Из Тьмы

      Жон Арк вовсе не заблудился. Нет-нет, не дождетесь! И что с того, что он не видит тропы, по ощущениям, уже битый час? Наверняка уставший разум от волнения просто шутит с ним всякие глупые шутки, и на самом деле он идет всего-то минут тридцать-сорок. Ну и что с того, что не подзаряженный давеча свиток давно сел? Он ведь всё равно внимательно изучил дорогу по карте прошлым вечером, запомнив каждую мелочь, каждый ориентир. Не пропадёт! Подумаешь, лес кругом становится всё темнее — это просто облака сгустились на небе, сократив и без того невеликое количество способного пробиться сквозь плотную завесу крон света.       Потому что Жон совершенно точно знает, что он делает, а вовсе не пустился в нелепую, плохо продуманную авантюру, вполне способную стоить ему жизни. Ведь так? Не мог же он совершить подобную глупость, решив, будто способен без какой-либо подготовки добраться до Вейла пешком? Он же не идиот?       Да, вот-вот он снова выйдет на дорогу, а там уже будет рукой подать до станции и…       Жон остановился. Замер, словно натолкнувшись на невидимую стену, медленно моргнул и выдохнул, успокаивая дыхание.       — Я заблудился. Я понятия не имею, что я делаю, — вдруг вслух заключил он и нервно хихикнул: — Я идиот.       От такого признания самому себе Жону стало немного легче. Юноша семнадцати лет, он был совершенно не готов ночевать в населенном дикими зверьми — и Гримм — лесу. Справедливости ради, согласно Плану он и не должен был ночевать в лесу. Он должен был встретить вечер уже в Вейле, в гостинице, где он заранее забронировал номер и из которой уже на следующий день он бы отправился в Бикон.       …Возможно, так бы оно всё и было, если бы он действительно запоминал тем вечером карту, а не смотрел видосики с фавнами-кошечками. Более того, Жон бы совершенно точно был бы уже в Вейле, если бы он просто позвонил домой и сознался, что кто-то вытащил кошелёк со всеми его деньгами и билетом на поезд прямо из кармана джинсов.       Потому что хранить все свои ценности в наружном кармане — это совершенно нормально, правда, Жон?       Жон сглотнул.       Не смотря на приступ самоиронии, ему было совсем не до смеха.       Он вспомнил то утро, когда ему пришло письмо из Бикона. Когда парень узнал, не веря собственному счастью, что вопреки всему и вся у него получилось — его приняли в настоящую (и самую лучшую!) школу Охотников. Он вспомнил, насколько спокойно отреагировали на эту новость его родители.       «Знай, что дома мы тебе всегда рады.»       Вот так. Ни тебе мудрых напутствий, ни жизненных советов, ни пожеланий удачи, ни даже попытки отговорить. Вместо этого, ему просто не поверили. Не восприняли всерьёз. Какого это — знать, что в тебя не верит даже твоя собственная семья? Ну, не то, чтобы у них не было оснований для такого отношения — Жон не только не посещал Боевую школу (откуда ей взяться, в их-то краях?), но и не имел практически никакой подготовки, которую можно ожидать от будущего студента-Охотника.        Как же тогда он прошел в Бикон? Ну, Жон сжульничал. Немного… подправил свои документы. Допустил художественное преувеличение. И это неожиданно сработало. Быть может, сыграла свою роль его фамилия, известность, заработанная поколениями славных предков, на рассказах о подвигах которых Жон вырос, а, быть может, ему просто повезло.       Окрыленному Жону было не важно, как именно. Только то, что у него наконец-то появился шанс на исполнение мечты. Шанс доказать, что всё же они были не правы, что всё это время они ошибались, шанс стать героем, как его прапрадед, чей меч и щит юноша нес с собой. Нес с гордостью… Или, по крайней мере, так сам Жон подбадривал себя, разглядывая семейную реликвию, столь непохожую на крутое трансформирующееся оружие настоящих Охотников.              