***
Эймонд чувствовал себя неловко и смущённо. Принц то и дело кидал взгляды на свою родственницу, не замечая, что каждый раз откровенно любуется ею. Обладая типичной для их рода валирийской внешностью, она не была похожа ни на кого из его родни. Тонкие черты лица, большие ланьи глаза и необыкновенный, чарующий голос… всё это — его дражайшая тётя. Хоть он и не считал любовные взаимоотношения истинным писанием певцов и мейстеров, но мог бы поклясться Семерым, что тамошних героинь списывали с его принцессы: она была всегда мила и добра, её касания всегда были исполнены нежностью, а в аметистовых глазах горел озорной огонёк. К своим десяти годам принц понял, что безнадёжно влюблён. После издевательств Эйгона он искал именно её, искал её тёплых объятий и успокаивающих слов. Он растворялся в моменте, желая, чтобы каждый из них длился вечность, а после испытывал жгучую горечь: не останется ли он для неё мальчишкой? Он ведь наоборот желал вырасти как можно быстрее, чтобы уже он мог заключать её в объятья, успокаивать её и защищать от всего мира. Эймонд терпеть не мог её лорда-мужа. Принцессу выдали замуж, когда он был ещё совсем маленьким, чтобы осознавать этот мир. Как он знал, это был брак по расчёту, или, по крайней мере, он хотел на это надеяться. Но то, что он видел, когда Ленейрис и её муж-лорд были вместе, говорило об обратном. Томные перешёптывания, лёгкие объятия и нежные, целомудренные поцелуи ранили маленькое сердце похуже издевательств Эйгона и бастардов Рейниры. Принц Таргариенов был умным, как ему казалось. У его принцессы не было детей от мерзкого Аррена, наверняка это неспроста? Она его не любит и не хочет дарить ему детей? Звучало логично, а главное — давало ему чувство облегчения, что приятно растекалось по его груди. — Принцесса, простите за такой вопрос, но почему у вас нет детей с лордом Арреном? — Эймонд пытался показать истинное детское любопытство, но для пущей достоверности добавил: — Я бы хотел ещё братьев и сестёр. Молодая дама удивлённо вскинула брови, не ожидая такого вопроса от племянника. — Это… сложный вопрос, мой дорогой, — и вправду, Ленейрис было тяжело говорить на эту тему. Она помнила жгучее разочарование, когда узнала имя её суженого. «На десять лет старше… », — думала Лейнерис, и ей казалось это гигантской разницей. Помнила, как долго привыкала к холодным коридорам Орлиного Гнезда и его мрачным пейзажам. И даже десятилетие спустя этот мрачный высокий замок домом назвать она не осмеливалась. — Порой что-то не получается, то-то и всего, — по правде, Эймонд выглядел разочарованным. Конечно, с чего бы ей с ним откровенничать? Всего лишь мальчишка, но уже норовит залезть к дракону в душу, выведать его секреты. Лейнерис бросила на племянника оценивающий взгляд, такой, от которого он всегда смущался и отворачивался от неё, делая вид, что рассматривает траву. Её всегда это забавляло, но виду не подавала, ведь задеть его гордость она не желала. Как и обычно, принц отвернулся от неё, немного поёрзал на месте и продолжил: — Вот как. Я понимаю, леди Аррен, женская доля тяжела, так говорила матушка, — он сложил руки за спиной, перекатываясь с носка на пятки. Его мать, Алисента, и вправду много раз упоминала про женскую долю, поучая сыновей уважению и принятию. — Семеро, не называй меня леди Аррен! — выпалила женщина с разочарованным вздохом. — Прости за резкость, но мне более приятно и привычно обращение Таргариен, во мне кровь драконов и Древней Валирии всё-таки. — Вам… противно быть «Леди Аррен»? — в ту же секунду в глазах Эймонда загорелся огонёк надежды, а маленькое детское сердце вновь воспылало! — Ох, мой весенний дракон, не совсем так. — Вы бы хотели вернуть фамилию нашего Великого дома, верно? — принц Таргариенов говорил без запинок и с огромной уверенностью, больше утверждая, чем спрашивая. Надежда загорелась с новой силой и жаром в его сердце. — Прошу прощения, принц Эймонд, принцесса Лейнерис, — из ниоткуда появилась служанка. Для Эймонда, но Лейнерис заметила её ещё на подходе и была рада, что она прервала столь неловкий разговор, — но королева зовет юного принца в свои покои, пожалуйста, пройдёмте, — она аккуратно улыбнулась. Принц выглядел разочарованно пуще прежнего. Он бросил грустный взгляд на юную женщину, словно извиняясь, на что Лейнерис одарила его теплой улыбкой, от которой в животе запорхали бабочки. Эймонд удалился, оставляя неловкую тишину после себя.***
