***
Ночь опустилась на землю уже давным давно. На улице абсолютно мерзко и невыносимо сделалось. От стороны бывшего Петербурга надвинулись свинцовые тучи, забили всё небо. Ветер поднимается – такой ветер, от которого зябко и тревожно. Туман густой, тяжелый и как будто был создан из самого настоящего каучука: далеко от реки его не относит, притягивает какой-то магнетической силой обратно – к воде. Если посветить фонарем вперед, луч влипает в ядовито-зеленую непроглядную муть, тонет в ней, сразу теряет силу и даже на пару метров не может пробиться вглубь – преломляется и расходится во все стороны идеально ровно. Тогда кажется, что туман это мягкая, перистая, но непреодолимая и недостижимая стена. Как будто одна из стенок пузыря, в котором находится их Пост. А за стенкой этой, может, летают в пустоте всякие галактики, а может, и вовсе нету ничего совсем.. Хотя нет. Виднеется же там что-то.. Значит остатки города стоят. А города ли? Может, та сторона реки всё-таки и кишит какими-нибудь чудовищами – но через реку они, как и люди, перебраться не могут. У самого Вару – сна ни в одном глазу. Его ужасно знобит от возбуждения, колотит от зябкого сырого воздуха. Ему не терпелось нырнуть с головой во что-то новое, опасное, прославиться и стать героем в глазах возлюбленной. Парень присмотрел и выбрал себе местечко уже сразу после встречи с Хелен – в кустах. Они почти под заставой. Так близко к ней, что очень редкие разговоры дозорных можно разобрать чуть ли не слово в слово. Однако проблематично будет вылезти прямо перед ними на пути и зашагать по этим самым путям к мосту.. – Ну.. Ениан, – говорит, – понятное дело. Скажи лучше, кто ей не нравится, проще будет. На Ениан у нас всё и держится. Мужики тихонько, еле слышно смеются что было не свойственно для них. Ару, мелкий шкет совсем недавно закончивший школу, придаёт себе решительный вид. – А я бы вот с Хелен замутил.. – мечтательно смотря куда-то в глубь зелёного тумана заявляет малец. Вару в этот момент лёгкая злоба начала разъедать. Или скорее чувство это родственное собственническому было.. Лицо его немного покраснело, как случалось неизменно когда парень злился или был смущён. Он понимал, что выглядит со своей необоснованной ревностью глупо, но юноша ничего не может с собой поделать. Как только речь заходит об Хелен он бессознательно представляет её себе – в постели, с голыми стройными ножками и в белой безразмерной футболке. А под футболкой.. – С Хелен! Слышали, чуваки? – неосознанно громко отвечает один из мужиков постарше, моментально ловя на себе неодобрительные взгляды и умолкая. Некоторое время на заставе воцаряется тишина. Все прислушиваются внимательно.. Река урчит, клокочет, как будто переваривает кого-то, а иной раз издает такие звуки, которые вообще нельзя человеческим языком описать и каким-либо образом объяснить. – С Хелен кто угодно замутил бы. Ты уж лучше, малой, к Ениан сходи. Она тебя быстро обслужит. А то, пока будешь ждать балеринку костлявую свою, гляди, лопнешь. – Вару ловит себя на мысли что это очень в стиле ранее упомянутой девушки. Хелен недотрога, святая Хелен, которая любого ухажера на Посту с ходу отшивает, но совсем не грубо, без язвительности. Прелестная Хелен которую никто ни с кем никогда не видел.. Однако у этих ублюдков, на заставе-то, шансов побольше чем у него самого будет. Эти чмошники старше и они все такие из себя прекрасные русские люди. Как только Вару представляет себе одного из этих громоздких и не очень солдатиков рядом с хрупкой и миниатюрной Хелен, что кажется вот-вот сломается только от одного единого порыва ветра, его пробирает на нервную дрожь.. Ну ничего. Завтра, когда Вару им всем расскажет, где побывал, отогреется – тогда на него будет Хелен смотреть