Монохром

      Цвета размытые, словно слишком разбавленная акварель; блеклые, водянистые.       Такемичи движением ресниц стряхивает с глаз соленую влагу, и ей требуется несколько минут, чтобы выровнять дыхание.       Очередной удар, прилетевший ей накануне в живот, казался смертельным. Занесенный мощный кулак того бугая, отправивший ее в такой обидный, но вполне ожидаемый нокаут, мог бы стать последним, что она видела в жизни.       Такемичи поморщилась и глухо застонала, хватаясь за диафрагму, когда попробовала сесть. Получилось со второй попытки.       Эфирный шум забил уши и теперь гудел в голове противным писком, причиняя почти нестерпимую боль.       Такемичи свесила ноги с кровати, с трудом уперевшись острыми локтями в коленки, она потерла глаза и застонала снова, когда палец задел разбитую губу.       Досада слетела из приоткрытого рта свистящим выдохом, и тоскливая мысль о том, что так жить нельзя, робко постучалась о подкорку.       Она и так похожа на мальчишку, — все в Свастонах уверены, что у Такемичи Ханагаки яиц хоть и нет, но в свидетельстве о рождении черным по белому прописано, что родилась она мальчишкой, — а теперь и выглядит как самый последний гопарь.       Мальчик для битья, скорее уж.       Цветная полоска перед глазами снова смазалась, стоило Такемичи неловко шевельнуться: в безуспешной попытке подняться на ноги она потерпела очередное поражение. Звон в ушах запищал с новой силой. Захотелось рухнуть на кровать, зарыться с головой в одеяло и забить на любой исход будущего.       Монохром — без вариантов.       Но то ли виной всему ее врожденное упрямство, то ли подростковое желание доказать там что-то кому-то — Такемичи продолжала сидеть, пытаясь взять под контроль дыхание. Уж дышать-то можно не через боль!       А жить?       Нет, жизнь всегда была болью. Не только у нее, а вообще — в принципе. Это ведь так естественно бороться, проходить через трудности, приобретать и терять, надеяться и верить — до последнего верить, что хоть одна твоя мечта все же сможет осуществиться.       Как жаль, что у Такемичи мечты никакой не было. До того дня, когда она услышала в утренних новостях о смерти единственной подруги.       Новость окутала ее плотным коконом, заставив потеряться в секундах, а потом с сожалением понять, что в душе не было никакого отклика. Легкая грусть, положенная случаю, скорбь, продлившаяся от силы пару минут.       Двенадцать лет ведь прошло… За это время люди становятся чужими, и былое меркнет, теряется за пестротой новых красок, оставляя лишь сожаление о чем-то непонятном.       Ночную тишину нарушил звонок старенького сотового. Такемичи вздрогнула, подняла голову и не сразу отыскала взглядом, где оставила вчера телефон.       По счастью, прямо у подушки, но дотянуться до него, а уж тем более поднести к уху, сейчас казалось непосильной задачкой.       Мельком глянув на имя, высветившиеся на экране, Такемичи приняла вызов. — Йоу, Такемучи, ты там как, живой? — услышала она до неприличия бодрый голос Манджиро. — В три часа ночи? Едва ли, — без охоты откликнулась Такемичи.       В первую их памятную встречу лидер Тосвы принял ее за парня. Не удивительно, какой девчонке придет в голову лезть в мужскую драку? Майки хотел с ней дружить, и Такемичи не видела объективных причин отказаться от столь сомнительной чести. Собственно, у нее и выбора-то и не было.       Быть другом Манджиро Сано: привилегия или проклятие? Вначале казалось, что первое, кто в здравом уме откажется от общения с такой яркой, харизматичной персоной? К тому же, когда твоя мечта неразрывно связана именно с этим человеком.       Но вот сейчас, когда краски поблекли, и никакое будущее уже не казалось достойным таких страданий, Такемичи начала думать, что второй вариант был все-таки правильным ответом. Что ж, в тестах ей никогда не везло.       В Тосву не принимали девушек — негласное правило, табу. И узнай Майки, что среди рядов его верных хулиганов затесался кто-то настолько неправильный… А что бы он сделал?       