Путь исправления

«Пиздец! Тотальный пиздец!», — гудело в по ощущениям вспухшей до размеров земного шара голове Бан Чана. Несколько заусениц на пальцах не пережили крайне нервного состояния хозяина, поэтому теперь пару ранок в унисон мелко кровоточили у самых ногтей. Колени от тех же нервов в течение получасового ожидания своего приема у кабинета главного директора без устали продолжали ходить ходуном. Бан Чан пиздец как влип. Он — выдающийся трейни одного из крупнейших агентств продвижения айдолов в Корее, который недавно, наконец, спустя 7 лет пребывания в этой компании, должен был дебютировать в составе мальчиковой группы, которой еще до старта пророчили успех. Жаль что теперь в резюме Чана появилось ещё и выдающихся размеров пятно, очерняющее его былые заслуги. — Господин Кристофер Бан, прошу, проходите, — в коридор вышла секретарша директора, всегда довольно улыбчивая девушка. Но сейчас и её губы, и глаза были искажены состраданием и будто даже пониманием боли Чана, хотя в сложившейся ситуации его скорее нужно бы ненавидеть как создателя лишних проблем, которые в срочном порядке пришлось разгребать. Он низко поклонился ей скорее за это сопереживание своей жалкой персоне, нежели приглашению, и тихо вошёл в приёмную. Девушка проводила Чана мимо своего рабочего места прямо к двери, где угрожающе чёткими, кажется, чёрнее обычного крупными буквами было написано полное имя директора. Парень сделал пару быстрых дыхательных элементов, чтобы хоть немного успокоиться, перекрестился на всякий пожарный и, вновь поклонившись секретарше теперь уже за то, что она его не торопила, и сделал широкий шаг через порог на ковёр. — Приветствую. Присаживайся, — директор медленно указал раскрытой ладонью на кресло напротив своего стола. Раньше нерасторопность и крайнее спокойствие этого мужчины Чан считал чем-то положительным, но сейчас эти качества в сочетании со звенящей тишиной помещения еще сильнее нагнетали. Директор, сложив руки за спиной, медленно прошёлся от своего рабочего места до окна и обратно. Понятное дело, что и ему тяжело начать этот непростой разговор, а тем более сохранять при этом невозмутимо лицо. Но он все же начал. — Бан Кристофер Чан, — мужчина медленно снял очки и, звякнув тяжелым металлом оправы, положил их на стол, — один из самых способных трейни, с кем нам приходилось иметь дело… «Боже, отвратительное начало, — подумал Чан, — мне уже не нравится. Но, спасибо за то, что перед тем, как с треском и позором выгнать меня из компании, вы, господин Пак, так любезно постилаете мне сладкую соломку комплиментов». — …тебе всегда были присущи спокойствие, сдержанность, крайняя добросердечность и…как же так могло произойти… — Извините…мне очень жаль… — В крайний, буквально преддебютный день и, по совместительству, в первый день заселения в вашу отдельную общагу споить всех парней из группы и устроить пьяный мордобой прямо на улице. Уму непостижимо. Как…и ты, Чан… — в подтверждение того, насколько это не укладывалось в голове, директор в который раз трёт свой раскрасневшийся лоб. — Бес попутал! — только и смог выдать Крис, потому что и сам не смог дать вразумительного объяснения своим действиям того, разрушающего все его будущее, вечера. — Вот то-то и оно. Не иначе. Настоло время долгого взаимного молчания. Ну а что тут говорить. Чану остаётся только молиться, что ему дадут спокойно скрыться от тех следов возможно страшного скандала, который удалось как-то довольно тихенько и быстро примять, и жить где-нибудь в глубинке да выплачивать компенсацию до конца своих дней. — Вот что я надумал, — вновь начал господин Пак, разрывая в клочья тишину и вырывая Чана из его внутренних терзаний, — у тебя будет шанс на искупление. Челюсть непроизвольно отвисла, а глаза вылезли из орбит. Что, Чану не послышалось? Шанс? — Ты мне слишком дорог, поэтому… — Я уже согласен! — резко вскакивая, прервал его Бан, — век буду благодарен! Чан сам ведет старенький микроавтобус для айдолов, ведь в ближайшее время ни о каком водителе и мечтать не придется. Сейчас все в руках Чана. Он сам по себе, будет в таком свободном плавании некоторое время, пока не разрешит вопросы с предварительной подготовкой. Для начала держит путь в исправительное учреждение для беспризорной молодёжи. «План таков. Теперь с ребятами