Оргазм самоубийцы

      Весна. Все кругом пробуждается, отогревается, возрождается. Мы стоим на кладбище, где правит вечный сон. Покойникам изофаллически на фаренгейты, на рождение и тем более на время года. На все человеческое в целом. Здесь королевство смерти. Она вальсирует между надгробиями, напевая свою колыбельную мертвым. Могильные черви и свободные от мирской суеты души восхищенно слушают погребальную песнь. Вечный безмятежный сон — прекрасное завершение бессмысленной жизни.              Мы перед каменной плитой с аккуратно высеченной эпитафией в вертикальном положении, а в горизонтальном под землей покоятся потускневшие кости. Дождь хлещет по черному нейлону. Габриэль кладет охапку нежно-розовых роз на могилу своей матери и возвращается ко мне под зонт. Я закуриваю сигарету. Рот открывается и закрывается, как незапертая дверь — дым выходит на прогулку. Сизые завитки словно машут мне ручкой на прощание, прежде чем насовсем раствориться в воздухе.              Бежевое пальто выбивается из унылой серости вокруг, но идеально сидит на Габриэле. Светлое пятно среди траура. По рукаву моей потрепанной косухи стекают одинокие капли. Бриллиантовые слезы небес. Я небрежно отбрасываю окурок в сторону. Говорю:              — Я тут подумал. Если хочешь, можешь тоже меня трахнуть.              Габриэль таращится на меня — голубые океаны в шоке. С полминуты безмолвно переваривает услышанное. Потом спокойно отвечает:              — Спасибо за доверие, но меня все устраивает.              — Радует, — я испускаю вздох облегчения. — Тебя точно все устраивает? Я же с тебя не слезаю… Вот и подумал, может разочек поменяться местами. Ты же раньше ничего не чувствовал, как следует, когда был сверху.              — Мне нравится то, что я чувствую сейчас. Конечно, твой пыл нелегко выдерживать… Пока справляюсь, — Габриэль коротко пожимает плечами. — Но я запомню твое щедрое предложение, — он смотрит на меня и загадочно улыбается.              — Значит, не факт, что меня пронесло, — неопределенно хмыкаю, чешу висок. — Я и сейчас хочу тебя. Нормально ли это?              — Не знаю.              — Обстановка нерасполагающая, а моему члену плевать.              — Поехали в отель? На кладбище… как-то…              — До отеля не дотерплю! Пошли в машину, — я хватаю Габриэля за руку и тащу за собой. — Нечего твоей матушке подслушивать наши интимные разговоры.              — Ты собрался прямо в машине заниматься сексом? — растерянно спрашивает он.              — Ага. Она все равно тонированная. Никто нас не увидит. Да тут и никого нет! В такую-то погоду… Разве только мертвые…              — Псих!              — Из твоих уст звучит как комплимент, — довольно ухмыляюсь. — Сам со мной связался! Теперь не жалуйся!              Да, Габриэль прав. Я обезумел! Мой пыл выдерживать стало весьма проблематично. Стоило переступить черту посредством срывания бутона девственности с задницы Принца — мое либидо подлетело до Утренней звезды. Эарендель — самая далекая звезда, между прочим. Тринадцать миллиардов световых лет от Земли. Похрен на звезды! Что за внезапная астрономия? Вернемся к буйному либидо. Я зажимаю Габриэля при любом удобном случае. Впрочем, и неудобном тоже. Вот наглядный пример.              С наступлением весны в мою жизнь ворвались и старые кошмары — выбили дверь памяти с ноги. Давно забытые призраки прошлого каждую ночь терзают мою и без того нестабильную психику, точно опытные маньяки загнанную в угол жертву. Не знаю почему. Я вроде давным-давно перевернул эту пыльную страницу биографии. Вселенная, опять ты издеваешься? Наверное, мне не положено быть счастливым. Всегда должна происходить какая-нибудь херня. За счастье нужно платить! Известный факт.              