Призрак в твоей голове (just a ghost in your mind)

Три недели спустя:       - Ты вообще собираешься кому-то рассказать? - спрашивает Шерлок, облокачиваясь об один из стульев рядом с обеденным столом. Он одет так же, как раньше. Даже поднял свой голубой воротник, хоть и находится в помещении. Его пальцы стучат о спинку стула. Несмотря на бледное лицо, в его глазах ощущается бешенная энергия.       Джон почти готов уходить из больницы. Его пальцы играют ключами, пока в другой руке он держит сумку. Он вздыхает. Уотсон знает, что делает Шерлок. О, это опять дедукция. Выводы, которые кажутся детективу настолько очевидными, что он уверен, их может сделать и Джон. Но доктор не может (возможно он что-то прослушал или упустил). Ему так и не удалось понять игры детектива, и так было всегда.       - Рассказать о чем, Шерлок? - Холмс закатывает глаза, будто ответ очевиден. Отодвигает стул и садится. Он продолжает барабанить пальцами по столу.       - Обо мне, Джон, - его тон мягок, даже слишком, на самом деле. В нем даже не слышно привычных ноток надменности. Джон улыбается. В какие игры ты играешь сейчас?       - И что конкретно я должен рассказать о тебе? Это очередной способ…       - Меня здесь нет, Джон, - говорит Шерлок, и голос его меняется. Теперь он растягивает слова, но это все равно действует как соль на рану. Джон прикрывает глаза. Он делает один нервный вздох и снова открывает глаза, чтобы увидеть лучшего друга.       - Ты… я не понимаю, - Холмс вздыхает и закрывает лицо руками.       - Ты армейский доктор, Джон. И человек, который видел слишком много, чтобы остаться в своем уме. Так что да, ты все понимаешь.       - Ты упал, - говорит Джон вместо ответа.       - Нет, мой дорогой Джон. Я прыгнул - мягко отвечает Шерлок. Слишком мягко, и когда Уотсон отворачивается, тот исчезает. Джон закрывает дверь трясущимися руками. Он будет игнорировать Шерлока. Не важно, как долго это будет продолжаться. ******* Спустя 2 месяца       Расстояние, в каком то смысле, прекрасно. Недостижимая пропасть, которую ни один из них не сможет преодолеть. И возможно, Джон тратит слишком много времени на то, чтобы рыться в книгах Шерлока, сложенных в коробке под кроватью. Это заставляет его вспомнить обо всем, что случилось.       Джон обожает и ненавидит эту коробку одновременно.       Он не знает, почему перебирает книги вместо того, чтобы сидеть со скрипкой Шерлока, или его пальто, или черепом. Или чем угодно, что было в комнате детектива в их квартире. (Кстати, это больше не их квартира. Шерлок мертв, а Джон едва жив. Брошен в квартире один). Он говорит себе, что поступает так потому, что скрипка собирала бы пыль. Пальто было бы спрятано глубоко в шкафу, только для самых плохих ночей. А череп выглядел бы странно, если бы он решился пройтись с ним где-то кроме Бейкер-стрит.       Книги. Нет никакого смысла в них здесь. Ни одна не принадлежит какой-то конкретной категории. Все это - смесь кучи информации и веков науки. И, конечно, в своей (притворной) ненависти к романтизму, Шерлок разбросал книги Уайльда и Шекспира по комнате. Джон больше не дразнил детектива из-за этого. И не знает, должен ли это делать. Разве что, чтобы увидеть реакцию. Отрицал бы гений свое притворство, просто чтобы быть правым? Или он попытался бы отвлечь Уотсона и попытался бы сделать какие-то смущающие выводы о нем? Может, он обвинил бы Миссис Хадсон и сказал бы, что это ее книги?       А вдруг он бы покраснел? Высокие скулы покрылись бы румянцем. Темно-розовые губы замерли бы, пока в голове формируется ответ. Эти умные, серые глаза распахиваются, когда Джон прикасается…       Нет, Джон! Нет.       - Ты можешь просто спросить, - Шерлок заглядывает через плече доктора, голубой воротник пальто касается его щеки. Детектив всматривается в кучу книг за Джоном, и тот не обращает внимание на его присутствие. Какой смысл? Это пугало только в первые несколько раз. Сейчас он привык к тому, что Шерлок появляется ниоткуда, без предупреждения, в любой момент жизни. Так же было, пока он жил. Так какая же тогда разница? Огромная. Джон вздрагивает.       Он отворачивается от книг       - Спросить о чем?       Уотсон почти чувствует, как Шерлок ухмыляется в его плече, может точно представить, какие ощущения тот сейчас испытывает.       - О том, как бы я отреагировал, конечно.       