И вот, после всего этого, разве мог Жон просто позвонить родителям и рассказать правду? Сказать, что стоило ему только ступить за порог родного дома, как он тут же вляпался в неприятности? Что всё это время они были правы? Жон живо представил себе, как прицокнет языком отец, как понимающе вздохнет мама… А вот о том, как отреагируют его сестры, парень не хотел даже думать, чтобы не сгореть со стыда.       Лучше смерть.              Во всяком случае, так он считал пока не оказался там, где оказался. Знать бы ещё где именно. То есть, Жон знал… Примерно. Он даже знал, где мог свернуть не туда, но какой сейчас с этого прок?       Парень зябко поёжился.       Итак, прямо перед ним стояло… нечто. Сначала Жон думал, будто в сумерках наткнулся на особенно старое и здоровенное дерево, ствол которого был настолько плотно овит плющом, что за засохшими стеблями не было видно коры лесного исполина, но по мере приближения он осознал свою ошибку.       Это был не древесный ствол, но статуя в два человеческих роста, потемневшая от времени и непогоды, вся покрытая трещинами, но при этом вопреки всему скорее целая, чем разрушенная. Просто… пребывающая в довольно запущенном состоянии.       Но что она делаем одна посреди нигде?       Жон огляделся — так и есть. Статуя, изображающая мужчину с голым торсом и громадными рогами на голове стояла не сама по себе, но в окружении едва различимых под покровом зелени руин, от которых остались только несущие следы ручного труда камни, да ровная опушка, окруженная, словно безмолвными часовыми, ветвистыми силуэтами деревьев.       Статуя фавна показалась Жону смутно знакомой. Нет, не фавна — внезапно осознал он. Бога Фавнов. Вспомнил Жон и где он раньше видел похожую фигуру.       В фильме ужасов про дикое племя живущих под землей фавнов-людоедов. От резкого завывания заплутавшего промеж крон ветра парен едва не поседел от жути.       — Так, Жон, успокойся, — вслух сказал он сам себе. — В таких ситуациях главное — сохранять спокойствие и не паниковать. Уверен, ничего непоправимого ещё не произошло. Я ещё могу успеть. Это как пикник на природе, совмещенный с походом в музей. Два в одном. Да мне, можно сказать, повезло! Небольшое приключение, о котором я буду вспоминать со смехом, когда стану Охотником. И, эй, могло ведь быть и хуже! По крайней мере здесь нет… [Низкий рык]       — Гримм?       Жон обернулся.       Чудовище сильно сутулилось, опираясь о землю всеми четырьмя лапами, но даже так было намного выше и несравнимо массивнее юноши, нависая над ним кошмарной, покрытой костяными наростами и шипами тушей, чьи острые когти наверняка могли разорвать человека в клочья за считанные секунды.       Беовульф — немедленно понял Жон, глядя в горящие алым светом глаза волкоподобной твари, хотя до этого видел подобное разве что в комиксах, кино или видеоиграх.       Гримм. Монстры, испокон веков ведущие охоту на человека, не зная устали, голода или страха. Защищать простых людей от этих демонов и есть долг Охотника.       Верно.       Жон ведь собирается стать Охотником. Он знал, что пусть и расположенная вблизи Вейла, пусть и регулярно патрулируемая, но дорога всё равно не была полностью безопасной, поскольку за пределами стен поселений безопасных от Гримм мест попросту не существовало.        Но, даже зная о сопутствующем риске, Жон не остановился. Ведь как мог он утверждать, что намерен стать героем, если бы струсил в самом начале? Невозможно стать героем даже не пытаясь!       И потомок Арков отправился в путь, приняв опасность как должное… Но всё равно до конца не веря в то, что она его настигнет. Да и как он, всю свою жизнь окруженный льющийся через край опекой родителей и старших сестер, вообще мог быть готов… к подобному?       