Молнии.

pyrokinesis — я краснею при тебе как. Рыжая наконец выдыхает на какое-то время. Совсем ненадолго, лишь на пару месяцев, думая, что влюбилась в другую, что до тебя ей нет дела. То тревожное чувство в груди, которое преследовало ее многие годы, те тяжелые моменты затихают, оставляя в душе место для чего-то неизведанного и совершенно нового: для уверенности в завтрашнем дне. Которое рушится, пробуждая то чувство, которое вы пытались убить обе, но не смогли. А возможно ли это вообще? Она стоит на балконе, который по ощущениям скоро ко всем чертям полетит вниз, так как бетон медленно, но верно крошится кусками, и смотрит сначала на тлеющую сигарету, а потом на причину фиктивного спокойствия в груди. Красные растрепанные после сна волосы, растянутая домашняя футболка, короткие цветастые шорты.. Она не то, она не ты, и девушка это понимает, но продолжает курить вишневую сигарету. Пытается отвлечься всеми силами. И на какое-то время у нее выходит. В сердце становится тихо. Но жизнь не стоит на месте и ты вновь врываешься в ее жизнь или она в твою? Первое сообщение от нее, от этой рыжей девчонки, а потом пошло-поехало, как во всяких тупых любовных романах. А тем временем у нее в душе закручиваются ветра ураганов, в голове непонимание всего и вакуум. И потом прорывает плотину ко всем чертям. Убийственно быстро. У нее в лёгких цветы. Белые тонкие лепестки, мятые и в кровавых разводах, такие правильные и нежные, но так болезненно режут горло, что дышать тяжело и грудную клетку хочется разодрать холодными от анемии пальцами. С точки зрения медицины это вообще нелогично и максимально хуево, потому что ладно туберкулез, пневмония или абсцесс лёгкого, но не окровавленные белые цветочки нарциссов. Она устало закрывает темно-синие глаза и выплевывает очередной цветок себе в ладонь. Он маленький, помятый, но под небольшой струей воды раскрывает лепестки и будто бы сияет в ее ладони, которая уже начинает подрагивать от тщательно сдерживаемого напряжения и желания пошутить, что цветки лилий были бы очень символичными, только даже не с кем посмеяться над таким каламбуром, потому что не поймут, начнут лечить и лезть своими грязными руками в душу, которая насквозь проросла нежными цветами. Настолько, что уже начали лезть через горло, иногда становясь там поперек. Нелогично, обидно и так по-летнему, что аж удавиться хочется. Она горит, болеет, ее лихорадит и тонкое тело прошибает то резким холодом, то огнем, а она не знает, что же делать, что чувствовать?.. А можно ли сделать хоть что-то в этой ситуации, или лишь продолжать врать и себе, и другим, лишь бы не рисковать хрустальным спокойствием? Это звучит как правильный и хороший план, но одновременно от него тянет завядшей травой в противовес тонкому аромату нарциссов. Ты нужна ей, ангел. Нужна больше кого-либо, но она никогда не признает этого. Не откроет свою слабость. Боль пронзает каждый день, и очередные цветы с кровью уходят из ее тела, эта болезнь не заразная, но самая страшная на всем белом свете. Потому что вы можете расходиться сотни раз, но навсегда это сделать невозможно. И есть одна простая истина — мир всегда рушится быстро, почти в одночасье. То, что Рыжая строила так долго в своей голове трескается с безумной скоростью и от этого становится немного обидно. Как так? Ведь столько трудов было вложено, неужели нет панацеи от чувств и цветков по телу? Не вся правда хочет, чтоб ее знали. И она понимает это, поэтому будет молчать. Будет давиться нарциссами, пока они не завянут внутри или не задушат в одну из ночей, польются со слезами, которые запретила себе уже давно, кровавыми слезами от маленьких цветочков. И тонкие руки будут в шрамах от растущих оттуда цветов, потому что их слишком много, но люди давно не видели ее в открытой одежде и где-то помимо дома, никто и не поймет. А она переболеет. Она забудет это как страшный сон, ведь главное — это верить в чудо.