***
— Серёж, ты как? — Переживания в голосе столько, что хочется под землю провалиться от смущения и вины, которая отчётливо видна в карих глазах. — Нет, нет, нет, не смотри на меня так! Ты же знаешь, что не виноват, да? — Девушка опускается перед другом на колени и слабо улыбается, осматривая повреждённую лодыжку. — Да… — Неуверенно выдыхает подросток. — Нет, я все-таки виноват. Надо было под ноги смотреть… — «А не на Диму, как обычно.» — Так. — Оксана поднимает голову и смотрит прямо в глаза. — Думаю, что у тебя просто сильный ушиб. Это раз. А второе… Пожалуйста, не думай, что ты что-то не так сделал. Этот элемент мы не очень хорошо отработали, поэтому ты и оступился. Главное, что головой не ударился, верно? — В ответ на эту чудесную улыбку Серёжа просто не имеет права не улыбнуться. — Ты права. Ладно, я пойду тогда в номер. У танцора только с третьей попытки получается встать на ноги и взять спортивную сумку. Он решительно отказывается от помощи и, ковыляя, бредёт к выходу из помещения. Хотя в душе теплится надежда, что Дима тоже предложит помощь. Вот только Позов уже давно ушёл из зала, оставшись незамеченным.***
Серёжа стискивает зубы и осторожно поднимается по лестнице. Он в гордом одиночестве подходит к двери и открывает её, позволяя себе разочарованно вздохнуть. Димы не было. И быть не могло. Сумка опускается на пол, а её владелец, заметно хромая, направляется прямиком на балкон, но внезапно останавливается и в неверии медленно поворачивает голову в сторону письменного стола. На нём стоит керамическая кружка, от которой исходит пар, и эластичный бинт, а рядом лежит небольшой листок бумаги, так и просящий его прочитать. В груди невольно разливается приятное тепло. На лице загорается мягкая улыбка, а щеки вспыхивают румянцем. «Брал специально для таких случаев, но не думал, что это случится… Чай тебе, с земляникой. Надеюсь, понравится:)» Сердце забилось чаще, лишь только глаза пробежались по аккуратному Позовскому почерку. Но вот уголки губ спустя несколько мгновений опустились, Серёжа шумно выдохнул и плюхнулся на стул, задумчиво глядя на записку.Серёжкинс:
А сам ты сказать это не мог?
Обида закралась в душу, болезненно сдавливая виски и напоминая о доме, где к нему всегда относятся так же, как сейчас Дима. И пускай Серёжа не имеет права на неоправданную агрессию, он не может перестать чувствовать себя настолько одиноко.
Серёжкинс:
Я ведь не в изоляторе сижу. Или ты решил, что меня вообще не существует?
Шатен молчал, а друг всë глубже уходил в себя, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взвыть в голос от непонимания происходящего между ними и нарастающего чувства стыда за свою агрессию.
