Эксперимент

«Тебе же тоже это не нравится», — глубокомысленно сказал ему тогда Слава и дружески положил руку на плечо. Следовало бы Андрею знать, что идеи у него, ввиду его извечного желания превращать все простые решения в заковыристые и сложные, никогда не были слишком остроумными. Но он выглядел так важно и так многозначительно сиял на него голубыми глазами, что пришлось признать: смысл в этом был. Разве что звучало как-то сомнительно, но... разве теория не всегда была гораздо скучнее практики? Разве не отдавались самые Великие на волю Судьбы, когда не оставалось другого выхода? Как говорил Шерлок Холмс, «что-то там и чего-то там, и самое глупое предположение может оказаться правдой». Ну, или около того. В общем, примерно поэтому Андрей минутами ранее сбавил скорость, отъехал к обочине и теперь смотрел на Славу — и размышлял. — Понимаешь, это как-то странно... — наконец протянул он и поскрёб подбородок. — Странно то, что эти люди вообще думают о нас в таком ключе, сам подумай, — возмущённо сказал Славка в ответ. — И ты думаешь, что это может решить проблему? В конце концов, мы же просто не замечаем всяких... Ну... — Андрей замялся и внезапно понял, что действительно никогда не осознавал своих в известной степени доверительных отношений с этим неугомонным Славкой в полной мере. Ведь он не мог посмотреть на себя со стороны беспристрастно, узнать, какой у него с ним становится взгляд или мимика, — а зрители могли. Он откинулся на мягкую спинку и долго всматривался, ничего не замечая вокруг, в Славино правильное лицо, думая о возможности своего влечения к нему. Но ведь не было такой вероятности, ни в одной из ситуаций! Он бы никогда о таком и не стал размышлять, если бы не безграничные возможности современных технологий — и сомнительные рекомендации в соцсетях. — А тебе не стрёмно, Слав? — в итоге сказал он, уже зная ответ. Слава понурил голову. — Ты прав. Даже представить сложно. Но ты только подумай — один раз, и всё встанет на свои места! — Но целоваться? А как же... У него не было аргументов. Не потому, что он хотел целоваться со Славой, упаси Боже, не потому, что ему было что скрывать. Просто... ну, это ведь так нелепо? И так неприятно, если уж на то пошло. В голове калейдоскопом пробежали все те моменты с концертов, когда зал безжалостно требовал одного и скандировал «Горько!», а им было просто... весело. И неловко чуток. И совсем-совсем не гадко. Слава сказал, что, если убедиться раз и навсегда, у них и в головах всё прояснится. Убедиться самим — значит убедить остальных — вот в чём заключалась простая, как кусок хозяйственного мыла, и надёжная (как швейцарские часы, конечно же), формула Великого плана. Совершался он с учётом и расчётом на то, что друзей целовать должно быть несложно. И правда — один раз и готово. И никаких чувств в этом быть не может, и никаких потом... видео. Потому что, если не получается прямо, нужно действовать от противного, правда? Не то чтобы Слава был ему противен, кстати. — Ладно, — в итоге сдался он, предварительно оглядевшись, чтобы с дороги никто ничего не увидел. Благо, конечно, стёкла затонированные, но мало ли что? Это ведь очень ответственно! Слава почти что довольно к нему потянулся. Без слов. Но Андрей не мог на него даже взглянуть... В конце концов, на нём была совершенно дурацкая шапка. Совсем ему не шла — а ведь шапку нужно подбирать со вку... Он взял себя в руки, перестал думать о ерунде и всё же признался себе, что собирается целовать мужчину. Мужчину! О чём он только думал? Но Слава был так далеко и так близко — тоже что-то пытался предпринимать, только было очевидно, что план пугал его не меньше, потому что смотреть в лицо он решительно избегал и нижняя