Interperspective

Проснитесь. Хунит моргает, открывая затуманенные глаза. Темно. Это место очень тёмное. Место, где она себя осознает, блестит особым образом. Белый, синий и черный - единственные цвета, которые, кажется, существуют здесь. Мир лишён всего остального. Хунит поднимается с неровной поверхности, осознавая, что странность происходящего её не трогает. На самом деле, она чувствует себя безмятежной и лёгкой, как никогда раньше… ну, может, так просто никогда и не было. Она в пещере. Образования в скальных стенах хаотично пузырятся вверх и вниз, наслаиваясь друг на друга. В естественных отверстиях разного размера и природы чистейшие кристаллы, которые она когда-либо видела, гудят и светятся каким-то странно теплым светом. Белые, синие и черные. — Мама? Она вздрагивает. Где? Что- Мерлин заключает её в изумленном, но крепком объятии, его длинные конечности обвивают её более низкое тело. — О, детка, что ты здесь делаешь? Что мы здесь делаем…? — нерешительно спрашивает она, поворачиваясь на месте, чтобы оглядеться, прежде чем сосредоточить всё своё внимание на своем мальчике. Она берёт его лицо в свои руки и поворачивает его влево, вправо, оглядывая. Никаких травм. — Я в порядке, мама. Я не… я только что проснулся здесь. Она кивает, когда другие голоса достигают их. Её первым порывом было прижать к себе сына и спрятаться, но у него другие планы. — Артур? Она почти впадает в панику, когда он исчезает за шпилем, быстро преследуя его. Они идут на голоса — она хочет сказать ему, чтобы он остановился, подождал, но он слишком быстр. Он ведет её по крутой синей скале, которая, тем не менее, остаётся твёрдой под их ногами. Пока они идут, она понимает, что кристаллы светятся узором… следом. Показывая им путь. Ей не стоило волноваться. Все остальные, которых они находят, друзья Мерлина, и все они, кажется, проснулись при схожих обстоятельствах. Когда она просит Мерлина представить её растерянно выглядящему молодому человеку, которого, похоже, ещё никто не заметил, он замолкает. — Ланселот? — спрашивает он, затаив дыхание. Мужчина встречается с ним глазами и что-то проскакивает между ними. Комната замолкает, когда остальные замечают. Мерлин среагировал первым. Он кричит, бросаясь на Ланселота в отчаянных объятиях. Он отвечает и кажется сломленным. Он яростно сжимает Мерлина в ответ, как будто его присутствие сомнительно, как будто он может исчезнуть, если хоть немного ослабить хватку. Следуют аналогичные реакции. Хунит отходит. Она не слишком внимательно слушает воссоединения - это не её дело. Все, что она улавливает, это то, как её сын задыхается сквозь слезы: — Ты вернулся. Ты вернулся! Как? Ты должен быть мёртв. Ланселот усмехается и между ними снова что-то проходит. — Прости. Будьте в мире. Мир останавливается, когда что-то говорит, резонируя, гудя по всему телу Хунит, вверх и вниз по нервам, как потоки, эхом отдающиеся в костях, как в пещерах. Мой ребёнок сделал достаточно в одиночестве. Пришло время поделиться. Вы здесь, чтобы увидеть, как он снова растёт, но на этот раз не один. Хунит чувствует давление голоса каждой частичкой своего тела, словно удар гонга. Она снова смотрит на сына. — Что это было? — шёпотом спрашивает она. Её голос тяжелый и скрипучий после того, как она услышала — если это действительно правильное слово — эту потусторонность. Её голос, по сравнению с этим, как тонкая ветвь против дерева. Удивление озаряет черты лица Мерлина. — Ты слышала? — Кто там?! — требует более сильный тон Артура, смелый и испуганный одновременно. Он тянется за мечом, которого нет, и поворачивается к несуществующему врагу. — Магия, — благоговейно выдыхает кто-то. — Это была Магия. Группа поворачивается как один. Хунит чувствует, что в ней есть что-то знакомое, но не может сказать что. Они встречались раньше, но не так. Это не та женщина. Она что-то большее, чем призрак. Само её существо гордо, как разрез ее челюсти, но ее глаза, бледные, как туман в горах, отстранены. Она самая бледнокожая женщина, которую когда-либо видела Хунит, даже бледнее, чем Мерлин. Она похожа на мертвеца. Достаточно