Ключ от всех оков

      Пепита-Туманница вошла без стука, что уже было из ряда вон выходящим событием.       — Шляпница и Узел Верных мертвы, — сказала она. Альма с прищуром разглядывала ее: когда-то давно… очень давно, с берегов Туманного Альбиона отчалил корабль, на котором сидели две необыкновенные женщины. Одну звали Роза, другую — Джозефина, но в Ист-Энде ее знали под именем «Рыжая Джо». Женщины добрались до чужого континента — и не беда, что в пути их сопровождали туманы и ливни — и там разошлись, пожав руки. Две ядовитые змеи, которым не было нужды сражаться: земля большая, и на ней хватит места им обеим. Теперь Рыжую Джо звали Пепой-Туманницей, и она была правой рукой Альмы, ее названной дочерью… И сейчас она ходила из угла в угол, напоминая пуму, которой прищемили хвост. — Поверить не могу. Какая-то соплюшка и старый алкаш в завязке убили Розу!       За окном, повинуясь настроению Пепы, завыл ветер, нагоняя на небо низкие тучи.       — Она сама виновата. Слишком уж переборчивая была, — Альма пожала плечами, водя пальцами над огоньком свечи. — Если только брать, ничего не отдавая, рано или поздно к тебе начнут относиться как к паразиту. А паразитов уничтожают.       — Но соплюшка! — Пепита всплеснула руками, и по ставням ударил град. — Ей даже пятнадцати не было!       — Никогда не стоит недооценивать противника, — Альма, в последний раз полюбовавшись подарком Педро, повернулась к Пепе. — Полагаю, ты сюда не только помянуть свою старую знакомую заглянула.       Пепа, взяв себя в руки, мотнула головой и уселась на краешек стула. Желтое платье казалось вызывающе-ярким в полутемной комнате — Альма с возрастом полюбила мягкий сумрак, и категорически отказывалась устанавливать в своей спальне электрические светильники. Поерзав — стул был жестким, чтобы не задерживать любителей болтать попусту, — Пепа окончательно успокоилась и шторм за окном стих. Альма мимоходом подумала, что придется отправлять Силачку Лу разгребать последствия плохого настроения Пепиты. Опять.       — Наши младшенькие хотят поохотиться, — Пепа, закинув ногу на ногу, начала гладить толстую рыжую косу, перекинутую через плечо. — И, я думаю, самое время. Может, найдут кого-то для семьи… не только для еды.       — А нам нужна новая кровь? — Альма соединила кончики пальцев под подбородком. Она не была одержима манией «чем больше, тем лучше». В конце концов, быть принятым в семью Мадригаль — это честь, которую не каждый выдержит. Пепа оживленно подалась вперед:       — А почему нет? Новый дар, если повезет — и много сияния, если нет…       — Ты помнишь, чем закончился прошлый раз? — Альма говорила очень спокойно, доброжелательно даже, но Пепа моментально села ровно, держа руки на коленях, словно примерная ученица.       — Это была случайность…       — Хватит. — Альма махнула рукой. — Я подумаю. А младшенькие пусть займутся более полезными делами, раз уж им некуда силу девать.       Пепа, кивнув, выскользнула из комнаты — она знала, что спорить с Альмой, особенно сейчас, не имело смысла. Подождав, пока стихнут шаги на лестнице, Альма поднялась и подошла к окну. Снаружи все еще было пасмурно, но на первый взгляд разрушений… действительно сильных разрушений, там не было. Она задумчиво побарабанила по деревянному подоконнику. Ее полностью устраивал нынешний состав семьи. Конечно, было бы еще лучше, если бы этот крысеныш не сбежал, но… Приходится смириться с тем, что есть. Альма пыталась не думать о нем, но внутри все равно шевельнулась ненависть. Ненависть к предателю, который бросил их. Ему была оказана честь, его приняли в семью с распростертыми объятиями, а этот мерзкий вонючий крысеныш…       Касита вздрогнула, и Альма, выдохнув, погладила стену.       — Ты прав, mi querido. Не будем о нем думать. Ладно, вспомню-ка я молодость.       