Без слов

После смски Кюхёна, Донхэ поднимает на уши чуть ли не весь персонал книжного магазина, но в итоге в больницу берёт с собой только Хёкджэ – Генри валяется дома с температурой и ужасным кашлем. Парни быстро добираются до больницы, находят палату, в которой лежит Чонун – и Донхэ зависает перед дверью, боясь зайти. - Ну, чего ждём? – Хёк осторожно подталкивает его в плечо. – Заходи. - Боюсь, - выдавливает Хэ, судорожно сжимая пальцы на ручке двери. – Боюсь, - говорит он, подходя к койке Кима. – Боюсь, - шепчет, едва-едва касаясь руки старшего. Чонун спит – по крайней мере, об этом говорят все подключенные к нему приборы. Если присмотреться, можно увидеть, как мерно вздымается и опускается грудь, если прислушаться, можно услышать тихое дыхание. Но Донхэ не в состоянии присмотреться и прислушаться, поэтому его начинает трясти от ужаса. - Успокойся, он просто спит, - Хёкджэ больно стискивает плечо друга, приводя его в чувство. – Пойдём, нам нельзя тут долго оставаться. Хэ с Хёком приходят к Чонуну каждый вечер, то отпрашиваясь пораньше с работы, то используя свой законный час на обед. Медсестра говорила, что через сутки Чонун должен проснуться, но ни через двое суток, ни через трое, ни через четверо этого не происходит – Чонун всё так же спокойно лежит на спине, не шевелясь и еле-еле дыша. - С ним же всё будет хорошо? – Донхэ вцепляется в руку главврача, напряжённо заглядывая ему в глаза. – Скажите, что с ним будет всё хорошо. Хёкджэ не просит Хэ успокоиться, потому что не уверен, что ему самому это удастся. - Молодой человек, возьмите себя в руки, - врач хмурится. – Я точно могу вам сказать, что это не кома, но… Он не реагирует на раздражители, глазные яблоки не шевелятся, то есть фазы сна не меняются; такое впечатление, что это обычный сон, но спать пять дней кряду настолько глубоко – ненормально. - И что делать?! – Хэ хватается за голову, вцепляется в волосы так, как будто хочет их выдрать с корнями. – Что?! - Донхэ, нас сейчас отсюда выгонят, пошли, - Хёкджэ приходится силой увести друга, чуть ли не за шиворот выволакивать его из больницы. Видя, что Хэ не может прийти в себя, Хёк больно прикладывает его спиной об стену. – Он проснётся. Обязательно. И всё с ним будет хорошо. Это же наш хён, он из каких только передряг не выбирался. А теперь перестань истерить и пошли на работу. *** Кюхён с головой уходит в работу, оправдывая себя тем, что из-за оплаты больничных счетов Чонуна он ушел в минус, и теперь весь в долгах, хотя это совершенно не так. Тех денег, что зарабатывал Кю, спокойно хватало на оплату квартиры, еду, постоянное обновление гардероба, ежедневные свидания и тому подобное, но, по известной причине, парень не тратил и половину заработанного, поэтому о долгах речи не шло. Но работа – это лучше, чем вариться в собственном чувстве вины, приправленном внутренними страхами и тоской. Кюхён скучал по Чонуну. Хоть они провели вместе не так уж много времени, столько новых эмоций, сколько приносил старший, Кю не ощущал уже очень давно. Кюхён не хотел признавать, что, на самом деле, это он зависим от их отношений, это ему сложнее с ними распрощаться, потому что Чонун может сможет пойти дальше, а он – нет. Несколько раз словив себя на перечитывании одного предложения в десятый раз и замучившись в конец мыслями и беспокойством, Кю решает сходить в магазин, где работает Чонун, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, ведь, по его подсчетам, старшего уже должны были выписать из больницы. Кю надевает куртку с капюшоном, свою привычную маску и выходит из дому. Через пятнадцать минут парень уже толкает дверь книжного и заходит внутрь, наклонив голову. Внутри довольно много народу, поэтому продавцы-консультанты его не замечают, и он осторожно направляется к отделу современной литературы. Чонуна там нет. Кюхён убеждает себя, что, может, у него выходной или больничный, но тут до него доносится обрывок разговора двух консультантов, стоящих за соседним стеллажом: - Хёкджэ-я, что же нам делать? Чонун-хён до сих пор