Башни

Сейчас — Да всех их надо проверить, я тебе говорю! — воскликнул пьяный юноша. Качаясь из стороны в сторону, он попытался добавить что-то ещё, но был насильно усажен за стол.        — Ты думай, что говоришь и о ком, — шикнул на него мужчина в простой одежде. На поясе свисали обереги, выдававшие в нем заклинателя сельского ордена. — Не дай небеса, услышат тебя те, кому не следует, и все. Не топтать тебе больше землю мирскую. В лучшем случае переродишься в следующей жизни.        — Да как же так, — сидящая рядом девушка вмешалась в разговор. — Разве он не прав? Только то, что они из великого ордена, не дает им право бесчинствовать и воровать! Каков отец, таков и сын, все мы знаем, что это так. Тот человек вырастил мальчика, обучил, воспитал. Наверняка испортил, осквернил. А теперь все просто должны принять на веру, что новый глава ордена Цзинь ничего не знал? Я не верю в это!        — Ты бы помолчала! — Прикрикнул сельский заклинатель. — Не то Саньду Шеншоу тебя найдет и объяснит про отцов и сыновей, пока будет вешать на Цзыдяне. И потом, все знают, что юного главу в первую очередь воспитывали в Юньмэне, а там воров нет, это точно.        — Ну да, только бешеных псов стая… — пробормотал пьяный юноша.        Недалеко от заклинателей сидел человек и с нескрываемым интересом слушал перебранку. Одной рукой он теребил длинный путаный хвост, перехваченный простецкой алой лентой, а второй катал орешек по столу, развлекаясь. Он был красив лицом, с тонкими чертами знатного господина, умными серыми глазами, полными насмешливости, но в пыльной мятой одежде без украшений. Обычный путник. Тем не менее хозяину лавки сразу приглянулся улыбчивый посетитель, и когда тот осушил очередной кувшин с вином, он поспешил с новой порцией.        — Ох, не вовремя вы прибыли в наш город, любезный, — хозяин откупорил кувшин и поставил перед юношей.        — А что такое? — посетитель округлил глаза. — Город чудесный, я намерен обойти все лавки тут.        — Это вы уж не пожалеете, — заверил хозяин. — У нас тут ремесленники такие, что лучше нигде не сыскать. Просто сейчас сюда столько народу стекается, ну знаете… Заклинателей разных. В лесу нашем нечисть завелась, люди пропадают, вот эти все сюда и идут, никак не закончатся.        Посетитель тепло улыбнулся, — А ты, стало быть, этих не очень жалуешь?        — Да ну что вы, господин, как можно, — хозяин кисло улыбнулся. — Они же любимцы богов — эти совершенствующиеся. На мечах летают, бури вызывают. А я-то что… Всего лишь человек, не более…        — Уверен, они тоже просто люди, — посетитель понизил голос до доверчивого шепота. — С недостатками и изъянами.        Хозяин лавки почувствовал к посетителю теплоту за понимание.        — Уж это вы верно заметили! Изъянов там немало, просто скрывают их за всякими дорогими одеждами. Слышали же наверняка, что происходит. А мы, простые люди, страдаем ни за что ни про что!        — Ох, нет. К сожалению, не слышал, — посетитель страдальчески закатил глаза. — Я путешественник, долгое время провел в закрытой общине, в горах. Люди там так праведны, что в сравнении с ними монахи сойдут за один сплошной грех. Там нет места сплетням, только физические нагрузки каждый день.        — Ого, как далеко занесло вас, господин! А в мире-то столько всего произошло за последний год! — Хозяин дружески хлопнул по плечу посетителя и присел за стол.        — У заклинателей-то этих с год назад умер их Верховный Ляньфан-цзунь. Ох, и восхищались они все им. Каждое слово слушали в Башне Золотого Карпа, пока он их потчевал дорогими винами да словами сладкими. Он там башни строил, да я подробностей не знаю, куда нам простым людям. Но башни те якобы для дел хороших были, все деньги-то на это давали. И строить, и содержать. А на деле-то он темные дела там проворачивал, обворовывал гостей своих, да товарищей. И вот стоят теперь башни эти, никому ненужные, только людей добрых смущают.        — Да что вы говорите, — посетитель прикрыл рот рукавом. — А что же молодой глава, о котором говорили?        — Да племянник он злодея этого. Говорят, ребенок капризный да взбалмошный, никто ему не указ, и в родном ордене никому не нужный. Не будь у него второй дядя сам глава Юньмэн Цзян, то погнали бы уже мальчишку взашей.        Посетитель изобразил на лице неподдельный ужас: — Что же, грозный дядя?        — Конечно! — хозяин лавки, полностью освоившись, налил себе вина и залпом выпил. — Он же бешеный. Говорят, лично явился в Башню Карпа, замахал своим кнутом, передрался там со всеми, да племянника за шкирку на трон посадил. Страшный человек, что ни говори. Он же брата убил когда-то, можете себе представить?        Только посетитель открыл рот, как тут же был перебит громким возгласом очередного заклинателя.        — Эй, а ну, будут еще простолюдины о великих орденах шептаться! Совсем совесть потеряли! Вот станет Саньду Шеншоу Верховным заклинателем, узнаете тогда!        — Да почему он? Никому не поздоровится, если он себе всю власть заберет. Помяните мое слово! — снова влез пьяный юноша.        Сельский заклинатель хлопнул ладонью по столу: — Не нашего ума дело! Великие они сами разберутся, нас и не спросят. Но да, кроме Саньду Шеншоу и нет никого больше. Сами подумайте: племянник у него в ежовых рукавицах. Незнайка может и стал активней, да куда ему. А Гусу Лань… Ну, сами понимаете… Я говорить не буду. Чтобы ни было, а Цзэу-цзюня я уважаю…        — Ха-ха-ха, уважает он! Да Цзэу-цзюнь твой уж год как в затворе оплакивает этого сына шлюхи. Сразу ясно, какие у них отношения были. Этот Мэн Яо стыда совсем не ведал: женился на сестре, а постель делил с лучшим другом. — Говоривший вытер рукавом рот, множество подвесок и талисманов забренчали в такт его смеху.        Сельский заклинатель нахмурился: — А ну хватит чушь нести! Не поверю я, что такой добродетельный человек как Первый Нефрит знал об этой грязи.        — Да ради любимого змеёныша глаза закрывал просто! — Обвешанный и бренчащий опрокинул очередную чашу вина.        — Да у них там в Гусу Лань все рукава обрезанные, — тихим голосом произнесла девушка, до того рассуждавшая об отце и сыне. — Вон, Второй Нефрит и вовсе стыда не знает: не скрывается со своим сумасшедшим. Знаю я, где он нашел его — такой же ублюдок цзиневский, как и Мэн Яо. Только еще и не в своем уме.        — Да какой ублюдок, ты чего! Это ж Старейшина Илин переродился! — Бродячий заклинатель, до того молчавший, вскочил из-за стола.        — Ну что вы несете. Старейшина Илин может и был сумасшедшим, но дураком точно нет. С чего бы ему хватать тело обрезанного рукава, которого годами кормили помоями и держали запертым в хлеву? — Заметил пожилой заклинатель, погладив жиденькую бороденку.        Бренчащий снова вмешался: — Да в каком хлеву! В Ланьлин Цзинь он учился.        — Так выгнали его, неужто не слышали? — Голос прозвучал из-за дальнего стола, но в суматохе было не понять, кто говорил.        — Ерунда все это. Уж Саньду Шеншоу родственничка бы точно со свету сжил, будь он хоть на фэнь Старейшиной, — пьяный юноша все еще покачивался, сидя на стуле. Кто-то из толпы язвительно воскликнул: — Так может и сжил бы, если б не любовь.        Сельский заклинатель, не выдержав, вскочил, замахав рукавами: — Какая любовь? Ты что несешь?!        — Так давно говорят об этом! Люди просто так не болтают, — новым участником разговора оказался молодой мужчина с вытянутым лицом. Он со знаем дела помахал указательным пальцем. — Они же всю юность по Пристани Лотоса голышом плавали вдвоем, и в одной комнате спали. А потом Старейшина выбрал Второго Нефрита, сестру главы Цзян убил и был таков. Вот с тех пор они никак отношения выяснить и не могут. А чего по-вашему глава Цзян не женат до сих пор?!        