Монохром

— Майки? — почти не удивилась Такемичи, обнаружив Сано на своем пороге. Мокрые от дождя волосы прилипли к лицу. Он тяжело дышал, будто бежал всю дорогу, боясь не успеть. Он смотрел на нее странным, потемневшим взглядом — человека, который выиграл борьбу с самим собой и принял какое-то очень важное решение. — Не против, если я останусь? — тихо спросил он, полностью повторив ее недавний вопрос. Его взгляд был прикован к ней, Майки смотрел ей прямо в глаза, кажется, даже затаив дыхание, ожидая ее ответа.       Давай переспим? — вот как должен был звучать его вопрос по-настоящему.       Я верю тебе. Я тебе доверяю. Я знаю, что с тобой не будет такой же лютой хуйни, — читалось в самой глубине его глаз.       Такемичи замерла, прислушиваясь к себе. Но не слышала ничего, кроме ускорившегося сердцебиения. Впервые за долгое время в голове не было совсем никаких мыслей, волнение о счастливом будущем для каждого не заставляло вздрагивать плечи. Сейчас она видела только Майки, его взгляд, слышала его голос и это разливало внутри щемящую теплоту.       Должно быть, ему было нелегко решиться прийти сюда в надежде, что она поймет его правильно. И уже не откажет.       Такемичи молча отступила в сторону, пропуская Манджиро в квартиру, пытливо наблюдая, как он стягивает с ног свои байкерские сапоги, скидывает мокрую куртку, небрежно бросая на полку с обувью.       Капли, собирающиеся на кончиках его волос падали ему на спину, оставляя на серой кофте темные пятнышки. — Сделать чай? — спросила Такемичи. Но Майки будто не услышал ее вопроса. Он стоял посреди коридора, будто все никак не мог решиться, уговорить себя переступить через собственные опасения и страхи и сделать то, что совсем недавно он просил у нее — довериться.       Доверие вообще очень сложная вещь — иногда нельзя доверять даже самому себе, что уж говорить о другом человеке…       А Такемичи в последнее время только и делала, что испытывала границы его хорошего отношения к ней. И все равно он здесь, пришел к ней, значит, она еще не все разрушила, и доверие к ней пересилило все прочие беспокойства?       Тогда почему он до сих пор сомневается, почему не уверен в себе?       Это должно когда-то произойти. Рано или поздно — однажды. Такемичи не планировала торопить события, как и не была до конца уверенна стоит ли ей настолько сближаться с Майки, будучи в теле шестнадцатилетней себя.       Это было последней чертой, переходить за которую было страшно, ведь это бы означало, что она не вернется обратно в будущее уже никогда. Не потому, что не смогла бы, а потому что не захочет.       Потому что у нее будет слишком много поводов остаться и ни одного, чтобы попытаться наладить свою жизнь там — где ей самое место.       Ощущение, что время безнадежно ускользает, что его катастрофически мало появилось не так давно, но свербело внутри, не давая спокойно дышать.       Завтра вечером приезжает мама. А уже в пятницу утром ей станет известно обо всех прегрешениях дочери.       Жизнь не будет стоять на месте и ждать, пока она разберется со своими проблемами, преодолеет себя, перестанет бояться, решится… Это же касалось и Майки, и любого другого человека. Так устроен мир, а если ты путешествуешь во времени, то как раз время будет к тебе особенно беспощадно.       Но Такемичи больше не сомневалась, когда увидела его на своем пороге, когда прочла в его глазах слишком много — больше, чем рассчитывала узнать. И если сейчас он даст заднюю, не сможет решиться, то Такемичи просто сделает вид, что не поняла реальной причины его появления сегодня.       Она будет ждать столько, сколько потребуется.       Может, им действительно не стоит торопиться?       Но Такемичи все равно стояла на месте и терпеливо ждала его дальнейших действий, хотя разум кричал, что если она сейчас уйдет и действительно отправится на кухню делать чай, то его дилемма будет решена очень быстро. Они просто выпьют чаю, он уедет домой, возможно, выскочит прямо под дождь, она даже не успеет предложить ему зонт.       Так будет лучше. Незачем усложнять и без того слишком сложную ситуацию.       Но Такемичи не сделала и шагу. Если он решился приехать к ней сейчас сюда, то должен принять это решение сам. Чего он опасался? Что что-то снова пойдет не так? Что он предстанет перед Такемичи не таким сильным, каким она привыкла его видеть?       Глупости какие.       