Серёжа дёрнулся от неожиданности, почувствовав на своем плече чужое касание. Он замер, встретившись глазами с человеком, что стоял за его спиной и виновато улыбался, чуть наклонив голову в бок. — «Какой же ты…» — Юноша оборвал себя на мысли, просто-напросто забыв отвести взгляд от этих невозможно красивых шоколадных глаз. — Серёж, слушай, я… — Первым начал Дима, даже не пытаясь прервать зрительный контакт, и неуверенно шагнул назад, убрав руки за спину. — Стой. — В голосе отчего-то была слышна лёгкая хрипотца, но такая, словно одноклассник сорвал его в попытках стать услышанным. Пытался докричаться до него. И, кажется, получилось. Матвиенко повернулся на стуле лицом к собеседнику и слишком резко встал на ноги. Лицо его тут же исказилось гримасой боли, что, конечно, не укрылось от Поза, который сразу вернул танцора на стул, бережно надавив на плечи. Серёжа что-то невнятно пробурчал себе под нос, как бы выражая своё недовольство, но ничего говорить не стал. — Прости… — Парень вопросительно вскинул брови. — И за это тоже… — Подросток в очках сел на кровать и закрыл лицо руками, шумно выдыхая. Бальник поджал губы, видя это напряжение, исходящее от Димы. Страх. Шатен боялся даже смотреть ему в глаза. Он сам очень устал от этих эмоциональных качелей, но не сделал ничего ради того, чтобы всë вернуть на круги своя. Вместо этого он просто сбежал. Сбежал и продолжает строить из себя человека, которому совершенно неважно, как чувствует себя Серёжа. Но это ведь далеко не так. Как бы Позов не пытался это отрицать, он с каждым днём всë больше тонет в этом человеке, напрочь забывая обо всем на свете. Он прекрасно видит, как Сережу ломает на глазах. Видит и знает, что виноват в этом сам. Он запутался. — Я не знаю, что на меня нашло, правда… — Дим? Всего лишь произнёс его имя, а под рёбрами что-то больно кольнуло. — «Зачем ты произносишь моё имя так мягко? Ты ведь имеешь полное право обижаться на меня! Так почему…» — Дима отрешённо уставился в пол. А друг тихо усмехнулся и пересел к нему на кровать. — Алло, земля вызывает Дмитрия, приём! — Они вновь пересеклись взглядами: в одних бушевало море переживаний, а вторые светились, словно солнце, по щелчку пальцев успокаивая шторм напротив. — Всë в порядке? — Это я у тебя должен спрашивать! Почему ты выглядишь так, будто это ты виноват во всех смертных грехах? Почему извиниться пытаюсь я, а успокаиваешь при этом меня ты? Серёж, почему… — Диму, практически перешедшего на крик, заткнули за секунду. Серёжа просто приставил указательный палец к чужим губам и тепло улыбнулся, а подросток на мгновение выпал из реальности, снова оказавшись в плену карамельных гипнотизирующих глаз. Он сам не понял, когда начал кричать. Не понял и того, что… Его не ударили. И даже не накричали в ответ. Оставленный на сердце шрам запульсировал, напоминая о прошлом. — Не думаю, что тебе стоит кричать… — Поз рефлекторно вцепился пальцами в плед, словив флешбек. После таких слов обычно следовал поцелуй. Грубый и жёсткий. — Я переживаю за твои голосовые связки. — Совершенно спокойно произнёс Серёжа, чем вновь поставил в тупик парня. — И… Я немного боюсь громких звуков, так что… — «Черт! Я забыл…» — Шатен едва не стукнул себя по лбу, ненавидя свой характер в этот момент. — Боже, прости, пожалуйста, я не хотел… Дима потянулся к другу, собираясь его обнять, но их прервала мелодия звонка. Матвиенко, упустив из виду жалкую попытку проявления тактильности, в которой они оба очень нуждались, принял вызов. — Лену выписали из больницы. — Не здороваясь, прохрипел Влад, очевидно, находясь далеко не в трезвом состоянии. — И тебе привет. — Сергей закатил глаза, будучи недовольным, что отчим помешал важному разговору. — Очень рад. Спасибо, что сообщил. — Но тон его потеплел: за маму он и вправду волновался. — Как ты со мной разговариваешь, щенок? Так