После «Розового ужаса» Эймонд тихо хныкал в объятьях горячо любимой тётушки. Его мать уже давно покинула его покои, разочарованно бросая взгляды; ей ещё требуется поговорить со старшим сыном в попытках защитить младшего. Но Эймонд всё равно нуждался в утешении, и он точно знал, что может получить это от Лейнерис, даже больше. Выйдя из Красного Замка, принц застал Таргариен в саду. Пышном и цветущем саду. Здесь можно было почувствовать себя как в Хайгардене; Хелейна и матушка любили любоваться красотою этого места. Пока он рыдал, лёжа на её груди, Лейнерис гладила принца по голове, поглаживая пальцами его белоснежные пряди серебряных волос; шепча успокаивающие слова на высоком валирийском. Её произношение — точно мёд для ушей… — Не стоит переживать, у тебя будет дракон, мой принц. И я верю, что он затмит всех и будет самым большим из ныне живущих, — продолжала принцесса, — тогда Эйгон и твои племянники не посмеют смеяться над Эймондом Таргариеном, — гордо произнесла тётя. Порой, Эймонд не верил в её веру, но эти слова всё равно утешали. Он отстранился от её драконьего тепла с неохотой, заплаканными глазами и опухшим лицом взглянул на неё: — Вы… вы правда так думаете? — Таргариен ласково улыбнулась, заправляя спутанные пряди за его раскрасневшиеся уши и обхватывая его по-детски пухлое лицо в свои руки. До чего он был милым. — Не верю, а знаю, Эймонд, — в её словах звучала железная уверенность. — Когда… я была в твоем возрасте… — женщина замолчала, задумчиво оглядывая сад, точно решая, продолжать или же нет. — Никто не верил в то, что я смогу оседлать дракона, — она горько улыбнулась, вспоминая прошлое. — Но ведь вы летаете на… — Лейнерис быстро приложила палец к его губам, призывая продолжить слушать. Сердце пропустило удар. — Став чуть старше, моё терпение лопнуло. Братья только смеялись и дразнились. И тогда, собрав всё мужество в кулак, я отправилась на Драконий Камень. Хоть я и хотела оседлать Вхагар, драконицу отца, но быстрее неё меня нашла Сереброкрылая, — женщина начала жестикулировать, рассказывая, добавляя истории красок, что всегда нравилось юному принцу; как дракон её бабки, Алиссаны Доброй, чуть не сжёг её заживо, брыкаясь и норовя сбросить неопытную всадницу. Лейнерис не знала, кто помог, Старые Боги или Новые, но она удержалась на колких гребнях, не разбилась и не утонула, и Сереброкрылая сдалась, принимая её в свои всадницы. Эта дракониха десять лет после кончины своего последнего всадника оставалась в пещерах Драконьего Камня одна; слуги, что смотрели за драконами, говорили, что Сереброкрылая ныла и опаляла каждого, когда осталась одна. Приручить её было сложно, но, видимо, дракон учуяла что-то схожее с прежним хозяином, решив подпустить к себе принцессу. А после она с триумфом вернулась, уже не на корабле, но на драконе, вылитом из чистейшего серебра. Поглощённый рассказом Эймонд не заметил, как служанка принесла горячего чая и поднос с лимонными пирожными. Так же он не заметил, как начал уплетать одно угощение за другим. — Мой принц, теперь тебе лучше? — он понял, что не отрывал от тётушки взгляда, может, даже не моргал. Смутившись, принц в спешке ответил: — А, да… да, спасибо, тётушка! — мальчик быстро отпрянул от женщины, словно ошпаренный, — ещё раз спасибо, что поговорили со мной! — он быстро подскочил. Лейнерис успела только помахать ему рукой и улыбнуться, увидев на краткий миг в его глазах огонь авантюризма. Мысленно пожелав ему удачи, принцесса надеялась, что он не вознамерится седлать Каннибала. Женщина следила за тем, как её племянник скрылся в коридорах Красного Замка, и наконец убедившись, что он удалился, произнесла: — Я вас заметила, можете выходить, — её тон был намного более холодным, чем минутой назад, а её лицо приняло стоическое выражение с нотками раздражения. — Интересно, что вы так много времени