***
За пару часов
Дверь в дом открылась. На пороге стоял Мин, разуваясь, пока его отец закрывал гаражную дверь. Он поднялся в дом и тоже снял обувь, спрашивая: — Мин, что произошло в школе? — от вопроса Мин застопорился, моргая. Подрался, бывает. — Ты о чём? — он почесал нос, поворачиваясь лицом, и скинул с плеча сумку. Папа смотрел на него нечитаемым взгядом. Только по едва заметно жмурящимся глазам было понятно, что он чем-то серьёзно обеспокоен. Почему-то это начинало раздражать. Это беспокойство, с каким на Мина смотрели родители последнее время. — Во-первых, руки из карманов вытащи, —сказал папа строго, выпрямляясь. — А во-вторых, ты сам должен понять. Вызов в школу. У Мина дернулся глаз. Раньше ходил с постным лицом, и ничего не смущало, а сейчас вдруг... — Что необычного в этом вызове? — он развернулся и прошёл до лестницы, собираясь подняться к себе в комнату. — На прошлой неделе было то же самое- — На прошлой неделе мне не говорили, что ты пытался забить стулом своего капитана по команде! Что за неоправданная жестокость по отношению к другому человеку? Мин вцепился в перила рукой. Ему послышался треск лакированного дерева. Кипящая, будто лава, ярость, остывшая пару часов назад, новой волной накрыла его с головой. — «Неоправданная»?! — он подскочил к отцу, хватая за лацканы темно-серого пиджака. — Ты хоть знаешь, что он и его отец — твой начальник — говорят о нас? Они оскорбляют нас за национальность. Почему меня, не бывавшего в Корее с трёх лет, зовут «временно живущим»?! — Довольно, Минхён, — щёку обожгло пощёчиной. Он отпустил пиджак, потирая лицо. — В паспорте может быть написано всё, что угодно. — папа вздохнул, выпрямляя помятые лацканы. — Ты будто не понимаешь, почему на тебя валят всю работу. Нравится такое отношение — твоё дело. А я не собираюсь принимать это, как данность, — Минхён вцепился за угол стола, резко дёргая, из-за чего тот с грохотом повалился на бок. На кухне раздался звук трескающейся керамики. Мин мельком заметил осколки светло-оранжевой кружки. Он посмотрел на мертвенно-бледного отца. Снова он так на него смотрел. — Мин... — Что?! Что я снова сделал? Почему вы с мамой так на меня смотрите постоянно? Как на чудовище какое-то... Я чего-то о себе не знаю?! Перед глазами поплыло от слёз. Мин утёр рукавом капли и, развернувшись, в пару шагов поднялся до своей комнаты, захлопывая дверь. Он был опустошён и скатился по ней вниз, оседая на полу. В голове был только тик настенных часов. Кажется, он просидел целый час. Или больше. За окном успели наступить сумерки. Мин поднялся на затекших ногах и тихо открыл дверь. На кухне было темно, только из спальни родителей проглядывалась полоса света из-под закрытой двери. Он тихо спустился на носках, останавляваясь на последней ступени, прислушиваясь. — Ты не видела этого, а я видел, Соён! Он был сам на себя не похож... У меня плохое предчувствие. — Если это действительно так, то позвони своему отцу, Мингю, пусть он договорится о колледже. О чём они, Мин не понял, только тихо перешагнул, чтобы свет не падал на его ноги, прошёл за своей сумкой в коридор и вернулся к себе в комнату. Сумку он бросил рядом с прикроватной тумбой, и сам сел на кровать. Руки были скользские и измазанные в чем-то липком. Возможно, в коридоре просто было грязно. Мин снял гакуран, его пальцы медленно расстегивали пуговицы рубашки, она была липкая от пота. Одежда полетела на стул, а сам он переоделся в майку и шорты и улёгся на кровати. Накатила сонливость. Мин зевнул, снимая резинку с волос, провел рукой по ним, собирая копну выпавших. От стресса он, видимо, начал лысеть. Ну и ладно, пострижётся или побреется. Не велика потеря. Он прикрыл глаза. Может, удастся подремать хоть немного.***