губа его была изрядно истрёпана зубами от волнения. И всё же — мужчину? Как он до этого докатился? Ему не слишком нравилась эта идея. Ему никогда не приходили в голову подобные мысли. А Слава, пусть был очень красивый, пусть так был ему близок, — Слава был самый настоящий мужчина, высокий, выше его самого, с мужским голосом и мужскими руками. Которые так неуверенно сжимали ему запястье. — Слав... Но это же сумасшествие, ты не видишь? — испуганным шёпотом сказал Андрей, хотя потребности в тишине ни у кого не было. Никто не мог их услышать. Слава не ответил. Усмехнулся, только как-то необычно, бархатно, словно не это хотел сделать, и прищурил глаза. — У нас же и так ничего нет с тобой, ну? — Рожков, я тебя люблю, вообще-то... — тут же с кошачьим довольством протянул Славка, только на его шутку среагировать не получилось. «Я тебя тоже», — молча. Но они умели друг друга понять. И не в этом было дело, ведь это правда, что тут скроешь? О любви нужно говорить, о любви любой: и дружеской, и романтической, и семейной, и какая там ещё бывает. Но суть-то в чём... — А нас с тобой по-другому интерпретируют. — Это уже контраргументы. — И мы должны сделать так, чтобы не было предпосылок... — А может, ну его? Делают и делают свои видео, а? Слава оскорблённо взвился и тут же побеждённо опустил руки, но вдруг радостно в следующую же секунду ответил, хитрым прищуром выдавая с головой весь свой скептичный и, тем не менее, бесконечно преданный делу настрой: — Тебе пятьдесят лет, а маленькие, возможно, девочки представляют, как ты меня... — Всё, всё, хватит! — мигом всполошился Андрей, зная, как коварен бывает его дорогой и неповторимый друг. Чистый кот. Ну и ладно. Ну и пожалуйста! Он положил руку Славе на шею (что было трудно в связи с присутствием на вышеупомянутом дутой куртки) и подтянулся к нему ближе, стараясь не отводить взгляда — ведь кто отводит взгляд, когда всё хорошо? А всё было хорошо. Он не должен был волноваться. Славка сосредоточенно сдвинул брови. Он представлял собой живое воплощение усердия — и это было бы, пожалуй, даже мило, если бы контекст подходил для подобных эпитетов. Под пальцами он чувствовал Славкины волосы и тоненькую цепочку от крестика. От крестика, вот ирония! Чувствовал и то, как Славка дышит, внезапно понимая, что никогда раньше не обращал на это внимание; слышал лёгкий шум дороги за окном машины и своё сердцебиение. И удивительно это было. Он знал Славу чёрт знает сколько лет и ни разу даже мысли не пропустил о том, чтобы вот так взять и прижаться к нему губами. Славка попробовал неловко к нему наклониться, но не выдержал — остановился и жадно порыскал глазами по разным частям его лица, лишь бы не смотреть в упор. Андрей перебирал пальцами его цепочку, думая о том, как в Славкиной гениальной голове проходил этот мудрёный мыслительный процесс, а потом медленно, точно по какому-то наитию, поднял вторую руку и, вспоминая весь свой опыт с женщинами, погладил его по щеке. За пятьдесят лет он давно научился целоваться, что за шутки происходят сейчас? Гладкая Славкина щека под пальцами... Но он тоже не смог. Ну что такого в этом, правда? Так абсурдно, но так сложно — и так жестоко и с такой горячностью в нём вскипал азарт вперемешку с чем-то глубоко личным, чему нельзя было пока что дать верное слово. — Не могу, — коротко и ясно сообщил он, наконец отпуская его шею — горячую, жаркую; шею, в которой пульс стучал так часто, что становилось за него страшно. Слава вздохнул. И, точно прыгнул куда-то, — прижался к его щеке губами. Совсем мягко. И даже не в губы. Андрей вздохнул. Точно мальчишка, он испугался того, как неоднозначно это было. Ведь ему, по существу, очень нравился Славка: как друг, как