уделяете моему внуку, — мужчина вышел из-за колонны, знак десницы переливался на солнце. Лейнерис посмотрела на знак с пренебрежением и перевела взгляд на лицо стареющего мужчины. — Я люблю своих племянников, — девушка сделала паузу, — всех их. То, что вы себе там надумали меня не касается, — Таргариен не врала. Она любила детей что Визериса, что Рейниры, несмотря на их сомнительное происхождение. Но Отто она терпеть не могла. Хайтауэр казался ей слишком скользким, слишком везучим, и она как могла пыталась ослабить его влияние на Визериса, но, увы, король питал какие-то слабости к Деснице. Она помнила, как после кончины её отца Бейлона, Лейнерис впервые увидела Отто, что приехал заменять его пост Десницы — и уже тогда в её сердце что-то кольнуло. — Эймонд, кажется, привязан к вам в большей степени, — мужчина подошёл ближе, — я его почти не вижу, а когда вижу, то он всегда с вами, — тяжёлый, усталый и старческий взгляд буравил в её светлой головушке дыру. — Но я понимаю вас. Тяжело, когда нет собственных детей, — Отто драматично вздохнул, а Ленейрис начинала кипеть. — Благодарю, милорд Десница, за ваше понимание. — Честно говоря, слухи ходят… так скажем, не из приятных, — Отто продолжил, — благородные господа, простолюдины… все они шепчутся о вас и лорде Аррене, о вашей несостоятельности как женщины, — лицо Десницы приняло грустное выражение. Лейнерис могла заметить, что он говорил это с паузами, смакуя каждое слово. О, он получал от этого удовольствие, несмотря на то, как пытался скрыть это. Господин Десница никогда не любил ни её, ни её брата Деймона; возможно, он питал неприязнь и к их отцу, ведь двое младших детей пошли именно в него. За их язвительные замечания, неприятные и дерзкие взгляды, да в конце концов неудачные слушки. Отто никогда не смел жаловаться королю о выходках его родичей. Визерис всегда прощал Деймону любые необдуманные поступки, а Ленейрис прощал всевозможные выходки, даже переодевания в юношу сходили ей с рук. Хайтауэру нравилось видеть, как замужество за лордом Арреном сделало Лейнерис более сдержанной, её существо было обмотано цепями, она не могла позорить дом Аррен. Возможно, это именно он посоветовал королю выдать сестру за лорда. Так же сыграло то, что женщина, очевидно, любила его дочь — Алисенту, а потому, после свадьбы с королём, в прямые конфронтации с Отто она не вступала. «Наверняка она не хочет расстроить Алисенту». Это забавно, правда. То, с какой нежностью и трепетом женщина относилась к девушке Хайтауэр, Отто всегда использовал против неё. — Ах да, злые языки, — молодая женщина вздохнула, — но то, что происходит в моей личной жизни вас волновать не должно, — Лейнерис сделала шаг к мужчине и продолжила: — В отличие от вас, я не лезу с расспросами в духе «когда же Господин Десница возьмёт себе в жёны молоденькую леди, и как быстро она родит ему детей?», — ещё шаг, — или «горе его столь велико, что его член больше не стоит», — теперь Таргариен стояла к нему вплотную. В её фиолетовых глазах пылал огонь, словно вот-вот она низвергнет его. Отто смотрел на неё, не прерывая зрительного контакта. Только глубокие вдохи выдавали в нём кипящую ярость. Он помнил, какой дрянной она была в детстве, сколько проблем она доставляла. Эта дрянная девчонка никогда не была леди, в отличие от его дочери. Ей суждено было родиться мальчиком, повторяя всё за Деймоном она впитала в себя безнаказанность и дерзость, никакой нежности и грации. Как и у её матери. — Помните, сегодняшнюю перепалку начала не я, — женщина потянулась, чтобы поправить золотой значок, но его рука быстро перехватила её. На подобный жест она только улыбнулась, и когда мужчина разжал хватку, быстро удалилась.***
