Путь исправления

На первом собрании Бан Чан изложил ребятам поэтапный план: набрать ещё несколько человек → закрыть свои косяки в школе, чтоб спокойно могли отпускать пораньше → заселиться в совместную общагу → учиться петь и танцевать, попутно занимаясь совершенствованием себя. Пара простых пунктов, за которыми скрывался огромный пласт работы, но с этим будут трудности позже.      — Пока остановимся на первом пункте, — сказал Бан Чан, — но раз вы все у меня красивые, но бездари, то постарайтесь мне пожалуйста найти кого-то, кто хоть немного что-то умеет, — воодушевлённо, чем бесит Хвана, потому что «возомнил тут себя супер мотиватором», в то время как рядами ниже Сон плыл от проскочившего комплимента, — Буду рассчитывать на вас!      По итогу энтузиазма после собрания был полон только Джисон, который засветился ярче обычного, хотя куда мощнее. Чонин меленько перебирал ножками за Хенджином, который, придав неестественный изгиб своей спине, шел широкими грозными шагами, бурча под нос себе что-то вроде «мы что ему посыльные или ищейки?!». Был сердитым, чернее тучи, поэтому Ян не стал его трогать, разве что…      — Может, сходим на курилку? — из-под бока осторожно спрашивает он.     — О, бля, точно, давай, — уже веселее звучит Хван, соглашаясь, — как раз думал, у кого сигарету стрельнуть, берет телефон в руки и на ходу набирает сообщение, — погнали.     Курилка, о которой шла речь, не что иное, как просто угол здания школы, куда не выходит ни одно окно, где меньше вероятность, что до них кто-то докопается, и есть несколько турников, на которых можно расположиться.     — О, Хенджин, давно не виделись, — уже издалека машут его кореша, лица которых, Чонин, кажется, уже видел раньше. А, ну да, точно, это вроде с ними он тусуется время от времени и рисует граффити. Жаль, а Чонин хотел постоять только с Хенджином, даже припрятал в глубине своей сумки пачку тех тяжелых сигарет, которые тот обычно покупает, и хотел их вручить. Но, кажется, не судьба и в этот раз, — как жизнь, бродяга?     — Да нормас, — здоровается Хван, его примеру следует и Нини, только немного несмело, потому что не знает, может ли назвать этих людей хотя бы своими знакомыми, — Чонин, дай сигу.     «Опять Чонин…», — грустно думает Ян, по привычке доставая из внешнего кармана свои, на что Хван ворчит «опять твои с духами», но все равно принимает в свою руку сигарету с ароматизированной капсулой, — ох, кажется, он нарочно коснулся меня и задержал свою ладонь на моей подольше… — тает внутри себя Нини, — такую горячую. Такую красивую…» -      Своими планами Бан решил также поделиться с Минхо, к которому уже ощущал некое доверие.      — Ох, а почему вы мне сразу не сказали, что вам нужны поющие ребята, — всплеснув руками, лицо учителя Ли выразило даже некое легкое разочарование, — сразу бы пришли с этим ко мне как к учителю музыки, и мы провели бы что-то вроде прослушивания.      — А, да? Нууу так…предложение помочь мне с этим все еще в силе? — аккуратно, но на самом деле смотря на него со вселенской надеждой, спросил Чан.      — Разумеется.     ...      Заранее кратко оповестив классы с подходящими по возрасту ребятами, Чан, притащив из столовки пару бутылок воды и вывалив их на стол у самой сцены, сел и уже пребывал в некотором предвкушении. Не сказать, что ожидал многого, но истинные сокровища же могут прятаться где угодно, даже в школе с немного неблагополучным хамоватым контингентом. — Это полный провал… — ныл Бан Чан спустя буквально час, как он назвал, «пыток над своим слухом», методично отбивая лоб о ребристую столешницу, укрытую ветхой скатеркой. Слух Уджина не так чувствителен, но и этот мужчина уже пару раз успел выйти «на перекур», оставляя камеру стоять чисто на штативе. На разрекламированный шанс на широкую дубовую сцену выползало откровенное нечто, которое либо слишком выходило за рамки стандартов красоты, либо воспроизводило такие звуки, способное вызывать разве что ушное кровотечение. Из позитивного: после этого пришло несколько любителей повторять танцевальные тренды, которые двигались вполне неплохо, но вот чем-то Чана не цепанули. А, ну и ещё несколько гитарных и