из группы вы не имеете ничего общего, они будут двигаться без тебя. А для фанатов в скором времени мы устроим шоу на подобие того, что было у вашей группы перед дебютом, только немного другое. Тебе нужно будет взять из школы под свое крыло несколько трудных подростков, с которыми именно ты в течение нескольких месяцев будешь проводить воспитательную работу и стараться превратить их в начинающую к-поп группу. И все это перед камерами для телезрителей, любителей творчества лиц нашей компании. А там уже поглядим, простят они, именно они, наши фанаты тебя или нет, и что тебя будет ждать дальше», — прокручивал на повторе эти слова директора Чан, мельком следя за дорогой. — М-да, задача далеко не из простых, — стёр он кулаком пелену с глаз, — придется уж потрудиться. И, что-то мне подсказывает, что предстоит много, очень много работы, — а это он ещё даже не до места назначения. — Здравствуйте, — при в ходе в учреждение стоял некрасиво кривящий спину мужчина средних лет в очках, одетый в расслабленном варианте официального стиля. Он воровато оглядывался долгое время, мялся на месте, но как только увидел Чана аж просиял, — господин Бан? — протягивает руку, — Очень приятно. — И мне. С кем имею честь беседовать? — Чан пожал руку, замечая, что это вовсе не мужчина, а довольно молодой парень, который обладал безумно выразительными и симметричными чертами лица. Если сменить эти ужасно старящие его вещи, сделать чистку лица и нанести хоть каплю макияжа, то он и сам спокойно сошёл бы за восходящую звезду к-поп индустрии. — Ох, я психолог, учитель музыки и по совместительству ваш постоянный сопровождающий и гид по нашему учреждение, Ли Минхо, к вашим услугам, — он почтительно поклонился. — Ясно, — Чан ответно поклонился, — не могли бы вы меня сперва немного познакомить с вашей «школой»? — попросил он, бегло оглядываясь. На вид и правда обычная двухэтажная школа п-образной формы, выкрашенная жёлтым цветом, но на фасаде которой в некоторых местах почему-то были контрастные белые или серые квадраты разных размеров, которые мало походили на изначальную задумку. — Разумеется, — ответил Ли Минхо, при этом неумело улыбаясь. После своему робкому выражению лица он попытался придать хоть немного больше уверенности и стойкости, когда развернулся и обратился к какому-то пацану, который, оказывается, сидел у самого порога школы прямо на ступеньках с самого момента приезда Бана, — Хенджин, не вздумайте вновь марать стены оскорбительными комментариями в адрес своих сверстников или же непристойными рисунками. Даже если у вас сейчас получится своими стреляющими глазками продырявить нас или мы раньше уйдём, вас все равно в конечном итоге будет ждать наказание, если вы что-то подобное сделаете. Помните об этом, — мужчина комично тряс в воздухе указательный палец, будто получая маленького ребёнка, — Попрошу проявлять свои творческие способности на уроках рисования. — Ха, вы меня раскусили, — ядовитое усмехнулся Хенджин, нарочно роняя свой рюкзак, чтобы учитель музыки Ли услышал чудесный звук удара балончиков с краской внутри него об асфальт, — только хотел написать, что ваш пидорас Хан — уебан, — он подтянул одну ногу к свому подбородку, а другую свесил, беспечно ей болтая, — Эх, как жаль что слово пидорас не рифмуется с его именем, правда же? — ехидная улыбка и пытливый взгляд нарочно суженных глаз. — Во-первых, учащийся Хван, Хан Джисон совершенно не мой, он как человек принадлежит только себе. А во-вторых, я уже говорил, что вы не должны так резко негативно отзываться об ориентации своего одноклассника, а, возможно, проявить хоть чуточку уважения за его смелость и открытость, — старательно разъяснял психолог Ли, совершенно не жадничая своим временем для этого ученика. Он кажется уже и забыл про Бан Чана, который стоял рядом и внимательно рассматривал парня. Хван Хенджин с красивыми глазами, похоже, вовсе без двойного века имел очень секущиеся блондинистые довольно длинные волосы, заметно по очень отросшим корням, давно осветленные. На нем несколько бандан, прикреплённых к одежде разными способами и одна на голове. Джинсовый сильно драный комбез по виду на три размера больше с кучей хаотично и явно не умышленно нанесенных разноцветных пятен по всей ткани. Скорее всего каждое из них как трофей этот красавчик