и не научился уважать старших?! — Танцор дальше слушать не стал и просто сбросил трубку. Улыбка с лица не исчезла, но однозначно потускнела, став скорее натянутой, чем искренней. — Не слушай его. — Ласково протянул одноклассник и наконец обнял Серёжу, уткнувшись носом в шею. — А меня можешь послушать… — Буркнул Дима, прижимаясь ближе и обнимая за талию. Сердце забилось как бешеное, грозясь выпрыгнуть из груди. Голова предательски закружилась от любимого запаха, пальцы дрогнули от желания прикоснуться к светлым волосам. — Так вот… Прости за всю эту канитель, происходящую около недели. Я вёл себя отвратительно, признаю. Просто… Я не знал, как реагировать на… — Позов замолчал, а Серёжа кивнул в знак понимания и сцепил руки по чужой спине, полной грудью вдыхая аромат бергамота и хвои. — Неважно. Я больше не буду, обещаю. Он отстранился и смущённо улыбнулся. Они оба покраснели. — Хорошо. Тогда давай пообещаем, что будем обсуждать то, что нам не нравится или нас беспокоит. Я хочу, чтобы тебе было комфортно в… — «Отношениях со мной.» Серёжа прикусил язык и испуганно отвёл глаза. Поначалу показалось, что десятиклассник заметил эту оговорку, и Матвиенко уже мысленно готовился к худшему сценарию, но неловкая пауза затянулась, а друг всë также сохранял тишину. Если быть честным, Дима и вовсе пропустил смысл фразы мимо ушей. Он откровенно любовался юношескими руками, которые нервно теребили край футболки, и ловил себя на мысли, что безумно хочет взять их в свои и переплести пальцы. — Да, я согласен на такие отношения. — Неожиданно сорвалось с чужих губ. Глупо. Прозвучало до ужаса странно и… В то же время тепло. Так, словно Дима говорил всерьёз. Но даже сам Поз не был до конца уверен в своих словах. Он всего лишь повторил фразу за своим сердцем — зажёг крохотную искру где-то в его глубине, которая ещё не могла согреть, но её огонь задел первую страницу воспоминаний из тяжёлого прошлого, развеяв пепел по воздуху, пропитанному глухой болью, навеки связанной с любовью. Бальник лишь криво улыбнулся и откинулся назад, развалившись на кровати звёздочкой. И плевать на этих бабочек. Плевать на ноющее сердце. Плевать на тон голоса, с которым это было сказано. Серёжа мог бы сколько угодно искать скрытый подтекст, но почему-то именно сейчас он просто сдался. Не хотелось делать себе ещё больнее. Дима открыл рот, собираясь продолжить беседу, но его прервал новый звонок. На дисплее высветилось имя: «Арс». Школьник поставил на громкую связь и, предупредив об этом парня, улёгся рядом, положив мобильник между ними. — Здорова, Арсюх! — Юноша широко улыбался, смотря в потолок. — Привет… — А вот голос на том конце провода совершенно не звучал весело. — Дим, ты один? Серёжа, не раздумывая, кивнул и беззвучно пообещал никому не говорить, закрыв рот «на замок». — Да, один. Что случилось? — Настороженно произнес собеседник, приняв сидячее положение. Арс тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, а парни переглянулись. Они уже догадались, что речь пойдёт про Шаста. — Его перевели в стационар. Пожалуй, на этом хорошие новости закончились. — Попов уже не скрывал своего подавленного состояния, говоря отрывками и едва стараясь не переходить на шёпот. Казалось, ещё немного, и он просто заплачет. Силы покидали его. Все эти дни мужчина не спал, перебиваясь несколькими чашками кофе и тяжёлым роком в наушниках, часто напоминающем о зелёных глазах. Напоминание было единственным, чем мог довольствоваться информатик, поскольку вход в палату ему был запрещен. Так сказал родной голос. Нет, именно прокричал со слезами на глазах. — Он… Он сказал, что не хочет меня видеть. Забился в угол и прокричал это медсестре. Стены тут картонные, так что я всë слышал. — Неестественно весёлый смех вышел неживым и даже будто бы сломанным. Актёр в Арсении умер. — Арс… — Нет, не