Тройная доза красных чернил

      Одри…       Все расплывалось. Вертящееся, словно Одри была прикована к колесу машины, тянущееся, будто сама реальность стала мыслью. Одри попыталась пошевелить руками, и это отдалось в спине тем же ощущением, что ощущал бы человек, окажись у него между позвонками арматура. Она лежала на земле, дождь лил, но перестал её волновать, ветер выл, но она его даже почти не слышала. В ушах звенело. Одри кое-как, уперевшись бедром, отозвавшегося болью не то растяжения, не то перелома, в землю, и протянула вперед усыпанные ссадинами и царапинами руки.       Василиса лежала напротив, и земля под её плечом напиталась кровью. Крылья промокли и безвольно распластались по листве. Между ней и Одри лежал нож, по самую рукоять с именем Папируса испачканный в крови. С другой стороны, вонзенный в ствол поваленного давней бурей дерева, дрожал меч.       Она могла бы убежать. Но она стала ползти к ножу, зная, насколько он важен Фриск, и эта мысль, одно только её имя, отрезвила. Тело загорелось от множества повреждений, однако Одри удалось вернуть себе понимание происходящего, и дикий страх отхлынул. Она стала думать и пришла к крайне нелогичному выводу, что обязана взять нож и вернуть. Какие глупые мысли перед смертью! Как смешно думать о ней, о её верном оружии, когда Василиса вот-вот очнется… и убьет тебя. А ты ничего не сможешь ей сделать, потому что ты только что показала свою козырную карту — имя души, — и обещала Захарре не убивать её подругу. О да, Одри и об этом вспомнила, и застыдилась, что попыталась её убить. Её сердце сжималось. Убить Василису, предать доверие… потерять нож… оказаться здесь, в неизвестности… позорно убежать…       Одри нащупала черепок на навершие, притянула указательным пальцем к себе и стала осторожно вставать. Кровь сочилась из спины не так сильно, как она думала. Кровь же запеклась на голове, под глазом и на носу, начинала запекаться на руках и локтях. Одри стала отходить. Её зубы дрожали, и эта же дрожь сотрясала колени. Она глубоко вдыхала и выдыхала, всхлипывая. Ничего, кроме всеобъемлющей пустоты, в груди не было.       А потом почувствовала себя последней дурой, когда услышала шорох за своей спиной. Развернулась, выставила перед собой нож, но Василиса вовремя втянула живот и ударила головой о голову Одри. В её руке выросла длинная и тонкая палочка. Стрела от часов. Одри наблюдала за этим с безразличием, снова лежа в грязи и почему-то улыбаясь. Возможно, потому что человеку свойственно смеяться в лицо смерти. Василиса же наставила на неё часовую стрелу, острым концом коснувшись подбородка, и спросила:       — Кто сказал тебе это имя?       — Кое-кто, кому захотелось спасти твою вонючую шкуру, — она вся дрожала, как при ознобе, вызванном сильной лихорадкой. И она врала, врала врагу в лицо, лишь бы перед смертью уколоть побольнее. — Кое-кому… кто хотел всем добра. Ебнуть тебя нахрен… неблагодарную… жестокую… суку…       Василиса побелела, став похожей на мраморную статую. Она схватила Одри за горло своими грубыми пальцами, притянула к себе, чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза. Василиса задумалась, взгляд её потемнел.       — Почему ты меня не убиваешь?..       В синих глазах зажегся огонек — сплав осознания и страдания из-за сказанных слов и предательства. Она крепче сжала горло, но не душила, не достала кинжал, который у неё непременно был, и не вонзила его в грудь своей жертвы. Выдержка наконец изменила Василисе, и она, бросив Одри наземь, громко заорала и несколько раз ударила ногами по рёбрам и в живот.       Самым страшным стала не сама боль, что тогда была куда реальнее самой Одри, а то, что девушка поняла: Василиса Огнева действительно человек. Она не смерть и не дикий зверь в человеческом обличии. Она живая.       «Как больно…», — это была самая четкая мысль, прорезавшаяся сквозь туман забвения.       — Захарра?! Захарра Драгоций?!       