Взгляды

      -Что ты сделал с Диггори? — спрашивает Гермиона, стоит им оказаться наедине. Тема не то чтобы сильно заводит, в столь возбуждённом состоянии Драко даже её готов принять за заигрывание. К тому же то, как девушка в этот момент накручивает прядь на палец, неоднозначно указывает на её согласие продолжить начатое в библиотеке. — И почему опять использовал Малфоя?       -Мы будем говорить об этом или… — он притягивает девушку к себе в попытке снова поцеловать, и замирает, когда на губы ложится палец.       -Мы должно это обсудить, — решительно произносит Гермиона. — Прямо сейчас. Чтобы я точно знала, как буду успокаивать своего друга в будущем. Которое, надеюсь, всё-таки настанет, ведь не станет же Седрик прятаться вечно, он не настолько…       -Возможно и станет.       -Что?       -Что?       -Что ты только что… — она прищуривается. — С чего бы Седрику Диггори внезапно захотелось спрятаться от Гарри навечно? Неужели ты сделал нечто, что заставит его бояться за свою жизнь?       -Нет, не сделал.       -Правда?       -Конечно.       «Мертвецы ведь не могут беспокоиться, верно?»       -Мне бы хотелось сказать, что я была бы рада никогда его больше не увидеть, но…       -«Но»?       -Гарри.       Разумеется. Святой Поттер всегда и везде — главная фигура для обсуждения! Драко судорожно сжимает зубы и, выпустив девушку из объятий, почти падает в ближайшее к камину кресло. Закидывает ногу на ногу, но, поразмыслив, просто разваливается, откинувшись. Едва осязаемая рука опускается на его макушку через минуту тишины, а потом прохладные пальцы зарываются в волосы.       -Я всё равно никогда не пойму тебя и твоих мыслей, — произносит Гермиона, почёсывая когтями кожу на голове. Он почти мурчит от её осторожной нежности, стараясь не издать ни звука, чтобы, не дай Мерлин, не помешать. — Но иногда, совсем редко, мне хочется знать, что там, внутри твоего черепа, чтобы вести себя правильно. Чтобы не нарушить случайно ход тщательно спланированной постановки. Обещай, что, если такое случится, ты непременно посвятишь меня во все детали.       -Я…       -Обещай, — захватив волосы, она заставляет собеседника поднять лицо к себе, и вдруг оказывается достаточно близко для поцелуя. Драко тянется вперёд, но резкая боль останавливает: его всё ещё удерживают на достаточном расстоянии, вытягивая ответ. — Обещай, — упрямо давит девушка. — Я хочу просто быть готова, когда…       -Обещаю, — что-то точит его изнутри, не давая расслабиться, даже когда, выпустив из пальцев светлые локоны, Гермиона наклоняется и легко целует в лоб. Малфой кожей чует, что что-то случилось, произошло у него за спиной и… — Что случилось?       -О чём ты?       -Не ври. Просто скажи мне, и я попробую с этим разобраться.       -А ты сможешь?       -Сказал же: попробую.       -Тогда… — она снова целует его в лоб и отходит к соседнему креслу, чтобы опуститься в него, вытянув ноги к огню. — Я видела, как кто-то в облике Гермионы Грейнджер вышел из мужского туалета. И направился к Выручай-комнате. Проникнуть внутрь я не смогла, но… разве это не странно?       -Это был я.       -Что? Как ты… почему?       -Диггори слишком подозрителен, он не клюнул бы на личину Малфоя, а на меня настоящего — тем более. Пришлось найти более подходящего человека.       -И это почему-то оказалась именно я? — она поднимает бровь. — Это потому, что мои волосы было легче всего достать?       -Скорее из-за твоей близости к Поттеру, — старается быть максимально корректным Драко. — И только потом потому, что тебя было легче сыграть. Ведь как ты жестикулируешь и говоришь я точно знаю.       -Так уж и знаешь? — Гермиона снова поднимает бровь, и парень неожиданно выпрямляется в спине, одаривая её собственным «фирменным» неодобрительным взглядом. — Ладно, — бурчит девушка, — Может и знаешь. Но это ещё не значит, что я…       Она замолкает. Драко сохраняет тишину, не мешает ей думать над реакцией на ситуацию. Вероятно, ему и правда стоило выбрать кого-то другого, но в личине Гермионы он справился просто блестяще. Глупо было упустить такой шанс, правда?       -Ладно, — спустя несколько минут раздумий, соглашается девушка. — Видимо, выбор и правда был не особо велик. В конце концов, мне особо не в чем тебя упрекнуть. Всё ведь закончилось… хорошо?       «Хотел ли он тебя поиметь? Безусловно. Убил ли я его за это? Разумеется. Только ли за это я его прикончил, или было что-то ещё? Эм… вопрос хороший»       -Да, всё закончилось как надо.       -Значит, мне не о чем волноваться?       -Да, и… — сказать ей правду сейчас, пожалуй, было бы лучшим выбором, но Драко прикусывает язык, борясь с желанием выложить всё до самого конца. Главным образом потому, что он понятия не имеет что будет делать, если Гермиона не захочет просто понять и простить. Что, если она отвергнет его чувства и… станет относиться как к Малфою? — Мне бы очень хотелось, что всё кончилось на Диггори, но… за ним придут другие. Всегда приходят. В мире ещё осталось достаточно безумцев, верящих в лучший мир только для себя.       -О чём ты?       -Диггори думал, будто его обидели, ободрали, сделали чем-то незначительным. И что так случилось не потому, что его прадед был полным идиотом и разбазарил своё состояние на собственные мечты, а из-за происков пришедших в мир «новичков» — маглорождённых. Он наивно полагал, что имеет право требовать обратно своё положение в обществе, состояние и полностью отремонтированное огромное поместье просто потому, что имеет чистую кровь.       -У Диггори когда-то было поместье?       -О да, они были очень богаты. Правда, сильно давно и крайне недолго. В основном из-за вечного желания членов этой семьи унижать и ущемлять окружающих, но они так не считают.       -Я видела отца Седрика, он — хороший человек.       -А я видел Лициуса Малфоя и, уж поверь, он — человек не хуже. Однако у Малфоев до сих пор есть деньги, хотя это, вопреки мнению Диггори, не является последствием того, что «так было всегда и должно оставаться». Малфои просто умеют сохранять капитал и не рожают слишком много детей. И это заранее является ответом на вопрос насчёт Уизли. Они могут быть сколь угодно хорошими людьми, но сто тысяч в одни руки и на шестерых — огромная разница, как ни посмотри. Учитывая их общую плодовитость и привычку довольствоваться малым, у твоего рыжего друга будет… пятеро, нет, шестеро детей. И каждому достанется всего шестая часть от заработанного отцом состояния.       -Но если Джинни выйдет за Гарри, то…       -Если для начала отбросить то, что Поттер, как мне кажется, вообще в ней не заинтересован, то… у него сколько? Я как-то думал об этом, посчитал и вышла сумма примерно в девятьсот тысяч золотых. Это немалое состояние, на него можно купить замок и безбедно жить несколько поколений. При одном условии: единственный наследник. Если ребёнок будет один и не станет разбрасываться деньгами, а вложит их в правильное дело, то он никогда не опустится в своём состоянии ниже миллиона. Но, раз уж мы говорим не о каких-то гипотетических ситуациях, где все какают бабочками и выгодно вкладывают деньги, то… Джинни Уизли родит минимум четверых детей, каждый их которых после смерти отца, вырастившего на свои кровные четверых и кормившего постоянно рожающую и занимающуюся исключительно воспитанием жену, получит тысяч сто пятьдесят. Это всё равно много, согласен, но гораздо меньше восьмисот, которые мог бы получить, если бы его братья и сёстры внезапно скоропостижно умерли…       -Ох, да ради всего святого!       -Ладно, — возвращается к старому повествованию Драко. — Так вот, перед нами четверо молодых людей, каждый из которых получит наследство не в семнадцать, ведь в магическом мире так не делают. Тут деньги выдают только после смерти того, кому они раньше принадлежали, такие ведь неувязки… — она хмыкает, возвращая в реальность и вынуждая снова говорить о насущном. — Так вот, судя по живучести Поттера, он помрёт не раньше семидесяти, успев потратить ещё немного денег из своей ячейки и снабдить средствами тёщу с тестем, спонсирующих свой многоголовый бестолковый выводок. Итого каждый из Поттеров-детей получит тысяч по девяносто. Этого вполне хватило бы на небольшую лавку, приносящую стабильный доход, и вывело бы их на уровень состояния тысяч в двести пятьдесят к концу жизни. Только вот беда: воспитанные Уизли, они переняли её привычки в плане деторождения, так что к концу жизни каждый из Поттеров-внуков получит в лучшем случае двадцать тысяч и драку за захудалую лавочку в конце Аллеи.       -Но ведь можно же нажиться на торговле и…       -Скажи, какой длинны Косая Аллея?       -Эм…       -Давай облегчу тебе задачу: учитывая наличие заклинания расширения и магические уловки, дающие возможность создать сколько угодно места, она не имеет никакого предела. А сколько на ней лавок? Не очень много, не правда ли? Знаешь, почему?       -Ну, некоторые торгуют оптом…       -Это для зажиточных магических семей и авантюристов. А вот близнецы Уизли, открывшие там свою «Лавку Приколов», и правда смогли пробиться. Но вместе с ними открылось ещё два десятка разных магазинчиков, но мы ни об одном не слышали. Логику улавливаешь?       -Потому что они уже закрыты?       -Верно. На содержание лавки, соблюдение доступного ценового диапазона и отбор правильных по окупаемости материалов надо огромное количество сил и недюжинный талант. Похвастаться таким может, дай Мерлин, один из ста тысяч. Сколько волшебников в Англии?       -Ну… около миллиона…       -Лавок чуть больше, и в основном — полученных по наследству и стремительно теряющих в доходе.       -Если следовать твоей логике, то получить состояние можно исключительно по наследству, и то если ты — единственный ребёнок.       -В истории были случаи, когда в богатых семьях появлялось сразу несколько мальчиков, но они обычно старались не ссориться и не делить состояние родителей, продолжая трудиться на благо общего дела. И, когда получали возможность разойтись без вреда для рода и кошелька, пользовались случаем создать собственный прибыльный проект.       -Странно звучит…       -Блэки некогда были поставщиками всей Магической Англии, торгуя редкими травами, потом у них в роду появился хороший зельевар, и они стали заниматься зельями. Позже, после его смерти, семье пришлось перейти на яды, потому испортить яд практически невозможно. Сейчас Сириус Блэк, будучи единственным наследником состояния семьи, вполне может выгодно вложиться, взять невесту с неплохим приданным и вернуться в бизнес.       -Ты настолько спокойно об этом говоришь…       -А как я должен об этом говорить? Он воспитывался в благородной семье, имеющей богатую историю, забыть о которой было бы большой ошибкой. Мы — те, кто мы есть, но одновременно с тем мы не можем перестать быть теми, кем являемся по праву рождения.       -Это неправильно. Мы можем быть кем угодно!       -Да? Кем бы ты стала, если бы не приехала сюда?       -Ну…       -Каковы шансы, что ты тоже бы стала врачом и, будучи зубным врачом или нет, вышла замуж за однокурсника или коллегу? Велики, не правда ли?       -Ладно, допустим, ты прав, — она кусает губу и у Драко всё сладко подрагивает внутри. — Но мне всё равно хочется думать, что я могла бы выбрать другую специальность.       -Конечно могла бы. Но, учитывая наличие собственной доходной клиники у твоих родителей, а также то, что они не молодеют, скорее всего, ты сама бы захотела помогать, а после — перенять у них науку делать людям больно за большие деньги. А вот Поттеры-внуки передали бы своим детям в лучшем случае пару сотен. И вот у нас в стране снова есть огромная семья, которая плодится с невероятной скоростью, и постоянно нуждается в деньгах.       -Ты слишком жесток.       -Иногда приходится быть жестоким. Чтобы не сойти с ума от той приторной, скрипящей на зубах «радушности», которой принято называть обыкновенную глупость. Уизли не занимаются бизнесом, плохо воспитывают детей и заранее прививают будущим поколениям своей семьи правила «меньше денег — больше детей». Они, подобно заразе, проникают во все сферы жизни людей вокруг и отравляют нормальных людей. К примеру, той дурацкой статьёй много лет назад. Они никогда не были за границей, но «рады тому, что имеют». Что за бред? Неужели так сложно было сказать правду? «У нас ничего нет, поэтому, чтобы не сойти с ума от ярости и зависти, мы расплодились по земле и назвали это «единственной достойной радостью», потому что иначе передрались бы между собой много лет назад». Но нет, сказать такое было бы сродни признанию собственной никчёмности, а такого допустить нельзя! — он замолкает, поражённый собственной непонятно откуда взявшейся злостью на весь мир и Уизли в частности. Закрывает лицо руками и тихо-тихо произносит: — Прости?       