Такемичи представила, как ее с позором изгоняют, обрывают всякое общение и… Собственно на этом можно было счесть ее миссию по спасению будущего полностью проваленной. Поэтому она и терпела, превозмогала и все ждала, какая именно драка станет для нее последней, чей же кулак добьет ее окончательно. — Разве уже три? — удивленно переспросил Майки. В трубке ненадолго повисло молчание. — Ага, — подтвердила Такемичи. — Что-то случилось? — Случилось! Бензин закончился, а Кенчик трубку не берет. — Хреново, — все, на что хватило Такемичи в этот момент. — Я тут недалеко от твоего дома, так что жди.       В трубке раздались короткие гудки. Такемичи рассеянно опустила телефон, еще какое-то время смотря на горящий слишком ярко, непривычно маленький экран. Свет больно резанул по глазам, и в них снова скопились слезы.       С трудом поднявшись с постели, Такемичи отправилась в ванную, чтобы хоть немного привести себя в порядок.       В этом был весь Манджиро: непосредственный, словно ребенок, и в духе избалованных деток — беспардонный. Видимо, он считал вполне приемлемым завалиться вот так к кому-то в гости, не спрашивая на то разрешения. Время суток значения не играло.       Ну, а действительно, к кому ему было идти? Разве что к Дракену, ведь остальные его приятели жили с родителями, и вряд ли бы те обрадовались позднему визитеру — достаточно было и того, что по вине Манджиро их драгоценные сынки вечно приходят домой побитые и чумазые.       Это Такемичи жила, считай, что одна: отец ушел к другой женщине, когда ей было три, а мать вкалывала на трех работах, и сейчас очередная отправила ее в длительную командировку на север страны.       Звонок в дверь был, скорее, данью уважения, потому что дверная ручка тут же дернулась, и дверь отворилась, впуская внутрь позднего гостя.       Такемичи не знала: ругать себя или наоборот радоваться, что вчера ей не хватило сил запереть дверь.       Она вышла в неосвещенный коридор и вымученно оглядела Майки с ног до головы. — Не спится? — с намеком на веселье поинтересовалась она. — Тебе, как вижу, тоже? — в тон ей откликнулся Майки. Он поднял пакет, который держал в руках и красноречиво потряс. — Я таяки принес. Надеюсь, ты голоден.       У Такемичи ничего и не водилось в доме, кроме лапши быстрого приготовления, так что да, она была не против разбавить свой скудный рацион хоть чем-то не быстрорастворимым.       Когда ее «взрослое я» пребывало в теле шестнадцатилетней себя, Такемичи пыталась хоть как-то наладить быт: убраться, постирать, забить холодильник едой, писать рецепты простых блюд, заботливо прилепляя магнитиками к холодильнику. Но каждый раз по возвращении она обнаруживала, что все ее усилия оказывались тщетными: еда съедена подчистую, квартира похожа на сарай, в корзине для грязного белья скопилась уже внушительная стопка, а то, что не удалось затолкать, хаотичными пятнами было разбросано вокруг. — Выглядишь хреново, — констатировал Майки. Он по-хозяйски прошел на кухню, тут же распахивая холодильник. Кроме пары бутылок молока, да трехдневного батона там ничего и не было. Майки досадливо цокнул языком, тут же захлопывая дверцу. — Ты чем вообще питаешься? — недовольно поинтересовался он, оборачиваясь к Такемичи. В воспоминаниях, не принадлежащих первоначальной версии, мелькнули веселые посиделки с участием Чифую и ее гоп-приятелей по средней школе, благодаря которым она, собственно, и познакомилась с Майки. Теперь понятно, почему еда заканчивается так быстро… — Ночью? Ничем, — с намеком пробормотала она. Но Майки оказался глух к столь очевидному посылу. Нормальные люди спят по ночам, а с утра, чуть свет, спешат на работу: вкалывать на собственное беззаботное будущее. Но откуда же Майки было знать о таких житейских «мелочах».       Ему стало скучно, вот он и позвонил ей, и теперь Такемичи на правах верной шестерки должна развлекать своего горе-босса, пока не заснет прямо сидя за столом.       