глеб блять я сейчас с телкой трахался
долбаеб? не унесёт. никогда не уносил. влюблён был в андрея безмерно и в первые разы не говорил. потом парень начал выпытывать, и глеб всё же сознался. смотреть на то, как молодой человек друга мучается — за гранью для глеба. старался успокоить. с того времени, кажется, прошло уже больше года, но информировать продолжает до сих пор. серафим недовольно смотрит на ответ друга, откладывает телефон и задумывается. зачем он это делает? сидорин любит андрея, по крайней мере, сам так считает. но «отдыхать» от него любит не меньше. и сам себя порой за это ненавидит. и ненавидит то, что не решается андрею всё рассказать. ненавидит то, что не хочет его оставлять. окурок дотлевает, облегчения и ответов на вопросы не приносит. дверь на балкон открывается тихо, на плечо рука ложится, и серафим ведёт им, в немой просьбе не трогать. — пойдём в комнату? — голос тихий, нежный. — иди, — девушка, губы поджав, выходит с балкона. не виновата она. серафим продолжает думать об андрее. была мысль приехать сейчас к нему, рассказать всё, поговорить. но эта мысль тут же отметается. потом. когда-нибудь. как там вообще андрей? а андрей по стене скатившись, рыдал, держа в руках мобильный, на экране которого светились пересланные глебом сообщения от серафима. больно. больно и неприятно. и хочется, чтобы всё это было только сном. парень слезы остановить не пытается. долго терпел — терпение закончилось, и всё вылилось через край. ты как? глеб интересуется не из вежливости. правда переживает.хуево приедь, пожалуйста
и викторов правда едет, не задумываясь о том, что глубокая ночь, о том, что он тоже не совсем хорошо поступает. делает так лишь из-за своей влюблённости. и он уверен, что мог бы дать андрею всё: начиная от любви и заканчивая подарками, но парень будто не замечает. будет как обычно. часок-другой поплачет глебу в плечо, а на утро, когда серафим вернётся, снова будет играть счастливого человека. на пороге чужой квартиры викторов быстро оказывается. света нигде нет, но то, что его в объятия утаскивают — не пугает. чувствует, как чужие руки дрожат. что там руки, всё тело дрожит. обнимает в ответ, прижимает сильнее, слышал всхлипы. — всё хорошо будет. хочется верить. сидят на кухне больше получаса, федорович слезы ронять перестал, теперь просто носом шмыгал. сначала обсуждали серафима, в целом, ситуацию. глеб пытался ответить на вопросы андрея. сложно было. — глеб, почему так? — спрашивает, кажется, уже десятый раз. — если бы ты был со мной… «так» бы не было никогда. — сознаётся, помешивает кофе в кружке, но смотрит прямо в глаза. андрей теряется на пару секунд, но вскоре взгляд опускает, головой на стол опускается. вздыхает. кажется, скоро вновь слезы побегут по щекам. — я в тебя который год влюблён, андрей, почему ты постоянно выбираешь его? он же мизинца твоего не стоит, — молчать надоело, но слова тоже, будто не в то время сказаны. — я его люблю, — андрей отвечает, не поднимая головы со столешницы, только в сторону глеба разворачивается. — или любил. я не хочу больше быть рядом. а я и не рядом. — в конце усмехается и лицо в ладонях прячет. глеб с состраданием смотрит на андрея, тянет руку к волосам его, гладит, снова успокаивающе что-то шепчет. сердце сжимается болезненно, глядя на парня. молчание висит пару минут. андрей задумался, мерно дышал, подстраиваясь под руку глеба, что продолжала гладить волосы. — а если мы потрахаемся, — подаёт голос наконец-то федорович, — я пойму, что чувствует серафим каждый раз? рука на голове останавливается. всё, кажется, останавливается, а глеб в каком-то ступоре сидит. андрей прямо садится и в глаза ему глядит. — что-то не так? — следом спрашивает, выгибая бровь. глеб не отвечает, только вздыхает глубоко. андрей ответа не дожидается, ближе двигается, расстояние сокращает. руки викторову на плечи и за поцелуем тянется. глеб отодвигается чуть дальше, не позволяя, на что андрей фыркает, надежд не теряет. — андрей, че делаешь? — заткнись, сам же хочешь, — заключает андрей и все-таки утягивает глеба в поцелуй. тот отвечает, кажется, теряя голову. несколько лет викторов только и мечтать об этом мог. а теперь андрей рядом, его касаться, трогать можно, что глеб и делает: одну руку на шею, оглаживая нежную кожу, вторую на талию, подтягивая ближе. поцелуй выходит мягкий и нежный. когда андрей отстраняется, глеб краской заливается слегка. федорович за телефоном тянется. быстро печатает что-то такое, что никогда не мог себе представить, что-то такое, на что не смог бы, как раньше казалось, решиться.мы расстаемся.
звучит, будто приговор. андрей показывает глебу экран смартфона, тот глазами пробегает по сообщению, видит, что оно моментально прочитано серафимом. парень отнимает телефон у андрея, выключает его, убирает на стол и теперь сам целует. целует чуть грубее, прикусывая губу, языком чужих губ касаясь, касаясь чужого языка. всё спокойно и интимно. уже не кажется чем-то неправильным. незаметно для обоих андрей на столе оказывается, обвивая ногами талию глеба, чтобы ближе быть. тот поцелуями шею федоровича покрывает, иногда возвращаясь к губам. андрей с глеба футболку стягивает, дотрагивается до ключицы рукой и… слышится поворот ключа. быстрые шаги. андрей понимает и осознаёт всë, что сейчас произойдёт. слезает со стола, опирается на него спиной, глеб около гарнитура притаился, глазами выискивая футболку. — андрей! что случилось? — серафим взволнованным выглядит. андрей смотрит мельком на глеба, обратно на серафима, который только сейчас викторова заметил. — глеб, а ты че тут… — делает паузу, заметно напрягаясь, — без одежды? — глеб ничего не успевает сказать. андрей говорит вместо него. — я всё знаю. мне уже всё равно, кто тебя целует, — вздыхает, снова уставший взгляд устремляет, – я устал. меня больше не касается твоя жизнь.