фортепианных самоучек, возомнивших себя пупами земли. Нет, спасибо, нам такое горделивое не подходит. — Ах, вот вы где, — запыхавшись, после гулко-скрипучего стука дверей-маятника вниз по ковролину скоренько спускается Минхо, на лету перевязывая шейный платок поплотнее, в спешке присаживаясь недалеко от стола на первый ряд сидений. Он держит в руках блокнот с ручкой, где набросан небольшой список, — как успехи? — Позитивного мало, — вместо Чана констатирует Уджин, — по нашему объявлению пришли…эмм…не совсем подходящие люди. — Хаха, вы не там искали таланты, — широко улыбнулся учитель Ли, и Чан кажется впервые видит его такую, не рабочую, длинную улыбку с нотками гордости, — все мои лучшие ученики, обаяшки-стесняшки, обычно не любят привлекать к себе внимания, но для вас, — он подмигнул, — сегодня сделали исключение. Первой была очень миленькая девочка с визуально заметным неправильным прикусом, который вполне возможно исправить, умеющая вытягивать высокие ноты, но, увы, Чан забыл предупредить Минхо о том, что ему нужны именно мальчики, а сейчас уже поздно и было как-то неудобно что ли. Честно, с удовольствием взял бы ее одной из первых, но теперь страшно даже представить эту милашку одну, такую беззащитную, среди кучи пацанов. Дальше спели ещё пару девчонок с разными тональностями и очень низкий мальчик, который, несмотря на возможности своего голоса, уж очень сильно бросался бы в глаза, стоя рядом с остальными уже набранными. «С другой стороны, если все будет слишком печально, можно плюнуть, вообще все переиграть и взять всех этих девчонок, — подумал Чан, отбивая ручкой какой-то темп о щеку в раздумьях, — нет, ну а что?»     — Чаааан, — громко шепнул Уджин, возвращая его в реальность, — смотри, а как тебе этот?     Бан Чан заметно отвлекся, но вновь начал всматриваться и вслушиваться в происходящее на сцене. Медовые напевы начали литься поверх негромкой музыки, которую учитель Ли, сидящий рядом со старенькой музыкальной установкой, специально сделал чуть тише, заметив на лицах Чана и Уджина заинтересованность. Паренёк довольно высокий, с неестественно ровной осанкой выглядел местами просто, но что-то в нем и в его пении было такое завораживающее, привлекающее взгляд. По исполнению как для простого слушателя, вопросов не было, звучал парень правда хорошо. Конечно, если прикапываться, то в этой песне, которую Чан тоже однажды исполнял, пару нот были спорными, но если воспринимать это как кавер, то вообще идеально.     — Скажите, господин Ли, он учился этому где-то? — вполголоса спросил Бан, наклоняясь и вытягивая шею в сторону собеседника, — уж больно он хорош.     — Ах, да, вы правы, — согласился с ним довольный Минхо, — до того, как попасть к нам, он посещал музыкальную школу, и ещё ему брали дополнительные уроки вокала. Здесь же он продолжал заниматься со мной. И, как видите, очень даже удачно.     — Тогда, уж простите, учитель Ли, но я его забираю, — ухмыльнулся Бан, подмигивая вполуха слушающего их диалог Уджину. -       «Почти отмучался» — думает парень, лениво ковыряя угол парты, который, кажется, с его появления в этой дыре сразу был как откусанным волчьей пастью. От скуки он достаёт маркер, которым уже успел разукрасить все свои ногтевые пластины, и отвечает на «шлюха» на столешнице, явно написанное для него, хотя он не всегда сидит именно здесь, «прайс на услуги напишу позже, малыш», и улыбается, оголяя клички.        — Наконец-то, — Хан со звонком резко вскакивает, хватает свою сумку с пустого стола и первым шагает на выход. Вслед летит, что «это он на вызов спешит», на что Джисон, не оборачиваясь, решительно показывает средний палец и ему, и всем тем, кто из его гнусных однокашников того же мнения, а ещё вонючему старперу, то бишь учителю, что вёл этот урок и недавно спецом заговнянил его итоговую оценку. Пошли они все этим самым средним пальцем.        Уроки отсижены, осталось только дождаться Чанбина, с которым он хотел поговорить, поэтому и идёт на условную «курилку», где в теории тот может быть. Тут уже стоят несколько знакомых лиц, дымящих сигареты, рядом с которыми он замечает и мнущегося Чонина, теперь его сокомандника, и игриво подмигивает ему. Ян замечает, сразу же теряется и отворачивается, прячась за спины других, а Хану от этого только смешно.       