надо. — Перебил он раньше, чем Дима успел бы выразить свою поддержку. Он в ней не нуждается. Сам может справиться со своими проблемами. Не хватало ещё, чтобы дети узнали о его слабостям. — Арсений, послушай. — Раздался в динамике твёрдый голос. — Ты потом можешь ругаться на то, что ваш разговор я тоже слышал, но так даже лучше. — Сергей не давил и не переходил на высокие тона, но четко дал понять, что его нужно услышать. — Я понимаю, что ты взрослый человек, наш учитель и наставник. — Описываемый невольно хмыкнул. — Но ты ещё и наш друг, верно? — Матвиенко, услышав короткое: «угу», продолжил. — Так не делай вид, что справишься сам. Мы же рядом. Мы не будем тебя осуждать за твои эмоции, наоборот, поддержим и хоть чем-нибудь постараемся помочь. Говори давай, что ты предлагаешь делать. — «Ты невероятный.» — Пришла в голову мысль, заставив солнечно улыбнуться. — «Если бы я был девушкой…» — Дима смутился и прикусил нижнюю губу, на несколько секунд прикрыв глаза. — Спасибо, парни, я не знаю, что бы без вас делал… Голос заметно оттаял. — Потом спасибо скажешь, лучше говори, что делать. — Деловито ответил Сергей, поправив на носу невидимые очки, и усмехнулся. — Хорошо. Не знаю, поможет ли это, но… Дим, ты можешь приехать и поговорить с ним? Как-то узнать, почему он не хочет со мной даже разговаривать… Он ведь и сообщения мои читает, но ещё ни разу не ответил… — Понял. Буду через 30 минут, до встречи. — Закончив диалог, Поз выскочил из номера, даже не попрощавшись.***
За окном солнце понемногу начинало уходить за горизонт, оставляя на небе после себя огненно-красные красочные разводы. Его лучи проникали сквозь занавески в больничную палату и приятно радовали глаз, искрясь на последних минутах сегодняшнего существования. Два подростка сидели на кровати и весело болтали обо всем на свете, не замолкая ни на секунду. Внутри них накопилось так много всего, что не было и свободной минуты, чтобы полюбоваться природой в тишине. Одному казалось, что всë это лишь сон, который рано или поздно оборвётся, а второй не мог оторвать взгляда от человека, чья жизнь всего несколько дней назад висела на волоске от смерти. Дима поверить не мог, что перед ним его Антон — с блестящими от радости глазами и искренней улыбкой, которую невозможно было загасить ничем в этом мире. Ведь ещё утром, когда Поз зашёл к нему, робко постучавшись в дверь и боясь, что его не пустят, Тоша был откровенно похож на выброшенного котёнка с израненной душой. — Дим, господи, как я счастлив, что ты здесь… — Шастун улыбался этой своей чеширской улыбкой, а Дима снова превращался в лужицу от неимоверного тепла, исходящего от лучшего друга. — А я-то как рад… Зелёные глаза вдруг замерли, смотря куда-то за спину юноши, и покрылись инеем, словно забыв о существовании всех положительных эмоций разом. Антон сглотнул, чувствуя, как от лица отливает кровь. Дима обернулся не сразу, но успел заметить ускользнувший край медицинского халата. Арсений. — Шаст, всë в порядке? Ты побледнел… — Вкрадчиво пояснил брейкер, заметив тревогу в помутневшем взоре. Тревогу. Боль. И отчаяние. — Там… — Называть вслух имя не хотелось от слова «совсем». — Арс… Арсений был. — Голос дрогнул. Тоша рвано выдохнул и резко поднял голову к потолку, начав быстро моргать. Парень в очках, тут же разобравшись в происходящем, аккуратно взял танцора за руку и несильно сжал, поглаживая большими пальцами по внешней стороне ладони. — Посмотри на меня. — Шёпотом попросил он. — Пожалуйста… И Антон посмотрел. На глазах застыли слезы. Он не хотел, чтобы кто-то видел его слабости. Одну слабость. Слабость, не вылезающую из больницы и желающую каждый день «доброго утра» и «сладких снов». Слабость, на чьи сообщения он так и не ответил. — Арсений? Он неопределённо мотнул головой и провёл свободной рукой по глазам, желая