Монохром

— Все могло быть намного хуже, — самым честным тоном заверила Такемичи.       От мельтешения друга перед глазами в голове уже начинала неприятно подзуживать боль. А Чифую, будто не заметив, как сильно начала хмуриться Такемичи, все расхаживал по ее гостиной, нервно сцепив руки на груди, и без устали, в самых красочных эпитетах выговаривал, что думает о ней.       Как, вот как она могла ни разу не обмолвиться, что никакой она не парень? О том, что из настоящего в будущее и обратно прыгает — сказала, а о том, что девчонка, забыла?! По поводу того, что ее могли убить, Мацуно прошелся тоже. С отчетливо звучавшим в его речи сарказмом прокомментировал он и ее, можно сказать, вульгарнейший поступок, когда, в обход Майки, она завербовала Сейшу Инуи, самолично выдав ему форму.       Да кем она вообще себя возомнила?!       Такемичи лишь тихо вздохнула, сокрушаясь, что Майки отрядил именно Чифую довести ее до дома и убедиться, что она закрыла дверь на ключ, когда Мацуно уйдет. — А ты куда? — удивилась Такемичи, наблюдая, как Майки забирается на свой байк. — Действительно, что ли, поводок покупать поехал?       Майки резко обернулся, одарив таким выразительным взглядом, что Такемичи пожалела, что вообще открыла рот.       Остальные наблюдали за ними с разной степенью удивления, но самого наиживейшего интереса. Действительно, тот еще спектакль — бесплатный цирк на выезде: Майки в роли льва, а Такемичи в роли обезьяны, которая зачем-то забралась в клетку к голодному хищнику и теперь, отринув всякое чувство самосохранения, дразнит, очевидно, задавшись целью выяснить пределы его терпения. — Думаешь, все же стоит? — хмыкнул в ответ Майки совершенно беззлобно, даже поддерживая ее несерьезный тон, чем немало удивил, не оправдав ожиданий греющих уши хулиганов. Не дожидаясь ее ответа, он завел мотор и умчался, как обычно, не трудясь сбрасывать скорость на поворотах.       Стоило лидеру только уехать, как все тут же загалдели наперебой и, обступив Такемичи, принялись засыпать ее вопросами.       Вопросами, на которые Такемичи была не готова отвечать. К счастью, задержавшийся Дракен, быстро прекратил все эти безобразия. Ему было достаточно рявкнуть на всех, чтобы у Чифую появилась возможность протиснуться к своему мотоциклу, увлекая следом и Такемичи.       И вот теперь, оставшись с ней один на один, он выпустил из себя все, что так долго копилось у него всю дорогу.       Устав наблюдать за ним, Такемичи мягко, но настойчиво уцепилась за край его форменной куртки. — Чифую, мне, правда, очень и очень жаль. Но сам посуди, если бы я с самого первого дня не скрывала свой пол, кто бы меня допустил до всех наших приключений? — она невесело усмехнулась углом рта и отпустила краешек чужой одежды. — Все равно, — упорствовал Мацуно. — То, что ты сделала… Это же пиздец! — Ну, я согласна. Но что толку уже спорить? Теперь-то вы все знаете.       Слова закончились: простые и бранные. Чифую отвел душу; Такемичи выслушала и признала свою неправоту, так что инцидент можно было счесть успешно разрешенным. Только вот недосказанность висела в воздухе. Что-то еще такое горько-острое, как щедро приправленная специями курица из дешевой забегаловки, которая прожгла нутро настолько сильно, что эту остроту можно было ощутить на языке даже через несколько часов. — И ты правда собираешься оставить пост капитана? — вдруг припомнил Чифую. — Да. Я ведь уже сказала… — Такемичи умолкла, не найдя больше слов. Если Чифую спросит ее, боится ли она, что, оставив Тосву, она перестанет быть другом для всех них, то Такемичи, положа руку на сердце, могла бы сказать, что — нет, не боится. Конечно, кто-то отвернется от нее, предпочтет воротить нос в ее присутствии. Хаккай, наверное, и вовсе будет старательно избегать ее, ведь он не умел и не представлял, как общаться с девушками. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.       