Two lost souls.

      Гастер и Гриллби молчали. Не так оглушающе, чтобы до удушающей неловкости, - нет-нет. Размеренный треск пламени на макушке элементаля сглаживал тишину, опалял скелету лоб, скулы, невинно щекотал щеки, заставляя невольно улыбаться. Стало так тепло… так хорошо, так спокойно. После такого, пусть и маленького, диалога с души спал привязанный мёртвым грузом камень, развязал язык. Гастер даже почувствовал себя слабым, но впервые за, кажется, всю свою жизнь не стеснялся этого. Говорили ли в нём алкоголь или банальное доверие - трудно понять. Да ему и не хотелось, если честно. Хотелось только подержать это чувство легкой беспомощности и слабости перед самим собой, побыть честным, побыть разбитым. Побыть в этих руках ещё чуть-чуть, совсем ничтожный, мимолетный миг.       А Гриллби хотел только того, чего хочет клиент. Исполнить своё предназначение, негласно приписанное профессией - побыть жилеткой для рыданий. — Гриллби, — тихонько позвал учёный, будто ребёнок родителя, который занят. Получив вопросительный взгляд, также несмело продолжил: — как… я могу отблагодарить тебя? Вас? Мне…       Бармен что-то прошелестел, точно успокаивающе нашёптывал ребёнку, кто увидел ночной кошмар. — Мне ничего не нужно. — не нужно было складывать два и два, чтобы понять, что огненный слегка улыбается. Большой палец мимолетным теплом коснулся впалой щеки, смахивая последнюю слезу. С губ сорвался вздох, перемешанный и с облегчением, и с какой-то непонятной печалью. — Главное, чтобы клиент был в порядке. Чтобы… время от времени изливал душу, если ему того захочется. Копить в себе яд - очень вредно для здоровья.       Скелет всё ещё не отпускал Гриллби, - руки не позволяли. Боялся, что если отпустит, чувство легкой эйфории улетучится, подобно напуганной бабочке. Бармен понимал это, понимал и самого посетителя, потому мягко, ненавязчиво поначалу, обхватил чужие кисти пальцами, снимая со своих плеч, но не смея отпускать. Нужно это делать постепенно, а то сделает больно, примерно также, как несколько минут назад. К его великому счастью, Гастер не противился. — К тебе часто приходят? — уже посмелее и более твёрдо спрашивает он, в следующий миг осёкшись и нервно хихикнув. — к Вам. — Можно и на ты. — облегченно вздохнув, бармен прикрыл веки, немного даже сонно. — Да… выговориться ведь надо всем. Все мы - существа живые. — Это точно. — глаза скользнули с чужого лица на плечи, несколько виновато даже. В затылок опять подуло легкое чувство обузы, до мурашек пробрало касанием лопаток. — Ты знаешь, я, скорее всего, могу… — Вы всегда можете вернуться.       Скелет удивлённо вскинул брови, вернул обратно глаза, полные нескрываемого любопытства. Пальцы нервно, на автомате сжали чужие фаланги. Тёплые. — То есть… — огонёк стал тише, замялся, прокляв стократно свой длинный язык. Голова вжалась в плечи, взгляд опустился. Так колышется на ветру свеча. — Я имею в виду, что вам нечего стесняться. Тут… здесь, все свои. Вас не станут упрекать. Я понимаю, как поначалу это может быть тяжело, но вы можете попытаться.       С каждым словом неуверенность испарялась, возвращая бармену спокойствия и смелости. Его вечная маска равнодушия и парадоксальной хладности накрыла лицо, снова делая его самым тишайшим монстром во всём подземном царстве.       Гастеру ничего не оставалось, как улыбнуться и немного глупо похлопать глазницами, а после согласно покивать. — Спасибо. — тихо говорит он напоследок, наконец отпуская шероховатые ладони нового приятеля, — Я обязательно прийду.       