К ужину Альма не спустилась; плотно закрыв дверь и попросив Каситу никого не впускать и приглушить все звуки, Альма села прямо на полу, скрещивая ноги так, как привыкла еще в юности. Она ведь была стара — очень стара. В год, когда на берега тогда-еще-не-Колумбии высадились первые конкистадоры, она уже была взрослой женщиной, успевшей схоронить первого мужа. Педро стал ее вторым мужем — и она ни разу не пожалела о своем выборе. Он был той же породы, что и она, мог заговорить зубы любому, оплетая своего собеседника словами, как нитями. Не было рассказчика лучше чем он, да только однажды дорогой муженек забылся… Что ж, теперь у нее есть Касита, и это тоже неплохо. Альма закрыла глаза, слыша только свое дыхание. Внутри дома гулко стучало сердце, и она почувствовала, как ее собственное подстраивается под его ритм.       Перед ее внутренним взглядом плыли зеленые леса Колумбии, и она парила над ними, словно сова. Выше, дальше, еще дальше. Среди темного покрывала зелени то там, то тут вспыхивали огоньки, но Альма на них даже не глядела. Слабые, жалкие: убить можно, а принимать в семью — слишком много чести. И только возле самого побережья она заметила что-то интересное. Сияние было ярким, ровным и очень чистым — ну просто загляденье. Даже тот крысеныш в свое время сиял слабее. Альма полюбовалась этим светом и открыла глаза, глядя на пламя свечи.       — Думаю, это неплохая добыча, — задумчиво произнесла она. Дом согласно вздохнул. — Я рада, mi querido, что наши с тобой мысли сходятся даже спустя столько веков вместе.       В доме уже все спали, только Летта, как обычно, полуночничала, рисуя на кукурузной муке одной ей ведомые символы левой рукой.       — На завтра приготовь побольше ареп, — обронила Альма, с жадностью выпивая стакан воды. — Младшенькие пойдут в большой мир.       — Вот и славно, — Летта улыбнулась, отставляя миску с тестом для горожан и взяла другую. Правой рукой. Альма молча разглядывала ее профиль — в крови ее второй названной дочери намешалось столько, что и не разберешь, что от кого досталось. Цыгане, индейцы, испанцы… вот и вышла колдунья. Почувствовав взгляд, Летта подняла голову, улыбаясь ласково и заискивающе, вот только Альма никогда бы не доверилось этому невинному личику и наивным глазам.       — На всякий случай, сделай еще парочку… с усыпляющим эффектом. Мало ли, пригодятся.       — Конечно, мадре.       Летта склонилась над тестом, шепча заговоры на муку, пересыпая ее через сито из собственных волос. В воду капнула своей крови, равнодушно прокусив кожу на пальце, как и всегда делала. Еда, которую готовила Летта, была чудесной — она могла исцелить даже смертельную рану, вот только вызывала привыкание, и чем больше съешь, тем хуже будет потом. Альма понаблюдала еще немного за Леттой, и поднялась наверх.       За завтраком ожидание, исходившее от младших членов семьи Мадригаль, было почти что физически ощутимо. Альма неторопливо завтракала, не отвлекаясь на взгляды и вздохи, а сама размышляла, кого послать. Ну, Хамелеон — даже не обсуждается. Камило с его даром был бесценным приобретением, без него не обходилась ни одна охота. К нему в пару было бы неплохо отправить Силачку Лу — идиотов хватает, а ее неуязвимость и сила станут отличным подспорьем. Нужен ли третий, или обойтись двумя… Альма задержала взгляд на двух девушках — Исабелле и Долорес. Те сидели рядышком, склонившись друг к другу, словно родные сестры, вот только обе мечтали перегрызть сопернице глотку — лишь бы выбиться в «фавориты» матриарха. Дурочки, наивные дурочки — куда им, с их мизерным опытом, пытаться что-то решать? Да и Альма пока еще не собиралась передавать бразды правления семьей и городом в чьи-то руки. Была, конечно, в прошлом мыслишка — воспитать из этого крысеныша достойного патриарха, чтобы дом Мадригаль возглавил ясновидящий… Была — и сплыла.       — В городе у побережья есть интересный случай, — наконец, произнесла Альма, и заметила, как оживился Камило. — Я слышала, что тут кто-то засиделся в родных краях… Думаю, морской воздух пойдет тебе на пользу, Хамелеон.       — Будет сделано! — Камило с нахальной улыбкой козырнул двумя пальцами. Альма прищурилась.       — Только, пожалуйста, обойдись без своих глупых шуточек.       — Не могу обещать, — он прижал руки к сердцу. — Я так скучаю по нашему дорогому tío, что не перестану его искать.       — Камило, ты понимаешь, что смысла в этом нет? Он будет удирать и прятаться хоть до скончания века…       — А я забочусь о том, чтобы он успел многое повидать в своей жизни… прежде чем снова окажется в кругу семьи, — Камило снова улыбнулся, вот только на этот раз улыбка была жесткой и злобной. Альма мельком подумала, что еще лет пятьдесят — и если мальчик проявит себя с лучших сторон, можно будет задуматься о преемнике…       — Луиза, ты тоже едешь, — продолжила она, и Силачка кивнула, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку. Ну да, зная ее характер — обязательно влезет в неприятности и наконец-то разомнется.       — А можно и мне тоже? — прощебетала Исабелла, хлопая ресницами. В ее волосах мгновенно расцвели лилии, в воздухе разлился их сладкий — до приторности сладкий — аромат, и Долорес, скривившись, расчихалась, прижав к лицу салфетку. Альма кивнула.       — Вас трое, путь до Барранкильи — два дня, если не останавливаться и не отвлекаться. Будете меняться за рулем, мне не нужны очередные аварии, ты слышишь, Камило?       — Один раз слегка расслабился…       — Ты напился, — с ядовитой улыбкой процедила Исабелла. Камило сощурился разглядывая ее.       — А ты и рада…       — Хватит. — Альма встала из-за стола и разговоры моментально стихли. — Я сказала свое слово. Выдвигайтесь сейчас — будет обидно, если этот источник собьет какой-нибудь лихач.       — Один вопрос, — Луиза, вскочив на ноги, с хрустом потянулась, напрягая мышцы. — Это еда или это будущий родич?       — А это уже решит наша Касита. В любом случае, сюда вы его должны привезти живым и здоровым, — Альма взмахнула рукой. — Все. Вы свободны.

***

      Приближение видения он почувствовал еще с прошлого вечера — виски сдавило невидимым обручем, а во рту поселился едкий металлический привкус. Не то, чтобы это сильно меняло его планы на день, но и радости не приносило. Проснувшись, и чувствуя каждый год своей жизни кирпичом на плечах, он немного полежал, надеясь, что видение смилостивиться и придет сейчас, когда он один и лежит.       Как будто в его жизни хоть когда-то что-нибудь шло так, как он хотел.       Рывком подняв себя с кровати он заглянул в крохотную — и не развернуться толком — ванную, заглядывая в глаза своему отражению. По краю радужки пробегали зеленые всполохи, а значит, без темных очков не обойтись. Ну или можно поголодать один день… Желудок отозвался глухим урчанием, и он со вздохом полез под душ.       Спустившись в кафе и позавтракав — у еды был вкус песка, а кофе ничем не отличался от затхлой воды — он открыл свежий номер газеты. Наверное, окружающим это показалось странным — читать и без того мелкий шрифт через темные очки, но он уже давно научился этому искусству. И особенно искусству не обращать внимания на других. С интересом прочитал новости политики и шоу-бизнеса, одобрительно хмыкнул на новостях спорта, и даже не взглянул на последнюю колонку: объявления о пропажах. Так могло бы показаться со стороны, но именно эта страница была самой важной, именно ее он всегда читал самым внимательным образом. В Колумбии ежегодно пропадает множество людей, и находят из них единицы, а все остальные словно растворяются в воздухе… В некоторых случаях так и происходит.       В висках застучало, а в глаза словно впились иглы — он быстро, на ощупь, вытащил из сумки альбом, к обложке которого заранее прицепил ручку и торопливо раскрыл его.       — Да черт, опять связь барахлит! — раздался чей-то недовольный голос. Радио вместо музыки выдало шипение помех пополам с диким воем. В голове словно взорвался снаряд, и следующие несколько минут стерлись из сознания. Мальчик-подросток садится в машину, на лице — глупая, мечтательная улыбка, словно он под кайфом. Кудрявая девушка сидит за столиком в кафе, глядя в пустоту застывшим взглядом. Кольцо на пальце отражает огонек свечи. Трещины, трещины бегущие по стенам, от черепичной крыши до подвала, ниже, еще ниже…       Очнувшись, он сразу почувствовал боль в руке, прострелившую от запястья к локтю. Осторожно отложив ручку — самым сложным было разжать сведенные судорогой пальцы, он аккуратно снял очки, разглядывая то, что нарисовал.       