Изана — последний кордон на пути к счастливому будущему. Такемичи чувствовала это; ощущала, что близка к своей мечте, как никогда. Еще немного, последнее усилие…       Дальше ее пребывание в Свастонах больше не будет иметь никакого смысла. Она уйдет без всяких сожалений. И обязательно попросит Майки сделать новым капитаном Чифую. Он заслужил это как никто другой.       Мацуно вздохнул и опустился рядом с ней на диван. Какое-то время они сидели в полном молчании, пока Чифую не повернул к ней голову и как бы между прочим спросил: — Как я понял, Майки был в курсе? — Да. Его посвятили… — туманно изрекла Такемичи. — Понятно. — Знаешь, я думала он выгонит меня…       Чифую с удивлением посмотрел на нее. Пару секунд он молчал, очевидно, подбирая слова. Задумчивое, хоть и немного мрачное выражение, не вызывало беспокойства. Такемичи верила, что ее верный, надежный напарник — один из немногих, кто по-настоящему сможет принять и понять ее вынужденное молчание.       По крайней мере, ей хотелось в это верить. Как и многие в Свастонах, Чифую во многих вопросах был полным профаном: он не умел составлять далекоидущие планы, не мог охватить всей картины происходящего целиком. Но он понимал и чувствовал людей; безошибочно определял, когда другу нужно участие, а когда его лучше оставить в покое. Чифую стал для Такемичи олицетворением слова «дружба». Никогда: ни в прошлом, ни в настоящем, ни уж тем более в будущем, у Ханагаки не было друга надежнее, чем Мацуно. — Майки никого не отпускает так просто из своей жизни, — наконец, сказал он. — Знаю. Но я проштрафилась перед ним по всем фронтам. Так что удивительно, как он до сих пор меня терпит, — Такемичи нервно рассмеялась.       Чифую ее веселья не поддержал и лишь покачал головой.       Майки видел в Такемичи тень своего погибшего брата. Он сам сказал ей об этом еще тем, памятным летом. А уже осенью, после смерти Баджи добавил, что Шиничиро вовсе не был сильным, как считали многие вокруг: на самом деле он был посредственным бойцом, неудачником в любовных делах; ему не везло ни с работой, ни с учебой. Зато друзья все были, как один — верные, преданные, надежные: самые лучшие люди, каких только можно желать. Шиничиро собрал их вокруг себя благодаря внутреннему свету, той самой мистической энергетике, которая способна покорять сердца людей.       Сано Шиничиро делал людей вокруг себя лучше, раскрывал дремавшую в них силу, отвагу и веру в самих себя.       Слушая Майки, Такемичи все время хотелось нервно рассмеяться, заверить его, что он преувеличивает ее заслуги, которых и вовсе не было. Она хотела сказать, что это вовсе не она, а сам Майки вдохновляет других, именно он — солнце, согревающее всех страждущих и отчужденных. Вовсе не она.       А Майки и не говорил за всех — только за себя. Он был уверен, что именно Такемичи делает его лучше. Что именно она, Такемичи Ханагаки, предавала своей неуемной смелостью и безбашенностью, ему сил бороться.       А вот с чем уж она помогала ему бороться, он так и не рассказал. И не дал не единой подсказки. Кроме той, когда в уже несостоявшемся будущем умирал у нее на руках. Он сказал ей, что страдал всю свою жизнь. Какая же трагедия произошла в его жизни, какая из прошлых или предстоящих потерь извратила его суть настолько сильно? Как он мог превратиться в такое бездушное чудовище?       Такемичи нервно передернула плечами, выныривая из своих размышлений, когда робкий, какой-то очень неподходящий Чифую тон, заставил обратить ее все свое внимание в «здесь и сейчас». — Как понимаю, с Хинатой вы… Ну, я, конечно, не знаю, как там дела обстоят в будущем…       Такемичи не сразу сообразила, что именно приятель имел в виду, а когда смысл его бормотания дошел до нее, она даже немного опешила. — Да… в будущем не все так просто, — пробормотала она зачем-то, но быстро спохватившись, поспешила добавить: — Но — нет, между мной и Хинатой никогда и ничего не было, кроме дружбы. — Но ты так отчаянно хотел спасти ее… Хотела, — поправился Мацуно, и лицо его при этом так перекосилось, что Такемичи не смогла сдержать рвущейся наружу против воли улыбки. — Как и ты Кейске-куна. И что же, подозревать тебя теперь в чем-то?       