с восхищением и благодарностью. Без этого никак! И тогда он сам, под ручку с избранницей новоиспечённой, будет ловит на себе завистливые взгляды этих самых мужиков.. Самого Вару комендант пускать в караул не желал. Как по нему, лучше было бы, если бы парень сидел круглые сутки во дворе, на лавочке и палочку ножиком строгал. А Вару давно уже чувствовал, знал на подсознательном уровне, что вполне себе может не то чтобы стеречь никому не нужный Пост, но и вступить в схватку с вампиром, если они до сих пор не вымерли, конечно. Да что там! С дюжиной! Куромаку просто боялся признать, что все его мужики не способны на то, что может Вару. Юношеский максимализм.. Парень начинает ерзать. Ветер становится сильней, ветки гнутся, прогибаются. Ему задувает в ворот и прямо в рукава. Наверху тоже, наверное, ежатся от холода, но ждут окончание смены. Ветер налетает, бьётся об зелёную стену, оттесняет её лишь немного – но это только немного. Испарения, которые поднимаются прямиком от реки, слишком неподъёмны, слишком обильны. Хорошо ещё, что они сейчас не с подветренной стороны находятся – иначе тут без противогаза было бы невозможно дышать.. Сидят. Ждут. Сигареты у мужиков в руках сменяются одна на другую. Небо сереет всё явственней. Уходит время. И когда юноша уже начинает думать, не подняться ли ему прямиком по насыпи и не сдаться ли дозорным, от Петербурга стремительно надвигается на них невесомое шуршание. Начался ливень. От этих дождей надо беречься в обязательном порядке. – Полило.. – констатирует свой вердикт Ару, – Сейчас опять до язв кожу прожжёт. – Сука, а там-то. – указывает другой человек в сторону небосклона, судя по всему, только заметив натиск пасмурных и хмурых туч, – На горизонт-то ты глянь! – Предлагаю оступиться, мужики. В такую погоду кто полезет-то? – Сколько там до конца смены-то осталось? – Восемь минут. Уже семь. – Ну и шут с ним. Ночь спокойная была. Без происшествий. – Ну что, уважаемый товарищ командир? – Да ничего. Командую разойтись. Дозорные перебраниваются между собой, и, натянув куртки на головы, бредут через кусты к Посту, однако спиной в сторону моста не поворачиваются, держат его перед собой неизменно. Вару минуту сидит неподвижно, сидит другую, и только убедившись, что назад никто и не думал возвращаться, вскарабкивается к путям. Юноша скорей-скорей натягивает противогаз, накидывает прорезиненный капюшон, а после этого пригибается, как под обстрелом, и бежит в зеленую мглу.. Войти в туман – как нырнуть под воду. Стекла противогаза запотевают моментально, зеленый туман обступает их вокруг – он клубится, струится, изворачивается. Он кажется более плотным, чем ему положено быть – не туман, а какой-то жирный, что ли, пар валит от ведьминого варева там, внизу. Река клокочет, слышно, как лопаются тяжелые отвратительные пузыри. Хорошо, резиновая вонь противогаза отбивает тяжелый речной дух. Фермы моста выплывают навстречу медленно, не спеша. Шпалы под ногами – бетонные, старые – все покрыты каким-то скользким налетом, а рыжие рыхлые рельсы кажутся совсем хрупкими. Вару глядит себе под ноги, пробует считать шпалы, чтобы занять чем-то ум и убедить себя, что действительно продвигается в этом мороке, а не перебирает ногами на месте. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь.. Вару сбивается на сотне. Мост этот кажется бесконечным и мгла, непроглядная еще мгновение назад, обретает какие-то новые глубины. Ничего, говорит он себе. Что тут такого, в конце концов? Там уже немного, наверное, идти оставалось. Шпалы исправно отъезжают ему за спину, марево откатывает с каждым шагом назад, и Вару, ободренный собственными мыслями, ускоряется..***