не пришел в сознание! – надрывным шепотом говорит один. - Успокойся, я же сказал, что с ним все будет хорошо. И нам нужно в это верить, потому что больше некому, - успокаивает его другой. - Но даже врачи не могут сказать, что с ним... - Врачи говорят, что он просто спит. - Он спит почти восемь суток, это ненормально! Кю слушает их беседу, затаив дыхание, и держится за стеллаж. Но ему же врачи сказали, что нужно примерно два дня, чтобы потом выписать этого балбеса! Ему сказали, что он почти здоров! Кюхён разворачивается на пятках и, ни о чем не думая, почти бежит в больницу. «Этого просто не может быть». В больнице, к счастью, дежурит та же медсестра, и каким-то чудом она вспоминает Кюхёна. - А, молодой человек! Вас так долго не было. У меня для вас не очень хорошие новости… «Разве так бывает? – пишет на мобильном Кю. – Чтобы люди просто засыпали на несколько суток?» - Это вполне может быть защитной реакцией психики. Если в реальности есть какие-то серьезные проблемы, которые он не может решить, то, возможно, это его способ с ними бороться. Он должен скоро проснуться, я думаю, - девушка ободряюще похлопывает Кю по плечу. Кюхён кланяется и с замершим сердцем идет к палате Чонуна. Старший лежит под одеялом, мирно посапывая, приборы показывают стабильное сердцебиение. Кю садится на табурет у постели и с опаской касается его руки – тёплая. У Чонуна всегда тёплые руки, в отличие от ледяных, как у рептилии, рук Кюхёна. Он дрожащими пальцами сжимает ладонь Чонуна и закусывает губу, когда слёзы наворачиваются на глаза. Через полчаса заглядывает медсестра, чтобы осмотреть пациента, и Кю просит её сказать, что он пришел. «Пожалуйста, назовите ему мое имя. Скажите, что Кюхён здесь, рядом». Девушка сочувственно улыбается, выполняет просьбу, несколько раз назвав имя Кю. Никакой реакции. Нужно время, говорит она. Кюхён только крепче сжимает пальцы Чонуна. Это его вина. Он снова во всем виноват. Он никогда не может принять правильное решение. Уже во второй раз Кюхён почти отправляет Чонуна на тот свет своими прихотями. Но он же хотел как лучше, почему все так плохо?.. Кю навещает старшего каждый день, сидит и держит его за руку несколько часов к ряду, иногда дремлет, положив голову на колени Чонуна, просит медсестру разговаривать с Чонуном и называть его имя. Судя по фильмам и книгам, именно имя Кюхёна должно возыметь волшебное действие и пробудить спящую красавицу ото сна… Кстати, о принцессах. Кю вскакивает со стульчика, ругая себя за то, что раньше не догадался. Он наклоняется и прижимается своими губами к губам Чонуна, надеясь на чудо. Начинает целовать его щеки, нос, веки, лоб, виски, подбородок и снова губы, гладить его лицо руками, ерошить волосы, путаясь пальцами в мягких прядках. «Давай, просыпайся, сволочь. Не заставляй меня ненавидеть себя еще сильнее!» *** Иногда, когда Чонун выныривает из уютной кромешной тьмы, к которой он уже успел привыкнуть, ему снится замечательный сон. Примерно такой же, как раньше, с той только разницей, что Кюхён не пропадает после слов «я тебя люблю», а улыбается – открыто, не только губами, но и глазами – и крепко держит его за руку. А ещё в этом сне Кю не говорит – только слушает и иногда кивает, хмурится или пожимает плечами. Иногда Чонун слышит, как кто-то произносит имя Кюхёна, но звуки сильно приглушены, словно до него пытаются докричаться через слой толстого стекла. Сон заканчивается всегда на одном и том же моменте: Кю держит старшего за руку, внимательно смотря в глаза, словно собирается что-то сказать – что-то очень важное. А потом всё постепенно меркнет, и Чонуна снова окружает непроницаемая бархатно чёрная темнота, убаюкивающая его лучше материнской колыбельной. «Я засну и буду спать – очень-очень долго» Да, очень-очень долго… Врачи только пожимают плечами на вопросительный взгляд Кюхёна, который уже перестал верить в то, что это просто аномально долгий и глубокий сон. Вернувшись домой после ежедневного посещения больницы, Кю обнаруживает на кресле в своей комнате книгу, которую Чонун