а что я угадываю, в самом деле? Захочешь — скажешь, не захочешь — ну и на хуй. Папашина бывшая расплылась в довольной улыбке. — Ты почему-то думаешь, будто я делаю что-то ради кого-то другого. А на самом деле все гораздо проще. Я развлекаю себя, а не кого-то еще. Потому что у меня в первую очередь есть я сама, — доверительно сообщила она, слегка подавшись вперед. — Кто позаботится о моем досуге, как не я? Хэ Чэн, чуть было не ляпнул Хуа Би. Вовремя остановился. У нее и так уже какая-то нездоровая фиксация на том, как я о нем вспоминаю. Как будто это я с ним трахаюсь. Бр-р-р, бля. — А что, той заботы, что есть, не хватает? — поддел он без имен. Цзянь Мэйлинь покачала головой все с той же усмешкой. Сказала, поглядывая в сторону двери: да, видимо, не хватает. Было ясно, что она вот-вот уйдет, и Хуа Би даже не знал, чего ему хочется больше: чтобы это все-таки случилось и она скорее свалила из его спальни, или чтобы оставалась здесь подольше. Было бы, конечно, весело, если бы осталась. Только зачем? Что еще с ней можно сделать, не становясь при этом поперек пути Хэ Чэну? Достать хер и подрочить при ней? Попросить постоять под дверью ванной, пока я буду там наяривать? Выбирать ему не пришлось: она легко потянулась в кресле, склонила голову, потрогала пальцем под нижней губой и сказала: — С тобой было очень занимательно. Но всему есть свой предел. Я бы тебе так твой показал, подумал Хуа Би, оскалившись. У тебя бы обезвоживание было. — Не смею больше тебя задерживать, — сказала она, поднимаясь. — Думаю, меня не было достаточно долго. Пора бы уже и мне в постель. Да-а-а, подумал Хуа Би, тебе пора. Я бы тебя так уложил, что ты бы еще просила. Он тоже поднялся, лениво и нехотя. Правила приличия обязывали провожать гостей, но правила Хуа Би ебал в хвост и в гриву. А вот возможность еще разочек заценить вид сзади интересовала уже больше. — Рубашка, — напомнил он, глядя, как она и в самом деле собирается на выход. — Ах да, — протянула она, указывая пальцем в сторону Хуа Би с одобрением, — у меня ведь есть отличный повод. Какой повод, подумал Хуа Би. Ты что, уже накидалась? Тебя всего с двух бокалов уносит? Или сколько ты там выпила. А хотя сколько бы ни выпила, все равно недостаточно для того, чтобы остаться у меня в постели. И главное, что для этого недостаточно выпил и я сам. И надеюсь, никогда не выпью столько, чтобы это превратилось из желания в намерение. Пока все остальное время ты проводишь в постели Хэ Чэна. Или хотя бы бываешь там периодически. А даже если перестанешь там бывать, мне что, за ним подбирать, что ли? Выебать папашину бывшую, из-за которой он ушел из семьи — это одно. Ебать бывшую Хэ Чэна — это совсем другое. Тьфу, блядь. Цзянь Мэйлинь остановилась у порога, прижимая к себе аккуратно сложенную рубашку, и сказала, бросая на него красноречивый взгляд: спасибо за беседу. Доброй ночи. Хуечи, подумал Хуа Би, с досадой глядя на закрывшуюся дверь. Поправил трусы под штанами. Обернулся к балкону, недовольно цокнул и потянулся за телефоном, чтобы набрать пиздюка. Пиздюк ответил на втором гудке. Голос у него был ровный, не запыхавшийся, но восторженный. — Сворачивайте лавочку, — велел Хуа Би, заглядывая себе в штаны за ремень. — Мамаша возвращается. — А, о, да! — протараторил пиздюк на одном дыхании, — круто, спасибо! А то мы как раз думали, может, еще разок… — Так, — перебил Хуа Би, и одновременно с этим пиздюк охнул, будто кто-то резко ткнул его под ребра, — избавь меня от подробностей. — А между прочим, мы уже ДВА РАЗА!.. — воодушевленно прошипел пиздюк сквозь помехи. Хуа Би тут же четко представил, как дружок вырывает у него из рук мобильный, и против воли хмыкнул. — Спать ложись, — сказал он мрачно, щелкая ушком еще одной банки пива. — Спермотоксикоз малолетний. Завтра математика. И утреннюю зарядку никто не отменял. — Неа, — ответил пиздючонок беззаботно, — ты мне не испортишь настроение! Все, Цю