Да, у него мало опыта. Да, ей придется направлять его, показывать и быть бесконечно чуткой и терпеливой. И если она справится с этим, то это сблизит их, переведет их отношения на совершенно иной уровень.       Всегда трудно отдавать. Но отдавать и получать одновременно — еще более тяжело.       Такемичи, бесшумно ступая по полу, подошла к Майки, мягко взяв за руку. — Идем, — шепнула она дрогнувшим голосом. Волнение, забившееся о грудную клетку, заставило нервно закусить губу, а кончики пальцев похолодеть.       Она так не волновалась даже тогда, когда только собиралась получить свой первый опыт. Ах, ну да, у нее же второй шанс — она снова чиста и невинна, что б это все.       Манджиро молча двинулся следом за ней, но вдруг пальцы его сжались сильнее, и он порывисто развернул ее к себе, без труда находя ее рот и впиваясь в него нетерпеливым поцелуем.       Такемичи ахнула от неожиданности, схватилась за его плечи, чтобы удержать равновесие. А Майки уже углубил поцелуй, сплетая свой язык с ее.       Такемичи закрыла глаза, расслабляясь в его руках. Губы горели, их покалывало каждый раз, когда язык Майки очерчивал их контур. Было до мурашек, до тянущей теплоты в животе приятно чувствовать исходящую от него инициативу; подаваться навстречу его рту, делить одно дыхание на двоих.       Руки с его плеч переместились вверх, обхватили лицо; большие пальцы невесомо прошлись по ресницам, задели скулы.       Майки порывисто выдохнул. Он обхватил ее за талию, рывком притягивая к себе, позволяя ей почувствовать свое возбуждение.       Такемичи тихо застонала, когда рука Манджиро оказалась на ее затылке, пальцы запутались в волосах, оттягивая голову к плечу, а губы впились в пульсирующую жилку на ее подставленной шее.       Следы останутся, — промелькнула быстрая мысль. А еще Такемичи подумала, что если хоть немного не сбавить темп, то все это закончится слишком быстро, раньше, чем хотелось бы. — От тебя пахнет дождем, — выдохнула Такемичи ему в ухо. Она льнула к нему, прижималась всем телом. В то время, как она позволяла его губам свободно перемещаться по изгибу шеи, оставляя приятно-пощипывающие следы, ее руки бродили по его спине, опускались вниз и снова поднимались вверх, чтобы оплести его плечи, прижаться крепче, сильнее.       Ее голос казался сейчас слишком неестественным, чем-то посторонним, отвлекающим. Майки немного отстранился, мазнув губами возле ее уха, чем вызвал дрожь во всем ее теле. Чертова эрогенка… — Дождем? — переспросил он, будто не понял ее. Хотя почему «будто»? так и есть — не понял. И не поймет, наверное.       Во сне не бывает запахов; обоняние — то единственное чувство, которое относилось исключительно к реальному миру; запахов не могло существовать во сне. И если она могла чувствовать это, значит все происходящее не было сном. Значит, никто и никогда не отнимет у нее этот момент, он не сотрется из памяти, как стирались все ее сны.       Такемичи уткнулась носом Майки в плечо, вдыхая его запах. Ощущение, что она могла обонять дождь, наполнило ее до краев, заполнило, принося за собой свежесть и весеннюю легкость. — Мне нравится, — призналась она.       И пользуясь заминкой, она без труда выскользнула из его объятий, отступила на пару шагов, увеличивая расстояние между ними. Задорно сверкая глазами, Такемичи улыбнулась и протянула руку, приглашая. — Давай найдем более удобное место?       Майки поймал ее пальцы и двинулся за ней в сторону спальни.       Темнота встретила их, призывно маня и на мгновение ослепляя. Но глаза быстро привыкли к полутьме: света из прихожей вполне хватило, чтобы быстро сориентироваться в знакомой обстановке.       Игнорируя переключатель на стене, Такемичи двинулась вглубь комнаты к настольной лампе. Она хотела рассеять полумрак, хотела видеть, то, что будет происходить, ей хотелось запомнить все до мельчайших деталей, всех подробностей. Это воспоминание она унесет с собой обратно в будущее и будет молить всех существующих богов, чтобы с Майки все было хорошо.       Рука уже потянулась к лампе, но Майки не дал ей совершить задуманное. Он поймал ее за плечи, снова разворачивая к себе лицом и нетерпеливо целуя.       Такемичи тут же ответила; мягко обхватив его нижнюю губу своими, она провела по ней кончиком языка. Его руки лежали на ее боках, сжимали, не решаясь двинуться ни вверх, ни вниз.       Она бы хотела спросить, почему он сдерживает себя, почему не может преодолеть свое смущение? Разве он не доверяет ей, разве не хочет?       