Уважаемый монсэр Гамильтон! Ожидаю Вас на музыкальном вечере, Который состоится 5 уктейриса 1696 года. Оссмарт-Пирт (улица Клинтвен) Искренне Ваш Ингвар-Уолктеоф-Данквард Корентар, граф Эред-Оссмарт
Такие же записки получили барон Дио-Ринмар, бабушка Аквилегия, Тубероза, Ладаман, Алдор, Велен, Тамир и ещё одна ихтифрогменка лет тридцати пяти, Миранда Ратмирит Шекспейтон, родом из Маратбора, как и Тамир. В родном городе она, будучи секретарём префектуры, возглавляла штаб по обороне от зоргаданских захватчиков, пока сам префект Маратбора вместе с остальными мужчинами был на фронте, где и погиб. Тогда она проявила недюжинные военно-организаторские способности и замещала префекта, пока не был назначен новый руководитель города. — Очень польщена, — сказала госпожа Шекспейтон. — Я не думала, что получу такое впечатляющее приглашение. Госпожа Шекспейтон имела в виду, что в пути она любила прямо в фургоне играть на продольной флейте, которую она взяла с собой, и что её игра нравилась девонам-дворянам, сопровождавшим посольство. Барон Дио-Ринмар сделал ей комплимент, сказав о том, что она могла бы иметь большой успех в королевской музыкальной капелле. Алдор и особенно Велен были удивлены приглашением, упуская из вида, что сами они недурно владели один гитарой, другой голосом — в Академии управления они участвовали в самодеятельности учебного заведения. Тем не менее, вышеупомянутые мэгляндцы приняли приглашение графа и в назначенный день достали свои лучшие наряды, причём в ход пошли и украшения, купленные мэгляндцами в Манексе. У графа Эред-Оссмарта было очень весело. В уютной и обширной гостиной, обставленной под стать кабинету и аудиенц-залу резиденции графа в Манексе, собралось изысканное общество. Как оказалось, там присутствовала как музыкальная, так и литературная интеллигенция Дайвона, например, капельмейстер придворной капеллы Йон-Готфрид Мадригелеманн собственной персоной. Эйрент подумал о сестрёнке Флорене, которая увлекалась литературой и была бы счастлива очутиться в таком изысканном обществе. На вечере, который граф Эред-Оссмарт устраивал каждый свой приезд в столицу, звучало много музыкальных и литературных новинок. Сначала девоны, не видевшие ранее мэгляндцев, слегка пугались необычной внешности присутствовавших челосмаусов, фелисимена и вурдимена, но потом мало-помалу привыкли, а когда выступили профессионалы и настала очередь любителей, то и вовсе перестали обращать на облик мэгляндцев внимание. Весь вечер гости не переставали непринуждённо общаться, пить вино и угощаться закусками. Когда Эйрент возвращался в зал с обращённого в парк балкона, куда выходил, чтобы подышать там воздухом, то краем уха услышал беседу двоих знатных гостей: — Вы думаете, король рискнёт жениться ещё раз? — А как вы думаете, если у королевства до сих пор нет наследника? А королю уже пятьдесят пять. — Но есть же Ганелон, — возразили первому голосу. — Полноте, маркиз, он же… Остальной разговор скрыла музыка, возвещавшая о начале традиционного для таких вечеров бала, и Эйрент был слегка разочарован. Сначала он пытался найти дворян, чей разговор был им невольно подслушан. Но это оказалось невозможным: очевидно, что эти дворяне то ли куда-то уехали, то ли находятся сейчас в каких-то неизвестных частях особняка графов Эред-Оссмартов. Мэгляндские гости графа Эред-Оссмарта веселились на всю катушку, а Эйрент, обуреваемый этой загадкой, не мог последовать их примеру. — Ты чего смурной такой? — раздался рядом с ним голос бабушки Аквилегии, а проходивший в эту минуту граф Эред-Оссмарт услышал её вопрос и встал рядом. — Вы чем-то озабочены, монсэр Гамильтон? — вторил ей граф Эред-Оссмарт. — Ннет… То есть да, — признался Эйрент. — Так что же? — в один голос сказали оба девона. — Ваша светлость? — наконец, спросил графа Эйрент. — Здесь я услышал про некоего