Жон осознал что он пятится только тогда, когда уперся спиной в зловещую статую, и едва не выскочил из толстовки от неожиданности.       — Воу!       Отработанным (ну, относительно) движение выхватив Кроцеа Морс из ножен, Жон привел в действие верно служивший ещё его пра-прадеду механизм, раскладывая их в щит, на белом фоне которого гордо сиял золотой полумесяц Арков.       Некоторая часть сознания Жона трепетала от гордости, думая, что, должно быть, когда-то именно так его предки стояли с оружием в руках на пути угрожающей невинным тьмы. Другая же, много большая, верещала от ужаса, осознавая, что он понятия не имеет что делать дальше. Стиснутый во внезапно вспотевшей ладони меч ощущался непривычной, чужеродной тяжестью, а некогда казавшийся несокрушимым щит выглядел теперь слабой преградой на пути громадного чудища.       Словно (на самом деле, буквально) чувствуя страх парня, беовульф оскалился своей закрытой белой костью мордой, обнажив подобные ножам клыки, и прыжком бросился на Жона.       Истошно завопив Выкрикнув мужественный боевой клич, парень только и успел, что спрятаться от стремительно приближающейся твари за фамильным щитом, который и принял на себя удар тяжелой лапы. По иронии судьбы, именно этот жест «тактической смекалки» и спас Жону жизнь, когда вместо того, чтобы быть раздавленным тушей Гримм, парень оказался всего лишь отброшен в сторону, заработав парочку болезненных ушибов и ссадин, но, в целом, отделавшись легким испугом там, где более храбрый план вполне мог бы закончиться гибелью в челюстях беовульфа.             А вот Гримм не мог похвастаться тем же.       Немногим ранее, Жону было интересно, как так вышло, что статуя настолько хорошо сохранилась, за счёт чего она ещё держится, когда всё кругом обратилось в едва различимые развалины?       Что ж, теперь у него был ответ — статуя держалась одним лишь чудом. Чудом, которого оказалось недостаточно, стоило ему столкнутся с инерцией как следует разогнавшегося чудовища.       Простоявшая многие века и выдержавшая все мыслимые и немыслимые испытания статуя наконец поддалась судьбе, и с грохотом ломающегося камня рухнула прямо на беовульфа, придавив того к земле. Несколько секунд Гримм ещё барахтался, в бессильной злобе царапая траву когтями, но вот, наконец, силы покинули тварь и она замерла, начав медленно рассеиваться черной дымкой.       С вытаращенными глазами Жон наблюдал за этим не иначе как божественным проведением. Он никогда не был особенно религиозен, но после такого…       — Слава тебе Боже! — Выдохнул он, держа руку напротив бешено стучащего сердца, но затем задумался: — Минутку. Может ли человек вообще молиться Богу Фавнов? Это ведь не богохульство?       Словно в ответ на слова Жона поверхность под его ногами внезапно затрещала и просела, заставив его пошатнуться и смешно развести руки в стороны, пытаясь сохранить равновесие.       — Ладно, хорошо, я понял! Извини, ладно?! — Отчаянно зачастил Жон. — Я никогда больше не буду тебе молиться, обещаю!       Земля просела ещё сильнее, а затем и вовсе обвалилась, увлекая парня за собой в образовавшуюся пропасть.       Лишь в самый последний момент, обронив Кроцеа Морс, Жон успел ухватиться рукой за выступающий из-под плотного покрова дерна блок каменной кладки, некогда формировавшей тщательно уложенный пол храма, чувствую под болтающимися ногами лишь пустоту.       — Я буду молиться тебе каждый день! Разобью копилку и пожертвую все деньги! П-починю Твою статую?! Я люблю фавнов, честное слово!       Последнее даже было правдой, о чём могла засвидетельствовать история поиска в браузере его свитка, но Бог Фавнов, если Он и в самом деле имел к происходящему какое-либо отношение, был, видимо, этим фактом особенно не впечатлен.       Камень, за который держался Жон, потерял устойчивость и упал вниз вслед за незадачливым юношей.