избавиться от непрошеной влаги. — Тох, мне можно сказать, честно-честно… У вас что-то произошло? Дима никогда не видел Антона таким. В душу закралось смутно знакомое предчувствие. — Он что-то сделал тебе…? Шаст неожиданно начал активно трясти головой в знак протеста и невольно вжался в угол, выдернув из слабой хватки свою руку и прижав её к груди. К сердцу. Горящему пламенем страха. — Нет, ты что, он бы никогда… Нет, нет, к-конечно, нет… — Стало труднее дышать, истерика подступала, в горле собрался ком. — Антох, всë хорошо, пожалуйста, прости… — Дима подсел ближе и заглянул в потускневшие глаза, застеленные пеленой слез. — Иди сюда, Шаст, я тебя не трону… Последняя фраза вырвалась случайно. Но по расширившимся зрачкам всë, кажется, встало на свои места. И это ещё больше напрягло Позова, который был очень близок к разгадке тайны. Парень тем временем попытался расслабиться и лёг на колени к Диме, закрыв глаза. Его он не боялся. И Арсения тоже. А может быть… — Я не знаю, что говорить… — Нерешительно произнёс Антон спустя пять минут абсолютного молчания. — То, что тебя беспокоит. Я же вижу, что говорить есть о чем, но ты по какой-то причине не хочешь, я прав? — Шатен мягко улыбался, смотря на закрытые веки одноклассника. — Я хочу, но… — Шастун распахнул ресницы, пересекаясь взглядом с танцором, и выдавил из себя улыбку. — Боюсь, что тебе не понравится то, что я скажу. — Если я до сих пор от тебя не отрёкся из-за ориентации, то всë остальное для меня сущий пустяк. Дмитрий был предельно серьёзен, понимая, насколько эти слова важны. — Ладно. Но потом не жалуйся, что я развёл драму из-за ерунды. — Фыркнул Тоха и сел в позу по-турецки, складывая руки на груди. Школьник в очках кивнул. — Я ещё не готов к тому, что Арс меня бросит. Может, конечно, и нужно закончить это всë, но я, пока есть возможность, буду оттягивать момент. Не хочу, чтобы он мою истерику видел. Надо подготовиться. Пока Антон говорил это обыденным голосом, у Димы понемногу отвисала челюсть, а в конце ещё и глаза вылетели из орбит — так абсурдно прозвучал этот короткий монолог. Кашлянув в кулак, он с трудом удержался от того, чтобы не покрутить пальцем у виска. — Что, прости? С чего ты вообще это взял? — В голосе отчётливо слышались нотки искреннего непонимания. — Ага. Ещё скажи, что ты не в курсе? — Антон показательно вздернул нос, словно обидевшись. — Может я и не в курсе того, о чем ты там думаешь, но зато в курсе другого. — Было видно, что Поз начинает закипать. — То есть ты думаешь, что человек, который чуть с ума не сошёл, когда ты пропал; круглые сутки не спал, дежуря у твоей палаты, пока ты не пришёл в себя; сейчас из больницы не вылезает, довольствуясь тем, что наблюдает за тобой, пока ты спишь; строчит тебе смски, мучаясь от того, что ты такой вот весь из себя эгоист; перед нами старается сделать вид, что всë хорошо, а на деле чуть ли на стену не лезет от беспомощности — делает это ради того, чтобы просто прийти и сказать: «Шастун, я тебя бросаю»? Дима ни разу не повысил голос, ибо с самого начала знал, что попадёт во все болевые точки. Не хотел, но пришлось. Антон до боли в челюсти стиснул зубы, грудь его часто вздымалась, а ресницы стали влажными. Но он не плакал. Чувствовал себя мерзко. Настолько, что в голове проскочила отвратительная, но очень привлекательная мысль, за исполнение которой ему бы однозначно дали пизды. Точнее сказать, не успели бы. — Удивлён? Неужели? — С иронией в голосе спросил юноша. А внутри всë похолодело. Что-то явно было не так. — Но… Почему? — Потупив взгляд, всхлипнул подросток и прижал колени к груди, обхватив их дрожащими от нервов руками. — Я ведь теперь грязный… Зачем я ему такой нужен? — Он стыдливо опустил голову, не в силах смотреть на Диму. Сердце ушло в пятки. Кровь в жилах остыла. Правда оказалась именно такой, какой её