Мистер Дженсен даже почти уломал меня на таблетки… Однако я нашел другой способ лечения. Секс! Эгоистичный способ, но лучше я ничего не придумал… Мое лекарство — Габриэль. Я паразитирую на его теле в отчаянных попытках избавиться от мучительного недуга. Клещ сраный! Совмещаю приятное с полезным, так сказать. После восхитительных оргазмов я засыпаю безоблачным сном младенца — крепко и спокойно. В духе мертвецов на кладбище.              Габриэлю все-таки удалось достучаться до моего глухого здравомыслия, и сейчас я смотрю на его прекрасный затылок. Немыслимо! Незаконно быть настолько красивым! Титулованная голова двигается на моем совершенно заурядном члене вверх и вниз, пока я сжимаю челюсти и рассыпчатые пшеничные пряди от опустошающего удовольствия. Габриэль уговорил меня перебиться минетом. Шикарным минетом, так-то! От самого Величества. Повторюсь: кто я такой, чтобы спорить с Принцем? Не страшно, я потерплю! Доберемся до отеля… и тогда тебе не отвертеться, мой Принц!              — Я сейчас кончу!              Закусываю губу, тяну за шелковистые волосы. Габриэль и не думает отстраняться — ускоряется. Вжимаюсь в сиденье, тяну сильнее, но теплая сперма все равно попадает на восхитительное лицо. Я не успел защитить идеальные черты Принца от осквернения своим семенем. Никудышный из меня рыцарь!              — Твою же мать! — от неожиданности вытираю заляпанные губы и щеку прямо рукавом косухи. — Ты чего творишь? Я же сказал, что кончаю, — возмущенно тараторю, все еще орудуя краем рукава. Времени на размышления нет! Надо срочно очистить светлый образ. Уборщик херов!              — Я мог и проглотить, — невинно отвечает Габриэль. — Ты же так делал. И ничего — живой.              — Да уж, пример для подражания из меня так себе…              — Не вижу ничего страшного.              — Эх, и нахватался же ты, — я ласково целую Габриэля. — Тебя, что ли, никто не учил не тянуть в рот всякую гадость?              — Не понимаю, — он хлопает своими длинными ресницами.              — Проехали! — отмахиваюсь я. — На самом деле я рад, что тебе не противно. Просто как-то… Не знаю.              — Тебе не понравилось?              — Очень понравилось! Даже слишком. В следующий раз предупреждай. Мне нужно морально подготовиться.              Стараюсь сдержать польщенный оскал — безуспешно. Габриэль тоже плывет. Мы сидим в машине и лыбимся, как два дурака. Знаешь, Вселенная, любовь — очень странная штука! Она реально плавит мозги. Серое вещество превращается в сливочное мороженое на песке Сахары. Пофиг! Мне хорошо и без жалких претензий на разумность! Влюбленный и тупой… Пусть так и остается! Тут уже и единороги скачут. Топают копытами по раскаленному песку, трясут радужными гривами, радуются вместе со мной. Безудержное наркотическое веселье дегенерата! Любовь же — тот еще наркотик… Небезосновательное утверждение!              — Мы завтра с тобой идем в галерею, помнишь?              Голос Габриэля возвращает меня из Сахары в машину. Развеивает фантазии о мороженом, горячем песке и единорогах.              — Да. Я взял выходной.              — Отлично, — удовлетворенно кивает Габриэль. — Интересно, внутри меня что-то откликнется?              — Обязательно, — заверяю я. — Надеюсь, туда не надо выряжаться, как на бал? — смотрю на застывшую грязь на своем ботинке, озадаченно хмыкаю.              — Ну…              — У меня нет настолько приличных шмоток.              — Это не проблема. Можем купить.              — Опять ты за свое, — недовольно буркаю.              — Это действительно ерунда! И мне любопытно увидеть тебя в костюме.              — Нет. Даже не надейся! Костюм я не надену!              Габриэль обиженно надувает губы. Задумчиво водит ладонями по рулю. Мои колючки отваливаются — одна за одной. Я бессилен перед Принцем.              — Не дуйся! Что-нибудь придумаем.              — Правда?              — Правда. Ты не подумай, мне не в тягость шляться с тобой по всем этим пафосным местам. Да и костюм на самом деле ради тебя я готов нацепить. Просто непривычно. Я всегда был отшельником. Понимаешь?              — Понимаю, — внимательный взгляд Габриэля блуждает по моей физиономии.              — Вот и хорошо. Знаешь, мой отец убил мать у меня глазах. Через пару месяцев его труп нашли в тюрьме. Он болтался в петле. Не знаю, покончил он с собой или ему помогли. Мне плевать! Когда мои родители умерли, я почувствовал облегчение и радость. Дерьмово звучит, но так и есть. — Я вожу языком по нёбу, собираясь с мыслями. — Мать не любила меня. Из-за меня она не смогла стать той, кем мечтала. Она мечтала стать актрисой. Увы… Родился я. Незапланированная помеха. Она вечно оскорбляла, издевалась, говорила, как меня ненавидит. Отец так вовсе пиздил, — я грустно ухмыляюсь. — В один из вечеров они выплеснули свою агрессию не на меня, а друг на друга… Это принесло мне свободу и облегчение. Может, поэтому я такой ебанутый. Характер сложный и все такое. Не знаю, зачем тебе это рассказываю. Атмосфера, наверное… Кладбище рядом, как-никак.              Отрываюсь от созерцания лобового стекла, разнокалиберных капель и надгробий. Робко оборачиваюсь на Габриэля. Из голубых океанов медленно стекает соленые слезы. Габриэль вторит дождю.              — Ты чего плачешь? С ума сошел? — я инстинктивно тянусь к нему через коробку передач, через пропасть откровения. — Прекращай, иди ко мне, — прижимаю к груди. Криво и неудобно, но бережно и крепко.              — Я не знал, что плакать так больно… — он неразборчиво бубнит в мою косуху, футболку, куда-то между ключиц. Влага проникает сквозь застиранный трикотаж.              — Прекращай, — целую пшеничную макушку, — посмотри на меня.              Габриэль поднимает глаза — разлившиеся голубые океаны. Целую и их. Каждую слезинку, каждый сантиметр кожи оскверненной печалью. Я провожу языком по губам — соль с привкусом спермы. Да, уборщик я хреновый…              — Мне тоже больно видеть твои слезы… Не плачь, пожалуйста.              — Но это так грустно.              — Да хватит тебе! У тебя не веселей истории. Жизнь вообще херня непростая, — нехотя выпускаю Габриэля из объятий, говорю: — Раз уж пошла такая пьянка… Меня снова начали мучить кошмары. Мне снится вся эта помесь жутких сцен из детства. И я там истерично смеюсь, смеюсь… Артхаус какой-то. Таблетки я переношу хреново. Стараюсь как-то сам. И пока мои старания привели к нездоровому желанию секса. Прости, если тебе тяжело, но мне так хорошо с тобой. Я так хочу тебя… Я забываю обо всем дерьме, когда ты стонешь подо мной. После засыпаю как убитый. Ни одного сраного сна… — тяжело вздыхаю, откидываюсь на сиденье.              — Я не против. Мне нравится секс с тобой, — Габриэль наклоняет голову набок, щурится. — Не недооценивай меня! Я выносливый. Поехали в отель? Закроемся в номере и будем трахаться до самой ночи, пока не задымимся.              — Звучит превосходно! — я мечтательно закусываю губу. Габриэль заводит машину. Звук мотора смешивается с монотонным шумом дождя. — Ты просто ангел…              Колеса скользят по влажному асфальту, отдаляя нас от кладбища, надгробий и покойников. От самой смерти.       