Если бы не было так откровенно хреново, то, может, она бы и обрадовалась хоть чьей-то компании. Особенно компании симпатичных молодых людей. Без сомнения, Манджиро Сано был красив, харизматичен: он обладал тем набором качеств, который привлекает молоденьких девушек, и те слетаются к нему, словно мотыльки к раскаленной лампе, ничуть не боясь сгореть.       Повзрослев, девушки выбирают кого-то, кто прилежно учился в школе, был зачуханным ботаником и не поднимал головы от учебников. Ведь такие ребята были надежны, с ними не страшно было строить семью, думать о будущем. Ведь что мог предложить вчерашний хулиган? — стройную линейку приводов в полицию, автоматически перечеркивающих любую вероятность устроиться на приличную, высокооплачиваемую работу, а еще смрадный душок из прошлого, который будет преследовать до конца жизни.       Такие ребята всегда плохо заканчивали. Либо их вербовали якудза, либо спивались. Вот он — бесцветный монохром во всей красе, к этому и добавить было нечего. — Прости за беспорядок, — зачем-то извинилась Такемичи и виновато улыбнулась, — но после вчерашнего у меня совсем нет сил убираться.       Майки взглянул на нее удивленно. В его вселенной такие мелочи, как бардак, не играли никакой роли. Ну, не прибранно, ну, валяются в раковине окровавленные ватки и пластыри — зачем за это просить прощения? — Да забей, — махнул рукой Майки, целиком и полностью оправдывая ожидания.       Такемичи включила чайник, но попытавшись дотянуться до чашек, стоящих на верхней полке, глухо застонала — боль резанула живот, заставив ее скукожиться. Возможно, она бы упала, если бы вовремя не схватилась за столешницу.       Майки поднял на нее взгляд, нахмурившись. Не говоря ни слова, он поднялся из-за стола, прошел к шкафчику и сам достал чашки. — Садись уж, сам все сделаю, — отрезал он. У Такемичи не было сил спорить, а уж играть роль гостеприимной хозяйки — и подавно. Хочет хозяйничать — и хрен с ним. — Мой дом в твоем полном распоряжении, — со смешком изрекла она, с трудом опускаясь на стул.       Майки широко улыбнулся, то ли польщенный разрешением, то ли лишним подтверждением высокого доверия к его персоне в жизни тех, кого он считал друзьями.       За те летние месяцы, что он знал Такемичи, она, без сомнения, упрочила свое положения в рядах Свастонов, стала важной составляющей любой потасовки. И их дружеских посиделок, разумеется.       Вечера, которые капитаны коротали в узком кругу за бессмысленным времяпрепровождением, всегда были радостным событием в повседневной жизни. Они могли кататься на байках, завалиться к кому-нибудь домой и всю ночь играть в приставку или смотреть фильмы.       Как-то очень быстро подобные сборища перекочевали в квартиру к Ханагаки, ведь с большой вероятностью, у нее не было никого дома, а значит, можно не спрашивать разрешения.       Что насчет этого думала сама Такемичи, никого, собственно, не волновало. А она сама редко являлась их непосредственным участником, вернее сказать, ее «взрослое я».       Чайник забурлил и характерно щелкнул, оповещая, что можно разливать кипяток по чашкам. — Там, на верхней полке стоит банка с кофе, — сказала Такемичи, — налей мне, пожалуйста.       Рядом с кофе обнаружился и чай, и упаковки с рисом — будет что поесть на завтрак.       Перед Такемичи была поставлена кружка, с дымящимся, ароматным напитком, и она с удовольствием сделала глоток.       Кипяток приятно обжег пищевод, и Такемичи зажмурилась, вдохнув в себя горьковатый аромат крепкого кофе. — Спать ты не собираешься? — ехидно уточнил Майки, наблюдая, как она жадно припала к кружке.       Такемичи подняла на него красноречивый взгляд, намекающий, что вообще-то он виноват в том, что ей приходится прибегать к таким методам, вместо того чтобы зализывать боевые раны. — А кто, интересно, виноват в моей бессоннице? — просто ответила она, не сразу сообразив, как двояко прозвучала эта фраза. О нет, это был не флирт — упаси боже! Но Такемичи все равно не смогла сдержать усмешку. Майки так и не понял, что именно ее позабавило. — Эй, тебе жить надоело? — понизив голос, в шутку спросил он. — Бывает временами, — не поддержала она его веселья. Горестный вздох, сорвавшийся с губ, был слишком натуральным, чтобы не поверить в то, что Ханагаки была серьезна. Повисла неуютная тишина. Угомонившийся писк в голове с приходом Сано, снова противненько зазвенел, заставив поморщиться. — Скажи, Манджиро, а почему в банды не принимают девушек? — ляпнула Такемичи первое, что пришло на ум, дабы сгладить неловкое молчание. — А? — обалдело уставился на нее Майки. Будто она спросила, почему небо голубое. Да потому что это просто так есть! — Это же очевидно! — Ну ладно, — не стала настаивать она.       