Чифую вспыхнул, развернулся к ней всем корпусом, очевидно, собираясь высказать все, что думал насчет таких инсинуаций, но потом его взгляд будто одеревенел, и сам он весь спал с лица. — Не надо… о нем, — попросил он тихо.       Действительно, Баджи больше не было, а Хината до сих пор жива. Нечестно сравнивать их боль. Несправедливо подгонять потерю друзей под одно мерило. Одна и та же трагедия оставляет на душе свои уникальные раны; они, как отпечатки пальцев, неповторимы, и, словно раковая опухоль, может, рассосется со временем, а может быть доконает окончательно и, в конечном счете, убьет.       Хината жива. Пока еще. Но все могло измениться, стоит Такемичи совершить очередную ошибку. — Прости, — искренне извинилась Такемичи. — Я просто хочу сказать, что с самого начала действительно хотела спасти только Хинату. А потом познакомилась со всеми вами. Поэтому мне было так важно задержаться в вашей компании, ведь вы же не допустили бы в банду никакую девчонку… — Все равно: то, что ты сделала, было глупо, — упорствовал Чифую. — Глупо, — согласилась Такемичи. — Но если бы у меня были другие варианты, то я бы обязательно ими воспользовалась. — Но ведь у вас, у девчонок… — Мацуно одернул самого себя, очевидно осознав, что он собирался сказать.       Что у них, у девчонок? Другой подход решения проблем? Она могла бы соблазнить кого-нибудь из Тосвы, втереться всем и каждому в доверие своими милыми улыбками и жалким лепетанием; готовила бы на всех онигири, обрабатывала бы после драки ссадины. А в итоге все равно была бы просто сторонним наблюдателем, которого и близко бы не подпустили ни к одной из проблем. Ее не посвящали бы ни в какие детали планов, держали бы ее в стороне от всего что, как считали мужчины, могло расстроить женщин.       Так поступали Майки с Дракеном, хоть и впуская Эму в свой мир, но все же держа ее на почтительном расстоянии. Так поступала и она сама с Хинатой, всерьез думая, что если не станет рассказывать подруге обо всем, что происходит в ее жизни, то это могло бы уберечь ее.       Как глупо, как самонадеянно. Такемичи не могла спасти ее ни в одном из вариантов будущего. А теперь к этому разочарованию, грузу на ее совести, добавился еще и Майки.       Тачибана Хината и Сано Манджиро — самые дорогие ей люди. Те, за кого Такемичи могла отдать все на свете. Только это все равно было мало, ведь ее жертвы не спасали ни одного из них.       Хината, так или иначе, погибала от рук Манджиро или при его непосредственном участии, а сам он все больше сходил с ума.       Такемичи боялась возвращаться в будущее, боялась узнать, что все стало только хуже. — Ты прав. Я могла бы. Но не стала.       Чифую больше ни о чем не спрашивал. Все, что его интересовало, было озвучено, все ответы были получены, и теперь предстояло самое сложное — переварить все сказанное, принять, смириться и двигаться дальше.       Они еще немного посидели, впрочем, больше ни о чем не говоря. Потом Мацуно поднялся с дивана, собираясь домой.       Но у самых дверей он вдруг остановился, обернулся, и Такемичи с удивлением заметила тень смущения, промелькнувшую на его лице. Она даже немного растерялась от такого нетипичного поведения своего друга. — А там, в будущем, ты тоже живешь, как парень? — буркнул он, зачем-то отведя взгляд.       Такемичи не сдержала облегченного выдоха и улыбнулась. — Нет. В будущем у меня есть сиськи, и я хожу на каблуках.       Чифую окинул ее странным взглядом с ног до головы, очевидно, представляя себе эту картину. Мотнул головой, гоня прочь вырисовывающийся образ. — Лучше без каблуков, — невпопад пробормотал он и быстро выскочил за дверь.