Хван гордо носил после каждой своей вылазки с баллончиками и совсем не собирался отстирывать. Занимательные парень. Хенжин также изучающе мельком глянул на Бана. — Пфф, буду я ещё всяких пидорасов уважать. Я за свою и за вашу, между прочим, задницу на которую он, посягает, беспокоюсь, — выплюнул Хенджин и отвернулся, не намереваясь продолжать этот бессмысленный диалог. — Ох, спасибо за беспокойство, — отблагодарил его Минхо и, заметно, хотел что-то ещё сказать, но оборвал себя. И обратился вновь к Чану, уже открывая дверь учебного заведения, — пройдемте. — Это место — это подростковый центр помощи, где мы даём детям возможность изменить свою судьбу, — рассказывал Минхо, водя Бана по разным коридорам и предметным кабинетом, показывая все вокруг, — сюда попадают в основном ребята, которые по каким-то обстоятельствам попали в сложную ситуацию и стоят на учёте. Поймите, — пытаясь, очевидно, оправдать своих подопечных, неустанно объяснял учитель Ли, — у этих детей нет достойного примера для подражания и надежной родительской опоры. Поэтому мы здесь помогаем им исправиться и научить чему-то, хотя бы по основным учебным дисциплинам и банальным правилам поведения. «Забавно, — подумал Чан, — я должен исправиться за счёт исправления подростков». Изнутри эта школа тоже была похожа на простую, но если присмотреться, то замечаешь, что на стенах и мебели, вероятно, большее чем в обычной количество ненормативной лексики, жвачек и других непонятных субстанций, а сами ученики одеты более повседневно и даже где-то вульгарно. Вот например как сейчас, к ним уверенно приближается парень с непозволительно глубокими проймами майки по бокам, с иначе не назовёшь как блядским кричащим чокером на шее и в кожаных узкачах, пошло гоняющий по рту яркую жуйку. Вполне привлекательный парень, и если хорошенько так смыть всю черному его ублюдского мейка, нанесенного почти маской, он тут же превратился бы в милого бабушкиного внучка, уплетающего пирожки за обе пухлые щеки. — Здравствуй, любовь моя, учитель Ли Минхо, — сказал этот парень, не давая им обоим, Бану и Ли, пройти мимо себя, настойчиво добиваясь внимания вышеупомянутого. Он смачно с непозволительного наглой мордой шлепнул тут же стушевавшегося в тушеную котлетку психолога, который, видимо, все никак не мог подобрать нужных слов и просто пытался не взорваться от густой красоты своего лица. Но за него слова нашёл этот парень, быстро поднимая вверх свои руки, как бы сдаваясь, — да-да, харасмент в чистом виде, знаю, и ещё нарушение субборлинации или как там. Но, не смог удержаться, — ехидная улыбка, — уж простите. Увидимся на сеансе психологии, — он обошёл их и вслед себе послал Минхо воздушный поцелуй. «Да, впечатляюще», — никак по другому Чан это не мог назвать. Но и не сказать, что чувства этого вычурно одетого парня так уж беспричинны. Как минимум из-за такой яркой и интересной реакции Чан бы сам, будь непослушным малолеткой, начал бы приставать, и именно к Ли. — …Хан Джисон, и не приходите в школу в таком виде, — восстав из сгоревший со стыда, бросил ему вдогонку Минхо, попутно извиняюсь перед Баном, — директриса увидит… — Ха-ха, её сегодня нет, могу себе позволить, — крикнул в ответ этот самый Джисон с другого конца коридора. «Ах, — осенило Чана, — теперь понятно, почему пидорас. Видимо про этого Хана они и говорили», — подумал он и создал в своей голове отдельную папке с заметками о самых ярких учениках, которых сможет здесь встретить. Дальше оба шли молча, осматривая ту территорию, которую Бан ещё не видел. Минхо, скорее всего страшно стыдясь перед ним такого непозволительного поведения своего ученика, по ходу теперь не рассказывал о разных местах, приправляя интересными историями, как делал до этого, а просто давал краткие комментарии по типу «это столовая», «спортзал, что сейчас закрыт на ремонт» и «выход на крышу, который всегда должен быть закрыт». Так они обошли все и вернулись в фойе первого этажа. Надо бы попрощаться, но Минхо молчал. Чан тоже предпочёл молчание, неустанно продолжая осматривать все вокруг. И тут среди галдежа и шума коридоров послышалось недалеко от них гулкое «бууууээээ», а потом «блять» и «да еб твою мать, мог бы и до толкана придержать». Минхо сразу же спохватился и побежал к группе парней, один из которых блевал