представлял Поз, но дышать стало только в разы сложнее. Теперь Антон не казался маленьким мальчиком с дурацкими загонами из-за отношений. Теперь он предстал перед ним ангелом с изрезанными крыльями и воткнутым в сердце отравленным ножом. — Блять… Я тебя правильно понял. — Это был не вопрос, но собеседник все равно кивнул, ещё больше сжимаясь в комок. — Но как…? Ты говорил о том, что я… В курсе… В курсе этого? — Продолжать эту тему стоило огромных усилий. В ответ снова послышалось нечленораздельное мычание, вызывая неприятные мурашки по коже. — Я мог узнать только от Арсения… Но он бы уже давно закопал этих мразей в ближайшей яме… — Процедил парень, потирая переносицу. — Значит он тоже не в курсе. Тоша поднял голову, в его глазах блестела невыносимая боль, которую нельзя было передать словами. — Позови его, пожалуйста… — Просипел десятиклассник, молясь, чтобы Попов был где-то неподалёку. Иначе он просто не выдержит. Сишком долго мучил и себя, и его. Арсений влетел в помещение через несколько секунд после того, как Дмитрий скрылся за дверью. — Солнце моë… — Прочитал по губам Шаст и разрыдался, послав весь мир далеко и надолго. Слова сейчас были не нужны. Только необходимые объятия и нескончаемые поцелуи, приходящиеся по большей части на лоб и щёки, мокрые от солёных слез. Он наконец-то почувствовал себя живым. Рядом с любимым человеком. Человеком, который всë ещё был рядом.***
Дима не стал тревожить этих двоих и отправился домой. Не в Арсеньевскую квартиру, а именно к себе домой, где его ждал один очень уютный житель. До комплекса юноша добрался всего за двадцать минут и, к несчастью, пропустив ужин, двинулся к лифту, напевая себе под нос недавно услышанную песню.Я был готов Сказать, что за тебя я умру…
В голову пришла идея пройтись пешком. И хотя подросток хотел побыстрее окунуться в ту волшебную атмосферу умиротворения, он поплелся к лестнице.Но понял, что я Выбрал не ту…
Отчего-то внутри появилось это необъяснимое чувство трепета, тесно переплетающееся с желанием поскорее оказаться в объятиях того самого человека. Поз уже стоял напротив двери, но войти не решался.Я лишь твой друг, Хотя ты говорила «люблю», И те же слова Ты в нашем доме скажешь ему…
— Я вернул… — Дима запнулся на полуслове, широко распахнув дверь.Хочется кричать –
Так не верится…
Грудь стянуло отвратительное чувство. Дима раньше ничего подобного не испытывал. Внутри что-то надломилось, с глухим треском провалившись во мрак сломанной души. Раны, только-только начавшие затягиваться, вскрыли лезвием, отражающем в себе вселенскую пустоту и, кажется, отголоски преданной любви. Его накрыло чувство дежавю. На глаза сами собой навернулись слезы. Поз смотрел и, как бы ни старался, не мог отвести глаз от Серёжи. От Серёжи и девушки. Девушки, которая улыбалась и смотрела, черт возьми, влюблёнными глазами — Дима знал этот взгляд, как никакой другой — на него, Серёжу. Они были до невозможности близко друг к другу: её ярко-красные губы едва ли не касались чужих. Она сидела на их — Диминой половине — кровати. Её длинные пальцы касались смуглого лица, поглаживая щеки. Серёжа красивый. Как тогда. Девушка очень похожа на знакомую. Как тогда. Серёжа стоит перед ней на коленях. Как тогда. Она целует его. Как тогда.Просишь всё забыть, ведь я просто друг,
Нет на мне лица, ведь я не в себе…
Хватит. Дима вылетел в коридор и бросился на выход, ему срочно нужен был воздух.***