***

      Звонок в дверь в начале двенадцатого ночи не предвещал априори ничего хорошего.       Такемичи припала к глазку, с замиранием сердца смотря, кого принесла к ней нелегкая.       Ей все еще было некомфортно оставаться в собственном доме. Она все еще подбирала слова и доводы, чтобы уговорить маму переехать в другую квартиру. Затея, конечно же, с самого начала была провальной: кто в здравом уме откажется от хорошего, большого жилья? В то время, как другие целыми семьями ютились в картонных комнатенках в неблагополучных районах, Такемичи большую часть времени жила одна в двухкомнатной квартире. А если считать еще и кухню, то вообще в целой — трех.       Мама приедет через две с половиной недели после длительной командировки. И пока она пребывала в благом неведении, какими сомнительными знакомствами обзавелась за это время ее горе-дочь.       Разукрашенная физиономия явно не поспособствует гладкости разговора и, в целом, нешуточно умалит радость встречи.       Будь Такемичи на месте своей матери то, не задумываясь, продала бы квартиру и увезла дочь подальше от ее пропащей компании.       Лидер этой банды как раз стоял за дверью и продолжал настойчиво нажимать на дверной звонок. — Да погоди ты, — крикнула ему через дверь Такемичи, отодвигая от двери полку для обуви и отпирая все замки. — Ну чего ты трезвонишь, соседей хочешь на уши поднять? — поинтересовалась она с самым усталым видом.       Такемичи уже сходила в душ, переоделась в домашнее и собиралась лечь спать. А тут нежданно-негаданно на ее пороге нарисовался Манджиро.       Он окинул ее самым недовольным взглядом, но, заметив на ней тот самый памятный махровый халат, хмыкнул каким-то своим мыслям и без приглашения прошел в квартиру.       В руке он держал пакет из черного плотного полиэтилена. И когда он его приподнял, то внутри что-то издало очень характерный глухой звук.       Да нет, быть не может… — оторопело подумала Такемичи. — Давай напьемся, — простодушно предложил Сано.       Он прошел в гостиную, ставя пакет на кофейный столик. Ненавязчиво сдвинутый в сторону журнал упал на ковер, раскрывшись где-то посередине: на одной странице красовалась реклама летнего тура для всей семьи на Окинаву, привлекая внимание яркой гаммой голубого и синего, на другой, в контраст соседней странице — реклама какого-то заграничного парфюма пестрила самыми разными оттенками темно-фиолетового и черного.       Майки даже не потрудился поднять упавший журнал, вместо этого он по-хозяйски расселся на диване, явно ожидая энтузиазма в ответ на свое предложение.       Такемичи, скорее, действуя машинально, подобрала журнал с пола, кинув его к двум другим, и с явным скепсисом заглянула в пакет со всей надлежащей осторожностью. — Как ты вообще алкоголь купить умудрился? — походя поинтересовалась она. — Знаю места… — загадочно оповестил Майки.       Попросил, наверное, кого… — решила Такемичи, пытаясь припомнить всех его знакомых, кому уже исполнилось двадцать.       Четыре банки дешевого «Asahi» были извлечены из пакета и в рядок выставлены на столик.       Такемичи, как не старалась, не смогла сдержать кривой улыбки. — Говоришь, напиться собрался? — Ага, — кивнул Майки. — И… все это ты собрался выпить один? — с легчайшим недоумением уточнила она. Если один, то почему он пришел к ней, а не к тому же Дракену? Вряд ли ее компания пришлась бы сейчас кстати. — Нет конечно, — фыркнул Майки и вид у него при этом был такой, будто Такемичи спросила самую настоящую глупость. — Ты составишь мне компанию.       Он, как и обычно, даже не спрашивал. Просто ставил перед фактом.       Такемичи лишь вздохнула, внутренне смиряясь со своей судьбой. Опьянеть с четырех банок не самого крепкого пива на двоих, конечно, крайне сложно, но, наверное, Майки и сам об этом знал. Или не знал? Вряд ли его целью было напиться до беспамятства, да и зачем? Скорее, он просто хотел, чтобы алкоголь немного дал в голову, и этого будет вполне достаточно.       Лично Такемичи не нужно было даже такой легкости; голова болела и без всякого алкоголя. — Мне принести стаканы или мы так, по-простому? — продолжила допрос Такемичи.       Майки, казалось, растерялся от подобного вопроса. — Да ваще пох. Какая разница? — с недовольством пробормотал он.       