Гэ, спокойной ночи! Дохуя вы с мамашей вежливые, подумал Хуа Би, засовывая телефон в карман. Ну и хер с вами. Зато если тебя прикончат, ты хотя бы не откинешься неебаным. Пусть хоть кто-то в этом дом трахается с тем, с кем хочет. Радуйся, везунчик, что тебе такое перепало, потому что перепадает это далеко не всем. Вечер оставил после себя неприятное тянущее чувство, которое хотелось запить или заесть, но голодным Хуа Би себя не чувствовал. По крайней мере в том смысле, что могли предложить ему в этом доме. А хотя… Хэ Чэн, конечно, ничего не воровал конкретно у него, но почему-то то, как все сложилось, заставляло думать, что за Хэ Чэном остался должок. Сам велит не развлекаться с персоналом, но ему и не надо, потому что ему есть с кем поразвлечься. Так что, может, и не будет большого шума, если сделать все по уму. Хуа Би нажал на кнопку вызова персонала, оставил дверь приоткрытой и вернулся в кресло на балконе. Крикнул: да! в ответ на деликатный стук. Выглянул обратно в комнату. Девчонка в униформе приоткрыла дверь сильнее, заглянула внутрь и застыла на пороге, сложив руки за спиной. Может, это даже та же, что была тогда в коридоре. Фирменная юбка целомудренно прикрывает колени. Свежая, идеально выглаженная блузка заправлена внутрь, подчеркивая узкую талию. За ее спиной виднелась тележка. Подготовилась, подумал Хуа Би, предусмотрительная. Только ни мне, ни моей гостье уже добавка не понадобится. А вообще-то моей гостьей можешь стать и ты. — Проходи, — он приглашающе взмахнул рукой, — никаких добавок. Все, с вином тут все. Спасибо. Убери. — Как пожелаете, А Цю, — сказала она вежливо, покорно склоняя голову. Блузка у нее собралась складкой под высокой грудью. Вот так и продолжай, подумал Хуа Би, чувствуя, как в штанах опять начинает горячо тянуть. Как я пожелаю, так и делай. И все сегодня у всех будет хорошо. Да же? Он проследил, все так же развалившись в кресле, как девчонка убрала бокал с остатками вина у самой ножки, вернула на тележку бутылку, протерла столик салфеткой из мягкой ткани. Замерла в проходе между балконом и комнатой, спросила с нейтральной улыбкой: желаете еще пива? Была не была, подумал Хуа Би. Медленно покачал головой, слегка усмехнувшись, и пробежался по ней взглядом сверху вниз. Сказал нарочно негромко, так, чтобы ей пришлось не только прислушиваться, а и смотреть ему буквально в рот: — Я желаю. Но не пива. В глазах у нее мелькнуло что-то темное, но уже через секунду от этого не осталось и следа, и ее приятное лицо сохранило привычное фирменное отстраненное выражение. — Снеки? — Дело к ночи, — сказал Хуа Би вкрадчиво, замечая, как у нее тяжелеет взгляд. Ухмыльнулся одной стороной рта. — Очень скоро все улягутся спать. И мы с тобой можем. Только не спать. Да? — Принести вам еще чего-нибудь? — спросила она ровно, силясь оставаться невозмутимой. — Я знаю, что вам нельзя, — заверил Хуа Би, понижая голос еще сильнее. — Но никто ни о чем не узнает. — Заменить эти банки холодными? — она аккуратно указала рукой на жестянки пива, стоящие на столе. Глаза держала широко открытыми, и улыбку обозначала намеком, как и все остальные девчонки в доме, стоило их спросить о чем-то личном. Например, не оставят ли они свой номерок. Я бы посмотрел, как их этому учат. — Я тебя не обижу, — пообещал Хуа Би, поднимаясь. Шагнул вперед. Девчонка тут же шагнула назад, сохраняя между ними прежнее расстояние. — Возможно, вы хотели бы поужинать? Хуа Би уперся плечом в створку двери и сунул руки в карманы. Добавил, не отрывая от нее глаз: — Уйти сможешь, когда захочешь. Никакого насилия. Все по обоюдному согласию. — Сожалею, — проговорила девчонка дрогнувшим голосом, — я не могу вам помочь. Если здесь от меня больше ничего не требуется, я должна покинуть вашу комнату. Хера с два еще и ты меня прокидаешь, подумал Хуа Би, подступая к ней ближе. На мне что, клеймо какое-то стоит, от которого бабы меня хотят, но не