Это была молодая женщина — в очках, пестрой блузе, джинсах с каким-то сложным узором на штанине — он все-таки не был великим художником, и у него, скорее, получилась какая-то невнятная мешанина из листьев и цветов, но это было не так уж и важно. Важным было то, что стояла эта незнакомка на фоне развалин Каситы. На ее губах была заметна торжествующая улыбка, словно она гордилась собой — и он вполне разделял эту гордость. В глубине души впервые за последние десятилетия шевельнулся азарт: выходит, она все-таки не вечна?       — Ого. Это вы нарисовали? — он обернулся к официантке, которая с любопытством разглядывала альбом, остановившись рядом с его столиком.       — Да. Иногда на меня… находит вдохновение, — он позволил себе неловкую улыбку.       — У вас настоящий дар. А кто она? Ваша девушка? Сестра? — официантка дружелюбно улыбнулась ему в ответ и снова принялась разглядывать рисунок.       — Не знаю. Просто… воображение, — он пожал плечами. Пока что он еще не знал, кто эта девушка, и где она живет, но собирался узнать в самое ближайшее время.       Он поднялся со стула — в глазах ненадолго потемнело, как и всегда после видений, но он знал, что вскоре будет в полном порядке. На самом деле, все очень удачно получилось — он и так планировал сегодня-завтра уезжать из этого города, а теперь… Теперь появился дополнительный повод. Отойдя от кафе он ненадолго заколебался — может, посидеть возле госпиталя? Внутри медленно разворачивался голод, чувства прохожих казались картинками в меню: чего изволите в это время суток? Злость и раздражение? Страх? Первая влюбленность? Незамутненное, искреннее желание близости, которым несло от молодой парочки, скромно держащейся за руки? Он заставил себя отвернуться и зашагал по улице, мысленно напевая «Under Pressure». Это помогало держать себя в руках и чувствовать себя почти человеком.       Заглянув в отель и расплатившись за проживание, он забросил свою сумку в багажник машины. Из магнитолы донесся знакомый голос, спрашивающий: «Who wants to live forever?»       — Точно не я, приятель, — пробормотал он, заводя мотор. — Точно не я.       Взглянув на себя в зеркало заднего вида и собрав волосы в хвост, он покачал головой: глаза, хоть уже и не светились, были уставшими и воспаленными, как и всегда после видений, и наверняка привлекут внимание полиции. Иногда не нужно предсказывать будущее — достаточно иметь хорошо развитую интуицию, и он заранее достал права из бардачка. Затормозили его на выезде из города, и он безропотно протянул документы.       — Бруно Мадригаль, значит? — полицейский пристально уставился на него, сравнивая с фотографией. — И если я вам предложу подышать в трубочку, вы будете чисты, как снег в горах?       — Именно, — он улыбнулся, чувствуя постепенно усиливающееся раздражение со стороны полицейского.       — Наркоман?       — Тоже нет. Просто… Много читаю. И рисую.       Полицейский сплюнул на землю и с презрением процедил:       — Богема… Катись отсюда.       Бруно кивнул. Чужое раздражение осело внутри — видение потребовало много сил, и это было все равно что сухарик для умирающего от голода… Но тоже неплохо.       Через пару часов, остановившись на заправке, он открыл альбом, снова разглядывая свое видение.       — Кто же ты, кто же ты, — задумчиво протянул он, постукивая пальцами по листу. — Где же мне тебя искать…       Держа раскрытый альбом на коленях, он вытащил из бардачка атлас автомобильных дорог Колумбии — хотелось верить, что эта девушка живет именно здесь а не в Эквадоре или Аргентине… Бездумно провел левой рукой по карте и вздрогнул, когда в голове снова всколыхнулась боль, словно кто-то от души врезал ему по затылку.       — Значит, Барранкилья, — Бруно закрыл глаза, выжидая, пока боль окончательно утихнет. — Ну, до скорой встречи.