напарник и коллега, как лучший товарищ, как кто-то неотъемлемый, как доктор Ватсон для мистера Шерлока Холмса, он был нужен ему во всём — а натура его терпеливо чему-то противилась, будто дело было совсем не в нём самом, но в чём-то незримом. От щекам к шее побежала подкожная дрожь и скрылась где-то в груди, оставив чувство тёплое и щемящее, виноватое чувство — неправильное. Он медленно стянул с него глупую шапку, зарылся пальцами в волосы. Слава всегда был смелый. Такой красивый, такой хорошенький, такой, который даже на руках женщин обычно не носит, а всё равно ужасно смелый. Андрей, зажмурив глаза так крепко, что голова затрещала, нашёл губами его губы и осторожно коснулся, проверяя что-то. И таким необычайным, таким непривычным это казалось, и таким уже неважным показался Екатеринбург снаружи этой машины, и репетиция, на которую они уже почти опоздали, и даже весь тот их странный полусерьёзный разговор. Он застыл, не в силах продолжить, но и не имея возможности отстраниться. Внутри, под рёбрами, крепко завязался узел — и Андрей, вопреки всем фактам против, знал, что он скрепил собой две важные части чего-то целого и никогда уже нельзя допустить, чтобы он распался. А Слава ждал. Потом вдруг схватил его за ворот под расстегнутой курткой, скомкал и подтянул к себе, точно высмотрел это где-то в фильме и теперь решился воплотить в жизнь. У него были страшно мягкие губы. И сильные руки, что стискивали его кофту так доверчиво и неосознанно — замечательный контраст! Уже позабылось, что Слава мужчина и что это всё имеет какую-то практическую цель. Он даже не целовал его полноценно, не целовал его, как целуешь возлюбленную женщину, и совсем это не было похоже на поцелуи с ними. Лишь только — как будто ты снова мальчик и снова пальцы трясутся, точно выплясывают чечётку, и что-то волшебное, остро живое теплится в воздухе. Это что-то заплыло в горло, осело там и с обволакивающим привкусом, будто рассасываешь между языком и нёбом мятную леденечную таблетку, размыло все чувства напрочь. Он больше не знал, целовался ли только что со Славой или это был кто-то подменный, видел только глаза с печальной поволокой напротив своих глаз — но через миг видение испарилось и рядом с ним вновь сидел его лучший друг, по-кошачьи облизывающий губы. Ничего не скажешь, да? — Вот тебе и номер. Андрей кивнул. И прикинул, что никогда ещё так по полной в своих номерах не импровизировал. Да что там! Номера не было и в помине всего-то с десяток минут назад. А теперь есть и номер, и зал, и аплодисменты имеются даже. — Тебе бы гигиеничку, что ли, Андрей, — некоторое время спустя прошелестел Слава, вздохнув. — Ну и кто так чувственные разговоры начинает? — усмехнулся он в ответ и помедлил. — Но, Слава... — М? — Мне кажется, это немного не так работает. У нас, кажется, не сработало. Славик ярко загорелся щеками, тихонько хохотнул и сказал, что каждый имеет право на ошибку. На ошибку, понимаешь ли! А Андрей прикрыл на секунду глаза, ещё чуть-чуть позволяя себе насладиться густотой и пушистостью (после шапки) Славкиных волос, а затем, коснувшись на мгновение цепочки своего собственного крестика и приведя дыхание в норму, положил руки на руль. Вырулил с обочины, покатил по дороге... и всё никак не уходило это дурацкое чувство незавершённости. С правого бока доносилось вдумчивое сопение. — А знаешь, Андрей... — спустя пару сотен метров пути начал он. — Пускай они и правда делают, что хотят. Ничего плохого ведь в этом нет? Андрей повернул голову, вглядываясь в его лицо в поисках сожаления о содеянном, но вскоре удовлетворённо улыбнулся. — Да, — просто согласился он, и в груди предательски потеплело, когда Слава в ответ погладил его по коленке.