дают? — Эй, — сказал он так многообещающе, как только мог, — мы никому не скажем. И только в эту секунду ее фирменно-нейтральное выражение лица дало трещину. Она шумно выдохнула, окинула его голодным взглядом и быстро сказала с сожалением: — Я не могу не сказать. Иначе это будет стоить мне работы. А у меня больной отец. Твою мать, подумал Хуа Би, скрипнув зубами, я хоть кому-нибудь сегодня смогу присунуть? Он представил на секунду, как все-таки уламывает ее, а в процессе вспоминает про ее больного отца. Или, что было бы еще хуже, как в процессе об этом вспомнила бы она сама. Вздохнул. — Ладно, — сдался он, подмигивая ей, чтобы не ударить в грязь лицом окончательно. — Свободна. Не будем запарывать ничьи жизни, да? — Спасибо, — шепнула она, снова возвращая на лицо ровную доброжелательность. — Доброй ночи. Хуеброй, подумал Хуа Би. Ответил, легко кивая: давай. Остатки пива он опрокинул в себя одним махом. Оно уже слегка подвыдохлось и было неприятно теплым. Все-таки стоило взять у девчонки хотя бы холодные банки вместо уже нагретых. Раз уж больше мне никто сегодня в этом доме ничего не дает. А вообще на что можно было рассчитывать? В этом-то доме, и действительно. Было же и так понятно, что мне не перепадет ни так, ни эдак. Вся обслуга Хэ Чэна то ли боится, то ли уважает, а скорее и то, и другое вместе, так что против его слова не пойдет никто. А то, что трахать их с папашей общую девицу мне было нельзя, стало ясно задолго до сегодняшнего вечера. Это все пиздюк виноват, подумал Хуа Би с досадой. Что, наебался, а теперь небось сопишь там у себя в кроватке на приличном расстоянии от своего дружка, чтобы мамаша ничего не заподозрила? Меня, главное, от поебушек оторвал своими просьбами, сам довольным остался, а мне теперь тут торчи. Дрочи. Сука, подумал он, откупоривая новую банку, даже пиздюк дрочил не в одиночку. Или что они там делали. А я должен сам справляться. Позорище. А хотя почему это я должен? Хуа Би поднялся, не выпуская из руки пиво, закрыл балкон, сгреб с тумбочки ключи. Поднял руку, понюхал подмышку. Годится. На душ время тратить незачем. Хэ Чэну напишу уже из бара, подумал он, сбегая вниз по лестнице. Ему сейчас вообще скорее всего не до меня. Они там с его дамочкой небось дожидаются, пока пиздюки у нее в соседней комнате затихнут, чтобы она могла без опасений ускользнуть и раздвинуть ноги где-нибудь в другом месте. Интересно, они у него в спальне ебутся или в какой-то из свободных? На хуй, сказал себе Хуа Би с нажимом. Меня не касается. Пусть хоть на веранде и вприпрыжку. След от этой мысли еще не успел затереться другими, когда он и в самом деле наткнулся на веранде на Хэ Чэна. Хуа Би сдержал рвущийся наружу гогот в самый последний момент. Хэ Чэн сидел в одном из кресел, похожих на то, в котором сидел пару минут назад сам Хуа Би. В руке у него поблескивал грубый рокс с толстым дном — виски осталось уже на самом дне. Он смотрел куда-то в темноту, неподвижно и мрачно, и сам похожий на сгусток глубокой темноты. На звук он обернулся медленно, как будто неохотно, и неторопливо окинул Хуа Би острым взглядом с ног до головы. И кивнул своим мыслям, встретившись с ним глазами, будто подтверждая какие-то очевидные выводы. Вернулся к созерцанию темноты. А не пойти ли бы к хуям вам всем, подумал Хуа Би с неожиданным приступом злости. Что-то все вокруг такие умные, что постоянно делают какие-то выводы, а сами при этом не замечают главного. Белобрысая эта ходит корчит из себя не пойми кого, а что у ее драгоценного сыночки стоит на его лучшего друга, что-то заметить не соизволила. Хэ Чэн вот что-то там себе заметил, а то, что его бабенка рада бы прыгнуть ко мне в койку, тоже каким-то образом упускает. А дураком себя все равно почему-то чувствую я. В пизду все это. Я по-хорошему вообще во всем этом не должен был разбираться. У меня в жизни всегда все просто, проще некуда. Пора бы откатить все до привычных позиций. — Я в