Сон стоит чуть поодаль, дует свою парилку с цитрусовыми и смотрит в сторону выходящих из школы.       — Эй, малышня! — кричит он и приближается к вывалившейся кучке младших, задорно пинающих вперед себя бутылку, — Бина не видели?       — Мы ему что, надзиратели, чтоб весь день пасти, — отвечает самый дерзкий, и Джисон даже не удивляется, в кого они такие. Со любит поучить малых всякой дряни, а те, судя по воодушевленным и одновременно напуганным взглядам, видят в нем грозу района и истинного предводителя. И впитывают весь, как думает Хан, его словесный мусор, но в эти поучания не лезет. Такого права у него нет. Да и все же за свою жизнь невольно начинаешь бояться, просто видя перед собой такого халка, как Чанбин, даже если вас что-то связывало.       — Ишь ты, какие мы смелые, — ухмыляется Сон, наклоняясь ближе к мальчонке, — как батя за порог, так сразу страх потеряли. Помалкивай, зай, а то дяденька Хан не сдержится и случайно взболтнет вашему старшему лишнего, и все острые язычки к утру будут вырваны с корнем.       — Ага, счас, — грубит мелкий, но убегает вслед за своими, что ушли ближе к воротам, а один из них успевает перед побегом смачно так шлепнуть своей детской ладошкой по оттопыренному в наклоне заду Хана, совершенно не вызывая нужной ему реакции — возмущения.       — Он в местный клуб собирался, — негромко говорят рядом, и Хан, удивляясь, замечает возле себя невысокого карапуза, который не пустился на утек за остальными.      «Вот кто внатуре не сцыкло», — проскальзывает в голове Джисона голосом Чанбина. А говорит он, ероша детскую макушку, — спасибо, сладкий. - Феликс, занявший свое пустующее место в самом углу столовой, сидит лицом в стену и лениво ковыряет слипшийся рис, лежащий рядом с каким-то протухшим дерьмом, хотя государство вроде как должно кормить подрастающее поколение здоровой едой, а не этой отравой. Краткая, но такая частая вибрация, оповещающая о новых сообщениях из диалога с одним недалеким и одновременно по его местоположению далёким, скоро скинет телефон с края стола. Передвинув его ближе к середине, Фел, игнорируя 21+ над приложением мессенджера, открывает свой плейлист и переключает на другой трек. Кто-то занимает соседний стул.     — Оу, парень, а ты не оглохнешь, случаем, — спрашивает непрошенный за этот стол гость, внаглую вынимая из уха Фела один проводной наушник, и, едва поднеся к своему уху, одергивает, — Тебе нравится такая тяжёлая музыка?     — Тебе правда интересно или опять что-то от меня надо? — не поднимая полуопущенных век, Феликс рывком возвращает свое, но уже без головки, чисто провод. Тихо матерится себе под нос, уже предвкушая бесконечно нудный день без музыки. Ещё и «интернет друг» сегодня особенно блещет своей тупостью, значит отвлечься на диалог не получится, разве что поступиться принципами и продолжить выяснять с ним отношения либо же включиться в бессмысленный словесный пинг-понг оскорблениями.      — Ой, прости, — поспешно извиняется Чан, который было хотел ответить на риторический вопрос, как успел сломать чужую вещь. Поговорить нормально уже, очевидно, не получится, потому что собеседник как бы и изначально был не настроен на это, а тут ещё и поломка в придачу, — я куплю тебе новые.       — Забей, — быстро сглаживая свои внешние проявления злости и раздражения, превращая их в ровное ничто на идеально бледном лице, Фел встаёт со своего места, закидывая лямку шипастого баула за спину, и следует на выход. Бан продолжает за ним идти, неся в руках чужой поднос с недоеденными блюдами, ища в голове, что ещё сказать. — Они все ровно должны были в ближайшем будущем умереть. Как и мы все когда-то умрём.       Работник столовой останавливает Бан Чана на выходе с едким «молодой человек, а куда это вы наш поднос понесли», указывая, где его нужно оставить. Растерянный Чан делает так, как ему сказали, и уже спешит за своей целью.      — И, кстати, Чан, — встречаясь на повороте лицом к лицу с Феликсом, младший говорит ему, смотря мертвенно-пустым взглядом, — хорош за мной везде шляться. У меня может и минусовое зрение, но я не слепой, — размыкает замок из рук на груди, разворачивается в противоположную от нужной Бану сторону, — Уяснил? Адьос. -      Шагая походкой от бедра, Джисон специально подвиливает задницей при виде парочек, несколько парней из которых задерживали на нем свои взгляды и получали заслуженные подзатыльники от своих девушек.       — Эээх, красота! — Джисон замечен, Джисон доволен. Осталось только вернуть весь боевой окрас обратно на лицо, немного прихорошиться — и он готов ворваться в уже знакомый клуб, куда, если договорится с охранником, спокойно пускают. Внутри он простой, недорогой, тесный, светомузыка такая себе, но трястись пьяным телам это совершенно не мешает.        — Бармен, коктейль! — диктует он высокому мальчику за бурной стойкой. Хорошенькому такому, но не на сегодня. И напиток теперь нужен чисто для вида, потому что, видимо, сегодня не смена знакомого бармена, и алкашку сильно разбавят. Поэтому Хан, скучающе прокручивается на высоком барном стуле, украдкой покручивая прядку, — милый, может знаешь и видел тут Со Чанбина, такого крупного…       — Посмотри в туалетах.       Войдя в сортир, Джисон аккуратно обходит сосущееся трио у раковин, настежь открывая все кабинки. Пусто, но одна, что подальше, запрета. Сон проходит в соседнюю от неё, встаёт своими высокими кроссовками на унитаз и смотрит через стенку.      «Так, ещё одни, — хмыкает он, понимая, почему вода сразу из нескольких кранов хлещет шумным потоком, и старается разглядеть и узнать в лицах двух человек в более чем распаленном состоянии Бина, — не, вроде не он», — садится на крышку, достаёт со дна своей сумки супер короткие лаковые шорты и надевает их вместо своим джинс поверх капроновой сетки таившихся под ними колгот, — так-то лучше, — думает Хан, добавляет к этому безобразию тёмную матовую помаду, глядя в одно ещё более менее чистое настенное зеркало, и возвращается обратно к бару, оставляя туалет с любезным «хорошего вечера, народ».        — Вон он, твой Чанбин, — кивает ему в сторону бармен, без устали натирая очередной высокий стакан. Да, Бин там, куда указали, у тёмной стены зажимает какую-то девушку, почти закрывая её собой. Похоже, что он нехило так пьян, потому что заметно шатается, а когда к нему подскакивает какой-то громила и толкает, то совсем чуть не падает. Между ними начинается словесная потасовка, но, зная Со, разгон до обычной с применением кулаков у него не велик.        — Ооо, мой выход, — встаёт Сон, элегантно прихватывая ножку неглубокого бокала, чокаясь с начищенным, который бармен уже хотел поставить, — мерси, скоро верну, — и идёт туда.        — Мудила, я ещё раз спрашиваю, какого хуя ты лапал мою девчонку, а? Тебе шею сломать? — рявкает мужик, и даже издалека видно, что у них с Со немного разные весовые категории, но это, а ещё отсутствие своих корешей под боком, похоже, Чанбина вообще не останавливает.        — Да я бля сча сам те башку об асфальт размозжу, веришь, не? И…         — Мальчики, что здесь происходит? — сладко произносит Джисон, сразу же вешаясь на руку Чанбина, который, похоже, первое время не узнает его, раз так долго скользит по худому телу Сона, умышленно изогнутому в манящие соблазнительные линии, мутным взглядом. Не давая ответить ни одному, ни другому, ни даже пискнуть той бабе, Хан начинает мягко лебезить, а потом конючить, тягая «своего» парня за рукав, — Бинниии, любимый, ты же обещал меня на машине покатать!       — На м-машине?       — Дааа, — по-девчачьи возмущается Хани, нетерпеливо топчется, показательно выпрашивать внимания, — как ты мог забыть.     