читал в тот вечер. «Послемрак» Мураками. Вообще, ему начинается казаться, что нет ничего хорошего в том, что его квартира никак не изменилась с того момента, как Чонун вышел за дверь - только гора посуды в раковине выросла, и то не намного. Кюхён забирается под одеяло и начинает читать, потому что спать страшно. С каждым разом кошмары становятся все более ужасающими. Под утро, перевернув последнюю страничку, он готов сжечь эту книжку, только бы Чонун никогда её не читал. Это моя любимая… «Да чтоб ты был здоров! Решил стать персонажем любимого произведения?! Сладко дрыхнуть, пока я с ума схожу от волнения?!» - возмущенный Кю нарезал круги по комнате, заставляя Бекона нервничать и гоняться за хозяином следом. «Ненавижу этого идиота!» На следующий день, или, если быть точным, в то же утро, разгневанный и не выспавшийся Кюхён идёт в больницу и сидит у кровати Чонуна, посылая тому агрессивные ментальные проклятия, посылы и мольбы вернуться. Он обещает сделать все что угодно, стать рабом, сиделкой и женой, только бы старший очнулся. «Ладно, я тебе врал! Не хочу я с тобой расставаться, ну, совсем никак не хочу. Сижу тут, как в дешевом сериале, караулю тебя… Ты раздражаешь меня своими нежностями, бесишь своей податливостью и я ненавижу тебя, но… Я скучаю по тебе, Чонун-а. Так скучаю. Пожалуйста, возвращайся». Кю прижимает его ладонь к своей щеке и старается всхлипывать как можно тише. «Я засну и буду спать…» Бесконечно повторяющееся фоном предложение почему-то обрывается на середине, уютная темнота блекнет и выцветает, как старая фотография. Чонуна настойчиво тянет куда-то вверх, как будто кто-то поднимает его со дна глубокого бассейна, зацепив рукой за шиворот. Первыми возвращаются слух и осязание. Чонун чувствует, что кто-то держит его за руку – очень бережно и крепко, словно боится отпустить хотя бы на мгновение; он слышит сдавленные всхлипы и прерывистые вздохи. «Я… больше не сплю?» Он не торопится открывать глаза, потому что боится, что после привычной темноты в момент ослепнет. Чонун глубоко вдыхает, с удивлением отмечая странные ощущения – похоже, тело успело забыть даже такие простые действия – и пробует пошевелить пальцами той руки, которую кто-то продолжает держать. Получается, но очень слабо. Кюхён вздрагивает от легкого прикосновения к своей щеке, изумленно подняв взгляд, замечает, как трепещут ресницы Чонуна и учащается его дыхание. Кю начинает лихорадочно нажимать на кнопку вызова медсестры, сильнее сжимая ладонь старшего и размазывая слезы по щекам. - Ким Чонун-ши, вы очнулись? – спрашивает медсестра, осторожно тряся его за плечо. – Просыпайтесь, Кюхён приходит к вам каждый день, ожидая, что вы очнетесь. «Женщина, я уже проснулся, что вам ещё от меня надо?» - Чонун хмурится, продолжая проверять на работоспособность своё тело. Нехотя сжимаются в кулак пальцы свободной руки, чуть сгибаются колени – кажется, всё в порядке, но всё ещё не хочется открывать глаза. Мало ли, что велит ему этот смутно знакомый женский голос… Тут до Чонуна доходит смысл второй реплики, и он в момент распахивает веки. «Вот чёрт, - он почти сразу же снова закрывает глаза, которые, естественно, начали болеть. – Так, попытка номер два…» Кюхён икает от радости, когда видит, что Чонун открывает глаза, и, не заботясь о том, что на них смотрят, начинает осыпать поцелуями его лицо, продолжая держать за руку. - Я прошу прощения, молодой человек, - тон сестры мгновенно становится ледяным. – Но пациенту необходимо обследование. Ожидайте в коридоре. Кю смущенно кивает и выходит из палаты. Ощущение собственного тела окончательно возвращается к Чонуну, пока его долго и нудно проверяют по всем параметрам. Через сорок минут осмотра ему хочется заснуть снова, лишь бы его перестали дёргать и задавать сотни вопросов, но, к счастью, медсестра удовлетворённо кивает, заполнив до конца какой-то бланк, и уходит. «Ну, слава богу», - он садится на кровати, подложив подушку себе под спину, и проводит рукой по лицу, будто снимая последние остатки долгого