город, — сухо известил Хуа Би, прихлебывая пиво. — Я вижу, — спокойно ответил Хэ Чэн. — Осторожно сегодня. Ты мне завтра будешь нужен. К девяти подъедешь к офису. — Я тебе постоянно нужен, — буркнул Хуа Би, глядя на время. — Это так, — ровно подтвердил Хэ Чэн. Хуа Би вздохнул. — Ладно. До девяти успею проспаться. Хэ Чэн снова скосил глаза в его сторону. Спросил, поднося ко рту стакан: — Мне нужно тебе напоминать, что Цзянь И все еще нуждается в сопровождении? — А знаешь что, — вскинулся Хуа Би, — а пусть его завтра отвезет Пэй Чжу. И его, и дружка его. А то я что-то уже заебался от общения с папашиным наследием. У меня уже сколько выходных не было? Хэ Чэн качнул стаканом. Неторопливо потер пальцами лоб. — Господин Цзянь настаивал на том, чтобы охраной занимался именно ты. А ты с каких пор стал так строго придерживаться каждого папашиного указания, хотел было спросить Хуа Би. С тех самых, как впервые натянул его бывшую? Или такого запрета батя просто не озвучил, вот ты и воспользовался случаем, а в остальном ты ебать какой верный? — Если у него будут претензии, я с ним сам поговорю, — отрезал Хуа Би, снова прикладываясь к банке. — Серьезно, Хэ Чэн, я заебался. Если хочешь, я позвоню ему прямо сейчас. Скажу, что беру отгул хотя бы на ночь. Ничего с его пизденышем не случится за один раз. А мне можно хотя бы потрахаться по-человечески? Разочек, блядь. Или парочку. А то у меня тут некого нагнуть, когда захочется, ты же в курсе? Конечно, блядь, ты в курсе, это же твой дом. И правила твои. И меня что-то никто не спрашивал, хочу я сюда переезжать вообще или нет. Хуа Би остановился, чтобы отдышаться. Допил пиво в пару мощных глотков. Вытер рот запястьем. Хэ Чэн медленно и тяжело моргнул. Опрокинул остатки виски в рот залпом. Покачал пустой стакан в руке и тихо сказал, потирая большим пальцем гладкий переход между толстым дном и тонкой стенкой: — Отдыхай. Со школой разберемся. Но в девять чтобы был. С выезда я тебя снять не могу. Там я без тебя не обойдусь. Ты это знаешь. Хуа Би почесал нос и грубовато кивнул. Подумал: знаю. И даже помню, как ты сказал мне однажды вот так же тихо: у меня за спиной или ты, или никого. Нормально же все было. Пока не появилась баба. Так, сказал себе Хуа Би, наклоняясь, чтобы поставить пустую банку рядом со стулом Хэ Чэна. Мне и правда нужен выходной. И наебаться до пустых яиц. И тогда я, может, не буду бросаться на всех подряд. Или хотя бы на Хэ Чэна. Банка соприкоснулась с полом со звонким пустым звуком. Хэ Чэн все так же отстраненно рассматривал темноту. — Идет, — подытожил Хуа Би, доставая из кармана ключи. — К девяти буду. До завтра. — Хорошей ночи, — пожелал Хэ Чэн без лишних эмоций. — И тебе, — сказал Хуа Би, ухмыляясь. Проследил, чтобы ухмылка получилась не оскалом. Шагнул со ступеней вниз и пошел вперед, не оборачиваясь. Хэ Чэн-то, в конце концов, не назло мне стал ее поебывать, подумал он, заводя машину. Он так и сказал там, в раздевалке, что началось все у них практически с самого первого дня. Это просто я не замечал. Вот так-то, пиздюк, подумал Хуа Би, глядя в зеркало на пустое заднее сиденье. Отгул у меня, а радости и тебе перепадет. Сто процентов же поленится тренироваться утром без моего надзора. Ну ничего. У меня выходной, так что, может, и он свой заслужил. А от математики-то он все равно не отвертится. Как и я от выезда с Хэ Чэном. Видишь, пиздючонок, у всех у нас свои обязанности. Вырастешь — прибавятся еще. Кстати, об обязанностях, подумал Хуа Би, набирая номер собачьей няни. Нужно предупредить заранее. Пусть укатывает до того, как я вернусь из бара. Двойной тариф, опять же. Всем удобно. И за моральный ущерб доплачивать не придется, если я начну трахать гостью из бара еще в лифте и пронесу ее, не снимая с члена, прямо внутрь студии. В штанах сладко дернулось. Хуа Би хищно улыбнулся пустой дороге. Подумал: не вам же одним развлекаться. Пора и мне когда-нибудь опять.