Воздух вокруг казался слишком горячим, дышать было больно. Мин резко дернулся, пытаясь окрыть глаза. Веки не поддавались, будто были склеены между собой. Он провел по ним рукой, нащупывая остатки ресниц на липком, как мёд, лице. Пальцами он потянул веки в разные стороны, чувствуя, как они разлепляются, отрывая ресницы. Он сразу зажмурился, закрывая руками глаза, защипавшие от слёз. Люстра светила слишком ярко, ослепляюще, жгуче. Мин с хрипом повернулся на бок, чтобы не смотреть и дать глазам привыкнуть. Убрав руки с лица, он заметил, как они выглядели. Они были в непонятной черной субстанции, отдававшей зеленым блеском, и вообще больше похожи на желе, некоторые пальцы слиплись между собой. От самого лица до ладоней тянулись ниточки слизи, тут же обрываясь. Мин попытался разлепить пальцы на руках, было ощущение, будто их облили клеем и оставили высохнуть. Безуспешно. Он вдохнул на сколько смог, легкие наполнил воздух вперемешку с запахом серы, который ощущался абсолютно везде. Кажется, его источником была эта слизь, особенно та, что текла, как мёд, а не была желеобразной. Мин, решив проверить свою реакцию на свет, повернулся к люстре. Глаза всё ещё жгло, но не так сильно. К Мину подступала паника, он внезапно превратился в слизеподобного монстра, боявшегося света и источавшего зловонный запах серы. Как это произошло, где его родители? Они ведь просили его проснуться. Это их голоса были в его сне, или был кто-то ещё. Там был ещё чей-то голос, он говорил несвязный бред. Сейчас это не важно, Мину нужно позвать родителей. Только он хотел открыть рот — почувствовал натяжение и запах свежей серы. Его рот слипся, как пальцы. Это невероятно злило. С ним произошли такие метаморфозы, а он даже не может позвать на помощь. Он вцепился пальцами в свою нижнюю челюсть, и со всей силы потянул вниз. Минхён чувствовал, как рвется слизистая, как трескаются уголки губ. Глаза слезились сильнее, капли смешивались со слизью. Мин прекратил тянуть рот, только чтобы вытереть мерзкую смесь со своего лица. Он снова провел по губам пальцами, и нащупал пару появившихся отверстий. Это частично, но обрадовало его. Нужно ещё поднажать. Он повторил свои действия, просунув некоторые пальцы в отверстия для большей цепкости. И резко дёрнул руки вниз. Его губы с треском и брызгами разлепились, по пальцам со рта потекла убойная доза слизи. Её вкус настолько ярко отпечатался на языке, что Мину захотелось вырвать весь свой желудок, к горлу потупила тошнота. От смеси серы и желудочного сока Минхена вывернуло прямо там, где он лежал. Он отполз настолько, насколько мог, упав на спину. Глаза за это время успели привыкнуть к свету и уже не чувствовали дискомфорта. Минхен этому улыбнулся и тут же зашипел. Убойная смесь люто жгла порванные губы. Минхён устало выставил перед собой руки. Кажется, они стали выглядеть пропорционально. Кроме слипшихся пальцев. Может попробовать как с ртом? Он пальцами одной руки прижался к месту, где в теории слиплись средний и безымянный другой руки. И это сработало, выглядело уродливо, но лучше так, чем никак. Мин повторил те же действия с указательным и средним пальцами другой руки. Теперь его руки выглядели почти так же, как и раньше, только после уродливой операции по разделению. Он задумался, как выглядит его тело, очевидно, оно покрыто всё слизью, но насколько оно деформировано. Минхён привстал на локтях, оглядев себя от груди и ниже. Его одежда была полностью испорчена. Самое странное, что на ней были пятна, словно их выжгли кислотой. Преимущественно на боку, на котором он лежал…Мин ошеломленно оглянулся на своё прошлое место, полы были прожжены по форме его тела, при этом форма была сильно деформирована. Мин нервно сглотнул. И отполз ещё сильнее. Он попытался встать, но ноги казались ватными и совсем его не держали, Мин упал, ударившись локтём о полы. Он прикрикнул и понял, что… ничего не слышит. Его глаза испуганно расширились, он потянулся к ушам, чтобы проверить, и наткнулся на странную пленку, она была очень плотная и покрывала не только уши, но и всю голову. Минхён дотронулся до этой пленки, и она хрустнула так громко, что у него заложило левое ухо. Он по привычке приложил ладони к ушам, вызвав ещё больше шума. Теперь-то он слышал, но так, словно всему миру включили звук на максимальную громкость. Лай соседского пса, смех толпы пьяниц из магазинчика напротив, ссора неизвестной парочки. Будто Минхёна все окружили и кричат. Особенно громкими были цикады. Их стрекотание сводило его с ума. Он даже свернулся калачиком на полу, зажмурив глаза и надеясь, что это уменьшит громкость, всё было слышно даже с закрытыми ушами. Звуки давили на мозг, было невозможно отвлечься ни на что... Он превратился в слизеобразного монстра, который до конца дней должен был жить в звуконепроницаемой