***

      В художественной галерее немноголюдно. Предметов искусства значительно больше, чем посетителей. Зеваки слоняются от стенда к стенду, попивают игристое и болтают о высоком. Я расстегиваю еще одну пуговицу на рубашке. Рубашке, предоставленной мне Его Высочеством. Слава Небесам, обошлось без шоппинга! В гардеробе Принца завалялось элегантное нечто, подходящее мне по размеру. Качественный белый хлопок в тонкую синюю полоску прикрывает долговязое туловище, пока я расхаживаю по просторному залу в поисках подноса с шампанским.              Поблагодарив официанта, я направляюсь к Габриэлю с двумя добытыми фужерами в руках. Пузырьки резвятся за стеклом, будто на вечеринке в бассейне, а я ощущаю себя не в своей тарелке. Вселенная, может, ты мне объяснишь, откуда в художественной галерее бухло? Сегодня праздник, что ли, какой-то?              Габриэль замер перед огромным полотном с изображением Иисуса. Все, как подобает: терновый венец, гвозди, крест и кровь. Красиво, но до мороза по коже — печально. Поежившись от незваных мурашек, протягиваю Габриэлю шампанское.              — Как думаешь, Иисус чувствовал?              — Не знаю, — я замысловато хмурю брови. — Зависит от того, есть ли у его Отца сердце.              — При чем тут Господь? — Габриэль отрывается от картины и сосредотачивается на мне.              — Ну, знаешь… Посылать собственного Сына на такие страдания очень жестоко. Единственный вариант облегчить его участь — лишить всяких чувств. Как-то так… Всемогущий Господь мог бы провернуть такое, — отпивая из фужера, я изучаю образ Иисуса. — Но вообще Господь жесток! Так что… кто его разберет.              — Он принес себя в жертву ради человечества… — задумчиво тянет Габриэль. — Наверное, чтобы искупить вину людей, необходимо было все прочувствовать. Грустно.              — И не говори.              — Не чувствовать — тоже грустно, — Габриэль вращает в пальцах тонкую ножку фужера.              — Забудь об этом, — я подхожу к нему со спины, до неприличия близко. — Я с тобой, — шепчу рядом с ухом.              — Ты опять пытаешься меня соблазнить? — Габриэль лукаво косится на меня.              — Почему бы и нет. Дома я собираюсь нарядить тебя в это, — я киваю на рубашку на себе, — Сразу возбуждаюсь, стоит только представить, как она свободно висит на тебе.              — Тш-ш, — шикает на меня Габриэль, — у тебя совсем нет совести! За нами наблюдает Сын Божий, — он укоризненно качает головой.              — Молчу-молчу.              Габриэль негромко смеется, и счастье снова кажется возможным — осязаемым и голубоглазым.              Один нюанс: для поехавших счастье — непозволительная роскошь. Таким, как я, нужен экстаз иного рода. Я назову это оргазмом самоубийцы. Сейчас попробую поведать об элементах такого оргазма.              Вселенная, Голоса в моей черепушке, попрошу вас послушать мою историю, желательно затаив дыхание. Будьте добры, внемлите!              Мы с моим Принцем еще пару часов бродили по галерее, и все было прекрасно. То самое счастье, о котором я упомянул, следовало за ними попятам. Я ненароком касался теплых пальцев, заглядывал в лазурит глаз рядом, любовался лучезарной улыбкой краше любых шедевров искусства — и нега разливалась по телу. Чистый кайф! Полнейшее удовлетворение! Ничего не предвещало беды. Только вот эта сука обычно появляется из ниоткуда!              Вселенная, надоедливые Голоса, слушаете? Я начинаю рассказ. Первое: прирожденному самоубийце необходима драма. Или безмозглому убийце собственного счастья… Не суть! Очертания драмы уже вырисовывались на нашем пути.              На ходу обсуждая картины, мы с Габриэлем отправились в гардероб. Получив обратно свою одежду, энергично потопали к выходу. Тут возникло ОНО!        