Такемичи покачала головой. — Большая, вообще-то.       Но просвещать его о культуре распития она не собиралась. Как-нибудь, кто-нибудь без нее с этим справится. А Такемичи слишком устала для этого. В очередной раз он пришел к ней без приглашения так поздно, и Такемичи снова не могла исполнить роль гостеприимной хозяйки. Какая-то уже совсем невеселая тенденция…       Она села на пол, облокотившись локтем о столик, потянулась за одной из банок, привычно ее открыв и сделав сразу большой глоток.       Привычный, знакомый вкус сейчас отчего-то кольнул язык. Отчего-то с одного глотка в голове сделалось шумно и тяжело.       Ах, ну да, организм шестнадцатилетней Такемичи Ханагаки был не искушен в подобных вещах. Можно сказать, это было ее первым знакомством с напитком, имеющим градус. А она так по-житейски — раз — и с горла.       Такемичи решительно отодвинула от себя банку. Ей хотелось бы сохранить ясную голову. Хоть искушение забыться и было велико, но она отчетливо понимала, как важно было сохранять голову ясной и о скольких вещах предстояло поразмыслить: в идеале составить четкий план действий. Желательно такой, который не предусматривал, как выразился однажды Чифую, полный сбор банды с последующим объявлением кому-нибудь войны. Ах, ну да, этот пункт уже можно вычеркнуть — выполнено.       Майки, все это время наблюдавший за ней, имел вид самый что удивленный. Он-то думал, что Такемичи заартачится, решительно откажется от сомнительного времяпрепровождения и начнет отговаривать и его.       Забыл он, что ли, что Такемичи не обычная девчонка, к которым Майки привык? Да и много ли в его жизни было девушек, чтобы было с чем сравнивать? Сестра, разумеется, в счет не шла — слишком мало для статистики, но за образец, с которым можно сравнивать — вполне.       Да куда ей до со всех сторон положительной Эмы! Такемичи была совершенно на другом краю шкалы цветового спектра, колеблясь от темно-багрового до насыщенно-фиолетового.       Ту некрасивую историю, когда Эма зачем-то решила переспать с каким-то левым парнем в расчет можно не брать — досадная ошибка юности, неправильные выводы, чей-то глупый, завистнический совет… Все это уже в прошлом, и как говорится: хорошо, что все хорошо закончилось. В остальном же младшая сестра Манджиро была самой доброй, обаятельной, женственной и расчудесной девушкой из всех, кого Такемичи знала. — Ну? Чего не пьешь? — поинтересовалась она у своего гостя. — Ты же хотел…       Майки молча взял другую банку и, забравшись с ногами на диван, сделал такой же большой глоток, как и Такемичи. И дальше, поборов себя, сделал второй, очевидно решив, ни в чем ей не уступать. — Полегчало? — заботливо поинтересовалась Такемичи.       Майки качнул головой, потом пожал плечами. А потом и вовсе издал раздраженной выдох. — Вот надо тебе вечно все портить! — Что же именно я испортила? — не поняла претензии она. — Да ты… Блин! — Майки явно не мог из всего обилия ругательств, которые вертелись на языке, выбрать какое-то одно, чтобы оно стало хорошим зачином всего потока претензий, которые были готовы исторгнуться из него.       Майки снова отпил из банки, слегка поморщился, но тут же нагнал на себя строгости. Это из-за дурацкого поведения Такемичи он сводит брови, а вовсе не потому, что пиво на вкус оказалось не таким, как представлялось!       Весело хмыкнув, Такемичи отправилась на кухню собирать нехитрую закуску. У нее нашелся сыр и остатки чипсов — самое то под такую выпивку. — Ты закусывай, — со знанием дела посоветовала она, ставя перед Майки тарелку. Впрочем, приглашением пользоваться всеми ее скромными хозяйскими щедротами Майки не торопился, что уже говорило о многом. Когда это Манджиро отказывался от еды? — Нам надо поговорить, — непривычно серьезным тоном сообщил он.       Такемичи испустила долгий выдох. Нечто такое она и ожидала, но, по правде сказать, терялась в теме обсуждения — слишком многое между ними накопилось, что непременно требовало подведения хоть какого-то итога.       