Шерлок отходит, и в один ужасный момент, Джону кажется, что тот снова исчезнет. Но тот плюхается на пол прямо перед ним. Он поднимает руки и взлохмачивает кудри, его улыбка становится мягче. Джон ждет действий. Позволяет ощущениям пронестись по телу и делает вид, что Шерлок никогда не падал. Что Шерлок никогда не прыгал.       - Давай, - Шерлок протягивает ладонь, - спрашивай.       - Нет необходимости, - отвечает Джон. Поднимает очередную книгу в пыли, которую придется вытереть. В этом тоже нет никакой необходимости, но он все равно ее вытрет.       - Так тебе не интересно, как бы я отреагировал, если бы ты дразнил меня?       - Нет, - в комнате холодно, окно открыто настежь, но он не собирается его закрывать.       - И почему же? - Шерлок почти всхлипывает в конце, и это так знакомо, так похоже на «я не хочу, Джон» или на «но мне нужно дело, Джон». А еще «почему я должен есть?» и «но эти стопы почти не рядом с мороженым, ты все еще можешь его есть!». Это тот самый ступор гения перед самыми простыми вещами. Это невинное непонимание эмоций. Это то, где гений нуждается в своем докторе, потому что тот объяснит ему теорию чувств.       И Джон не выдерживает. Ему больно из-за всех тех «почему?» на кухне и во время дел. Из-за стоп, отрубленной головы, черт, он бы терпел любую часть тела в холодильнике. Боже, ему больно. Он невероятно скучает за этим. За всем этим.       - Потому что я не могу жить прошлым, Шерлок, - он кладет книгу обратно, теперь чистую, и тянется за другой.       - Тогда почему ты протираешь мои старые книги посреди ночи?       Джон забывает дышать. Его голова опускается, холодный воздух окутывает. Потому что, конечно же, Шерлок исчезает именно сейчас. Джон вновь поднимает голову, тянется к пыльной книге и игнорирует хриплый голос в голове.       Я исчез уже очень давно, Джон.       Он продолжает уборку и протирает книги до самого утра, пока свет в окне не ослепляет ******** 4 месяца спустя       Пот стекает по его коже, адреналин управляет телом. Облачка дыхания вырываются изо рта, благодаря холодной погоде и Лондонскому ветру. Тяжелые воспоминания о старых моментах мелькают перед глазами и вина растекается в его груди так же, как кровь на асфальте. Он закрывает глаза и тепло чужого тела обжигает грудь. Мягкие линии кудрявых волос щекочут кожу. Джон вздыхает, откатываясь от тела. Слишком незнакомо, слишком реально. Много ее и недостаточно его. Он находит свои вещи, которые разбросаны по комнате. Добирается до штанов, которые висят на кресле около двери. Надевает их, на кожу накатывает волны облегчения и сожаления.       - Уже уходишь? - спрашивает она, наблюдая как Джон лениво одевается. Господи, она красивая. Короткие светлые волосы, выглядящие как нимб из-за лучей, пробивающихся сквозь окно. Распахнутые голубые глаза, на дне которых плещется удовлетворение. И нежное тело, растянутое на кремовых простынях. Но… почему здесь всегда «но»? Она вдохнула бы что-то другое, новое. Что-то, чего ему хотелось бы, но не было желания удержать. Это странно, и глупо, но других слов нет. Он хочет, чтобы воспоминания о мертвом мужчине были выше, чем вполне живая женщина.       - Мне жаль…       Она вздыхает, будто знает, что будет дальше, и уже ненавидит каждое слово.       - Но ты не можешь?       Джон кусает губу, желая все отрицать и со всем соглашаться одновременно. Хочет облегчить то, что, ох, такое сложное. Но - снова чертово но, - как она и сказала, он не может.       - Мне правда жаль, Мэри. Ты заслуживаешь лучшего.       - Так и есть, - она соглашается, потому что да, она такая. Безжалостная, когда ей делают больно. Сильная, когда другие слабы. И нежная, даже когда в этом нет необходимости. Боже, он думал, что действительно хочет ее навсегда. Может, так и есть, только он не знает как с этим жить. - Но и ты заслуживаешь не делать этого с собой.       Джон зависает. Она сильная и добрая, и снова безжалостная. Но ему уже плохо и больно из-за кого то другого. Она знает, и все равно говорит это. Она до сих пор дышит, живет, в конце концов. А Шерлок уже никогда не вспомнит, как это делается. Джон вздыхает, наконец, возвращаясь в себя.       - Так и есть, - он кривляется, потому что это все, что он может. Он уходит, чтобы вернутся в квартиру, проходя мимо людей на улицах. Шерлок следует за ним, и впервые молчит. ******* 20/10/2012       Дорогой Шерлок,       Это письмо не для тебя. Оно для меня. Ты мертв настолько же, насколько я хочу, чтобы это оказалось неправдой. А еще я вижу галлюцинации, будто ты все еще жив. Ты мертв. Хотя я никогда об этом не думал. И я знаю, что ты скажешь, твой голос никогда не покидал мой разум. Я знаю, что все когда-то умирают. Но я думал, что ты всегда будешь здесь, на Бейкер-стрит, со мной, расследовать преступления и оставлять части тел в холодильнике, и радоваться, когда разберешься со стоящим, сложным делом, и издеваться над Грегом, забывая его имя. Раздражать миссис Хадсон. Воровать мои тосты.       Видишь, что ты со мной сделал? Ты убедился, что твое отсутствие будет ощущаться как фантомная боль после ампутации руки. Конечность уже не вернется, но ноющие боли останутся.       Мне пришлось обратиться за помощью. Сейчас это гораздо проще, знаешь? Элла попросила меня рассказать о всех тех вещах, которые я бы никогда тебе не сказал, и я не смог. Мы пошли другим путем. Так что вот он я, пишу тебе письмо.       Иногда я прихожу к тебе на могилу. Ты, должно быть, видел кучу цветов, которые приносят твои фанаты. Я представляю, как тебя передернуло сейчас. Уверен, ты смог бы сделать выводы о каждом из них и сказал бы, кто самый ранимый. Разве не так? Ты бы довел кого-то до слез, да? И я бы не остановил тебя, потому что некоторые из них мудаки. Когда тебя оправдали, каждый прошел через ворота кладбища. О, они говорили, что никогда не верили, будто ты мошенник. Ну что за мрази.       Но я всегда молчу. Так странно знать, что ты закопан глубоко под землей, и все, что я могу, это поговорить с камнем на твоей могиле. (Ну, и с галлюцинацией. Но мне становится хуже после таких бесед). Я постоянно жду, что ты пророешь себе путь из могилы, будто супер герой, чтобы расследовать очередное дело. Но ты никогда так не сделаешь. Поэтому я сижу на кладбище часами. Надеюсь, что моя мечта сбудется.       Есть так много вещей, которые я хотел тебе сказать. И, возможно, я напишу больше писем подобных этому. Но только от одного я хочу избавиться. Я так долго мучал себе этими «что если», и теперь мне нужно это сказать.       Я собирался позвать тебя на свидание, ну, перед всем этим, с Мориарти. Мы сближались, я чувствовал это. Я не знаю, было ли это просто моим желанием, но я очень на это надеялся. Я готовился. Я уже зарезервировал столик у Анджело, и все такое. Ну, я хотел настоящее первое свидание. Я даже не знаю, согласился бы ты или нет. И я никогда не узнаю, захотел бы мужчина, который женат на работе, изменить ей со мной, или нет.       У нас никогда этого не будет. И это нормально. На самом деле, нет, но я смирился. Я уже с кое-кем встречаюсь. Было странно по началу. Так неправильно, и казалось, будто я тебе изменяю. Но сейчас все становится лучше.       Я уже могу смотреть на нее и не чувствовать себя виноватым. И могу любить ее. Ну, мне так кажется. Может, не так, как тебя, но этого пока достаточно нам обоим.       Кстати, я почти не вижу тебя. Часть меня сломалась из-за этого, но так будет лучше. Я мучил себя. Иногда, он появляется, прямо как сейчас, ложится мне на плече. Чертов придурок. (Он говорит, что не такой. Иногда мне кажется, что вы похожи, хах). Он постоянно выпендривается, так же, как делал ты. И постоянно появляется в неожиданные моменты, не обращая внимания на личные границы. Ты был хорошим. Ты был лучше, чем любая галлюцинация.       Вот почему это важно, попрощаться.       Я знаю, что на самом деле, ты никогда меня не покинешь. Даже если галлюцинации пропадут, покидая меня снова. Потому что ты всегда будешь жить. Как мученик, которым ты и есть. (Он испуганно посмотрел на это, думаю, ты бы сделал так же. Ты никогда не хотел быть мучеником, героем, правда?). Я не собираюсь говорить ничего вроде «ты навсегда в моем сердце» и тд. Хотя это правда, но это прощание. Не с тобой. Но с тем, что я держусь за тебя так долго. Я напишу еще много писем, обязательно. Конечно, напишу. Но я больше не буду делать этого с надеждой, что ты вернешься и не буду пить скотч во время написания.       Мэри замечательная. Думаю, тебе бы она понравилась. И даже, если мне пришлось полюбить ее,       Я люблю тебя, Шерлок.       Всегда любил и всегда буду. Хотел бы сказать это, пока ты был жив. Но теперь за меня это сделает кусочек бумаги, который я посвящаю тебе.       Спасибо за все. И прощай.       Твой сосед.       Твой друг.       О, черт возьми, какая разница       Твой навсегда,       Джон