Ганелона. — Про Ганелона? — неподдельно удивился граф. — А почему вы спрашиваете? И Эйрент рассказал графу Эред-Оссмарту об обрывке услышанного им разговора. — Интересно, — заметила бабушка Аквилегия. — Я расскажу эту историю такой, какую узнал сам. В общем, их было три друга, — поделился граф Эред-Оссмарт, — они с раннего детства росли вместе. Его высочество принц Скильд-Людегер-Гунтхрамм-Освальд Лоренган-Адельвинт, ныне правящий король, его сиятельство Гаук-Эстолд-Вольфрам Вингилан, граф Ранглайн, герцог Трелентер, сейчас маршал Девонгландена и Бранд-Гаук-Хродульф Гилдерт, герцог Ганелон. При кажущейся крепкой дружбе третий из друзей был человеком заносчивым и гордился тем, что является потомком того самого Пардульфа Гилдерта, герцога Дайвонского, с которым боролся король Скильд Восьмой. Когда юный принц Людегер заболел опасной болезнью, все думали, что он умрёт. Юный герцог Трелентер не отходил от постели принца, в отличие от юного герцога Ганелона. Тот уже тогда пылал к юному герцогу Трелентеру совсем не дружеской любовью и ревновал его к принцу. Но принц выздоровел, дружба возобновилась, и Ганелону пришлось обуздать свои мужеложские наклонности. Когда все трое выросли, то оба герцога вошли в свиту принца. Ганелон стал вынашивать весьма честолюбивые планы о том, чтобы приобрести власть хоть над чем-то. Он завидовал богатству семьи Трелентеров. А пока довольствовался властью над лошадьми, которых любил объезжать, а на досуге баловался с мальчиками. Годы шли. Герцог Трелентер успел стать маршалом королевства и трижды обзавестись семьёй, а принц Людегер успел стать королём. Мужеложство же не помешало герцогу Ганелону жениться и обзавестись дочерью и наследником — его зовут Сверт-Варгальд-Деремод Гилдерт, герцог Ганелон. Потом случилось несчастье — когда Ганелону-младшему исполнилось четыре года, его отец погиб, упав с лошади и сломав шею. Несмотря на то, что король Людегер Третий был в браке, королева Хильдебурга скончалась пять лет назад, не успев родить королю ребёнка. Да они больше двадцати лет прожили в бездетном браке! И вот, его величество король взял ко двору Ганелона-младшего и принялся его воспитывать. А сам же Ганелон-младший, судя по всему, унаследовал властолюбивые наклонности своего отца и лелеет надежду теперь самому стать королём. И это как раз тот самый Ганелон, о котором вы, монсэр Гамильтон, слышали сегодня. — А почему к нему так настороженно относятся? — спросил Эйрент. — Все боятся его выходок, а домашняя прислуга стонет от его произвола, — пояснил граф Эред-Оссмарт, — а женщин он не любит, даже со своими собаками обращается лучше. При дворе недоумевают, почему король не принимает никаких мер против его самодурства. — До поры до времени не предпримет, — уверенно сказала бабушка Аквилегия. — А что сам его величество король? И что за выходки? — Ну, например, он как-то вздумал сам руководить сменой караула, в другой раз ему взбрело в голову дирижировать придворной капеллой. У него есть особняк в городе, так там он устраивает оргии и попойки, длящиеся порой по нескольку дней. А уж сколько девок он перепортил… И при этом его величество, как я уже сказал, словно закрывает на всё это глаза! Точнее, он часто говорит с воспитанником на эти темы, но это не приводит к изменению ситуации в лучшую сторону. Эйрент и бабушка Аквилегия слушали рассказ графа Эред-Оссмарта, качая головой; глаза их были полны ужаса. — И это недоразумение у вас собирается стать королём? — голосом, полным сомнения, произнесла бабушка Аквилегия. — У меня тоже это в голове не укладывается, — вторил Эйрент, который по рассказам прабабушки представлял двор Девонгландена как образец блестящей и утончённой жизни. Блестящая и утончённая жизнь присутствовала здесь, на вечерах у графа Эред-Оссмарта. К Эйренту в пылу танца подлетела Тубероза и увлекла его в захватывающий