Неопознанный субъект смазливой наружности, точно радостный щеночек, подскакивает к Габриэлю, вальяжно трясет руку моего Принца. На его роже лыба в тридцать два, блеск в сучьих зенках и испарина на лбу. Субъект дружелюбно жмется к моему Принцу, а я киплю. Я — гребаный Везувий! С какого такого, простите, позволения он лапает своими потными ручонками Его Высочество?              Я властно накрываю ладонью плечо Габриэля. Всем видом показываю, кому принадлежит Принц. Еще чуть-чуть — и из моих зрачков полетят красные испепеляющие лазеры. Скотт Саммерс хренов! Нелепая пародия на Циклопа, мать его! Похоже, Люди Икс тоже решили заглянуть на огонек, чтобы посмотреть на драматическое представление. Да похер! Больше зрителей — меньше! Неважно!              Мудила явно напрягается. Немного помявшись, спрашивает:              — Габриэль, не представишь нас с твоим спутником друг другу?              — Ах, извини! Это Кристофер, — он показывает на меня, — а это Джеф, — поворачивается к субъекту, — мы раньше работали вместе над одним проектом.              — Приятно познакомится, Кристофер, — субъект тянет ко мне свою потную ручонку. Отказываюсь называть его по имени!              — Ага, — немного помедлив, бросаю я. Отвечаю на рукопожатие, крепко сжимая ладонь.              — Вы давно знакомы с Габриэлем, Кристофер? — не успокаивается субъект.              Я борюсь со страстным желанием послать его в преисподнюю. Прямиком в адский котел. Пусть там черти развлекаются с этим смазливым гандоном. Там ему и место! Нечего зариться на чужое! Думаешь, я не вижу, как твои глазенки сально скользят по моему Принцу, гондон?              — Рождество вместе встретили и теперь не разлей вода! — свирепо зыркнув на него, я гордо вскидываю подбородок.              — Вот как… — усваивает информацию субъект.              — Именно, — цежу сквозь зубы. — Нам пора! Всего хорошего! — подталкиваю Габриэля на выход.              — Подождите минуточку! — кричит нам вслед субъект. — Я же не попрощался подобающим образом.              Блядь, чего еще? Меня заживо пожирает ревность, а этот гондон все не унимается! Раньше я и не догадывался, что настолько ревнивый… Отелло сраный!              Габриэль и я притормаживаем — субъект неторопливо подплывает к нам. Да лучше бы ты окаменел и остался на месте! Жаль, я не Медуза Горгона! Субъект опять начинает виснуть на Габриэле, распинаться дежурными фразами «Счастлив был увидеться», «Надо будет как-нибудь встретиться» и… И этот смазливый гондон целует моего Принца в щеку! В щеку, по которой еще вчера стекала моя сперма. Ну пиздец! После он с вызовом смотрит на меня, мерзко ухмыляется и удаляется — желваки на скулах провожают его конвульсиями ревности. Ходят ходуном, будто у них тренировка на эллипсоиде.              Дальше началась дикая мясорубка! Трэш, Армагеддон, Анархия, Полный отлет кукухи! Концерт по заявкам! Я в главной роли. Роли тупой истерички. Готовь Оскар, Вселенная!              Мой мозг, полностью охваченный ревностью — отключился. Я ору благим матом, Габриэль ни черта не понимает. Конечно, для него скандалы с неадекватными впервые. Если честно, для меня такое тоже в первый раз. Раньше я никогда не влюблялся. И вот мы, неопытные и заведенные, спорим около входа в галерею. Аргументы размытые, речь несвязная. Я все еще Везувий. Слово за слово, как говорится. Я смутно помню сие представление. Адреналин в крови не дает восстановить мне покадрово последовательность душевной катастрофы. Единственное яркое воспоминание: я яростно хлопаю дверью машины и валю в закат под громогласное «Да пошло оно все на хуй!».              