сна. Кюхён, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, заходит в палату и останавливается в паре шагов от койки старшего. - Привет, Кюхён-а, - с непривычки голос тихий и хриплый, а улыбка совсем слабая. – Я так по тебе соскучился. Тот подходит ближе и дрожащими руками осторожно прижимает Чонуна к себе. Ему очень хочется рассказать, как было страшно, как он чуть не умер от переживаний сам, как он ненавидит этого идиота, и как по нему скучал. Но Кюхён молчит и только крепче сжимает свои объятия. - Ты мне снился, - Чонун обнимает младшего в ответ, прикрывая глаза. Вот теперь он чувствует себя действительно живым. – Но этого было так мало… - немного повернув голову, Чонун мягко целует Кю в скулу и висок, прижимается щекой к щеке и снова улыбается. Тот отстраняется, смотрит старшему в глаза не в силах улыбнуться, присаживается на стульчик и набирает на телефоне: «Врач сказал, что завтра тебя уже можно будет забрать домой. Бекон по тебе соскучился». - Бекон прямо так и сказал? – посмеивается Ким. – Это хорошо, что уже завтра можно будет. Мне, мягко говоря, надоело тут торчать. «Осмелюсь напомнить, что это ты сам решил подрыхнуть без задних ног, силой никто не держал», - хмурится Кю. - А, точно же… - Чонун снова проводит рукой по лицу, несильно мотает головой. – Я ещё не до конца проснулся, плохо соображаю. Мне иногда кажется, что это просто продолжение сна, - он задумчиво смотрит на Кюхёна. – И лучше бы тогда вообще не просыпаться. Тот мгновенно выходит из себя, позабыв о том, что Чонун, вообще-то, вроде как болен, и залепляет старшему звонкую пощечину, заставляя его застонать и откинуться на подушку. «Не смей так говорить, идиот». - Да, теперь-то уж точно понятно, что я не сплю, - Чонун трёт щёку, ойкая и морщась. – Бьёшь ты всё так же болезненно, - он берёт Кю за руку и прижимает ладонью к покрасневшей от удара коже. – Прости. Я больше так не буду. Младший качает головой и поглаживает большим пальцем его щеку, судорожно вздыхает, берет руку Чонуна и целует её тыльную сторону, крепко сжимая. - Помнишь, как всё с этого и началось? Только было наоборот: я целовал твои руки, - Чонун тянет младшего на себя, заставляя присесть на край койки, и, обняв за шею, прижимается губами к его губам. – Я так тебя люблю, Кюхён-а. Каждое слово отзывается болью в груди Кюхёна, он почти физически ощущает, как его сердце кромсают на куски. Кю все еще чувствует себя безумно виноватым, от бессонной ночи голова идет кругом, что делать после того, как Чонун проснулся, он тоже не знает, а позорно сбежать, к сожалению, уже не вариант. Поэтому Кюхён целует старшего в ответ, гладит по щеке и пишет на телефоне: «Прости, я сегодня глаз не сомкнул, в отличие от некоторых сонь, поэтому пойду к себе. Я вернусь завтра утром и заберу тебя домой, хорошо?» - Хорошо, - кивает Чонун, неохотно расцепляя объятия. – Осторожнее по дороге. Кюхён кивает, снова чмокает старшего в губы и уходит домой - спать и думать о том, что же делать дальше. «Домой… - Чонун запрокидывает голову, упираясь затылком в спинку кровати, и прикрывает глаза. Он прекрасно помнит все пункты из их «договора», одним из которых было «живёшь у себя». – С другой стороны, Кю наверняка не собирается оставить меня у себя насовсем. Я немного побуду у него, а потом вернусь к себе в квартиру». Чонун передёргивает плечами, представив, как пусто и холодно у него дома, и поспешно выметает из головы невесёлые мысли. Но на смену им приходят другие, ещё хуже: Чонун вспоминает, хоть и не без труда, как младший говорил, что им надо расстаться, что он «наигрался», и Чонун ему больше не интересен. Если это правда, то что было сейчас? Жалость? Кю подождёт, пока он окончательно не поправится, а там окончательно с ним порвёт? Или, может быть, Кюхён всё-таки врал?.. Чонун мотает головой, чувствуя, что начинает увязать, как в болоте, в сомнениях и вопросах. Он берёт с тумбочки свой телефон и запускает первую попавшуюся игру – естественно, спать не хочется, а занять себя чем-то до возвращения Кю просто жизненно необходимо.