худая, несмотря на то, что её волосы спадают вокруг неё, яркая и красивая, делающая шаг вперёд в изящных туфлях. По комнате раздаются вздохи. — М-Моргана, — вырывается у Артура, сверкающего глазами. Раздается грубый, горестный крик, и Гвиневра падает. Остальная часть группы немедленно поворачивается лицом к призрачной леди Моргане, в угрожающих позах. — Я… — она задыхается, наблюдая за Гвен, выглядя так, будто её проткнули ножом. Слёзы наворачиваются у неё на глазах, она борется, но пара всё же падает. Никто не пострадает. Достаточно. На этот раз Хунит наблюдает за лицами всех. Ясно, что они слышат - чувствуют - тоже. Каждый человек в этой комнате сыграл свою роль в судьбе моего ребёнка. Пора понять. — Понять, что?.. — тихо спрашивает Персиваль. — Твой ребёнок? — эхом повторяет Артур, гораздо настойчивее. Хунит поворачивается к Мерлину. Его брови сведены вместе, взгляд такой отстраненный, он смотрит на что-то непостижимое. Это то, до чего она не может дотянуться, несмотря на то, что Мерлин её сын. Это выше неё. Как бы ей ни было больно, в первую очередь матерью ему была Магия. Заново узнать прошлое. Осознать. Хунит оборачивается. Что-то сияет позади неё. Она задыхается. В конце концов, вся комната больше не может игнорировать то, что она видит. Свет, как дневной свет, казалось бы, без источника, висит в воздухе. Кристаллы отражают его, заполняя комнату все больше и больше, пока она смотрит. Каждая кристаллическая поверхность, которую свет достигает, увеличивает интенсивность экспоненциально, но он сконцентрирован. Смотреть на это так естественно, даже если это неестественно. Вскоре часть пещеры полностью освещена. Пока Хунит наблюдает, её глаза начинают фокусироваться. Пушистые цветные щупальца дразнят её сквозь свет, но она не может отвести взгляд. И по мере того, как она продолжает вглядываться, они обретают форму. Картинки. В этой абстракции есть такая завораживающая замысловатость. Некоторые вещи с поразительной ясностью напоминают пушистые облака, рассеивающиеся и похожие на сон. Чёткость поражает самым неожиданным образом и с такой силой, что у неё перехватывает дыхание. Это красиво. И это движется, ничего не останавливается даже на секунду. Всё собирается, чтобы принять форму, а затем снова разорваться на части, образуясь по-другому. Хунит наблюдает, как её мальчик, которого она отправила в Камелот, идёт по лесу, поднимаясь на вершину холма со знакомой улыбкой и рюкзаком за спиной. Она отрывает взгляд, чтобы посмотреть на Мерлина рядом с ней, и он просто там — реальный, как и всё остальное, его глаза устремлены на экран света. Они почти отражают это, как будто это проходит через него как проводник, так же легко, как зелья Гая вливаются в его флаконы. Гвен неуверенно протягивает руку, но Мерлин на картинке, похоже, их не замечает. Он всего лишь видение. Это воспоминания. — Чьи? — спрашивает Хунит. Мои. — Это день, когда ты пришел в Камелот, не так ли? — спрашивает Гаюс. Мерлин кивает. Подтверждение поражает старика, как молния. Он бросается к Мерлину, его лицо кривится от тревоги, он хватает его за руку и устремляет на него предостерегающий взгляд. — Я знаю. Я… я ничего не могу сделать, — он поджимает губы, тысячи мыслей проносятся в его голове. — Всё в порядке. — Мерлин, ты не можешь… — Нет. Всё в порядке, — повторяет он. — Магия так говорит. У неё есть план. Для Хунит это ужасно похоже на неизбежность. Она хватает Мерлина за руку, внезапно волнуясь так же, как и Гаюс. — Магия? Этого не было сказано, — говорит Элиан. — Не вам. Артур подходит к своему слуге, отводя взгляд от Морганы и Ланселота впервые с тех пор, как они появились здесь. — Оно говорило с тобой? Только с тобой? — Мы должны смотреть, — говорит Мерлин. — Пусть это послужит уроком для всех, — объявляет голос Утера. Все головы в комнате возвращаются к видению. Барабаны стучат. Мерлин пробрался сквозь толпу на площади Камелота. Он выше, чем большая часть толпы, поэтому ему не нужно так сильно вытягивать шею, чтобы увидеть человека, которого тащат перед ними. — Этот человек, Томас Джеймс Коллинз, признан виновным в