круговорот ветрили — так назывался стремительный танец народа девонов, ставший бальным лишь столетие назад. Этому танцу молодая челосмауска научилась в пути у одного из наёмников барона Дио-Ринмара. Вот, огромные напольные часы в углу гостиной зашипели, и по помещению поплыли солидные, тягучие, похожие на старый мёд, звуки: пробило двенадцать часов. Все засобирались по домам; не исключением были и мэгляндцы, которым пора было отправляться в гостиницу. Засыпая тем вечером, Эйрент продолжал думать о Ганелоне. О, Касториос, как несладко сейчас приходится придворным и другим подданным короля Девонгландена… Через два дня господин Лебланель получил собственноручное послание от его сиятельства герцога Трелентера, маршала Девонгландена. Руководитель посольства Республики Мэглянд немедленно созвал мэгляндцев и зачитал всем письмо маршала:Монсэру Бикарею Лебланелю, Руководителю посольства Республики Мэглянд в Королевство Девонгланден. С превеликим удовольствием приглашаю всех участников на заседание военного штаба Королевства Девонгланден. Оно состоится в здании городской ратуши Дайвона на Гинтаргской площади 10 уктейриса 1696 года в 12 часов. Там будет обсуждаться работа Вашего посольства. А 12 уктейриса в 1 час пополудни его величество король Девонгландена Людегер III Лоренган-Адельвинт окажет честь принять Вас и Ваше посольство на аудиенции в своём дворце Райдевин. Собственной персоной Гаук-Эстолд-Вольфрам Вингилан, граф Ранглайн, герцог Трелентер, маршал Девонгландена
Как только письмо было дочитано, у бабушки Аквилегии брызнули из глаз слёзы. Эйрент тут же бросился к прабабушке: — Бабуль, что с тобой? Тебе плохо? — Нет, дорогой, — срывающимся от счастья голосом сказала она, успокаивающе улыбнувшись. — мне не плохо. Отнюдь не плохо. Наоборот, мне очень хорошо! Всё отлично! Мы поедем в Райдевин! И бабушка Аквилегия широко улыбнулась: она как будто снова стала молодой девушкой, какой была больше шестидесяти лет назад. Скоро она побывает у себя в родном доме, в Райдевине, во дворце, где она родилась, росла и провела своё детство и раннюю юность. В назначенное время, а по календарю Мэглянда тот день был 10-м днём Месяца Листопада 706 года, участники посольства, как всегда, в фургонах и верхом на лошадях отправились к зданию, где располагался штаб королевства. Гинтаргская площадь не уступала в размерах уже виденным мэгляндцами площади Людегера Первого и Университетской площади. Архитектурной доминантой площади был большой касторианский храм с вездесущими солнцами на шпилях, напротив храма располагалось здание ратуши — по стилю строгое, без лишних лепных украшений; разве что на высоком шпиле наверху развевался флаг Девонгландена — по бокам вишнёвого цвета, в середине бежевого. Остальная часть окружности площади была занята деревьями и выходящими на неё домами. В главном зале ратуши, который был весьма аскетичным, под стать остальному зданию, посольство уже ждали маршал Девонгландена и другие высшие офицеры, а точнее, генералы королевства. Как оказалось, все они снискали большую славу в недавней борьбе с зоргаданцами. Мэгляндцев познакомили помимо всех прочих, с генералом Оттаром-Эбергардом Колинтом, графом Онтелером, генералом Хагалем-Унфертом Стронцером, виконтом Милитгером и генералом Рольфом-Хродмундом Марвером, маркизом Кобальтайном. Сначала все участники совещания как будто стеснялись друг друга и настороженно сторонились друг друга. Но тут с трибуны раздался голос маршала Трелентера, как рукой снявший всю эту натянутую атмосферу, придав ей чисто деловой характер: — Уважаемые жители Мэглянда, я поздравляю вас с прибытием на земли королевства Девонгланден. Очень похвально, что ваше государство послало вас к нам со столь благородной целью. А теперь к делу. Монсэр Лебланель, предлагаю вам следующую программу работы посольства. Как