Гермиона молчит и, осторожно припустив ладони, он видит, что у девушки закрыты глаза. Поднимается и, стараясь не шуметь, достаёт из шкафа плед. Зелёный, со змейками и серебристыми полоскам по краям — подарок леди Малфой, утончённый и изысканный, как и она сама. Укрытая им девушка недовольно возится, мешая укутать себя до самого горла, но Драко всё-таки справляется. Когда он заканчивает, то не может отказать себе в маленькой слабости: усаживается на корточки напротив девушки и смотрит, как она сладко посапывает в объятиях слизеринских цветов.       -Зелёный и серебро, — шепчет он, боясь лишний раз потревожит Гермиону. — В уютном пламени камина они впервые выглядят настолько прекрасно. Ты делаешь красивым всё, к чему прикасаешься, знаешь? Конечно ты не знаешь. Боги обделили тебя привычкой смотреть на саму себя со стороны или любить собственное тело. В этом есть капелька обворожительности, но иногда мне хочется просто… дать тебе любоваться собой через мои глаза, чтобы ты поняла насколько восхитительна в обычной школьной форме.       Камин потрёскивает, погружённая в золотые блики его неяркого света комната кажется маленькой и полностью безопасной. Гермиона дремлет, скованная пледом и собственной усталостью, впервые за день полностью расслабившись. Её тонкая рука, упав с подлокотника, оказывается совсем рядом с Драко, сползшим за время своей речи пол у её кресла.       -О, если бы ты была одной из нас, я бы окружал тебя заботой и обожанием с первого курса, сделал бы твои школьные будни сказкой со счастливым концом. Облачённая в зелёный с серебром, ты бы поразила всех в этой чёртовой школе, но сейчас… всё сложилось не в нашу пользу, милая. Мне не позволено даже один раз вслух сознаться в своих чувствах и… может быть, позже, когда мы закончим свои занятия, требующие обязательного ношения длинных мантий, всё будет иначе: я приглашу тебя на свидание, будет играть скрипка, я опущусь на одно колено… но это после, через год и даже больше, сейчас о подобном и думать нельзя.       Он тяжело вздыхает. Чувства, словно клубок змей, шевелятся где-то в грудине, иногда кусая сердце и заставляя мысли путаться.       -Ты для меня — всё, пожалуйста, отдыхай и набирайся сил. Завтра будет новый день и мы снова окажемся на краю гибели. Или нет, тебе лучше не надо. Я сам. Ты, главное, береги себя, с остальным я разберусь.       Он поднимается. Оставлять её здесь нельзя, но переместить куда-либо, не разбудив, не получится. Драко осторожно взмахивает палочкой, заставляя кресло стать недлинной софой, но которой девушка расползается почти в лежачее положение. Негусто, однако уже лучше, чем больная спину на утро. Он уже у самой двери, когда над краем софы поднимается растрёпанная голова и тихий голос спрашивает:       -Малфой?       Драко рефлекторно оборачивается.       Чёрт.       ***       Утром она хмура и неприветлива. Он впервые с их «переезда» оказывается за своим столом без пожелания приятного аппетита и ощущает себя словно под прицелом. Разумно держаться теперь от него подальше, но… неужели одно имя перевесит столько лет?       Поттер появляется в дверях и, торопливо мелькнув среди гриффиндорцев, выныривает из толпы уже около завтракающей со взглядом в тарелку Гермионой. Он что-то говорит, она отвечает, потому звучит «отстань!», которое слышно даже за столом Слизерина. Нет, это уже слишком. Подумаешь, любовник пропал, это совсем не значит. Девушка поднимается из-за стола секунду спустя, с ровной как палка спиной. Драко знает выражение лица: слёзы вот-вот вырвутся. Он не раздумывает и секунды, немного даже радуясь тому, что заставить Поттера пожалеть настолько просто.       «Поттер знал, кто я. С июня.» — пишет он на пергаменте и сворачивает его, чтобы не увидеть раньше времени ответ…