Он медленно, но верно тонул в этих малахитовых глазах, самозабвенно улыбаясь. Ещё минуту назад он бережно завязывал её шнурки, а сейчас стоял перед ней на коленях, не в силах подняться на ноги. — Серёж… — Шепчет она, нарочно облизывая пухлые губы. — Да? — Я хочу кое-что сделать… — Девушка с присущей ей нежностью провела пальчиком по щеке. — Ты позволишь мне… Танцор на пару мгновений потерял связь с реальностью. Лицо горело огнём от непривычно ласковых прикосновений. Но это было не то. Не так. Не та. Упустив из виду следующий шаг невиданной наглости, Матвиенко пришёл в себя только по истечении заветных трёх секунд. Стоивших ему чего-то дорогого. Кого-то. В ушах звенел слишком знакомый голос: «Я вернул…». А на губах появился привкус виноградной жвачки. — Аня, что ты творишь! — Подросток чуть на спину не упал, резко дернувшись назад. Он подскочил на ноги, испуганно вертя головой по сторонам. Они почти поцеловались. На глаза попалась настежь открытая дверь. Голос был реальным. Дима всë видел. Карие глаза блеснули презрением. К себе. — Зачем? Боже, зачем? — С этими словами юноша выскочил за дверь, оставив новую знакомую одну.***
Знать наверняка, где сейчас Позов, Серёжа не мог, но сердце тянуло его к их лавочке, и темноволосый повиновался интуиции, вихрем промчавшись мимо постояльцев, толпившихся в холле. Он моментально забыл о ноющей боли в ноге. Руки дрожали. Пульс зашкаливал. Но не от скорости, а от мерзкого ощущения предательства, вызывающего мурашки по спине. Школьник застыл на месте, сразу отыскав взглядом силуэт Димы где-то вдалеке. Он хотел пойти за ним. Хотел, но не мог. Что-то мешало. Между ними будто возвели каменную стену.***
Шатен шёл по дороге, совершенно не заботясь о том, куда. Курить хотелось неимоверно. А ещё видеть дурманящие древесно-карие глаза и смотреть на своё в них отражение. Хотелось прямо сейчас почувствовать эти до дрожи опьяняющие прикосновения к своей коже. Его прикосновения. Его дыхание. Диму трясло. Но почему? Он всего лишь увидел Серёжу, целующего девчонку. Серёжу, мать его, Матвиенко. — «Это был не Лазарев! И не Вика! Он изменил тебе ещё в феврале!» — Мучительно громко выло подсознание, стараясь привести его в чувства. Осознание. Удар под дых. Из лёгких выбили весь воздух. — «Да? Да… Что…» — Бейкер одним движением стянул с лица очки и протёр рукавом ветровки глаза, замедляя шаг. Понадобилось добрых несколько минут, чтобы привести себя в более-менее адекватное состояние и сесть на скамейку. Дима всë ещё сидел без очков, запрокинув голову к небу, и восстанавливал дыхание. В голову начало закрадываться понимание. И он впервые решил попробовать. Попробовать не отказываться от этих мыслей, а дать им выйти в свет. Быть может, станет легче… — «Я же с самого начала увидел именно Серёжу… Да, всë выглядело в точности, как тогда. До мельчайших деталей…» — Парень сглотнул ком в горле. — «Но это был Серëжка. Мой… Нет, блять, не мой… То есть, Матвиенко… И я отреагировал так…» — Он невольно закрыл рот ладонью, шокированно глядя на плывущие по небу облака. — «Потому что приревновал его…» — Дима! — Раздался взволнованный голос где-то рядом, заставив вздрогнуть. Серёжа стоял прямо перед одноклассником, нервно кусая губы, и боялся даже дышать. Он держался. Пока держался. Но знал, что, если Дима сейчас ничего не скажет, он поцелует его. — Ты бледный. Бежал что-ли? — Спокойно задал вопрос юноша, надев очки. А в голове крутилась одна единственная мысль: «Почему ты пришёл?» Сергей слабо улыбнулся уголком губ. Не поцелует. — Дим, послушай меня, пожалуйста… Матвиенко видит. Видит покрасневшие глаза. Видит ещё не ушедшую бледность. Он не дурак — может сложить два и два. И получает ответ. Поз плакал. Плакал не из-за него. Плакал, потому что опять привязал к ситуации Лазарева. — Я не знаю, как это вообще получилось. Звучит ужасно, согласен, но это правда так. Я просто ей шнурки завязывал… Боже, это ещё бредовее… — Напряжённо выдохнул бальник, без разрешения садясь рядом. — Аня, она… — Ага, значит её Аня зовут. — Фыркнул друг, отвернувшись. — Это я должен прощения просить, что зашёл не вовремя. Серёже почудилось, что в этом тоне появились нотки ревности. — Да нет же. Это девочка из твоей бывшей студии. Она мне блокнот мой принесла, я