всегда, Эйренту пришлось много потрудиться на переводе. А работу посольства договорились организовать очень просто, причём задействованы были все его участники, и даже врачи. Был предусмотрен курс лекций по современной фортификации и военной тактике, оружейных дел мастера, а в посольстве их было несколько, не только господин Циммерман, изучали холодное оружие, системы катапульт и баллист, а также недавно появившиеся пушки, врачи были заняты изучением оказания медицинской помощи в полевых условиях, а именно боевых действий. По окончании теоретической подготовки предполагалась практика на плацу, который имелся перед зданием ратуши. Всё это было рассчитано на месяц, причём, как сообщил маршал Трелентер, ожидалось прибытие офицеров и генералов из других городов Девонгландена, включая тех, в которых мэгляндцы побывали по пути. И ещё господин Лебланель был согласен с маршалом насчёт обучения верховой езде всех без исключения мэгляндцев. — Что ж, мне программа нравится, — заявил господин Челсинг, когда они возвращались в гостиницу. — Неужели мы действительно будем учиться езде на лошадях? — поинтересовался недоверчивый господин Греневелд. — Лично я чувствую себя увереннее, стоя ногами на земле. Как хотите, я не полезу на спину этому зверюге. — Нет, это обязательно для всех, — возразил соплеменнику более практичный господин Корнелиссен. — Потому что на фургонах взад-вперёд ездить по улицам города довольно неудобно, как видите, они здесь уже, чем у нас в Мэглянде. К тому же, как вы заметили, эти фургоны гораздо более громоздкие, как наши гиппобусы, они здесь скорее как наши междугородние дилижансы. Вы видели, с каким удивлением жители города разглядывали фургоны на улицах. Его поддержали остальные участники посольства, и господину Греневелду, как и остальным мэгляндцам, относившимся настороженно насчёт верховой езды, пришлось уступить большинству. Уроки верховой езды начались на следующий день и длились два дня с утра до вечера. Тем мэгляндцам, ранее не ездившим ни на мегафальке, ни тем более на лошади, пришлось весьма туго, но по прошествии этих двух дней, азами верховой езды овладели все. Вспомнила старые навыки и бабушка Аквилегия: ведь верховая езда была одной из тех премудростей, которую должна освоить любая дворянская девушка, и принцесса тем более. Правда, все опасались, как эта весьма пожилая женщина будет ехать в седле, но, как оказалось, опасения оказались напрасными. Накануне вечером перед визитом посольства в Райдевин Эйрент зашёл к бабушке Аквилегии. Она, как и все участники посольства, была занята подбором одежды для этого события и даже более тщательно, чем остальные. В одном из магазинов, торговавших готовым платьем, куда она сходила в сопровождении Эйрента, она приобрела себе платье специально для верховой езды модного сейчас в Девонгландене покроя и аксессуары к нему. И всё это вопреки недоумённым взглядам других женщин посольства, намеревавшихся пойти на приём в обычной, хоть и более нарядной, чем повседневная, мэгляндской одежде. Кроме того, она впервые извлекла на свет белый изящную диадему с бриллиантами, украшенную сверху маленькой короной. — Нравится? — спросила она правнука. — Да, бабуль. Откуда эта вещь? Я её раньше не видел. — Эту диадему привезла моя мать, королева Менвиллия, когда приехала ко мне в Мэглянд. Потом отдала её мне. Эйрент кивнул и больше не задавал вопросов. На днях случилось радостное событие для всех без исключения участников посольства, как мэгляндцев, так и сопровождавших их девонов, в особенности, для барона Дио-Ринмара. Окончательно встал на ноги и приступил к своим обычным обязанностям Грольф, слуга барона. И вот, колонна всадников, как опытных, так и новоиспечённых, едет по улицам Дайвона. Они миновали Университетскую площадь, проехали триумфальную арку Скильда Восьмого, миновали старую крепостную