Девы и Любовь

Толпа учеников в одинаковых церемониальных мантиях сливалась в одну огромную серую жижу и напоминала Ренни булькающий котёл бабушки. Колледж Ночного Ворона очень гордился своими традициями, особенно в том, что касалось одежды, и почти каждый ученик считал чем-то вроде привилегии право носить не только эту мантию, но также и особую «униформу общежития». И если с официальной одеждой для церемоний Ренни еще могла согласиться, то наличие некой специальной формы, которую нужно было носить вне учебной деятельности, её озадачивало. У большинства общежитий эта униформа казалась жутко неудобной. Почему Колледж просто не мог позволить своим студентам ходить в пижаме? Для Ренни это была самая удобная и любимая одежда. Впрочем, такой подход давал студентам некое чувство общности. На официальных мероприятиях, как сейчас, они чувствовали себя неким единым целым, церемония поступления ощущалась как в самом деле мистическое посвящение в таинственное братство. В остальных же случаях, остро ощущалась принадлежность к своему общежитию. Даже не зная всех в лицо, можно было сразу же понять, где свои и за кого вступаться, или же от кого ждать помощи и поддержки. Но, боги… Почему все-таки униформе, например, Октавинелля необходимо было походить на смокинг, а Диасомнии — на какой-то военный мундир? Остальные общежития хоть как-то приближались к словам «комфорт» или «неформальность», но с теми двумя… Ренни тайно надеялась, что не попадёт ни в то, ни в другое. Как бы то ни было, насущные проблемы сейчас отличались от размышлений леди Макинтош об удобной одежде. Очередность, по которой студентов вызывали, была, очевидно, алфавитной, и неумолимо приближалась к букве «Д». А это значит, что определенные девушки с фамилией «Дингвальд» и «Дейрдре» уже скоро должны будут распределиться в общежития, и…ничего хорошего от этого распределения ждать не приходилось. — Медб, ты же помнишь, что я тебе сказала перед церемонией? — положив руку на плечо подруге, прошептала Ренни. К ней обернулась девушка, из-под капюшона которой выглядывали растрёпанные золотистые локоны и острый подбородок. Ответом послужила её легкомысленная, но уверенная улыбка. — Да-да-да, — фыркнула златовласая Медб Дейрдре. — Что меня не распределят в Игнихайд. Но мы ведь не знаем этого наперёд, верно? Если это зеркало заглядывает в душу, то обязательно увидит… — Эй, в третьем ряду! Помолчать! Услышав оклик одного из старост, Ренни нахмурилась и приложила палец к готовой начать спорить с надзирателем подруги. На счастье, та была слишком воодушевлена предстоящим распределением, чтобы зацикливаться на несчастном блюстителе порядка. Когда Медб отвернулась, Ренни наклонилась к другой сидящей рядом с ней девушке: — Что будем делать, если Медб взбесится? — Сделаем вид, что не знаем её, — с тенью легкой усмешки ответила та. Её звали Эдна Дингвальд и даже улыбка не означала того, что сейчас она шутит. Впрочем, каким бы неправильным не казалось предложенное ей решение, быть может, оно и было верным. В конце концов, их принцесса Медб была хуже разъяренного медведя, когда ей что-то не нравилось. Вмешиваться в её истерики почти всегда означало попрощаться с целостностью своей личности. — Ну ладно, — пожала плечами Ренни. Очередной студент, оправленный зеркалом в Хартслабьюл, довольно занял свое место, и вот директор произнёс судьбоносное: — Медб Дейрдре. Она подскочила так резво, что стул, на котором она сидела, покачнулся, а капюшон слетел с головы, демонстрируя всем копну непослушных золотистых волос и горящий огненный взгляд. Забыв о том, что по правилам ей стоило вновь надеть его, Медб настолько решительно пошла к зеркалу, что никто не осмелился напомнить ей о столь незначительной формальности. Ренни и Эдна слегка приподнялись со своих мест и затаили дыхание, ожидая, что же произойдёт. — Форма твоей души… — прогундело зеркало. — Саванакло. Зал не затих, потому что окружающим было абсолютно всё равно. Однако Ренни показалось, что на мгновение тишина настала. И в тишине этой слышно было лишь её собственный тонкий испуганный писк. — Какое Саванакло?! — заорала