Что ж, раз так, то придется ему немного помочь.       Такемичи сделала полшажочка назад, схватилась за края своей футболки и быстро стянула ее через голову. Под футболкой у нее ничего не было — не водилась за ней такой привычки поддевать что-то, находясь дома. И то, что Майки сейчас видел ее полураздетой одновременно и будоражило, вызывая прилив возбуждения, но и смущало в равной степени.       Майки смотрел на нее: пробежался взглядом по ее плечам, потом опустился ниже к груди, к животу и снова поднимался вверх; взгляд падал на успевшие проявиться отметины на ее коже. В полумраке комнаты, глаза Майки казались совсем черными — провалами, бездной, в которую хотелось погрузиться, с разбегу нырнуть с головой. Темный взгляд, поддернутый страстью, возбуждением, но никак не безумием, гипнотизировал, заставлял Такемичи приоткрыть рот, в попытке поймать воздух.       Она потянулась к его кофте, скомкала в подрагивающих пальцах складки и потащила вверх. Майки тут же поднял руки, хватаясь за воротник, и помог Такемичи стянуть с себя мешающийся сейчас предмет одежды.       Такемичи видела его полураздетым и раньше, но никогда не позволяла себе разглядывать. И прикасалась всего лишь раз — в тот памятный день на свалке автомобилей, когда они с Дракеном дотащили его до безопасного переулка, и Такемичи судорожно принялась ощупывать его ребра: не сломаны ли… Но тогда все было совсем иначе. А сейчас ей позволено не только смотреть, но и прикасаться так, как ей этого хотелось. И она делает это — прикасается; кладет ладони ему на живот, скользит ими вверх по груди, будто нарочито задевая соски. Прижимается к нему, мягко, почти невесомо касаясь губами его щеки, и призывно трется бедрами об его возбуждение.       Такемичи не успевает уловить тот момент, как он рывком притягивает ее к себе; бедра впечатываются в его пах, а в следующий момент она уже лежит на кровати, а Майки, устроившись между ее ног, нависает над ней, придавливая к матрацу.       Ощущать под своими нервно подрагивающими пальцами теплоту чужой кожи — было будоражащим, чувствовать на своих плечах и шее россыпь пульсирующих поцелуев — до мурашек приятно.       Осознание, что именно он — Майки — оставляет на ее теле эти метки, заявляя на нее свои права, вызывали внизу живота сладкую истому.       А он все целовал ее, покрывал быстрыми, мажущими поцелуями шею, проводил губами по линии челюсти, пока не поднялся ими вверх, коснувшись мочки уха. Такемичи вздрогнула, подкинула бедра вверх, ощутив почти нестерпимый жар, разливающийся между ее ног, и почувствовала, как в ответ на ее реакцию, плечи Майки напряглись.       Он не спрашивал ее, все ли нормально, как и она ничего не поясняла. Они изучали друг друга, ступая на новую, неизведанную территорию, наблюдали за реакциями и учились как доставить друг другу больше удовольствия.       Новый партнер — это всегда волнительное событие. Все предыдущие любовники Такемичи были куда как опытнее нее; это они задавали темп, подчиняли и подстраивали ее под свои желания. Такемичи не была против отдать инициативу, как и не против была просто отдавать.       С Манджиро же все ощущалось по-другому: сильнее, острее. Еще никогда она не испытывала столь сильного, болезненного возбуждения, еще никогда она не хотела без остатка раствориться в другом человеке.       Такемичи скользнула руками по его спине, огладила бока и поджавшийся живот.       Горячее дыхание коснулось ее щеки, когда Манджиро провел по ней кончиком носа. Он двинул бедрами, затем еще, и снова, имитируя фрикции. И это заставило Такемичи задохнуться. Она не хотела, чтобы он останавливался, но — Ками — как она желала почувствовать его в себе. Можно даже сразу — без подготовки. Плевать, боже, как ей было плевать сейчас на все.       Одна ее рука оплела его плечи, мягко, но настойчиво притягивая ближе и молчаливо прося поцеловать ее еще, а другая очертила края ремня: от поясницы до ширинки. Ребро ладони задело напряженный член под плотной тканью. Майки стиснул зубы, вынужденно останавливаясь и переводя сбившееся дыхание. — Мне кажется, это лишнее, — хрипло шепнула она, дернув его за ремень.       Майки кивнул, выпрямляясь, и завозился со штанами. Вжикнула молния, пряжка тихо звякнула. Такемичи тяжело сглотнула, завороженно наблюдая за ним и не чувствуя в себе сил шевельнуть хотя бы пальцем, чтобы помочь ему.       