стену и направились прямо по улице, сплошь застроенную роскошными домами. Потом они переехали по мосту одну из двух рек, пересекавших город и впадавших в море. Мост был под стать району Дайвона, по которому ехали мэгляндцы: пролёт был целиком каменный, с резными фигурными парапетами, а такие же резные столбики, встречавшиеся через каждый метр перил парапета, венчали изящные фонари в виде цветков тюльпана. Наверняка здесь вечерами очень красиво и приятно гулять, решили мэгляндцы. Улица длилась дальше, и многие мэгляндцы нашли, что верхом ехать гораздо приятнее, нежели в фургоне. Все встречавшиеся навстречу посольству прохожие с неподдельным изумлением рассматривали гостей Девонгландена, а ехавший впереди рядом с графом Эред-Оссмартом господин Лебланель гордо держал флаг Мэглянда на длинном древке. — Дорогу посольству Мэглянда! — кричал герольд, который встретил посольство возле моста; очевидно, его прислал король. — Дорогу! Дорогу! И зеваки расступались и уступали путь. Наконец, посольство выехало на набережную ещё одной, более широкой реки. По обе стороны от мэгляндцев простиралась картина набережных, ну, очень похожих на дорогую каждому жителю Петербурга картину набережных северной столицы России. Эйрент глянул на бабушку Аквилегию: она до боли сжала поводья своей смирной лошадки, которую подобрали специально для неё. Его прабабушка полными слёз и любви глазами смотрела вперёд, на большой остров, видневшийся впереди. Остров по обе стороны обрамлял, подобно лицо локонами, своими пожелтевшими и начавшими осыпаться кронами парк; к острову от улицы, по которой приехали мэгляндцы, вёл нарядный мост, охранявшийся стражниками. Противоположный конец моста упирался в роскошные литые золотые ворота; их узор был выполнен в виде листьев и цветков растений. Самый верх высоких ворот украшал массивный золотой герб Девонгландена: на типичном суживающемся книзу щите справа и слева стояли каждый на одной лапе сокол и сова; скрещенными алебардами они защищали дубовый лист в центре щита. Сверху герб, помещённый поверх мантии, венчала корона. Все подъехали к воротам; один из охранявших их стражников приветствовал герольда, которого звали Вёлунд Антайн, барон Лонисмарт: — Барон Лонисмарт, вас всех ожидает его величество король в Большом тронном зале. Они открыли ворота, за которыми по обе стороны широкой дорожки все увидели роскошный регулярный парк; такой величины парков мэгляндцы ни разу в Девонгландене не видели. Всюду обширные лужайки, разноцветные цветники образовывали на лужайках узоры; аккуратно подстриженные кусты обрамляли дорожку. Дорожка кончалась вдали у огромного белоснежного с позолотой и серебристыми крышами то ли дворца, то ли замка, раскинувшегося, куда хватало взгляда. Следовавший вслед за Эйрентом Аксель робким шёпотом то и дело выражал восхищение увиденным. Мэгляндцы высказывали те же эмоции. — Райдевин! — срывающимся от счастья голосом произнесла бабушка Аквилегия, и все мэгляндцы с пониманием и безграничным уважением посмотрели на неё. Все поняли, что она приехала домой! Когда участники посольства спешились и зашли в огромные двери дворца, то их глазам предстали широченные ступени лестницы, поднимавшейся к такой же обширной площадке, от которой эта лестница раздваивалась на две поуже, в свою очередь, переходившие в галереи, одна из которых имела огромные оконные проёмы, обильно украшенные лепниной и маленькими статуями. Между каждыми двумя проёмами возвышались колонны нежно-голубого, почти белого, мрамора, такие же колонны с белоснежными лепными капителями, окружали ещё одно окно на площадке наверху. Это окно сверху украшал ещё один герб королевства, на сей раз лепной. Потолок над лестницей состоял из нескольких живописных плафонов, разделённых позолоченной лепниной. Перила широкой лестницы начинались двумя крылатыми конями, сделанными