Одри сплюнула кровь.       — Да.       Она вытянула нож из рукава, намереваясь ещё немного побороться, пырнуть в ногу, летящую навстречу, но выронила его, как только носок ботинка врезался под грудной клеткой и выбил из Одри дух. Затем Василиса замерла. Осела, упав на колени. И затихла. Она держалась за проколотое плечо, из которого обильно шла густая кровь. Одри сделала вдох. Второй. Третий. Все её тело напоминало жилку пульса — оно пребывало в движении и ощущалось, как, к примеру, прикосновение к обнаженным органам. Василиса сидела. А потом, вскинув голову, завизжала, выхватив короткий кривой кинжал, и прыгнула на Одри.       Над их головами взорвался настоящий фейерверк, образовавший желтый циферблат, и они, запрокинув головы, обе услышали:       — Вред!       Яркая красная вспышка света озарила весь лес, и убийца отлетела, словно перед ней только что взорвалась граната. Одри покрылась мурашками от неожиданности и взглянула в ту сторону, откуда послышался голос, и рассмотрела у края оврага Генри и Захарру с вытянутой по направлению к Василисе часовой стрелой. Василиса проехалась спиной по грязи, обнимая себя и корчась, словно её тело превратилось в одну сплошную рану, и все же она взмахнула своей стрелой и через боль прорычала:       — Боль!       — Шок! — укрывшись от ответного удара своими широкими крыльями, словно в коконе, Захарра в один прыжок оказалась перед Одри. Василиса увернулась, как змея, от слова Захарры, и понеслась на своих красных, как кровь, крыльях, к ним. — Грусть! — взвыла Захарра, и Василиса упала, подняв тучу брызг. — Боль! — её отбросило. — Слабость!       — СМЕРТЬ! — необузданная, выходящая за грани восприятия ненависть вырвалась из часовой стрелы. Желание, чтобы Захарра умерла, ведь Василиса все поняла: это она дала Одри её второе имя. А Дрю подлила масла в огонь своими словами о том, что Захарра хотела бы убить её. «Василиса моя очень давняя подруга. Мы… многое пережили», «Я люблю её. Она — последнее, что у меня осталось»…       Этот бой длился не больше десяти секунд. Захарра бы не смогла, не успела что-то сказать, отбиться — Одри буквально чувствовала, как её сердце мерзнет от одного слова. Не от магии, которую оно несло, а от значения. Поэтому все, что мог сделать Генри, это бросить нож Фриск в руку краснокрылой часовщицы и выбить им испустившую струю серебряного света стрелу. В тот же момент половина оврага, в который угодила струя, взорвалась, осыпавшись черным прахом, и Одри снова показалось, что она оглохла.       И началась неразбериха. Василиса не теряла времени даром — она уже вытащила меч из дерева и полетела навстречу троице, когда в овраг прыгнула Фриск. Одри и Генри, дружно встав, бросились в другую сторону, к ножу. Василиса качалась, мучаясь от эффекта заклинаний Захарры, и все равно успела отойти, когда девушка приземлилась в паре сантиметрах от её ног и взмахнула мечом. Рыжая волчица кружилась, как ураган, отражая своим тонким, похожим на рапиру, мечом удары Фриск и пытаясь задеть её своими острыми крыльями. Под лязг стальных лезвий и безмолвные, злобные вскрики, Одри рухнула перед ножом, поскользнувшись и ударившись коленом, схватила его, поднялась и резко развернулась в сторону сражавшихся. Фриск и так была в невыгодном положении, когда Захарра, наконец опомнившись, вдруг направила на них стрелу и взвыла:       — Огонь!       Хвост яркого оранжевого пламени метнулся в сторону Фриск и Василисы и разделил их, отлетевших друг от друга. Тогда-то Василиса накрылась крыльями и исчезла, как будто накрывшись стеклянной мантией.       — Келисав! — испугавшись до полусмерти, громко произнесла Одри.       Василиса оказалась перед Фриск, протяжно взревев от досады, едва став видимой. Лезвие её меча промелькнуло перед лицом воительницы, но не настигло её. Одри удалось навалиться на Василису, всем своим весом отводя её выпад и в то же время спасая от удара.       — НЕ МЕШАЙ МНЕ! — заорала Фриск.       