его на ужине оставил. А потом она попросила ей шнурки завязать, потому что травму получила и не может нагибаться. А дальше… — А дальше она тебя засосала, я знаю. И если Диме показалось, что он отлично замаскировал свою непонятно откуда взявшуюся ревность, то Матвиенко прекрасно её прочитал в глазах, когда подросток повернулся к нему лицом. Его сердце забилось быстрее. Улыбаться хотелось нестерпимо. — Нет, не правда. Я её отпихнул сразу. — Решительно заявил парень, не прерывая зрительный контакт. — Почему это? Не понравилась? Внутри взрывались фейерверки счастья. Дима однозначно ревновал. — Потому что ты пришёл. И только попробуй сказать, что ты нам якобы помешал… Серёжа внезапно приблизился к Диме так близко, что мог с лёгкостью коснуться его носа своим. — То что? — Поз медленно выдохнул, щекоча своим дыханием чужие губы. — То я тебя поцелую… Исполненный нежности взгляд упал на чуть приоткрытые губы. Серёжа изо всех сил старался держать всë под контролем, ибо ляпнул, не подумав, а Дима дразнил его, будто специально, вовсе не пытаясь остановить это безумие. Не пытался, потому что был уверен, что это шутка. Или просто хотел так думать. Мгновение. Серёжа мягко, почти невесомо коснулся его губ и тут же отстранился. — «Пожалуйста, вернись…» — Вспыхнула и в тот же миг угасла мысль. Диму лишили дара речи. Он смотрел на профиль одноклассника и не мог толком вдохнуть, чувствуя на губах клубничный вкус.***
Утром 7 августа к Антону сюрпризом заявляется Егор с пакетом сладостей и широченной улыбкой, чем безумно удивляет и очень сильно радует Шастуна. Они проводят вместе несколько часов, беседуя о жизни. К ним пару раз заглядывает Арсений и сразу уходит, скомканно поздоровавшись. Тогда Белову приходится рассказать о том, что он догадался об отношениях между ними. Тоха поначалу отпирается, на ходу выдумывая легенду пребывания Попова в больнице, но Гоша его останавливает, давая обещание, что ни одной живой душе не расскажет об этом. И Антон верит. А друг ему не врёт.***
Следующие дни проходят в загруженном режиме, так как перед танцорами стоит важная задача: вырваться вперёд в третьем туре. Ляйсан Альбертовна ставит по две тренировки и особенно нагружает бальников сложными поддержками, продлевая время занятий на час, а то и на полтора. Все работают на износ, и никто не возмущается, самолично приходя на тренировки пораньше, чтобы отточить тот или иной элемент. Серёжа с Оксаной трудятся больше остальных. И каждый раз огребают от своих вторых половинок за то, что не только перестали отдыхать, но и зачастую пропускают приёмы пищи, уже «поселившись» в спортивном зале. Фролова начала встречаться с Кириллом и теперь порхает на крыльях любви, забыв об усталости, ведь каждый вечер получает возможность засыпать в обнимку с любимым человеком, который заботливо целует её в макушку, шепча всякие нежности перед сном. А Серёжа с Димой очень сильно сблизились. Брюнет частенько порывался назвать брейкера как-то по-особенному, но вовремя останавливался, решив просто у себя в голове называть его своим парнем. Позов каждое утро расчёсывал и заплетал парня, таскал ему с обедов яблоки и на каждую тренировку заваривал термос с земляничным чаем; у него появилось желание чаще обниматься без причины и смотреть в глаза, позволяя себе тонуть в них, а ещё он не мог заснуть, если Серёжа не лежал у него на груди или не обнимал поперёк торса. А в ответ получал каждодневные записочки на столе с самыми разными милыми комплиментами и рисунками, бесконечно долгие и тёплые объятия, кофе, который случайным образом оказывался в номере по вечерам, просмотр фильмов в обнимку под одним пледом. И поцелуи в загривок, о которых он знать не должен был, ведь Серёжа надеялся, что в те моменты подросток уже давно спит. Вот только Дима не спал. Но и говорить об этом не считал нужным.