Вселенная и уважаемые голоса, попробуйте догадаться, где я теперь! Хотя вы же вездесущие… Сразу перейду ко второму и третьему элементу для идеального оргазма самоубийцы. Страдание и эффектные декорации. Зеленая галочка. Выполнено. Ах да! Чуть не забыл. Еще импульсивность! Этого говна у меня всегда имелось в достатке.              Я на крыше, дымлю одну за одной, глотая из горла виски. Нет. Я не планирую выпилиться. Всего-навсего дезинфицирую свежие раны. Мистер Дженсен прав. Каким бы колючим я ни был снаружи — глубоко внутри до усрачки ранимый. Хрупкий, точно дедов хрусталь.              Смутно помню, как залетел домой. Окутался в привычную поношенную толстовку и сел на диван. В башке пожар, в конечностях тремор. Посидел так минут пять, глубоко вздохнул и принялся опустошать запасы алкоголя в квартире. Лучший анальгетик! Я наверняка придурок, но Мистер Дженсен может мной гордиться — новых повреждений на теле нет. Очевидных, если можно так выразиться. Не оставлено порезов на коже, кулаки не разбиты в мясо. А алкоголь — это другое… Быстродействующие обезболивающие.              Вылакав все запасы бухла в квартире, я сгонял в магазин неподалеку и устремился ввысь. К птицам, мать их! По дороге перекинулся парочкой фраз с консьержем, изобразил светскую учтивость. Так, на всякий случай. Дипломатия! Миновал сотни ступенек — и вот я здесь. Одинокий и пьяный, грущу на крыше дома, в котором живу. Напомню! Умирать я не собираюсь.              Бесконечно трезвонящий телефон остался на диване. Габриэль пытался дозвониться до остатков моего трезвого рассудка, но они ушли в загул. Я так и не ответил. Почему? Ответ до абсурдного прост — мне стыдно. Я осознаю, какой идиот. Влюбленный идиот! Прости, мой Принц. Я уже понял, что ты ни в чем не виноват. Ты даже и не заметил подкатов того смазливого гандона. А я, Отелло недоделанный, вспылил из-за херни! Долбоеб, одним словом! Только вот время вспять не повернуть… К сожалению, у меня нет волшебной палочки. Сердце скулит от тоски, словно побитая собака.              Из развлечений у меня лишь сигареты, виски и музыка, доносящаяся из открытых окон. До земли армия этажей, до облаков — пугающая бесконечность. Я лежу на крыше и смотрю на небо. Оно прекрасно, как глаза Габриэля. А я далек от прекрасного… Идиот и трус! Не могу взять себя в руки. Спуститься отсюда, ответить на непринятые звонки и извиниться.              Я поджигаю очередную сигарету, приподнимаюсь на локтях, делаю жадный глоток. Обжигающая волна окатывает глотку. Затяжка, еще и еще — я произвожу свои облака. Личное небо на расстоянии вытянутой руки. Безнадежно серое, в отличие от любимых глаз. Да, счастье для поехавших — непозволительная роскошь! Не хватает вчерашнего дождя, чтобы вконец смешать меня с дерьмом.              Вселенная, ты наблюдаешь за моими страданиями? Ставлю свою потрепанную печень — ты ржешь. Иисус бы тоже посмеялся надо мной, если бы не врожденная непорочность. Плевать!              По воздуху крадется звук скрипки. Достигнув цели, мягко касается ушей. Утонченная музыка так жестоко напоминает мне о Габриэле — прекрасном Принце из сказки про любовь. Принце, которого я не достоин! Кристофер, ну какие опять Принцы? Очнись, ты не персонаж Шарля Перро!              Я, шатаясь, ковыляю на звук куда-то к парапету. В висках стучит, в глазах плывет, в ногах слабость — полный набор изувеченности. Я стою на самом краю, вглядываюсь в окна напротив, потом смотрю вниз. Задумавшись, делаю очередной глоток. Вспоминаю об Эвелин Макхейл. Бедняжке удалось произвести фурор своей смертью. Если я сигану вниз, то просто расплющусь. Стану неприглядной лепешкой из кишок и костей. Ни у одного человека язык не повернется назвать сие действо самым красивым самоубийством. Повторюсь еще разок: умирать я не собираюсь!              