Учёный удалится с лёгким сердцем, окрылённый и счастливый. Впервые за долгое время на сердце не было жуткого груза, не было сковывающей тоски, не было горя, ненависти к себе, только слегка кружащаяся голова и сонливость - но то ничего, ничего. Младенцы не спят так, как спал он в ту ночь - здорового сна не жаловал давно. *** ***       «Сюда! За этот сталагмит!» — панически командовал напуганный разум, желая спасти мясную тушку. Сердце стучало где-то в горле, нарывая, точно гной, и быстро, ровно как сбитое дыхание. Всё, чего хотелось человечку сейчас - это перевести дух, дотянуться до фляги во внутреннем кармане. А дальше силы появятся сами.       Но Стэнфорд не мог - во время яростного преследования он думал лишь о том, чтобы его не заметили, не засекли и не лишили жизни, которая и так последнюю вечность качалась на лезвии бритвы. А ведь надо было думать ещё и о рюкзаке, а точнее о том, кто в нём сидит, ибо в последние минут пятнадцать в нём подозрительно тихо.       Мысли разбежались, как напуганные светом тараканы, стоило взрыву прогреметь над самой головой - тело рванулось куда-то влево, чтобы не попасть под падающие от сталагмита здоровые куски минеральных образований. Форду сегодня везло - только один средний угодил в спину, как бы подгоняя.       Не разбирая, куда и от кого бежит, мужчина судорожно рассматривал пещеру, по которой нёсся. Хоть бы какая небольшая впадинка в этих могучих стенах! Любая щель, в которую он мог бы спрятаться, пусть даже боком, подошла бы и осчастливила до следующего инцидента с неизвестным чудищем, что за ним гналось. Судя по частоте и силе звука шагов, ноги были просто огромными. Думалось Пайнсу, а что будет, если такая на него наступит? Думать сразу расхотелось. Бежать, бежать, бежать.       Сколько он так уже бежит? Сколько миров сменил, сколько дней путешествует по вселенным? Ах, если бы он помнил. Наверняка волосы уже тронула седина, - от страха и стресса, не от старости. Всё-таки Форд помнил и знал себя, и был твёрдо уверен, что не успел состариться.       Внезапно впереди замаячил огонёк. Тревожный, дразнящий, - такой, который выглядит как потухающий. Выбора особо не оставалось, поэтому пришлось бежать и навстречу этой искре тоже, отдающей ледяным, голубоватым свечением. Где-то он видел уже такой свет… На бегу не вспомнишь! 
— Если я выберусь отсюда, даю слово, никогда больше древние письмена читать не буду, даже в музеях, — валун, размером как четыре Форда вместе, упал с потолка близко к спине, а после послышался громкий скулёж, негодующий рёв инопланетной твари, топот необъятных ступней. Учёному плевать было, что там произошло, - ноги продолжали нести да подальше, на всякий случай. Свет становился ярче, дарил, почему-то, надежду. Рюкзак на спине трясся от быстрого бега, подпрыгивал и падал, но держался крепко. То было ещё одной причиной Пайнса не впасть в панику.       Вспышка ослепила его, когда чудовище осталось далеко позади, и уставшие конечности невольно замедлились, усталые. Ещё несколько минут прошли под аккомпанемент собственного дыхания, которое постепенно восстанавливалось, да шороха шагов, - осторожных; мало ли, что там за свечение? Может и что-то враждебное, вполне быть может.       Выглянув из-за угла и прищурившись, мужчина присмотрелся. Нельзя было описать его удивления и радости в тот миг!
 «Портал!» — как эврика загорелось в голове. Радость, в целом, была странной реакцией, но когда ты без перерыва носишься по мирам, ты рад любой возможности сбежать. А может, Форд просто сходит с ума и ему не хватает новизны? Плевать. Нужно прыгать, пока не закрылся, не схлопнулся, как бывает с неконтролируемыми порталами, хаотичными и капризными. Рука поплотнее сжала лямку рюкзака. Пайнс пообещал мешку за спиной, что скоро сможет его открыть и впустить немного свежего воздуха. По крайней мере, он на то надеялся.       Не думая более ни секунды (не желая или не посчитав это нужным), мужчина уверенно нырнул в холодный свет портала, растворился в нём, растаял, а после не оставил после себя и следа.