Но вдруг Майки остановился, даже немного не приспустив джинсы. И вместо того, чтобы уже, наконец, избавиться от всех мешающих факторов, он переместил руки ей на бедра и, подцепив резинку ее шорт вместе с бельем, решительно стянул их, да так порывисто, что Такемичи даже немного съехала вперед.       Глаза в глаза; бешенный стук сердец, отдающийся эхом уже где-то в голове. Это был не момент, преисполненный страсти, когда кидаешься в объятия друг другу, напрочь лишенный способности связно мыслить. Это был момент неловкости, когда никто из них не знал, не решался действовать дальше.       Такемичи опустила взгляд, чувствуя себя жутко неловко под чужим, изучающим взглядом. Кому-то нужно проявить инициативу, разрушить последнюю стену между ними, чтобы дальше все пошло само собой.       Такемичи сделала судорожный вздох, чувствуя, как к ее щекам прилила кровь. Она вытянула руку, просовывая пальцы за резинку его нижнего белья и коснулась подушечками горячего, влажного члена. — Давай это снимем. Будет лучше, правда? — Ага.       Она лукаво улыбнулась, подняв взгляд и посмотрев на Манджиро из-под ресниц. Кажется, он забыл, что нужно дышать. Майки смотрел как Такемичи подалась вперед, касаясь губами его ключиц. Одна ее рука легла ему на бок, пробежалась легкой щекоткой вверх по ребрам, а другая пролезла дальше под белье, нежно зажимая член в руке.       Он испустил рваный выдох, наконец, стаскивая с себя мешающуюся одежду, после чего толкнул Такемичи обратно на спину.       Пульсация между ног была уже попросту невыносимой, ей нужно было, необходимо, чтобы Майки немедленно прикоснулся к ней. Наверное, сейчас она смотрелась очень вульгарно со стороны, с бесстыдно распахнутыми глазами, жадным, требовательным взглядом, скользящим по изгибам чужого тела.       Смущения больше не было, Такемичи не чувствовала внутри никакой неловкости. То, что сейчас происходило — правильно. Правильно, что здесь, в их первый раз, с Майки именно она, а не ее шестнадцатилетнее «я».       Она приподняла ногу, касаясь согнутым коленом его бедра, шевельнула им, словно гладила. Такемичи облизнула пересохшие губы, ощущая, как сильно они успели потрескаться. — Майки… — позвала она, с жаром выдохнув его имя.       Ты можешь делать со мной, что захочешь, — добавила бы она, но не успела, потому что Майки подался вперед; головка коснулась напряженного клитора, и Такемичи испустила довольный стон.       Она согнула ноги в коленях, упираясь ступнями в матрац, и развела их шире, давая больший доступ.       И, возможно, это было истолковано неправильно, потому что Майки придвинулся к ней вплотную, нашел ее губы, вовлекая в чувственный поцелуй, а головка настойчиво терлась о ее влажные складки, ища вход.       Ну нет, так дело не пойдет. Можно, конечно, и без подготовки, но не в первый раз. Из этого точно не получится ничего хорошего.       Такемичи просунула руку между их телами, снова оплетая его член у основания. Сейчас, когда он был испачкан ее смазкой, было намного легче двигать рукой. — Прикоснись ко мне. Пожалуйста, — чуть ли не взмолилась она. Запоздалая мысль, что она впервые просила о чем-то подобном, ударила ее изнутри, заставив покрыться приятными мурашками.       Она попросит. Она скажет все, что он захочет услышать и не испытает при этом ни капли стыда.       Майки сглотнул. Радужка поймала блик из окна, и Такемичи уже не увидела в его взгляде даже тени от былой неуверенности.       Он вдруг перекатился на бок, ложась рядом с ней, не оставляя даже немного свободного пространства между ними. Майки провел рукой вдоль ее бока, приподнял ногу, молчаливо прося дать ему место для маневра. Такемичи отвела ногу в сторону и тогда, наконец, почувствовала прикосновение там, где ей это больше всего хотелось.       Пальцы прошлись вдоль щели, собирая влагу, пока один не проник внутрь, а другой надавил на клитор, массирующее поводив по кругу.       Такемичи буквально выгнуло дугой от остроты ощущений. Боже, это всего лишь один палец…       Она прильнула, потянулась к Майки, вплетая пальцы в его волосы на затылке и притягивая его голову к себе для поцелуя. Чужое порывистое дыхание ворвалось в нее, наполнило до краев, а голова закружилась так сильно, что Такемичи уже плохо воспринимала происходящее. Все ощущения собрались там, между ее ног.       Это сон. Это же сон, да? Мир размылся, перестал существовать, затянувшись плотной, черной пеленой за пределами маленького пространства, в котором она прижималась к Майки.       