Решив, что совсем уж на трезвую голову переносить столь непростой разговор, ей все же будет тяжко, Такемичи снова сделала глоток из своей банки и, недолго думая, еще несколько. — Да, и правда, надо, — согласилась Такемичи, когда первая нервная дрожь успешно прошлась по телу, теряясь где-то в затылочной части.       Майки смерил ее внимательным взглядом, будто ждал, что она сама догадается, в чем именно он собрался ее обвинить.       Такемичи и не знала, что конкретно нужно выбрать: сразу начать разбор самого неприятного, под конец оставив то, над чем, в принципе, можно и посмеяться или, наоборот, стоит сначала немного разрядить обстановку? — Ты не уйдешь из Свастонов. Я не разрешаю, — заявил Манджиро, пропуская всякую, положенную приличиями неинтересную прелюдию. Он даже за еду ее не поблагодарил!       И чего бы Такемичи не ждала, это было явно не тем.       Она подняла на него удивленный взгляд, не зная, что ответить на подобное. — Мое присутствие теперь несколько… неуместно… — подбирая слова, негромко произнесла Такемичи. — Ты и сам понимаешь, что никто не примет девчонку на посту капитана. — Мне плевать, — отрезал Майки. — Ты останешься, потому что я так решил.       Иногда капризы главы казались Такемичи умилительными. Иногда его поспешность суждений была правильной, присущей тому беззаботному возрасту, в котором они находились.       Любая ошибка — простительна. Любой поступок можно исправить.       Но ставки поднялись слишком высоко, а Такемичи всегда знала, что незначительные промахи юности всего через двенадцать лет обернутся ее личной трагедией.       Добившись такого высокого положения в банде, Такемичи так и не успела его использовать. Она так и не добралась до Кисаки. Тот успел сбежать, окружив себя отпетыми головорезами и людьми, которые уже отмотали сроки и, скорее всего, отмотают за свою жизнь еще не один.       Без посторонней помощи до него не добраться, а такой поддержки у нее больше не было. Она раскрыла себя, выложила все карты на стол. И никто из тех, кто еще вчера заверял ее в своей дружбе теперь не пойдут за ней.       Но ведь Инупи — не отвернулся. Только после того, как он узнал правду о ней, Сейшу передал ей полноправное управление Драконами.       Может, если она будет достаточно красноречива, и остальные не отвернутся от нее? Только Такемичи никогда не могла похвастаться подобными талантами. Она не была лидером по натуре и не умела склонять людей на свою сторону. Все, кого сейчас она могла назвать друзьями, дорогими людьми, были с ней не потому что она обладала неописуемой харизмой, умела вдохновлять других, своим примером вселяя в сердца уверенность в собственных силах, а потому что она обладала уникальной, решительной смелостью — почти отчаянной; на ее фоне — неудачника и плаксы — по настоящему крутые ребята просто не могли и не имели права давать слабины.       В любом случае, как Такемичи заявила на том собрании, это ее последняя битва в качестве участника какой-либо банды. — Майки… — она обхватила алюминиевую банку обеими ладонями. — Если я останусь… поползут разные слухи. Муто уже выдвигал предположения… Не знаю, ударит ли это по твоему авторитету, но по моему — ударит точно. Но это не значит, что, уйдя из Свастонов, я перестану быть твоим другом.       Такемичи вопросительно взглянула на Майки, не услышав от него ни возмущения, ни громкого возгласа и ничего такого же искренне-сиюминутного. Он смотрел на нее, сосредоточенно хмурясь, и взгляд у него был непривычно горящим, а не безжизненно-холодным. — Что он сказал? — спросил он вкрадчиво-тихо. — Да это не так важно, — немного замешкалась она, не ожидая получить на свою речь подобной реакции. — Важно то, что такой капитан, как я, тебе не нужен.       Майки ничего не ответил, но схватил свою банку и, явно пересиливая себя, в несколько глотков, выпил все до дна.       Такемичи обалдело наблюдала за ним. Хотела было открыть рот, чтобы посоветовать ему не налегать так на алкоголь: с непривычки может и поплохеть. Но Майки смял банку так неожиданно, что Такемичи вздрогнула всем телом. — Я сам решу, кто мне нужен, а кто нет! — отрезал он все ее надуманные аргументы.       Такемичи не знала, что именно его сейчас так разозлило, и, по правде сказать, прояснять этот вопрос она не рискнула. Конечно, с тех пор, как он узнал правду о ней, он больше никогда ее не бил, но Манджиро прекрасно умел давить на людей и словами, а уж его огромная харизма, вперемешку с раздутым эго преотлично задавливали любого неугодного.       