Одри упала. Удар был сильным, будто она приложилась головой о камень. Василиса раскрутилась, промчавшись плоской стороной меча по острому лезвию противницы, перешагнув через Одри и перевернув меч, чтобы вогнать его ей в грудь, но меч Фриск отпарировал удар в каких-то миллиметрах от неё. Лицо Фриск тогда сделалось белым, перепуганным, а Одри подумала, что секунду назад могла быть уже мертва.       Василиса пытается убить Одри. Фриск хочет убить Василису. А Одри не должна дать Василисе умереть. Она со всей ясностью поняла, как это безумно и жутко. Что это почти невозможно, ведь кто-то из их треугольника смерти обязательно должен умереть. Неужели это дурацкое обещание такое важное? Особенно теперь, когда уже ничего не исправишь? Когда Василиса и Захарра вступили в прямое противостояние?       «После твоих слов».       Ведь ты всегда все портишь.       Генри уже вмешался. Генри ударил Василису камнем по раненному плечу, и она откинула его мощным взмахом крыла. Захарра бросилась на Фриск, чуть не попав под удар бывшей подруги.       — Ты предала нас!       Фриск нужна месть. Только месть за монстра, скелета, чье имя она вырезала на рукояти испачканного кровью и глиной ножа в ладони Одри. Но, может, было что-то сильнее жажды убийства?       — Генри! — Захарра попала под удар Василисиного меча, спасая Штейна — фонтанчиком брызнула кровь из раненной ноги, и часовщица тихо охнула, не в силах кричать. Фриск отбросила её и парировала удар Василисы, так что лезвие промчалось до самого эфеса и задрожало. — Стой, не делай этого! — Захарра метнулась к Фриск, пытаясь отчаянно и совершенно жалко оттащить её, не дать свершить задуманное. — Она моя подруга!       — Как хорошо, что ты мне нет! — но в глазах Фриск читалась настоящая боль от её поступка, будто она действительно успела привязаться к этой юморной, милой девушке с крыльями. А потом ударила, и меч срезал часть тех самых прекрасных бело-черных крыльев, и вопль Захарры поднялся над деревьями, тучами и дождем.       Всегда. Во все времена, Одри, от нас были сплошные проблемы.       Бенди стоял над ней, и струи воды катились по его прочной каменной коже. Необычайно серьезный взгляд нарисованных глаз говорил больше всех слов мира. И Одри встала и побежала наперерез. Ей стало все равно, умрет ли она, и что подумают все остальные. Она выполняла свои обещания. Пора кое-кому тоже сделать нечто подобное. Тем более теперь.       Ко всеобщему удивлению Василиса вновь вступила в битву и, отразив клинок Фриск, направленный на Захарру, стала теснить противницу. Она уводила её от Захарры. Быть может, почувствовав вину. Ту… истончившуюся, готовую вот-вот порваться ниточку, их до сих пор связывающую? Но взгляд Василисы уже затуманился. Кровь из плеча продолжала идти, запятнав одежду. Бок, щека, запястье, порезанное ножом, все кровоточило. Она теряла силы. И она не могла сосредоточиться. Не могла сражаться дальше. И вот меч вылетел из её рук мощным ударом Фриск, в который та вложила всю свою ярость, Василиса упала, и…       — Стой! — Одри встала между ними, её ноги разъехались в стороны, и она уже привычно шлепнулась наземь. Клинок Фриск остановился. Она видела, как по нему катились струи воды, расходясь на плоской стороне и соединяясь на режущей. — Не надо. Прошу. Ты мне обещала… Обещала понять. Я… я заключила с Захаррой сделку. И теперь… я не должна убивать Василису.       Раскаты грома прокатились по небу. Глаза девушки, потерявшей свой нож, казались Одри стеклянными. В них мешались злоба, обида и страх. И Одри опустила голову, рукой стараясь отвести меч.       — Ты смеешься, да? — проронила Фриск.       Она промолчала. И Фриск разозлилась.       — Да с чего ты вообще решила, что твои сделки распространяются на меня? — выплюнула она. Одри нечего было ответить на этот закономерный вопрос. Она не знала, с чего это взяла, но ей казалось это абсолютно правильным — если тебя попросили о чем-то, ты должен не делать никаких исключений, исполняя просьбу.       