Окраины Петербурга совсем не удивительные: тут сталинка, тут панелька, тут трехэтажная стекляшка торгового центра, тут карусель, тут помойка, тут памятник Ленину в голубином дерьме, тут церковь старая обшелушенная, перекати-поле и коряги какие-то, которые когда-то считались деревьями, а уже сейчас, без присмотра, обезумели окончательно и разрослись, как придется. Лес, конечно, стал подбираться ближе к домам, и несколько районов так точно заглотил. А вместе с лесом надвинулись на город и всякие лесные обитатели, но это всё просто животные, не более. Человека они стараются обходить стороной, оружейное масло и порох чувствуют в воздухе за километр так точно, а жрут, главным образом, друг друга.. Ледяные капли скатываются на лицо Вару, однако он только глубже вдыхает свежий холодный воздух. Здесь, уже подальше от злополучной реки, дождь совсем обычный, не химозный. Вару заходит в очередной подъезд.. Уже шестой за последнее время так точно. Где-то из под крыши слышится громкий крик воронья, что ещё давно там обосновалось.. Парень задерживается в очередной квартире, находит себе место на балконе с облупленной краской, на седьмом этаже. Отсюда всё лежало перед ним как на ладони – город. Лабиринт сплошных парадоксов, темных мыслей, ужасных тайн. Мнимая жизнь внутри полу мёртвого, полу механического тела.. В апартаментах этих, конечно, наметено листвы было. В углу кухни валяются чьи-то кости и засохшие кучки дерьма, под потолком скручено чёрт знает чьё гнездо – но видно, что вся эта жизнь тут проистекла давно и давно выдохлась. Лифты в подъезде стоят, кабины обвалились лет пять назад так точно. В доме этом почти у всех квартир дверей нету. Выбиты, наверное. В помещениях всё вверх дном. Редкие шкафы и серванты выпотрошены, всё их содержимое вывалено на пол и будто растоптано, самой мебели нигде не видно. Валяются книги с вырванными страницами, под ногами хрустит хрустальная крошка от битых рюмок и фужеров.. В самом подъезде темно до ужаса. Адреналин в крови скачет. Иногда Вару чудится, что в соседнем доме что-то движется по лестничным клеткам, но это, наверное, сквозняки гоняют мусор по этажам.. Парень ни на секунду не пускает из рук ружье, шатается в потёмках только с ним. Осенью всегда рассветает поздно. Да и до утра ещё времени предостаточно.. Вару шарахается каждого тихого звука и замирает, когда капает откуда-то с крыши дождевая вода, ветер дует в трубы, как в свирель.. Очень хотелось развернутся и уйти обратно, домой. Однако возвращаться с пустыми руками было бы как-то не красиво.. Мобильные раньше были самым ходовым товаром, у каждого была трубка. Куда же, чёрт их брал, теперь-то все подевались? Ни одного не найти.. Юноша выходит из подъезда блочной многоэтажки и окидывает взглядом улицу погрязшую во тьме. Хоть глаз выколи.. И совсем тихо кругом было. Слышалась только тишина и бьющиеся об асфальт капли дождя, тишина и гул ветра, тишина и далёкий раскат грома, просто тишина.. Внезапно откуда-то из кустов раздавался странный шорох и, как показалось, глухое бормотание, послышались спешные, дробные шаги. Мгновенно Вару замирает на месте и руки у него неосознанно начинают подрагиваться. Юноша, уложив калаш прикладом к плечу, медленно отводит затвор и, дослав патрон, бесшумно двигается ровно в ту сторону, где ранее слышался звук. Подходит ближе и мысленно прикидывает, куда ему лучше стрелять по гадюке этакой. На секунду в поле зрения высовывается неясный, из-за темноты, силуэт. Вару проклинает себя за то, что поленился прихватить с собой фонарик. Что-то совсем небольшое, нестрашное вроде, тут же стремглав бросается на утёк – назад. Вару открывает огонь и падает от сильной отдачи, в цель не попадает. Довольно симпатичная мордочка дрожащей, то ли от страха, то ли от дождя, собаки показывается через опустелые ветки кустарника. Она принимается