Единственный способ победить в этом бессмысленном споре — не вступать в полемику. Не отрицать ничего и ни с чем не соглашаться, а задавать наводящие вопросы, которые собьют с толку и немного остудят пыл.       Такие, как этот, например: — Получается, я тебе нужна?       Голос у нее звучал ровно, без всяких намеков, без претензий, в общем, без всего того, что могло быть расценено как-то не так. Но Майки все равно замешкался, услышав в самом обычном вопросе совершенно иной подтекст. — Нужна, — буркнул он, отведя взгляд.       Это простое признание заставило сердце шестнадцатилетней Такемичи совершить невероятный кульбит и забиться быстро-быстро. А вот ее «взрослое я», не изменяя привычке своим цинизмом портить все моменты, которые вполне могли сойти за романтичные, совершенно не представляла, как ей реагировать на подобную откровенность. — Майки… — Я думал обо всем… Что ты делала для Тосвы и для меня. И потом мы… ну… — он нервно взлохматил волосы, и потянулся за новой банкой, похоже, считая, что это предаст ему смелости. Видимо, были такие вещи на свете, в которых Непобедимый Майки был полным профаном. Разговоры о наболевшем, о терзающем, например. О чувствах.       Если так подумать, то Майки действительно никогда не жаловался и ничем действительно важным для себя не делился.       Такемичи успела перехватить его руку, потянувшись к нему через столик, и мягко накрыв его руку, усилием заставила опустить банку обратно. — Не надо, не пей больше, — попросила она.       Майки раздраженно цыкнул, но на нее так и не взглянул. Что ж, пожалуй, смущенным Манджиро Сано Такемичи еще не видела. И это зрелище было даже милым. — Тебе не обязательно отвечать на тот мой, хм… порыв, — произнесла Такемичи, когда молчание как-то слишком затянулось. — Для тебя это что, обычное дело? Ничего не значило? — с претензией взглянул он на нее, хотя, упавшие на лоб волосы и загородили половину лица.       Такемичи неуютно поерзала. — Значило, конечно, — не кривя душой, признала она. — Но я не думаю, что я та девушка, которая тебе нужна. Понимаю, как сейчас глупо звучат мои слова… Ох, — Такемичи потерла лицо ладонью. — Я, правда, не знаю, что сказать. Но я уверенна, что ты найдешь себе хорошую девушку. Красивую, милую, добрую, которая не будет ходить с распухшей фиолетовой физиономией и не станет бежать на каждую стрелку, где ей переломают все ребра…       Такемичи знала, что права. Она смотрела на ситуацию, оценивая ее с позиции взрослого человека. И она прекрасно понимала, что им с Майки явно не по пути. Он — эгоист от мозга и костей, у него проблемы с психикой, расстановкой ценностей. В будущем он совершит так много зла, что не хватит и жизни, чтобы искупить каждый его грех.       Такемичи, хоть и была в некоторой степени эгоистична тоже, все же отдавала себе отчет, понимая и признавая собственные слабости и недостатки. Она — неуверенная в себе, закомплексованная. Рядом с ней Майки быстро наскучит. Он не захочет вытягивать ее из того уютного болотца, в котором Такемичи прожила почти тридцать лет. К тому же, она пожертвовала ради него и так слишком многим, чтобы еще и собственное сердце преподносить ему на блюдечке.       Шестнадцатилетняя Такемичи ей никогда этого не простит.       Но шестнадцатилетней Такемичи здесь не было. Когда она вернется обратно в будущее, к своей пустой, никому не нужной жизни, к своему одиночеству, вот тогда она наплачется вдоволь. Возможно, покусает локти, что упустила такого парня, каким в будущем непременно станет Манджиро.       Хорошим, добропорядочным, имеющим престижную, высокооплачиваемую работу — честную, главное. И друзей. Всех-всех, кто уже через пару дней соберется у храма, узнав, что им предстоит стрелка с преступной бандой.       Такемичи почувствовала прикосновение к своей руке: сначала робкое, неуверенное. Чужие пальцы легли ей на запястье, будто слушая ее пульс, а затем пальцы вдруг сжались, и Майки уверенно притянул ее ближе к себе. — Что ты… — выдохнула Такемичи, но фразу так и не успела закончить. Майки поцеловал ее.