Палец входил в нее и почти полностью выходил, неуклюжие движения на клиторе сводили с ума. Такемичи постанывала в губы Майки, неосознанно покусывая нижнюю.       Ее рука снова опустилась вниз, пальцы оплели член, проходясь вверх-вниз по всей длине без всякого намека на ритм.       Когда в нее вошел второй палец, Такемичи задрожала; подалась бедрами навстречу движениям его руки, мечтая ощутить пальцы глубже, желая, чтобы они двигались быстрее, резче…       Она приоткрыла рот, чтобы попросить, но вместо слов из горла вырвался очередной стон.       Ее рука заработала быстрее. Такемичи помнила, воскрешала в памяти его прошлые реакции и старалась касаться тех же самых точек, которые заставили бы Майки потерять контроль и, наконец, расслабиться. — Таке-митчи… — прерывисто выдохнул Майки ей в плечо. Дыхание опалило, заставило вздрогнуть, податься вперед, подстраиваясь под рваные движения его пальцев. И смутно осознавать, что и Майки толкался в ее руку, окончательно теряя какой-либо ритм.       Его губы скользнули по ее влажной коже, прихватили шею в том месте, где уже была оставленна им ранее метка, и снова засосали кожу, а потом двинулись вниз, вбирая в рот сосок. Он слегка прикусил напряженную горошину, очевидно думая, что ей это понравится.       Легкие, болезненные ощущения в тот момент, когда его зубы коснулись чувствительной плоти, заставили Такемичи выгнуться и застонать громче, чем это позволяли тонкие стены ее квартиры. Но Майки тут же, словно извиняясь за грубость, прошелся кончиком языка, засасывая сосок в рот лишь одними губами.       И это стало последней каплей: Такемичи затрясло, фокус окончательно смазался, и она с глухим стоном кончила. Она почувствовала, что и Майки с тихим, хриплым стоном изливается ей в руку, пачкая семенем ее бедро.       Сердце билось часто, бешено и по ощущениям, будто бы в глотке. И воздуха катастрофически не хватало: он загустел вокруг, и все никак не удавалось вобрать живительный кислород полной грудью. Но это все равно не помешало Такемичи вжаться носом в плечо Майки; уткнуться, вдыхая его запах.       Такемичи коснулась губами местечка между плечом и шеей, прихватила мягкими губами. Не оставляя следов, не помечая, как делал это с ней Майки. Но все равно ощущая вкус его кожи, и это сводило с ума.       Она вытерла руку об одеяло, а потом положила ладонь на спину Майки, провела ею вверх, огладив влажную кожу, и почувствовала, как перекатываются мышцы под ее пальцами. Она хотела просто обнять его, прильнуть всем телом, чувствуя его тепло рядом. Жар медленно растворялся внутри, оставляя во всем теле приятную, расслабляющую негу.       На сегодня было достаточно экспериментов. Но, кажется, Майки имел совершенно другое мнение на этот счет, потому что он подался к ней, снова опрокидывая на спину. В ее бедро снова уткнулся его член, мазнув влажной головкой по коже.       Руки легли ей на бока, огладили и опустились ниже, скользнули между ног, разводя их. Такемичи неосознанно вздрогнула, оказавшись вдруг настолько открытой. Сердце забилось в груди совершенно в другом ритме, а в диафрагме запульсировало волнение. — Подожди, — она схватилась за его плечи, мягко, но настойчиво удерживая. Голос дрогнул, но она сумела с ним совладать: — У тебя есть презерватив?       Майки отрицательно качнул головой.       Такемичи испустила досадливый выдох. Серьезно, что ли? Значит, придется идти в душ, смывать с себя возбуждение, чужой запах со своей кожи, а потом вернуться в прохладу комнаты и заново искать в себе решимость еще раз переступить через себя.       Их взгляды встретились, и в глазах Манджиро Такемичи увидела легкую растерянность и постепенно возвращающиеся сомнения. Ну нет, она не позволит чему-то столь глупому, не стоящему и капли переживаний портить такой важный для них обоих момент.       В конце концов, душ — не единственный выход и можно поступить по-другому.       Такемичи выбралась из-под Майки, выдергивая у них из-под ног скомканное одеяло. Все равно придется отправить в стирку, так что уже не важно. Она подсела ближе и очень аккуратно вытерла с члена остатки спермы.       Майки прерывисто вздохнул — после прошлого раза плоть была слишком чувствительной, хотя Такемичи и старалась причинить как можно меньше дискомфорта. — Ты разве не планировал это? — с легчайшим намеком на веселье поинтересовалась она, а заодно отвлечь разговором от неприятных ощущений. В том числе и заново появляющегося смущения.       