комнате. Он был в отчаянии. Он не хотел этого, ничего из сегодняшнего дня не хотел. Не хотел разбивать голову стулом, не хотел быть переведенным на домашнее обучение, не хотел ссориться с родителями. Из глаз снова потекли слёзы, и Минхён в отчаянии закричал, сделав себе хуже. «Мингю, ты это слышал?» «Это Мин. Идём.» Минхёна трясло, к горлу подступал ком. На мозг давили абсолютно все шорохи, к которым добавился звук подъёма по ступеням. Когда дверь в его комнату открылась, Минхён взвыл от звука удара о стену. Свет в комнате выключился, и к нему подбежали родители. Минхёна подняли и усадили на полу, попытавшись убрать руки с ушей. Он мотал головой, вцепившись своими пальцами, его хватало на тихий хрип «Громко». Папу это не остановило, он отодрал пальцы от ушей и они с мамой сжали своими руками дрожащие руки Мина. Он устало прикрыл глаза, чувствуя, как текут слёзы. — Мин, послушай. Даже если будет очень больно, невыносимо больно, слушай мой голос, постарайся. Не обращай внимание ни на что другое. Да, это сложно, но ты сможешь, — он говорил это спокойным, ровным голосом, пока руками давил на плечи Минхёна. Он агрессивно мотал головой и тянул руки на себя, но мама держала их крепко, поглаживала костяшки. — Я понимаю, Мин-а, но тебе это нужно сейчас, ты должен привыкнуть. Повторяю, слушай только то, что я говорю. Я начинаю. И он начал говорить. Обо всём и ни о чём одновременно. Как прошел его день, какой была самая сложная операция в его смену. Как его напарнику пришлось самому себе снимать швы на лбу. Как коллега с второй смены вывихнула себе руку, вправляя пациенту ногу. И ещё много таких «как». Сначала это не работало от слова «совсем», всё давило, общий гул мешал концентрации, но с каждой такой папиной историей гул всё отступал, кажется, стало даже легче дышать, слёзы перестали течь. Мин просто слушал папин голос с закрытыми глазами, держа родителей за руки. — …И она стала очень сильно смущаться. Я пытался объяснить ей, что при анестезии такое бывает и не нужно волноваться, но её уже было не остановить, и мне пришлось… — Простите меня, — слова, больше похожие на хрип, давались Мину с трудом, его голос отдавал прямо в мозг, это было неприятно. А еще ему было очень стыдно, он не заслуживал таких родителей. Даже увидев, что их сын стал чудовищем, они не отвернулись от него, а наоборот помогли справиться с проблемой слишком четкого слуха. — За сегодня, за весь день. Я не знаю, что на меня нашло, я просто накинулся на Аято. А очнулся только после крика учителя. Простите, что меня исключили из хорошей школы. И за то, — он открыл глаза, виновато смотря на папу, — что я вел себя неподобающе. — Не клевещи на себя, Мин-а, — папа похлопал Мина, пока мама снимала пленку с его головы. Его лицо было не читаемо, как и обычно. Только полуулыбка на секунду появилась на нём. Тихий треск уже не раздражал, звуки больше не казались включенными на максимум. Когда вся пленка была убрана, волосы заструились по плечам и спине Мина, а на лицо упала челка, слишком короткая, чтобы собирать её в хвост, и слишком длинная, чтобы не мешала видеть, а стричь не хотелось. Мама заботливо заправила её за ухо. — Как я понял, к этому всё и вело… Мин моргнул и вопросительно посмотрел на папу. К «этому» это к чему? Мин перевел взгляд на маму, она смотрела на него с удивлением и долей испуга. Только он хотел протянуть руку и положить её на плечо, там и остановился смотря на свою руку. Потом и на другую. Они больше не были покрыты этой слизью, будто её никогда и не было. Мин вскочил на ноги, и тут же начал себя ощупывать. Нигде не было этой слизи. Следом за ним поднялись и родители. Мин аккуратно ощупывал своё лицо, оно не было скользким, на губах были заживающие ранки и только. Из следов того, что это было реально, а не его сон, были прожжённые его телом и рвотой следы в полах, смесь серы и желчи во рту, а также запах серы в комнате, едва чувствующийся. Но что это тогда было? Мин с немым вопросом повернулся к родителям и встретился с непроницаемым лицом папы. Но это только на первый взгляд. На самом деле он был напряжен. Мама то и дело, что поглядывала с папы на Мина и наоборот. Папа медленно выдохнул: — Минхён, нам нужно серьёзно поговорить о том, что произошло в этой комнате.