всё из того же голубоватого мрамора. Вслед за герольдом мэгляндцы поднялись по лестнице и прошли на другую галерею, только вместо окон между колоннами здесь были проёмы, ведшие в огромный зал, где толпились нарядно одетые и блиставшие драгоценностями мужчины и женщины. — Это и есть Большой тронный зал, — громко сказала бабушка Аквилегия, по всей видимости, взявшая на себя роль гида. Большой тронный зал представлял собой огромное помещение с белоснежными стенами и колоннами, общими для галереи и для зала, делившими его на три продольные части. Колонны со стороны галереи были облицованы голубым мрамором, со стороны зала, как и стены зала, были покрыты узором из мелкой позолоченной лепнины в виде растительного орнамента, между каждыми двумя колоннами и с потолка в нескольких местах свисали золотые люстры с хрустальными украшениями и множеством горящих свечей. — Дорогу посольству Республики Мэглянда в королевство Девонгланден! — снова раздался громкий голос герольда. Придворные, а это были они, расступились, и посольство Мэглянда вступило на широкую красную ковровую дорожку, уходившую вглубь зала, к обширной нише, где на небольшом возвышении со ступеньками стоял большой бархатный трон. Над троном виднелся золотой герб Девонгландена; над нишей, в которой по обе стороны от трона свисали красные, под тон трона и ковровой дорожке занавеси с золотыми кистями, находилось огромное золотое касторианское солнце. Участники посольства под предводительством герольда, за которым, в свою очередь, следовали дворяне посольства, прошли к трону. Это сопровождалось шепотками и переглядыванием между собой придворных. Эйрент знал, что о прибытии мэгляндского посольства судачила вся столица, да что уж там — всё королевство. Среди несведущих шла молва, что это чуть ли не враги королевства и даже пособники тёмных сил, но, слава Касториосу, эти нелепые слухи быстро опровергались. Посольство подошло ближе к трону, и его участники отвесили изящные изысканные поклоны и реверансы сидящему на троне человеку. Все эти знаки элементарной вежливости и этикета мэгляндцы разучили накануне под руководством дворян посольства. Рядом с троном стояли другие девоны, очевидно, какие-то весьма знатные сановники, среди которых Эйрент узнал маршала Трелентера и ещё одного представительного вельможу, лицо которого показалось юноше смутно знакомым. Также там присутствовал в развязной позе весьма наглый на вид молодой человек, разряженный буквально в золото, серебро и драгоценные камни. Он сразу приковал внимание Эйрента, и молодой ихтифрогмен обменялся с ним быстрыми, как искра, взглядами. На троне, в золотой короне, в горностаевой мантии, одетый в нежно-голубой костюм, блиставший жемчужинами, восседал человек. Таким Эйрент впервые вблизи увидел его величество Людегера III Лоренгана-Адельвинта, короля Девонгландена! При виде него у Эйрента буквально подкосились ноги, и он схватился за стоявшего рядом Тамира, который сам стоял, раскрыв рот в безграничном удивлении. Да, это казалось невероятным, но это был именно тот горделивый девон, которого Эйрент спас от кинжала накануне на Аптекарской улице! Но тут кто-то ткнул Эйрента локтем в бок, прямо в повреждённую жаберную крышку, и юноша, зашипев было от боли, тем не менее взял себя в руки и постарался не подать виду, что узнал человека на троне. При виде посольства Мэглянда король Девонгландена встал с трона и обвёл величественным взглядом гостей королевства. Придворные впились в своего повелителя взглядами. Потом король остановил взгляд на господине Лебланеле, который стоял впереди всех мэгляндцев рядом с графом Эред-Оссмартом и Эйрентом, привычно держа в руках папку с охранной грамотой. — Я, Людегер Третий Лоренган-Адельвинт, король Девонгландена, — начал он, — верховный сюзерен Менгия, Ардассы и Лонгины, владетельный принц и протектор