Майки дернул плечом, отведя взгляд. — Нет. — Врешь же, — мягко хмыкнула она. — Да иди ты…       Такемичи коротко рассмеялась. Майки был слишком сконфужен, чтобы разговор подействовал как надо — расслабил, показал, что все в порядке, что между ними все по-старому. Он как раньше, так и впредь может всецело доверять ей. Прежняя нервозность стала возвращаться, сковывая его позу и заставляя отводить взгляд.       Такемичи коснулась подушечками пальцев его щеки, слегка надавила, чтобы он посмотрел на нее. — Ты потрясающий, — искренне выдохнула она, глядя ему прямо в глаза.       В его взгляде было так много — живой, разукрашенный самыми разными эмоциями. Майки смотрел ей прямо в глаза, слыша в ее признании свой сакральный, понятный только им двоим смысл.       Такемичи потянулась вперед, касаясь его губ легким, почти целомудренным поцелуем; ладонь скользнула вниз, пробежавшись по изгибу шеи, а пальцы, подцепив мешающие волосы, аккуратно убрали их за плечо.       Слова уже не имели никакого смысла, не нужны никакие заверения, подтверждения — Такемичи знала, что Майки доверял ей, что больше не боялся быть перед ней слабым.       Но разве в слабости не заключалась своя особая сила? И любить кого-то со всей искренней самоотдачей, разве не лучшее доказательство благих намерений?       Такемичи отсела дальше и, наклонившись, взяла его член в рот. Не ожидавший ничего такого, Майки вздрогнул и хрипло застонал. — Такемучи! — не то возмущенно, не то смущенно воскликнул он. Пальцы тут же нырнули, сжали ее волосы, но Такемичи не думала, что он серьезно захочет ее оттащить.       Майки подкинул бедра, толкнувшись ей в рот. По опыту, Такемичи знала, что сейчас он особенно чувствителен, но второй раз кончить будет куда как сложнее.       И то, что она делала сейчас, было плохой альтернативой, но, честно говоря, ей было плевать…       Такемичи посасывала головку, водила языком вокруг, забираясь самым кончиком в отверстие.       Майки что-то прорычал, член дернулся, окончательно затвердев.       Посчитав, что этого достаточно, Такемичи выпрямилась, еще раз обтерла головку одеялом и, наконец, забралась к нему на колени.       Майки приоткрыл глаза, взглянув на нее совершенно пьяно: его взгляд был поддернут возбуждением. Руки легли на ее бедра, притягивая ближе.       А какая, однако, цикличная жизнь. Когда-то она лишилась девственности в точно такой же позе, но не испытывала при этом ничего, кроме дискомфорта. Такемичи уже плохо помнила свои ощущения, но точно знала, что не испытывала подобного желания еще ни к кому и никогда. — Это мой первый раз, — предупредила она и ахнула, почувствовав губы на своей груди. — Правда? — спросил Майки, будто нисколько ей не поверив. Да и какая разница, первый, не первый? В прошлый раз Такемичи даже не обратила внимания на то, была ли кровь. Все, что она запомнила, что ей это не слишком понравилось.       Но сейчас все было совсем по-другому даже несмотря на то, что у ее любовника не было совсем никакого опыта, а ей пришлось вести, направлять и показывать — ей досталась та роль, на которую она никогда не претендовала.       Все это было не важно, какая разница, кто вел, кто задавал темп или был инициатором? Все это дурацкие условности, которые не должны играть никакой роли. Теперь Такемичи очень ясно это понимала. Сейчас она испытывала волнение, невообразимую гамму из эмоций: желания и неуверенности, нетерпения и смущения, любви, что билась внутри, вторя ее пульсу и страху испортить что-то.       Майки настойчиво потянул ее к себе пока головка не уперлась во влажно пульсирующий вход.       Такемичи задрожала, хотя прекрасно знала, что ее ожидает.       Не дав себе времени больше предаваться ненужным опасениям, она сама направила его член в себя. Опустилась на половину. Резкая вспышка боли заставила ее зажмуриться и часто задышать. Но это как пластырь сдирать — лучше сразу, резко, чем терпеть по чуть-чуть.       Такемичи опустилась до конца. Между ног мучительно пульсировало, и Такемичи чувствовала, как что-то густое стекает по ее ляжкам. — Блять… — пробормотала она, вцепившись в чужие плечи и опустив подбородок себе на ключицы.       Ей потребовалось пару мгновений, чтобы расслабиться, и когда ей это удалось, то она с удивлением почувствовала, как рука Майки, будто успокаивающе, поглаживала ее по спине. — Ты такая узкая, — выдохнул он.       