заговоре с целью использования чар… Хунит задыхается, сильнее прижимая к себе сына. Она чувствует, как он положил руку на её. — Его казнят, — выдыхает Персиваль. — Я помню, — шепчет Моргана. — Это то, что ты видел? — спрашивает Хунит своего сына. Он смотрит на неё, печаль в его взгляде. Как будто она та, кому требовалось утешение. — О, Мерлин, — слышит она тихий вздох Ланселота с немалой долей сожаления в голосе. Она поворачивается к нему лицом. Он кладет руку Мерлину на плечо и Хунит понимает, что он знает. — Какой приём, — мрачно говорит Гавейн, пока Утер продолжает говорить. — Я объявляю праздник! — говорит он. — Чтобы отпраздновать двадцать лет с тех пор, как Великий Дракон был захвачен, а Камелот освободился от зла колдовства. Артур наблюдает за лицом Мерлина: его челюсть тверда, брови нахмурены. Он выглядит таким расстроенным. Артур редко видел такое лицо у своего слуги. Это был первый раз, когда он видел смерть? Они наблюдают, как иссохшая старая женщина произносит, что зло в этой стране - Утер. Артур делает шаг назад, словно поражённый, когда замечает слезы в глазах Мерлина. Они смотрят, как она говорит ему, что он забрал её сына, и он узнает её боль. Сын за сына. — Всё это произошло в тот день, когда ты пришел? — недоверчиво спрашивает Персиваль. — Это ужасно! — Было не очень, — тихо соглашается Мерлин. Он задаётся вопросом, перестанут ли они разговаривать с ним, как только узнают. Осталось недолго. Он спас Гаюса еще до того, как поздороваться. — Это… — прерывает Элиан, снова привлекая их внимание к экрану. Прошлая Моргана закрывает окно и отступает. — Я, — признаётся она с грустной улыбкой. Артур сглатывает. Тяжело снова видеть её такой. Этот призрак сестры, которую он видит сейчас, спрятавшийся в углу комнаты с лицом, полным искреннего сожаления … он не знает, что с ней делать. Он не знает её, но в ней есть черты человека, которая когда-то была его семьей. Он знает, что не может навредить ей здесь, но понятия не имеет, сможет ли вообще. Он даже не знает, кто она. — Где мне найти Гаюса, придворного лекаря? — Так странно думать, что ты не знаешь дороги, — напевает Перси. — Как будто ты можешь быть без Камелота. Или Камелот без тебя. — Я всегда думал, что он родился, уже зная все тайные ходы, — соглашается Гавейн. — Мерлин — факт этого места, более укоренившийся в нём, чем те статуи собак у лестницы. Мерлин стучит в дверь покоев лекаря, просовывая голову. — Привет? — О, что?! — восклицает Артур, оскорбленный. — Ты постучался?! А потом, что, забыл как это делать?! — Совершенно целенаправленно, — кивает Мерлин. Его улыбка шаткая. Артур озабоченно хмурится. Что-то не так. — Теперь всё выглядит иначе, — не задумываясь, отмечает Элиан, не сводя глаз с изображения. Он оглядывается, понимая, что привлёк к себе внимание. Он уточняет. — Покои Гаюса. — До Мерлина всё было совсем иначе. Это было давным-давно и… ну, до Мерлина, — с любовью говорит Гвен. Мерлин улыбается ей. — Он определенно всё изменил, — соглашается Гаюс. — Боги, он такой милый, — воркует Гавейн, обращаясь к прошлому Мерлину. — Ты выглядишь так молодо, — размышляет Элиан. Все ждут ответа Мерлина, но он странно молчит. Он не отрывает глаз от экрана. — Мальчик мой, — внезапно говорит Гаюс очень серьёзно. Его слова тверды и сильны. Он смотрит Мерлину в глаза. — Я так тобой горжусь. Падает первая слеза. Мерлин знает, что делает Гаюс, и очень, очень ценит это. Боги, что бы он делал без Гаюса? Он бы не сделал и пяти шагов. Он даже не может начать озвучивать это, если вообще когда-либо мог, потому что слышит треск перил. Все замирают, когда Гаюс падает. Рыцари в тревоге бросаются вперед. Мерлин резко вздрагивает. Хунит задыхается, прикрывая рот рукой. Гвен кричит. Глаза Мерлина сияют золотом, словно сотканные самим солнцем. Вокруг него время замирает. Гаюс падает как сквозь патоку. Мерлин беззаботно осматривается, и совершенно ясно, что именно он является причиной того, что кровать двигается как бы сама по себе. Отсутствие звука оглушает. Кровать выравнивается под Гаюсом и время снова возвращается, чтобы он рухнул на неё. Эффект