Девчонки слабее физически. Девчонки не предназначены для драк и не должны поднимать ничего тяжелее пакета с продуктами. Девчонки должны быть милыми и добрыми, теми, рядом с кем хочется быть сильнее и лучше.       Видимо, Такемичи и правда не девчонка.       Она рассеянно потерла живот, где все еще тупо пульсировала скопившаяся боль, и с тоской подумала, что, наверное, после таких побоев, ей точно никогда не стать матерью. Каждый день она жертвует своим будущим, надеждами на нормальную жизнь, чтобы сберечь тех, кто никогда не будет воспринимать ее всерьез. Кто никогда не посмотрит на нее, как на равную.       Дракен был благодарен Такемичи за спасение, Манджиро видел в ней тень своего погибшего брата. Другие просто воспринимали как собачонку, вечно таскающуюся за главой и его заместителем.       Такемичи любила этих ребят, конечно же; как их можно было не любить, когда ради них, ради их счастливого будущего она каждый раз терпела боль, но было так горько, так обидно знать, что когда правда о ней выплывет наружу, — по закону жанра, в самый неподходящий для этого момент, — то она потеряет их. Они отвернутся от нее. — Ты это… иди спать, наверное, — сказала Такемичи, не поднимая взгляд от сцепленных на теплых боках кружки рук. — Ага, пожалуй, и правда надо поспать, — согласился с ней Майки. — Если надо в душ, то чистые полотенца лежат под раковиной. — Угу, — буркнул Сано, выходя из кухни и действительно отправляясь в ванную. Дверь за ним хлопнула, и Такемичи осталась на кухне одна.       Напротив все еще стояла чашка, из которой пил Майки. Вокруг были разбросаны крошки. Такемичи подумала, что надо прибраться, но стоило ей пошевелиться, как нестерпимая боль снова ударила ее изнутри, вынуждая остаться на месте и обессиленно откинуться на спинку стула.       Часы, висящие на стене, мирно тикали. Большая стрелка подходила к «9». Почти четыре утра. Есть ли уже смысл пытаться поспать? — Слышь, Такемучи, — из темноты коридора выплыл Майки. Мокрые волосы, не стянутые резинкой, свободно падали на лоб. Кончики блестели от влаги в искусственном свету. На Манджиро было лишь одно полотенце, не сильно затянутое на бедрах, кстати.       Такемичи тупо уставилась на него, как рыбка, выброшенная на берег, открывая и закрывая рот. Это, черт подери, неприлично разгуливать в таком виде в чужом доме. Это хамство, появляться в таком виде перед молоденькой девушкой!       О, конечно, он же не знает, так что все нормально. Такемичи поджала губы, постаравшись придать лицу как можно более беззаботное выражение. Что она, право, голых парней не видела? Конечно, это было неуважение с ее стороны пялиться на Майки, когда сам он думал, что предстает в таком виде перед другом мужского пола, поэтому она приложила максимум сил, чтобы не опускать взгляд ниже его плеч. — Чего? — не слишком вежливо откликнулась она. — Хина у тебя ночует, что ли?       Такемичи не сразу сообразила, о чем ее спрашивали. — Бывает иногда, — равнодушно бросила она, но тут же замерла, осознав, в чем был истинный смысл вопроса. — О… — многозначительно протянул Майки. Как ни в чем не бывало он прошел в кухню и допил остатки уже остывшего чая из своей кружки.       Такемичи сглотнула, наблюдая как дернулся его кадык. Во рту вдруг пересохло и пальцы предательски дрогнули.       Черт, соберись, дура! Как ты можешь думать о чем-то столь неправильном, когда ты тут сидишь вся разбитая — ни один парень, если он не конченный извращенец, даже не взглянет в твою сторону. — Это не то, о чем ты подумал, — пошла она на попятную. Какая банальная, заезженная фраза. Такемичи была разочарована самой собой. — Нет, конечно, она приходит в гости, но ничего больше этого. Мы друзья. — Понял-понял. Расслабься, — расплылся в улыбке Майки.       