Такемичи посмотрела на него, и поняла, что его силуэт расплывается у нее перед глазами. Слезы, наполнившие глазницы, не пощипывали, а казались водой, которую каким-то непостижимым образом залили ей в глаза.       Такемичи попробовала привстать, двинуться на пробу. Было почти не больно — лишь немного, самую малость неприятно. Это пройдет. Немного перетерпеть — ведь это так естественно, то, что происходило между ними сейчас, и, конечно же, это не могло и не должно было быть больно. Просто надо поймать нужный ритм, надо отдаться чувствам, ощущениям, прислушаться к эмоциям.       Нужно просто доверять другому человеку. И прекратить все усложнять. Любые мысли сейчас были лишними, любые сомнения можно оставить на потом. Все уже случилось, они здесь, в этой секунде; ничто и никто не имело больше значения. Только они. И эта секунда.       Такемичи положила одну руку ему на плечо, опираясь о него, чтобы было удобнее двигаться, вторую просунула между их телами, нащупала клитор и, надавив на него, наконец, почувствовала снова схлынувшее возбуждение.       Такемичи снова приподнялась, и опустилась. Оба издали тихий стон.       Майки сжал ее бедра, помогая. Или, удерживая себя, чтобы не начать двигаться так, как это нравилось ему. Такемичи была благодарна, что он проявил к ней такое терпение и чуткость. Ей нужны были эти несколько мгновений, чтобы привыкнуть.       Но поза была неудобна, ограничивала движения, и Такемичи это тоже не устраивало.       Она качнула бедрами, а руки обхватили его лицо, потянули к себе, пока губы не впечатались в губы, пока его дыхание не опалило ее нёбо. Вот только целоваться ни у кого из них не хватало дыхания, поэтому Такемичи слезла с его колен, перекатилась на кровать.       Майки провел рукой вдоль ее тела, к бедру и снова — обратно по груди, коснулся большим пальцем соска, огладив его. Его взгляд почему-то остановился где-то у ее ног, а вернее на внутренней стороне бедра полусогнутой в колене ноги. Такемичи догадалась, что, возможно, там мог остаться след от крови. — Майки… — нетерпеливо позвала она. — Ты в порядке? — тихо спросил он, кажется, наконец, веря, что она не соврала о своем первом разе. — Да… Я… о Ками, да!       На самом деле она еще никогда себя лучше не чувствовала.       У нее больше не было терпения ждать. Она хотела его. Она готова была даже умолять, чтобы только вновь почувствовать его в себе. Не только физически — это было что-то, что нельзя передать словами: она сливалась с ним эмоционально, на каком-то необъяснимом уровне чувствуя его, ощущая, пропуская его эмоции через себя.       Майки привстал на локте, снова нависая над ней, заглянул в глаза, будто ища какой-то важный для себя ответ. Такемичи осоловело взглянула на него и поняла, что теряется в черных провалах его глаз.       Мгновение растянулось, выпало из общего потока времени. Такемичи подумала, где же он был всю ее жизнь. Почему только проживая жизнь второй раз она смогла наконец найти кого-то, чьи чувства ей были важнее собственных.       Вот так и выглядит любовь? Это и значит — заниматься любовью? Почему раньше ей казалось все это таким сложным. Любить — это же так просто, открывать любимому человеку свое сердце и душу — правильно и естественно.       И она сделает это. Доверится, так же как сегодня это сделал Майки.       Такемичи закинула ноги ему на поясницу, ненавязчиво притягивая ближе. — Майки… — позвала она. — Я…       Он не дал ей ничего сказать. Подался вперед, накрывая ее губы своими, и одновременно с этим снова входя — сразу на всю длину. Первый толчок выбил из нее стон, который она выдохнула в чужой рот. Второй заставил схватиться за плечи, впиваясь в кожу короткими, обломанными ногтями.       Третий задел внутри какую-то точку, рассылая по телу волны удовольствия. Такемичи вскинула бедра ему навстречу и простонала: — Еще! О боже, Майки… только не останавливайся!       И это окончательно сорвало все его тормоза. Он выпрямился, схватил ее за бедра, подтягивая ближе так, что ее задница оказалась на его коленях. Сделав пару быстрых толчков, он поймал ее лодыжку, закидывая ее ногу себе на плечо. Угол проникновения поменялся, как и глубина.       Такемичи скомкала, сжала в пальцах простыню; выгнулась, откинув голову назад.       Но для того, чтобы кончить не хватало всего лишь самой малости. Ее пальцы снова накрыли клитор, и хватило пары движений, чтобы ярчайший оргазм накрыл ее с головой.       