Красивая заклинательница, сидевшая неподалеку, натянуто засмеялась: — Так говорят, невесты от него подальше держатся. Всех он грубо отталкивал, список у него есть. И никто под него не подходит.        — Так потому что обрезанный рукав! — Крича, покачивался пьяный юноша.        Сельский заклинатель отвесил спутнику затрещину: — Замолчи ты! Если тебе жизнь не дорога, то нас за собой не тащи. Вот станет Саньду Шеншоу главой, тогда запоете совсем по-другому, сплетники. Каждого прибьет или он, или псы его.        — Ну одно точно, — пожилой заклинатель снова погладил бороденку. — Быть Верховному Заклинателю новому из Юньмэна. От такой власти никто не откажется, Саньду Шеншоу не исключение.        Гам в лавке не прекращался. Улыбчивый посетитель незаметно вышел на улицу, оставив шум за дверями. Глубоко вдохнул свежий воздух и громко расхохотался, согнувшись пополам.        — Ох, Лани, я-то думал они просто слишком правильные, а оказывается вон какие развратники. Одни обрезанные рукава, а как искренне краснеют при виде меня рядом с их несравненным Ханьгуан-цзюнем.        Затем он достал из рукава яблоко, обтер об одежду и с аппетитом захрустел, продолжая болтать с самим собой. — Власть. Кто бы отказался? Хмм. Цзян Чэн и откажется. Он и так вечно беспокоился обо всем, а если Верховным станет, так и вовсе с ума сойдет… Но где же их носит?        Задумчиво глядя на лес, плотной стеной возвышавшийся вдали, Вэй Усянь направился прямиком туда. Юные адепты ордена Лань уже должны были справиться с хуапигуй, поселившейся в этих местах.        Вэй Усянь снова засмеялся. Пока в лавке все заняты сплетнями, Лани и не ведают, что о них болтают. Просто делают то, зачем эта толпа заклинателей сюда и пришла. И все это под предводительством Старейшины Илин, мужа Второго Нефрита и переродившегося в теле сумасшедшего Мо Сюаньюя.        Эх, всё-то сплетники из лавки пропускают.

Тогда        Почему. Почему. Почему. Почему. Почему.        Руки не слушаются. Тело трясет. Ему холодно. То ли от дерева на полу, то ли от накативших воспоминаний. Озноб пробирается к самому нутру. Он пытается вдохнуть, но в груди поселилась холодная грузная тяжесть — она не даёт нормально дышать. Глаза бегают по комнате, но он не в состоянии сконцентрироваться или заметить хоть что-то.        В голове взрываются десятки мыслей и вопросов.        Почему это случилось? Зачем он применил Стигийскую Печать? Неужели не увидел людей в пурпурной одежде? Не увидел стяги с Лотосом? Неужели для него это совсем ничего не значит?        Или он не увидел своего шиди во главе отряда из Юньмэна? Ты применил печать, зная, что наш орден там. Зная, что я там. Для тебя это ничего не значит.        Все мысли резко оборвались, когда в воспоминания врывается образ бегущей хрупкой девушки. Она одета в траурный белый. Как же не идет сестре этот цвет.        Они всю ночь провели подле Цзинь Цзысюаня. А-Ли просто не могла покинуть мужа. Она так его любила.        Зачем ты это сделал? Оттого, что не одобрял этот брак? Но что ты знал, дурак? Ничего не видел! Не хотел видеть! Сестра любила Цзысюаня, а он её.        Как посмел ты уничтожить их любовь, их жизнь. Как ты посмел оставить А-Лина сиротой?        