Одри не отпустила меч.       — Отпусти!       — Тогда убей меня.       Зубы и губы образовали оскал, блеск молнии, отраженный в глазах, обнажил во взгляде бесконечное презрение, от которого Одри ощутила физическую боль. Фриск не кричала, не делала резких движений. Лицо её стало холодным, непроницаемым и чужим. Но она разжала пальцы, и меч упал. Они смотрели друг на друга и, если Одри смотрела с плохо скрытой благодарностью, то Фриск смотрела на неё с ненавистью. И Одри закрыла глаза. Лишь бы больше не видеть этой… ненависти.       А потом Василиса громко рассмеялась, и, увидев её за спиной глубоко шокированной, озлобленной и непонимающую случившегося Фриск, Одри закричала. Но было поздно — острые тонкие крылья разорвали форму на спине, добрались до кожи, и кровь взметнулась ввысь.       Все внутри перевернулось, остановилось, и Одри, ничего не соображая, забыв, кто она и чего добивалась, с ножом кинулась на Василису. Они покатились по земле. Василиса наносила молниеносные удары в живот, в грудь, в лицо, но ей было все равно, она пыталась дотянуться ножом до её плоти, пока её ногой не отшвырнула Захарра, а Василиса не выставила перед собой вернувшуюся в руку часовую стрелу:       — Ужас!       И, в тот же миг обернувшись к Одри:       — Вред!       И девушка свалилась, как подкошенная.       — Ты пойдешь со мной! Кровь!       Адская боль, словно жилы её вскипели, завязавшись узлами, заставила кричать.       — Прочь от неё! — разбрызгивая кровь, Фриск налетела на Василису и успела со всей силы ударить между глаз, когда Захарра выкрикнула:       — БОЛЬ! — она не целилась. Она просто хотела причинить боль. Фриск, которая порвала её крыло, и Василисе, разбившей сердце. И чары настигли целей — девушек отбросило в разные стороны, и на мгновение Одри увидела, как Фриск пронзительно кричит. Василиса взвыла, но, прежде чем сдаться, взмахнула стрелой.       — Вред!       Генри наскочил на Захарру, отбросил от себя, и заклятие струей света угодило ему в грудь. Он застыл, и застыло время вместе с ним, словно окаменев или замерзнув от боли. Слышалось только учащенное дыхание и ускорившееся сердцебиение. Ясно, как утром, в лучах солнца, стала видна зловещая улыбка Василисы — она поняла, что должна сделать.       Он давно решил, что умрет, он хотел умереть. Об этом говорили видения и сам Генри. И смерти он, как все остальные, не боялся. Мысль о том, что ради этого Генри сделал все это, была аморальной, извращенной. Он был героем. Он знал, что умрет здесь и сейчас, и не думал о том, как желал этой смерти. Может, даже не понял, что случилось.       Вопреки чарам Одри вскочила и даже что-то крикнула.       — Смерть!       И Генри, перевернувшись в воздухе, упал.       Она остановилась. Что-то порвалось в ней — та струнка, связывающая её с реальным миром. И с нею обрушился в небытие мост из толстого, на вид прочного хрусталя, по которому Одри так часто бродила в своих мыслях. Он оберегал её от смерти, от касания к ней. И теперь он рухнул, рухнула опора под ней, и она полетела вниз. Она упала в кипящее масло, которое было яростью, и в ледяную воду, что была пугающим осознанием случившегося.       Ничего не слыша, Одри и Фриск схватили Василису, стали бить, оттаскивать, ломать ей кости, пытаться повалить на землю. Истекая кровью, убрав свои крылья и держа в дрожащей руке кинжал, она все ещё была грозным противником. Только Одри было плевать. Она беззвучно кричала и, словно увязая в смоле, наносила удары по лицу. Фриск упала — из её щеки обильно хлынула кровь. Василиса взмахнула стрелой, и новые чары угодили в Захарру, изготовившуюся к атаке. А потом Василиса ударила Одри лбом в нос, и та рухнула у её ног, только хлестала кровь, пахнущая солью.       Генри мертв. Одри не дала Фриск убить Василису, и теперь Генри погиб.       — Вина, — последовал из неоткуда шепот.