бежать подальше от человека. Теперь её было отлично видно. Щенок даже, а не собака это был.. Совсем маленький ещё. Совсем не похож он был на чудовище, на вампира. Так, цуцик и цуцик, ничего особенного.. И, вроде как, даже к человеку тянется. Вару материться невнятно поднимаясь с грязного мокрого асфальта, отряхивая свои штаны при этом. Парень злобно зыркает в сторону шавки, что остановилась посередине дороги, навострила уши как будто услышав что-то. – Вот же сучка, – не унимается, – напугала. – юноша, в приступе агрессии, поднимает камень с земли и, со злобой, бросает его в сторону щенка. Почти попадает. Животное оказалось поумнее двуногого, вовремя почувствовало опасность и вновь принялось бежать. Ещё большая злоба, на фоне былого страха, всколыхнула внутри Вару. Не вовремя собачонка попалась ему под руки. Разъяренный парень настойчиво плетётся вслед щенку, опустив оружие. Ему тогда казалось, что он этого несчастного голыми руками прищутить может. Собака забегает за поворот, ведущий на другую улицу. Юноша выходит за ней, не сомневаясь в верности своего решения ни на секунду, а после этого сразу же замирает. Там, где ранее должна была быть проезжая часть лежат.. Мешки? Или.. Нет, не мешки. Человеческие тела. Разных размеров они были. Двое.. Трое.. Пятеро.. Семеро.. Вару с останавливающимся сердцем, на ватных ногах приближается к ним. Тут несколько десятков человек распластаны на несколько рядов, по периметру дороги, везде. Сначала мужчины. Потом – вперемешку с ними женщины. За женщинами – мертвые дети. Дождь омывает тела. Звук этот странный, когда капли секут кожу. И что-то еще тут странное есть, что-то, чего Вару ещё пока совсем не понял. Кто здесь был одет, кто раздет. На ком только обувь, на других одна шапка. Есть тут кто-то при сумках и при рюкзаках, но у некоторых сумки открыты и пусты. Многие изранены, у кого-то только ссадины и несколько странных ранок у шеи. Одни зажмурились, другие выкатили бельма. Все мертвы, и все умерли, без сомнений, жуткой смертью. И вот ещё что, вдруг доходит до Вару. Все они умерли совсем недавно – может, всего несколько дней назад от силы. Он переступает между вытянутыми руками, раскинутыми ногами. Голова идёт кругом, рвота подкатывает к горлу. Даже дождь не может скрыть этот отвратительный запах мертвечины.. Случайно, приняв за рюкзак, парень наступает на что-то мягкое – маленькая девочка, в старенькой безобразной куртке, лежит навзничь, поджала под себя ручки и ножки. Девочка эта боса, ступни её ног изранены – тут и там глубокие порезы, трещины, заклеенные сухой кровью. Вару думает – не перевернуть ли её лицом кверху, но потом говорит себе – нет, не надо. Тело окоченело, так просто его и не перевернешь.. Да и зачем? Юноша отходит от трупа на пару шагов вперёд, идёт меж рядов несколько раз резко оборачиваясь – не думали же они пошевелиться? Нет, тихо лежат. Ни пальчиком не двинут.. С этой историей уже можно было бы вернуться и удивить всех на Посту, однако Вару не спешит возвращаться. Он отворачивается от всех них, и глядит только вниз, только себе под ноги, чтобы ни на кого не наступить. А потом моментально застывает и отходит на шаг в сторону. Опускается на корточки у мертвой молодой девушки, что была ему, наверное, ровесницей. На ней из одежды белое платье перепачканное кровью в нескольких местах – оно как будто подвенечное и совсем не уместно смотрелось в рамках холодного, осеннего сезона. Вокруг шеи её намотана серебряная цепочка от дамской сумочки. Сама сумочка валяется рядом, она полностью открыта. А из неё выполз наполовину черный сверкающий прямоугольничек, цепляющий взгляд. Вару, стараясь лишний раз не взглянуть на девушку, притрагивается к нему, рукавом убирает мокрые пятна с экрана. Телефон.