Медб, схватившись за раму волшебного артефакта. — Мне нужно в Игнихайд! Слышишь?! Ну, быстро, скажи: Игнихайд!!! Ренни натянула капюшон на самые глаза, пытаясь не видеть и не слышать этот кошмар, но Эдна продолжала возбужденно трясти её за плечо и неприкрыто смеяться. В зале поднялся такой шум, что всем стало уже не до пресечения разговоров — старосты пытались успокоить Медб и оттащить её от зеркала, пока та орала, что оно вообще сломанное и неправильно показывает, а её надо зачислить в Игнихайд. Ожидаемо, но четверо парней не могли её сдержать — одному она, кажется, разбила нос, другого укусила… К счастью или сожалению, закончилось это всё быстро. С помощью магического вмешательства директора. — Кто бы мог подумать, что для такой миниатюрной леди придётся применять такое сильное заклятие, — посетовал он. — Староста Саванакло, ученица на Вашем попечении. Итак, продолжим… — Интересно, как скоро она проснётся? — хмыкнула Эдна, возвращая капюшон на свои белоснежные волосы. — Ставлю на полчаса, — угрюмо ответила Ренни. — Оптимистично. Я бы сказала, пятнадцать минут. Все трое девушек были знакомы достаточно давно, и связывала их не только близкая сердечная дружба, но и сложившаяся традиция королевства Данброх. Будучи дочерями главенствующих кланов, в возрасте одиннадцати лет Ренни и Эдна были выбраны сначала как компаньонки, а затем и фрейлины принцессы Медб. В их обязанности входило всячески «присматривать» за единственной наследницей престола, но, видят боги и предки королей Данброха, уследить за принцессой или хоть как-то повлиять на её решения было практически невозможно. Так что оставалось Эдне и Ренни только одно: присоединяться к её затеям и по возможности прикрывать её задницу, пока она прикрывала их. Вот такая получалась круговая порука, которая действовала в основном перед лицом власть имущих. Таких, как королева Эллен, мать Медб, например. Учитывая все эти обстоятельства и обязанности, было бы хорошо, попади девушки в одно и то же общежитие. Вот только надежда на это рушилась с каждым новым шагом Эдны по направлению к зеркалу. Честно говоря, если леди Дингвальд еще могли распределить в Саванакло, то боязливой Ренни там точно было делать нечего. Она могла только складывать руки в мольбе, чтобы хоть кто-то смог присматривать за Медб, но небеса только посмеялись над её молитвами, когда зеркало произнесло: — Скарабия. Эдна вернулась на своё место с улыбкой, за которой скрывалась близость к нервному срыву. Конечно, хотя она страдала воспалениями ответственности меньше, чем Ренни, даже она понимала, что одну оставлять Медб категорически нельзя. — Теперь что будем делать? — выдохнула Макинтош, потирая глаза. — Ну, не знаю. Вдруг тебя еще распределят в Саванакло? — похлопав подругу по плечу, хихикнула Эдна. — Если бы меня могли распределить в Саванакло, то Медб попала бы в Игнихайд, и никаких проблем бы не было, — раздражённо прошипела Ренни и поймала от пришедших в себя надзирателей еще одно замечание. Неужели все они правда считали, что взволнованные подростки смогут сидеть в полной тишине и наблюдать за чем-то столь скучным, как выход в середину зала незнакомых людей и их распределение по общежитиям? — Во душнилы, — фыркнула Эдна. — А из-за капюшонов даже ни одного красавчика не видно. — И не говори. До тех пор, пока не настала очередь Ренни, они сидели в скорбном молчании. Ни спустя пятнадцать минут, ни полчаса, Медб нигде не показалось, и подруги сделали вывод, что её унесли куда-нибудь в медпункт. Никаких иных происшествий также не случилось. Разумеется, никто не мог отличиться столь же радикально, как их дорогая принцесса. — Ронит Макинтош, — наконец вызвал директор. Ренни поморщилась от звуков своего полного имени, осторожно встала и на ватных ногах подошла к зеркалу. Волноваться было уже не о чем, всё худшее осталось позади. Если что-то теперь и могло еще больше расстроить леди Макинтош, так это распределение в одно из тех общежитий с неудобной формой. Но ведь можно было рассчитывать на Хартслабьюл, или даже на Скарабию, не так ли? — Диасомния, — безжалостно припечатало зеркало.