Внизу бродят пешеходы, колесят машины. Все спешат по своим делам: свидания, бизнес-встречи, сеансы кино, а здесь, наверху — я драматично грущу. Мне спешить некуда! Я разбился подобно бутылке с пивом, что швырнул недавно в стену. Рассыпался на колюще-режущий мусор — теперь лишь на помойку, чтобы ненароком никого не поранить. Блядство! В этом весь я. Только и умею причинять боль… Идиот!              Мир вокруг плывет. Я качаюсь, как соринка на ветру. Край крыши стал нечетким, вместо ровной линии — зигзаг. Я смотрю под ноги. Шаг вперед — полет. Шаг назад — твердая поверхность под подошвой ботинок. Меня парализовал страх. Координация полетела к чертям! Дрожащей рукой я нащупываю зажигалку — шатаюсь, шатаюсь, беспрерывно шатаюсь. Ну что ж… если сдохну — не беда! Я все равно не боюсь старухи с косой… Просто хотелось еще немного пожить… Побыть рядом с Принцем.              Я криво ухмыляюсь серому вечеру, городу, окнам и пьяному одиночеству. Ветер будто подталкивает меня вперед. Я глубоко затягиваюсь, наполняя горечью легкие — закрываю глаза. Музыка струится в уши, кажется, «Indila — Tourner dans le vide». Я пьяно бубню сквозь дым на ломанном французском слова знакомой песни. Зрение овладела мгла, я полностью расслабляю тело. Тело пытается танцевать. Равновесие ржет мне в лицо вместе со Вселенной. Еще немного, и у меня вырастут крылья. Я оперюсь ровно настолько, насколько позволит свободное падение. Драма, страдания, эффектная сцена, импульсивность — четыре элемента есть. Оргазм самоубийцы — синоним смерти?              Внезапно что-то с силой толкает меня не вперед, а назад — тянет за капюшон. Я шмякаюсь обратно на крышу, словно голубиный помет. Широко распахиваю залитые алкоголем глаза. Передо мной разъяренный Принц. Габриэль вмазывает мне увесистую пощечину. Самый приятный удар в моей жизни.              — Ты охуел?! Ты совсем свихнулся?! — орет он.              Я беспомощно моргаю. Хмель не отпускает из своих объятий. Все кругом еще плывет. Габриэль садится на меня и продолжает лупить по морде.              — Ты обещал! Ты говорил, что не собираешься умирать! — он притягивает меня за грудки, сжимает горло. Злой не на шутку.              — Я и не собирался, — хриплю я.              — Блядь! Какого хера ты тогда там делал?! — Габриэль ослабляет хватку.              — Думал, — откашливаясь, выплевываю слова оправдания. — Прости… И где ты так материться научился… Да уж, хреновый я приме…              Габриэль еще раз огревает меня по щеке, договорить не получается. Голубые океаны впились в меня со всей яростью — острые укусы помеси отчаяния и гнева. Соленая вода опять норовит выйти за берег. Руки Габриэля обессиленно сползают с шеи, мои — тянутся к нему.              — Прости, я идиот! Прости, — я прижимаю его к себе. На бежевом пальто остаются кровавые пятна. Принц разбил мне губу — хороший удар. Точнее, удары. — Кажется, я тебя люблю.              — Придурок! Ебаный придурок! — выругавшись, Габриэль осторожно целует мой покалеченный рот. Заслуженно покалеченный!              Поцелуй со вкусом виски, крови и слез распространяет экстаз по телу, будто героин по венам. Сука! Я правда счастлив, Вселенная! Принц снял с меня заклятие злой ведьмы. Может, я наконец перестану быть лохматым чудовищем… Габриэль — мой Пятый Элемент. Моя собственная Лилу! Тотальный оргазм!              Мелочь, но признаюсь откровенно. Если бы я все-таки грохнулся вниз. Прежде чем превратиться в неприглядную лепешку… За короткие секунды до столкновения с землей в моем сознании непременно бы всплыл Принц. Принц, стоящий перед моим надгробьем с охапкой белых ирисов. Честно. Я бы кончил прямо в полете!