Майки понадобилось еще несколько быстрых, грубых толчков. — Вытащи, — успела предупредить Такемичи, но это все равно не помогло, да и она не была уверенна, что Майки услышал. Он кончил раньше, чем успел окончательно выскользнуть из нее.       Он упал на нее, придавив своим весом к кровати. Такемичи слышала, чувствовала, как бешено стучит в его груди сердце. Ее тоже заходилось в бешенном, сбитом ритме. Но по мере того, как текли секунды, черный монохром за пределами их мирка стал светлеть, в нем появились совершенно незнакомые, яркие лунные пятна, заполняющие своим светом пространство вокруг.       Такемичи издала долгий выдох. Подняла руки, зарывшись пальцами в волосы Майки. Шершавые губы мягко поцеловали его в висок. — Надо сходить в душ, — тихо сказала, немного придя в себя. Но даже не пробовала шевельнуться. — Давай еще немного так полежим? — попросил Майки. И Такемичи лишь промычала в ответ, соглашаясь.       Сколько они так лежали? В какой-то момент она почувствовала легкость, когда Майки приподнялся, укладываясь рядом с ней и тут же притягивая ее к себе. Он обнял ее и укрыл их обоих одеялом.       Такемичи прильнула к нему, потерлась носом о его плечо, оставив там едва ощутимый рассеянный поцелуй. — Я рада, что ты все-таки пришел, — тихо призналась она. — Правда? — неуверенно уточнил Майки. Его рука переместилась с плеча к ее макушке, пальцы сжали прядки, аккуратно перебирая, словно поглаживая. — Конечно, — Такемичи крепче обняла его, нога переплелась с его. — Спасибо, что доверился мне. — Ты сказала, что любишь меня, — ни с того, ни с сего припомнил Майки. — Так и есть. — Почему?       Этот вопрос поразил ее, заставив вздрогнуть и распахнуть глаза. — Потому что ты — это ты. Потому что я восхищаюсь тобой, ровняюсь на тебя и мечтаю быть такой же сильной. Этих причин тебе хватит? — Я вовсе не сильный, — с сожалением поделился он.       Такемичи приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо, ладонь легла ему на грудь, ощущая кончиками пальцев его сердцебиение. — Сомнения — нормальны, но не позволяй им отравлять свою жизнь. Ты — потрясающий, и я люблю тебя именно таким: со всеми твоими достоинствами и недостатками. Прекрати уже в себе сомневаться.       Майки смотрел ей в глаза, силясь поверить в то, что она говорит.       А может, доверие не так уж и просто? Ведь намного легче довериться кому-то, чем поверить в себя и в свои силы. Такемичи, вот, с трудом удавалось уговаривать себя, что у нее все должно получиться — не имело право быть иначе. Но теперь, глядя в глаза Манджиро, она не могла взять в толк, как такой сильный, потрясающий человек может быть настолько не уверен в себе?       Дымки не было в его глазах, безумие отступило, сдаваясь искренности чужих слов. Но плескались сожаления, сомнения и страхи, которые Манджиро тщательно запирал внутри себя, не позволяя никому узнать о них.       А Такемичи почему-то позволил. — Почему ты так веришь в меня? — тихо задал он вопрос, который, видимо, был для него очень важен.       Такемичи опустила подбородок ему на грудь, не сводя взгляда с его лица. — Потому что без тебя в моей жизни нет смысла. Если не будет Майки, то и Такемичи не будет.       Майки распахнул глаза, он выглядел так, будто считал, что ослышался, понял ее неправильно. Да, доверять — это самое трудное, что может быть. Теперь Такемичи абсолютно была уверена в этом.       Но недоверие порождало одиночество, влекло за собой трудности и боль, которой можно было бы избежать. Такемичи уже пробовала решить все самой, и к чему это привело?       Она устала не от неудач, хотя и это било по ней, оставляя свои незаживающие шрамы, но именно одиночество убивало ее.       Сегодня, когда она смогла почувствовать Майки, слиться с ним во всех возможных смыслах, боль ушла, отступила, а измученная душа потянулась к нему, захотев разделить с ним свою боль.       Если она доверится, то боль уйдет. Все будет по-другому. Монохром вспыхнет, раскрашиваясь во все цвета радуги. Мир снова станет цветной, заиграет своими неповторимыми красками.       Доверься. Просто доверься. Поверь! — Однажды ты выделил меня, поверил, изменил, сделал лучше, — произнесла Такемичи, прижимаясь ухом к груди Майки и слушая, как стучит его сердце. — И теперь я пойду на что угодно, лишь бы в будущем ты был счастлив. Я клянусь тебе, ты больше никогда не будешь страдать.