Западного Биргалайна, приветствую посольство Республики Мэглянд на землях Королевства Девонгланден. Обе наши страны пережили нашествие захватчиков из Зоргаданского ханства, и я считаю нашим общим долгом дальнейшую борьбу с этими врагами. Я знаю цель, с которой ваша страна послала вас к нам и даю Наше королевское слово, что вы достигнете свои поставленные цели и получите Наше всяческое в этом содействие. Участники мэгляндского посольства поклонились. Пока король произносил речь, Эйрент потихоньку наблюдал за господином Лебланелем и бабушкой Аквилегией. У одного на лице было выражение полной удовлетворённости грядущим достижением целей посольства, а другая смотрела на короля с чувством почти материнским. Ведь, как ни крути, король Девонгландена приходился ей родственником, хоть и другого поколения. Да и самому Эйренту тоже. Потом король сошёл с трона вниз, подошёл к мэгляндцам и крепко пожал руку господину Лебланелю. Тот поклонился. Похоже, кто-то ему успел подсказать, что этот человек с ушами и носом летучей мыши является руководителем посольства. Затем чести пожать королевскую руку удостоились господин Челсинг, господин Корнелиссен, господин Борджиали, господин Циммерман и господин Дарлинтон. Потом он обошёл других участников посольства. Король вёл себя таким образом, как будто каждый день здоровается с людьми, обладающим кошачьими ушами, мышиным хвостом и с покрытым чешуёй телом. Для каждого из мэгляндцев король нашёл тёплые приветственные слова. Придворные же стояли неподвижно; на лицах их не отражалось ни эмоции. Скорее всего, сказывалось воспитание, ибо дворяне, сопровождавшие посольство, держали себя так же сдержанно. И вот, наконец, его величество подошёл к бабушке Аквилегии и Эйренту. Он долго рассматривал лицо пожилой женщины, затем задержал взгляд на её диадеме, пока, наконец, во всеуслышание не произнёс: — Мне говорили, что среди посольства есть женщина, давно приехавшая в Мэглянд из Девонгландена. — Это так, ваше величество, — громко сказала бабушка Аквилегия, поклонившись. Эйрент недоумевал, кто же рассказал об этом королю. — Ваше имя? — спросил король. — Меня зовут Аквилегия Людегерит Гамильтон, ваше величество, — представилась бабушка Аквилегия своим мэгляндским именем. — Людегерит? — слух короля зацепился за слово, созвучное его имени. — Да, ваше величество. Моего отца тоже звали Людегер. — Ясно, — немного озадаченно произнёс король. — Эта диадема, которая на вас, монлед Гамильтон, мне тоже знакома. В дворцовой галерее Райдевина есть портрет королевы Оддгерды, матери короля Людегера Первого Сильного, в точно такой же диадеме, что и у вас. Потом королева Оддгерда передала эту диадему своей невестке, королеве Менвиллии, жене короля Людегера Первого. Она традиционно передаётся королевой-матерью следующей королеве, жене её сына. Но с тех пор, когда королева Менвиллия уехала из страны, диадема бесследно исчезла, тогда как королева Менвиллия по традиции должна была передать диадему жене короля Людегера Второго, но этого не сделала. Мне бы хотелось узнать, откуда у вас эта диадема? И хотелось бы знать, что за Людегер был вашим отцом. — Хорошо, ваше величество, — ответила бабушка Аквилегия, и Эйрент почувствовал, как зал замер в ожидании её ответа королю. — Я скажу вам правду. Эта диадема действительно принадлежала моей матери, той самой Менвиллии. Моё настоящее имя Арнегунда, я принцесса, дочь короля Людегера Первого и королевы Менвиллии. По залу пронёсся ропот придворных, шокированных признанием этой приезжей мэгляндки, кое-где дамы попадали в обморок. — Как это произошло, монлед Гамильтон? — спросил Людегер Третий, когда дамы были приведены в чувство, а король подозвал дворцового лакея. — Расскажите нам и двору! А вы пришлите сюда придворного ювелира. Когда дворцовый лакей отправился исполнять приказание короля, при