в ближайший цветочный горшок. — Что здесь происходит? — спрашивает Минхо у детей. Это наверное должно было прозвучат строго, но получилось скорее тревожно. Парня перестаёт рвать, а остальные, видя все ещё невменьковое состояние друга, пытаются его хотя бы поднять, загораживая собой, — Чанбин что, опять напился? Где, скажите мне? — А. Не, — оправдывают своего товарища другие наперебой, — он, это, кимчи-чиге не свежим отравился. И вы, учитель Ли, если будете в столовке, не берите его. В это оправдание мог поверить только дурак. Но Минхо понимающие закивал, обещая помочь дотащить Чанбина до туалета и привести в порядок. — Господин Бан. Простите, мне нужно идти. Вы можете ещё здесь огляделся, если есть такое желание. Если нет, то увидимся завтра на уроках, — светлой неширокой улыбкой закончил он свое прощание, взваливая на себя половину габаритной туши пьяного тела, унося его с ребятами с глаз прочь. «М-да, ну и денек…». Чан, переодически почесывая побаливающую головушку, думал том, как же ему будет тяжело. Очень тяжело. Нужно найти несколько ребят, хотя бы в теории способных измениться, но прежде, придумать систему, чтобы найти из этого числа хоть немного талантливых. Но впечатлений на сегодня, пожалуй, хватит. Нужно возвращаться домой. — Бери, — Бан, поднимает голову на шорох и видит перед собой черноволосого парня во всем чёрном с тёмным макияжем и бледной кожей, который протягивает ему раскрытую пачку сигарет, предлагая взять. Только сейчас Чан понял, что ноги его завели в довольно отдалённые место внутри школы, на какие-то лестницы, где он сейчас и сидел. Хотя тут и неплохо, вполне спокойно, прохладно и голова не гудит от детских криков. — Я не курю. — Хех, — парень усаживается рядом прямо на пол, подкуривая себе одну, — зря, видон у тебя не ахти. Чан не сразу обращает внимание на то, что этот пацан не обращается к нему на вы, а потом сам же счёл это комплиментом своему виду, хоть ему и сказали, что выглядит не очень. Кожа парня сблизи, видимо, из-за изменения угла тусклого освещения, стала совсем белой, смертно белой, будто он пришёл за грешной душенькой Банчана. Клубы дыма от его девичьих губ медленным ленточным облачком летят вроде вверх, но почему-то все равно забивают лёгкие тяжелым табачным запахом. Хоть этот парень и мрачный на вид, аура от него исходит какая-то светлая, успокаивающая. Его профиль с аккуратным носиком, грустными от чёрноты вокруг кошачьими глазами и даже с той же противной сигаретой, в этой полутьме невероятно красив. — Хорош пялится, — переходя из устрашающей хрипоты, басит парень. Чан тут же дергается, отводит взгляд от понимания, что и правда слишком уж открыто и неосторожно его осматривал. Парень обернулся к нему, протягивая свою руку, — Феликс. — Бан Чан, — панибратски представляется Чан, хотя надо бы по нормально, ведь он в теории может стать старшим Феликса, которого тот должен будет уважать. Но ладно, атмосфера здесь другая, тихая и располагающая, поэтому это Чан вновь спускает с рук, — дай мне, все-таки сигарету. Всё равно сижу тут с тобой пассивно курю. — Вот так бы сразу, — Феликс вновь достаёт пачку и держа в губах поджигает новую от своей уже горящей, после передаёт Чану. Курят в тишине. Вся лестничная площадка постепенно становится полностью прокуренной. Феликс встаёт, достаёт из кармана косухи металлический коробок, тушить об него и бросает внутрь бычок, протягивая коробочку к Чану. — Бросай сюда. Нельзя палиться. Чан поднимает на него непонимающие глаза, но делает, как велено. А после по команде ещё и подсаживает Феликса, почти усаживая к себе на плечи, чтоб тот смог открыть маленькое окошко высоко вдоль стены. — Ну пока, — махнув, Фел уходит с площадки первым. «Что ж. Мне кажется, что начало положено. Первым может быть Феликс, потому что у него уникальный низкий голос был как минимум тогда, когда мы курили. Значит он может делать его таким глубоким, — размышляет Чан, выходя на наружу, — завтра первым, наверное, делом нужно будет найти его…». Здание центра остаётся позади, когда Бан подходит на стоянке к своей припаркованной там машине. Напоследок, он оборачивается на школу, чтобы увидеть общую её картину издалека и про себя усмехается. На одной из боковых стен здания все же красуется свежая надпись угловатым шрифтом «Хан-уебан».