— Эйгон говорит, что моя сестра — идиотка, — жаловался Эймонд, — она его будущая королева, она хорошая и добрая, правда, бывает странной… но разве не загадка украшает женщину? Вы так говорили! — мальчишка говорил на выдохе, крайне возмущённо и тихо, так, чтобы братец не услышал. Можно было не всегда услышать то, что Эймонд говорит про свою сестру, но в этот раз в его глазах была злость и обида на слова его старшего брата. Шум волн перебивался с голосами гостей. — М, думаю ты прав, — Лейнерис давно утратила нить их разговора, отвечая односложными продолжениями, но Эймонду это казалось достаточным. Её фиалковые глаза без стыда следили за ещё одним принцем, «Королём Узкого моря», как его прозвали после войны на Ступенях. Задумчиво вороча кубок с вином, Аррен и не заметила, что и за ней следит пара чужих лиловых глаз. Мальчик проследил за направлением её взгляда, это, к тому же, не было сложно, и увидел не самую приятную для себя персону — своего печально известного дядю. По редким рассказам его принцессы у них была особенная связь в их общей юности, до того, как Таргариен отправился на Восток, прихватив с собою ныне покойную Лейну Веларион. Что скрывалось под «особенной связью» мальчишка не знал, но традиции Давней Валирии могли дать ему ответы. Этот факт злил Эймонда. Оставалось лишь успокаивать себя мыслью, что и у них была та самая, особая связь. — Вы пялитесь на него достаточно долго, тётушка, — Эймонд проговорил это больше из обиды, немного язвительно. Лейнерис вздохнула, переводя полный усталости взгляд. — Как ты мог заметить, Эймонд, — тон её был холоден, по спине принца пробежали мурашки, — у принца Деймона, моего брата, умерла супруга, его дети в печали, как и он сам. Я думаю о том, чтобы подойти и утешить его, — женщина наконец отпила вино. С самого начала прощальной церемонии Лейнерис не подходила к брату. Увидела она его впервые за много лет. Впрочем, он не столь изменился. Юному Таргариену стало стыдно за свой комментарий. Он не хотел её обидеть, только не её. Он должен быть к ней внимательным и вести себя достойно, а не кривиться от малейшего укола ревности. Но, Боги, ему было сложно. Переживания захлёстывали его с головой по ночам, когда он оставался наедине с самим с собой. Днём его могли отвлекать от водоворота мыслей тренировки, его мать и дед, заносчивые Эйгон и бастарды Джейс и Люк, но ночью его ум возвращался лишь к ней. Зная традиции своей семьи, мальчик опасался, что сердце его принцессы занято её собственным безрассудным братцем, и что та самая связь — нечто намного более интимное, чем об этом говорила Лейнерис. Не то чтобы она ждала от племянника ответа, да и толком внимания сегодня на него она не обращала. Сделав еще один глоток, Лейнерис оторвала спину от каменного ограждения под пристальный и стыдливый взгляд лиловых глаз. Её приветствовали многочисленные родичи Веларионов, их лица были потускневшими, как и сам этот день. Жена Деймона не была столь близка с ней, нежели с Рейнирой, но её кончина смогла оставить удар на сердце принцессы. Она только могла лишь ответно приветствовать, не отрывая глаз от одной персоны. — Принц Деймон, — словно выйдя из транса, мужчина повернул голову к источнику голоса. Взгляд его был полон нечитаемых эмоций, — примите мои соболезнования, — она тихо кивнула, смотря на Порочного принца. — Сестра, — Деймон одарил её вульгарным, изучающим взглядом. Неудивительно. Он смотрел на сестру, что за десять лет успела еще больше расцвести, выйти замуж. — Благодарю, — он спокойно кивнул, вяло отводя взгляд. — Как девочки? — Лейнерис взяла пару кубков у проходящего мимо эскорта, передала один брату. Было ощущение отстранённости. Она была уже не семнадцатилетней девочкой, коей являлась ранее для него. Теперь не будет того тепла, что она ощущала тогда. Только не от него… — Опечалены, конечно… но они стойкие. Справятся, — он пригубил вина. Лейнерис лишь покивала в молчаливом согласии. Впервые в жизни она не знала, что сказать. За все годы внутри неё накопилось столько слов, цензурных и не очень, столько всего она желала высказать братцу в лицо. И сейчас, стоя рядом с ним — молчала, как загнанный зверь. Попивая кроваво-красное вино, Эйгон пристально и хищно бдел за братом, время от времени переводя взгляд на старших родичей. Допив, он вальяжно поспешил к брату. — Не спускаешь глаз с нашей тётушки, боишься, что уведут? — он толкнул младшего в плечо. Эймонд вышел из транса и бегло взглянул на брата, придумывая отговорку, только чтобы брат отстал от него. — Ни на кого я не смотрю, отстань, — второй сын