Но Такемичи, напротив, с подозрением уставилась на Манджиро. Его не шокировала новость, что у нее с Хиной могли быть намного более близкие отношения, чем думали все вокруг, а значит, он и сам был не чужд подобного рода взаимоотношений.       Ну, конечно, у такого парня, как Сано Манджиро, просто не могло не быть девушки. Или девушек, что вероятнее. Правда, эти девушки все равно не смогли сделать его лучше и растопить черствое сердце его будущей версии. Выходит, никакого особого значения Майки этому аспекту жизни не придавал.       Такемичи с мрачным весельем подумала, а в каком возрасте молодые люди начинали вести половую жизнь? В том, две тысячи пятом, когда экономика страны находилась в упадке, никто почти не следил за нравственным воспитанием молодежи, кроме их родителей, если, разумеется, у них было на это время. Но, как известно, мнение родителей — так себе мотиватор вести добропорядочный образ жизни, скорее наоборот, любое внушение с их стороны служит лишним поводом сделать все в точности по-другому.       Сама Такемичи расцвела поздно. Во всех смыслах. Грудь у нее выросла только к семнадцати, бедра округлились и того позже. Первый поцелуй у нее произошел только в девятнадцать, а уж что-то более серьезное, когда ей было двадцать три…       Но вспомнить хотя бы ту же Эму… Нет, она не будет думать о младшей сестре Майки подобным образом. Просто она, дурочка, пришла к неправильным выводам, возможно, кто-то не слишком умный посоветовал ей соблазнить левого парня, чтобы привлечь внимание Дракена. И если бы Такемичи не оказалось по случайности рядом, неизвестно, чем бы закончилась эта история. — А у тебя у самого есть девушка? — зачем-то спросила Такемичи.       Если Майки и был удивлен или смущен подобным бестактным вопросом, то виду не подал. Он поставил чашку обратно на стол, и вольготно потянулся, подняв руки вверх. Полотенце угрожающе сползло, держась лишь на одном честном слове.       Такемичи поспешила отвести взгляд. — Че за вопросы-то такие? — беззаботно уточнил Майки. — Интересно просто стало, — пожала она в ответ плечами. А ведь действительно, чего она лезет не в свое дело? Ее задача — уберечь Майки от пагубного влияния Кисаки, чтобы то будущее, которое она знала, никогда не наступило. Ей нужно сконцентрировать все свои силы и внимание исключительно на этом, а не лезть в чужую личную жизнь. — Херню какую-то целый вечер спрашиваешь, — заметил Майки. Такемичи так и не разобралась было это сказано с упреком или просто являлось констатацией факта. Если даже такой ненаблюдательный человек, как Манджиро, заметил, что она ведет себя не так, как обычно, то может и правда стоит закрыть рот и расползаться по кроватям?       Правда, было еще кое-что… — А с чего ты взял, что Хината ночует здесь? — спросила Такемичи. Она пытливо уставилась на Майки, ожидая такого же прямого ответа на свой вопрос.       Майки неловко потер ладонью шею. — Да там, в ванной у тебя… ну… женское всякое.       Такемичи вспыхнула. Он, что, лазил по ее шкафчикам?! — Ты что… копался там?! — не своим голосом воскликнула она и, позабыв о дискомфорте, вскочила на ноги. Конечно, она тут же об этом пожалела. Цветные пятна вновь заплясали перед глазами, но Такемичи удалось устоять на ногах и даже не свалиться в обморок. — Ты че так взвинтился? — не понял такой натуральной злости Сано. — Не ройся в моих вещах, пожалуйста, — немного смягчилась Такемичи. — Ок, без базара, — просто согласился Майки. — Ладно, я спать, — сообщил он и, как ни в чем не бывало побрел в сторону дивана в гостиной.       Такемичи обессиленно упала обратно на стул, вцепившись в волосы. Твою же гребанную мать! Если бы Манджиро был хоть немножечко проницательнее или ему было бы действительно интересно узнать, откуда всем этим вещам было взяться в доме тихони-друга, то разговор их сложился бы совсем по-другому.