полной тишине бабушка Аквилегия во всеуслышание рассказала свою историю, которую некоторые из присутствующих слышали уже не раз. — Да, уже несколько десятилетий ходит история о пропавшей прямо из дворца принцессе, — кивнув, согласился король, и Эйрент заметил, что вместе с королём кивнул барон Дио-Ринмар. — Теперь, похоже, пропавшая принцесса нашлась. Тем временем пришёл придворный ювелир с саквояжем инструментов. По его просьбе бабушка Аквилегия подала ему диадему. Снова воцарилась тишина, и Эйрент заметил, что расфуфыренный молодой дворянин, ранее державший себя весьма развязно, сильно побледнел и стоял теперь неподвижно. Ювелир при помощи лупы обследовал диадему, поскрёб её камни специальным остриём, затем взял свечу, зажёг её и прогрел один из концов диадемы. Затем вгляделся в место, которое нагрел. — Что скажете, мэтр Гудред? — спросил, наконец, король. — Диадема подлинная, — степенно ответил придворный ювелир. — Это последняя работа знаменитого ювелира Клауса. Только он оставлял на изделиях клеймо, видное только при нагревании. Об этом знают все ювелирных дел мастера. К сожалению, секрет создания такого клейма мастер унёс в могилу, и любой ювелир продал бы душу тёмным силам, чтобы узнать этот секрет. — Тогда мы с полной уверенностью можем приветствовать её высочество принцессу Арнегунду как представительницу нашего королевского дома. Пропавшая принцесса нашлась, — обрадовался Людегер III, и двор поклонился бабушке Аквилегии. — Добро пожаловать домой, ваше высочество. — Благодарю вас, ваше величество, — поклонилась растроганная бабушка Аквилегия. — Ваше высочество, — снова спросил король. — Что это за юноша, столь похожий на все известные портреты Людегера Первого и, чего греха таить, на меня самого? — Это мой правнук, ваше величество, — сказала бабушка Аквилегия, беря Эйрента под руку. — Правнук? Юноша, спасший меня от вражеского кинжала, оказывается, ваш правнук, ваше высочество? — Да, государь. Ваше величество, это старший из моих правнуков, он старший сын моего внука, который, в свою очередь, старший сын моего старшего сына, — улыбнулась бабушка Аквилегия. — Сегодняшний день сложился, как оказалось, ещё более радостно, — сказал король. — Нашлась моя родственница, да что там — два моих родственника. Если вы, ваше высочество, принцесса, то все ваши потомки тоже могут называться полноправными принцами и принцессами Девонгландена! Такова моя воля! Эйрент стоял ни жив, ни мёртв. Он стоял и молча смотрел на короля, превратившись в безмолвное воплощение крайнего изумления. Судя по перешёптываниям придворных, которые, наряду с участниками посольства Мэглянда, рассматривали молодого ихтифрогмена как какую-то диковинку, двор оказался поражённым до глубины души. «Этот чужеземец действительно похож на короля как две капли воды!» — шептались в толпе придворных. — Ваше величество, — обратился герольд барон Лонисмарт к королю. — Какие ваши дальнейшие распоряжения? — Подойдите сюда! — подозвал Эйрента к себе Людегер III, король Девонгландена, не обращая внимание на вопрос герольда. Эйрент, на совершенно негнущихся ногах, робко подошёл к королю, снова поднявшегося к трону. По его спине стекала струйка холодного пота, сердце отбивало пулемётную очередь, в ушах шумело, а глаза то и дело заволакивала красная пелена. — Здесь и сейчас объявляю этого юношу, представителя царствующего королевского дома Девонгландена, принцем Девонгландена, с вытекающими отсюда правами и обязанностями! — объявил король, положив руку на плечо молодого ихтифрогмена. — Он спас мою жизнь, следовательно, хочу, чтобы его считали отныне моим сыном. Пусть об этом узнают во всех частях королевства Нашего! Отныне и навсегда! И Эйрент, не выдержав подобной моральной нагрузки, упал в обморок. Последнее, что он услышал, был голос короля, приказывавшего готовить какие-то документы.