был смущён ситуацией. «Только не это. Только не он.» — На твоём месте я бы тоже не спускал с неё глаз, дама она завидная, — Эйгон наиграно высунул язык и мерзко облизнулся, стреляя глазками на родственницу. Всё в его репертуаре. Иногда Эймонд не мог понять откуда юный принц набрался столько гадостей. Вся их семья была более-менее праведной, но Эйгон… На данный жест Эймонд одарил брата гневным взглядом. — Эй, не смотри на меня так, я что, сказал неправду? Она красива, для своего возраста выглядит молодо, — пауза, Эйгон щурит глаза. — О, я никогда не замечал, но посмотри какие у нее формы! Мне бы стоило найти шлюху с чем-то подобным, — Эйгон не говорил всерьёз, его не интересовали женщины постарше, скорее, наоборот. С Лейнерис глаза Эйгона скосились в сторону брата, чьи щёки побагровели от злости и смущения. — Но, думаю, тебе стоит оставить свои жалкие попытки, братец, — Эйгон выглядел так, будто даёт очень мудрый совет. — Такая дама не взглянёт на щуплую малолетку вроде тебя, — он потрогал его руки в поиске мышц, и не обнаружив ничего достойного, лишь усмехнувшись продолжил: — Да и вспомни, ты единственный из нас, даже из бастардов нашей сестры, кто не имеет дракона, — со смешком подытожил Эйгон. Для Эймонда слова старшего брата были обидными, они ранили его детскую душу, но, Боги, его слова были чистой правдой. Не успел Эйгон начать смеяться, как ощутил больнючий укол в ребро. Засранец ударил его локтем!***
Седлая Вхагар, паря с ней в небе, Эймонд чувствовал себя победителем. Наконец ему достался дракон, и не абы какой, а самый большой из ныне живущих. Самый большой во всём мире! Как и обещала тётя. Слез с неё он уже мужчиной, чувствуя приятную мелкую дрожь. Адреналин. Помнил, как встретил выводок Стронгов и кузин, как эйфория от полёта, от осознания, что теперь и он драконий наездник пьянила, сделав излишне самоуверенным. Наличие дракона не сделало его сильнее или быстрее. На земле он оставался простым человеком. Песок, брошенный Джейсом, щипал глаза, а весь мир стал одной сплошной мазней. В отчаянной попытке убрать хоть немного песка, Эймонд упустил из виду, как Люцерис уже замахивается над ним. Боль пронзила левую сторону лица, песок стал меньшей из имеющихся проблем. Мир теперь был не то что размыт, он был полностью красный от собственной крови. И тогда, кроме своего крика Эймонд услышал отчаянный рев Вхагар. Эймонд помнил, как мейстер Дрифтмарка, старый и понурый, давал ему макового молока, много макового молока; горькое и вонючее снадобье. И в действительности, его острая боль стала притупленной, а его сознание — туманным. Игла, что тянула через его лицо нити, скрепляя его, ощущалась глухо, отдалённо. Тронный зал Дрифтмарка всё наполнялся людьми, и Эймонду казалось, что их и так слишком много. — Кожа затянется, но глаз… увы, не спасти, — мельком услышал Эймонд, когда в глазах ещё всё было мыльным. Что-то внутри него оборвалось. Останется шрам, дополнил неутешительный диагноз мейстер, но Эймонд уже не слушал. Он начал активно моргать, точно в попытке согнать дымку, вызванную давно промытым песком и кровью с маковым молоком. Странное чувство внутри него нарастало, неверие в произошедшее заставляло его внутренности сжаться, а кровь загустеть. Даже через весь шум, исходящий от любопытной толпы, Эймонд услышал, как громко выдохнула его мать, прикрывая руками рот. Только не это. Её ланьи глаза наполнились слезами, и Эймонд хоть и не видел, но знал это. Сейчас второй сын короля Визериса томно выдохнул; он не мог допустить этого, не мог… Её золотая цепь оторвалась, висела небрежно. Эймонд не мог отвести от неё глаз. Странная смесь стыда, злобы и ужаса смешались в нём, вызывая тошноту. — Объяснитесь же, что там произошло?! — Эймонд плавно поднял взгляд на своего отца, которого придерживала его младшая сестра: Лейнерис гладила его по спине в утешении, иногда поглядывая на Эймонда. Его лицо было серьёзным, и сейчас она не могла узнать в нём своего прежнего десятилетнего мальчика. Лейнерис смотрела то на мальчишку, то на Рейниру, что встала особняком между зелёной королевой и своими отпрысками. — Принц Люцерис подстерёг