Недоверие к манерности его голоса и такому поведению проскальзывает на лицах громилы и его подельников позади, что вот недавно могли начистить ебало и Бину, и Хану его прелестное почти девственное личико впридачу, поэтому Джисон без промедлений широким жестом присасывается к тонким губам Чанбина, громко чмокая. Для пущего эффекта, чтоб поцелуй даже отдалённо не был похож на дружеский, Сон сразу углубляет его и добавляет побольше хлюпающей слюны. Всё в ахуе, чем он и пользуется, по-быстренькому выталкивая и себя, и Бина из клуба. - Обходя по памяти все скрипучие места половых досок в открытом спортзале, Фел опасно взбирается по пирамиде из шатких, поставленных друг на друга лавок, на оконное углубление в стене. Прикрывает себя сеткой, которая в обычное время должна защищать от попадания туда мячей, хотя по его собственному опыту, это никогда не спасали не заклеенное чем попало в нескольких местах широкое окно, ни его голову. Располагаясь поудобнее, он упирается спиной о беленую стену, закидывая друг на друга вытянутые ноги. Достаёт телефон, кратко отвечает на особо остро поставленные вопросы и восклицания все того же, подписанного как «когда-то мой», громко фыркает и переименовывает в «конченный кретин», блокируя устройство. Тихо, даже удивительно, как к нему в таком эхом пускающем любой звук просторной помещении смогли так бесшумно подкрасться. Рядом ложится белоснежный кейс. «Беспроводные, как из рекламы», — проскальзывает в голове.     — Это тебе. Я сломал, я купил новые, — не говорит, утверждает Чан, голова которого как раз достаёт до этой высоты. Её только и видно, а ещё плотные трапециевидные мышцы и широкую крепкую шею.     — Мне твои подачки не нужны.     — Это не подачка, это…в качестве извинений.     — И что я должен за это сделать? — пытаясь разглядеть в чужом лицо подвох, пристально смотрит на Бан Чана Фел, — если тебя интересуют услуги интимного характера, то это не ко мне. Попробуй обратиться к кому-нибудь другому, тут таких, думаю, полно.     — Феликс, это от чистого сердца. Да и ты уже знаешь, что я от тебя хочу, — мягко говорит Чан, — и это тебе не во вред, а только во благо. И наушники тут ни при чем. Ты мне нужен.     — А мне нужно, чтобы ты, наконец, отвалил от меня и отчалил в далёкие дали, — стукнув грязной подошвой и оставив после себя на белом рядом с оставленным подарком заметные чёрные следы, он спрыгнул с этой высоты в целый рост человека, отряхнулся и, вновь повернувшись к Бану спиной, стал уходить, — или откуда ты там вылез. Вот туда и сгинь. -      — Ооох, — тяжко вздыхает Со, сидя на бордюре в каком-то дворе, прикладывая ко лбу холодную бутылку воды, которую ему только что принесли. Вечерело, и алкогольные пары постепенно покидали его бренное тело, — спасибо…     — За что? — задорно спрашивает Сон, размещаясь на его брошенной рядом куртке, — если речь о воде, то пофиг. Мог бы спасибо сказать за то, что спас твою шкуру от побоев.     — Хах, — смеётся Чанбин, и от этого его головушка привычно потпескивает, но не впервой, как и… — да меня уже там пару раз в кашу превращали, когда я в одного нажирался в усмерть. Так что, нормально… — его широкие плечи грузно ходят в тяжёлом дыхании, пока оба молчат до момента, пока Со не мычит, — А. Ты же что-то хотел.     — А, точно, — Хан прекращает теребить порванный капрон на бедре. Эх, жалко, такая недолговечная красота испортилась. В этом случае и лак не поможет, поэтому он просто связывает между собой пару нитей, в то время как Бин косо следит за этим, продолжая умирать, — у меня к тебе заманчивое предложение.     — Секс — нет, минет — согласен.      — Хах, размечтался, придурок. Я про то, что появился неплохой для тебя варик съехать с однушки твоего запойного быти, как и мне покинуть притон моего загульного папани. Слушай… — и Хан рассказывает все, что понял из недавнего собрания. Как бы сказал Бин, «нормально перетерли», и после получаса разговора пришли к единогласному решению.      — Так, я наверное пойду, — говорит Джисон, отряхивая зад и поднимаясь с плитки. Чан тоже неторопливо поднимается, кидает мятый пластик от бутылки мимо мусорки, пялясь на сборы Хани с руками по карманам, — мне ещё через эту темень к себе тащиться.       — …может все-таки… — и Со завершает сказанное непристойным жестом, толкаясь языком в щеку.       — Хах, — вильнув, уходит Хан, строя хитрые, но очень соблазнительные глазки, — прости, Бинни, но, припоминаю, что в прошлый раз ты говорил, что такого больше не повторится, — смеётся, видя напротив грустную мордаху, — и что ты вообще по девочкам. Так что… А, — вспомнил, — и шпану свою приструни, а то что-то уж больно звонко тявкать начали. Бай-бай.