Это должен был быть праздник в честь его первой полной луны… Память разрывает от воспоминаний: — А-Чэн, ты привез слишком много подарков. — А-Чэн, как думаешь, эта ткань подойдет? Смотри, А-Лин будет одет в золото своего клана, но А-Сюань заказал вышивку в виде пионов и лотосов, видишь? — Я попросила поваров привезти сычуаньского перца. А-Сянь ведь так любит его, а на следующий день после праздника я приготовлю ваш любимый суп. — И нам обязательно надо показать А-Сяню пруд с лотосами, который мне подарил А-Сюань. — А-Сюань так волнуется. Знаешь, никогда бы не подумала, что он будет таким отцом — даже у меня волнения меньше. — А-Ли!!! — Прости, дорогой, не удержалась. А какой подарок преподнес ты? Убил отца, а затем и мать.        Он дрожит. Впивается зубами в руку и кричит. Кричит. Кричит. Мычание заглушенного крика окрашивается в красный, когда он прокусывает плоть, сжав челюсти. Боль не отрезвляет. Он в ловушке, где воспоминания по кругу проходят одно за одним.        Они втроем собирают лотосы. Они с братом подрались, а сестра мажет целебной мазью ссадины, не забывая пожурить обоих. Сестра приносит ледяной арбуз в их тренировочную комнату — как раз то, о чем они, разгоряченные, мечтали. Сестра разрисовывает им воздушных змеев.        Сестра стоит на пирсе и ждет их возвращения с Ночной охоты. Сестра, такая хрупкая и такая смелая, прячет ладони, покрытые порезами и ожогами от постоянной готовки на полевой кухне. Она никогда не жаловалась, была такой сильной. Когда после очередной битвы в войне они возвращались, уставшие, грязные, в крови и поте, она всегда встречала их объятиями, утешениями, любовью.        Зубы впиваются в руку снова, пытаясь заглушить вопль. Горячая кровь железом наполняет рот, стекает с губ, пачкает.        Её кровь пропитала всю его одежду. Так много. Откуда в такой хрупкой женщине так много крови? Картинка, вгрызающаяся в мозг, такая неправильная, такая невозможно неправильная. Сестра в крови. Бездыханная. На его руках.        Сколько он просидел, вцепившись в А-Ли, пока вокруг творился ад из крови, мертвых, дыма и криков? Цзян Чэн никогда не сможет ответить на этот вопрос. Краем сознания он видел, как Вэй Усянь упал без чувств. Болезненная злая усмешка опаляет губы. Как удобно. Упасть и забыться.        В какой-то мучительно короткий миг сознание пронзило новой мыслью. Его люди все еще там, его люди погибают. Он крепче вцепился в тело сестры. Оставить её посреди этого адского хаоса невозможно. Он никогда не поступит так с А-Ли. Но он должен... он обязан идти в бой, защищать орден.        Цзян Чэн был готов завыть от тяжести выбора, но рядом мелькнул знакомый пурпур. Молодой глава попытался сфокусироваться, оглядеться.        Плотное кольцо из заклинателей Юньмэн Цзян окружало Цзян Чэна и мертвую женщину. Если бы его сердце в тот миг могло воспринимать что-то еще, кроме А-Ли, оно бы дрогнуло.        Когда он попытался встать, несколько пар рук тут же поддержали его. Кто-то забрал у него сестру. Кто-то, одетый в пурпур, прижал к себе тело А-Ли бережно, словно сокровище. Цзян Чэн не нашел в себе силы отдать приказ. Но это и не требовалось. Двое адептов Юньмэн Цзян и без слов все поняли. Вскочив на мечи, прижимая страшную ношу к груди, они взмыли вверх, унося сестру их главы с поля битвы.        Цзян Чэн сделал шаг и пошатнулся. Его тут же подхватили. Молодой глава посмотрел в лица своих адептов. Ни страха. Ни отчаяния. Ни сомнения. Цзян Чэн судорожно вдохнул, пытаясь осознать. В глазах подчиненных он видел веру в него. — Глава, без вас нам никак, пойдемте. — Глава, без вас нам никак, пойдемте, — в комнате стоял адепт Юньмэн Цзян. Цзян Чэн и не заметил, как тот вошел. Он закрыл глаза и снова попытался вдохнуть. У него нет права быть слабым, он не может отчаиваться. За ним стоит орден. Он обязан оторвать себя от пола и заставить идти. Идти, гордо подняв голову.        Цзян Чэн попытался встать, но ноги отказались слушаться. Он неловко махнул рукой, удерживаясь от падения, но ничего не получилось. Еще миг, и он окончательно рухнет.        Крепкая ладонь адепта не дала упасть молодому главе.