Эймонда с ножом, намереваясь лишить жизни! Вот что произошло! — королева взяла руку сына, сильно сжимая её. В её голосе звучало звенящее опустошение, кипящая ярость и сильное намерение. Сейчас Эймонд готов был разорваться на куски только лишь бы не слышать крик помощи его матери. — Это на моих детей напали! — принцесса сразу парировала обвинение, выходя вперёд и с нескрываемой ненавистью смотря на свою мачеху. Послышались крики детей и матерей: каждый пытался доказать свою истину. Мысли путались в голове у Леди Долины, не без вина, выпитого накануне вечером. Она готовилась лечь спать на свою нагретую кирпичами постель, но прежде эскорт, симпатичный юноша, объявил ей, что её племянник, её милый Эймонд потерял глаз. В ночной рубахе, укрытая лишь мехом, босиком она бежала по холодным коридорам Дрифтмарка, ощущая ужас, который рос в ней с каждым метром. Визерис опирался на сестру, пытаясь так же понять, что тут происходит. Он внимал их голосам. — Он назвал нас бастардами, — тихая жалоба Джейса была оглушающей для переполненного зала. Все теперь смотрели на наследницу, ожидая её ответа. — Что? — Визерис отстранился от сестры, теперь опираясь на трость. Они стояли аккурат между двумя сторонами конфликта. Рейнира смотрела то на отца, то мачеху, сказала: — Законнорождённость… — она выдохнула, — моих сыновей была поставлена под сомнение, государь. Стоит… допросить принца Эймонда и узнать, откуда он услышал эту клевету, — она осмотрела отца, а позже всех зелёных: Алисенту, Коля, Отто. Алисента молчала. Она смотрела на Рейниру, и в её глазах читалась смесь из ужаса и ярости. — Сейчас? — голос Лейнерис звучал толстым льдом. — Мальчик искалечен, а ты просишь, чтобы его допрашивали? Есть ругательства и хуже, и каждый взрослея их забывает, но глаз забыть уже… — Сестра! — Лейнерис дёрнулась, а голос короля эхом разнёсся по большому залу. Никогда Визерис так к ней не обращался. Послышался стук деревянной трости, пошатываясь, Визерис всё же приблизился ко второму сыну. Эймонд смотрел на него с вызовом. — А теперь скажи мне, сын мой, где ты услышал эту клевету? — он грозно наклонился, лавиной нависая над маленьким мальчиком с искалеченным навсегда лицом. И Эймонд подставил брата, спасая свою мать. Ему плевать на правду, ему важнее честь его матери. «Отец, ты только глянь на них. Все знают правду», — произнёс Эйгон, шокированный внезапным вниманием к своей персоне. Он стоял подле Хелейны, своей будущей жены. — Никто не смеет ставить законнорождённость моих внуков под сомнение, — «Молодой» король оглядел всех присутствующих, задерживая взгляд на супруге. — Это ясно, Алисента? — он с грубостью произнес её имя. Женщина лишь в печали приоткрыла рот. Эймонд не верил своим ушам, он вновь ушёл внутрь себя. Маковое молоко сделало его боль странно сладко-тягучей, даже почти приятной. Разум заполоняла дымка. Вечер проносился у него перед глазом, теперь единственным. Холодный песок, сухие кустарники, огромная Вхагар, ночной небосвод и полный огней Дрифтмарк — это было невероятно. — Раз король не может добиться правосудия, то это сделает королева, — после слов, что только доходили до короля, Алисента схватила его валирийский клинок и теперь уже направлялась к Рейнире, чтобы вершить правосудие. В отчаянии, она не верила своим ушам, глазам. Все были против неё, никто не встал на защиту её милого сына. Её Эймонда. Второй раз за вечер Эймонд видел кровь. Мелкими струйками она стекала с руки сводной сестры, становясь похожей на отголоски молнии. Эймонд не ощущал сочувствия. Лязг клинка, свалившегося на каменную кладку, был подобен грому — оглушительный и звонкий. Десятки шепотков утихли, казалось, даже свечи сохранили молчание. И только один звук был слышен. Кап. Кап. — Матушка, — мальчик встал и позвал свою мать. Его голос звучал тихо и хрипло, полный усталости. Он чуть не пошатнулся от действий молока, но фигура матери застала его быстрее. — Не горюй о моём глазе, то была честная сделка, — он посмотрел в тёмные, полные слёз глаза матери. — Я получил дракона, — шёпотом завершил Эймонд, кладя голову на грудь матери, взгляд направился на испуганную тётю…