не мгновенный. Гвен задыхается, руки летят ко рту. Голова Элиана мотается взад-вперёд, глаза широко раскрыты и полны огня. Леон хлопает ладонью по бороде, падая вперёд, как будто получил удар в живот. Персиваль смотрит на Мерлина с простым изумлением, застыв, как дворовый пёс, а Гавейн смотрит на него с крайним отчаянием, словно умоляя его, умоляя сказать, что это неправда. Но взгляд Мерлина прикован к королю. Артур непонимающе моргает, словно его ударили. Ланселот переместился, чтобы защитить его, глядя на своего короля. Его движение подстегивает Гавейна к действию, спеша занять ту же позицию, давая чёткий сигнал. Сначала тебе придётся пройти через меня. Но первым заговорил не Артур, Гавейн или Ланселот. Это Моргана. Это больше похоже на сдавленное рыдание — попытка произнести имя Мерлина. Сломлено и вопрошающе. Мерлин протягивает руки между Гавейном и Ланселотом, мягко раздвигая их. Он делает два шага вперед, рука его матери выпадает из его руки, а Гаюс отстаёт, чтобы оказаться перед Артуром, который в шоке оглядывается. Не говоря ни слова, Мерлин становится на колени. Мерлин уже стоял перед ним на коленях. Нет, возможно, нормальность действия нарушается, когда он склоняет голову. — Нет! — прерывисто всхлипывает Гвен. — Нет, Мерлин, нет… — Мерлин, — умоляюще выдыхает Ланселот. Мерлин не двигается. Артур не чувствует, как двигается сам. Хотя он тоже уже на коленях. Он не может так смотреть на Мерлина, ему нужно видеть его лицо. Он кладет руки по обе стороны его головы и тянет её вверх. Вот он. Мерлин плачет не на шутку. Безмолвные слёзы бегут одна за другой по его лицу. Его губы дрожат от того, как сильно он сжал челюсть. Он выглядит так, будто его проткнули ножом и кто-то крутит этот нож в ране. Артур думает, что тоже это чувствует. — Поговори со мной, — умоляет Артур. Его руки не убираются с лица Мерлина. Он не может двигаться. Это именно то место, где ему нужно быть, и он останется здесь навсегда, если понадобится. — Поговори со мной. Говори. Мерлин пытается открыть рот, но его подбородок так сильно трясётся, что ему приходится снова захлопнуть его. Слабые глотки воздуха срываются с его губ, а дыхание учащается, становясь все более отчаяннее. Артур не выдерживает. Он не может видеть его таким. Мерлин никогда, никогда не должен так страдать, и каждая слеза — очередной поворот ножа. У Мерлина есть магия. И что? Это Мерлин. Он так напуган. Боги, он думал...? Он думал, что… что Артур… но он Мерлин! Артур разрушит королевство, прежде чем позволит, чтобы Мерлин так плакал из-за чего бы то ни было! Если у Мерлина есть магия, она не может быть злой. Но Мерлин сейчас плачет не из-за магии. Из-за него. Артур крепко обнимает своего слугу. У него самого наворачиваются слёзы. Мерлин… Мерлин думал, что он причинит ему боль, думал, что Артур причинит ему боль. Он был так напуган. Испугался его. На каком-то уровне он воспринял ситуацию объективно, с далёкого, каменного холодного трона, как предательство. Тот факт, что Мерлин когда-либо мог подумать, что Артур причинит ему боль, заставил его почувствовать, что это было его предательство. Он причинил Мерлину боль. Мерлин страдал, его Мерлин, ленивая маргаритка, и всё, о чём он может думать, это то, что он сделал неправильно. Как он мог допустить такое?! Всё, что Артур может сделать, это сидеть, закрыв глаза. Прижаться щекой к голове Мерлина. Гладить его волосы. И всё, что может сделать Мерлин, это всхлипнуть ему в плечо, приглушенный его туникой. — Ты должен был сказать мне. Мерлин, Мерлин. Ты должен был просто сказать мне. Я так виноват. Артур отбрасывает в сторону свою боль — скручивающую, ужасную боль, выворачивающую его внутренности — когда он распознаёт признаки приступа паники. Он пытается вырваться, но как только его хватка ослабевает, Мерлин с ужасным воем тащит его обратно. — Ладно, ладно, я не буду двигаться. Мы останемся так. Мы останемся так, Мерлин. Я никуда не уйду. Просить его дышать бессмысленно, Артур не думает, что Мерлин его слышит, и он не уверен, что сможет заставить его. Если он попытается остановить непрерывный поток уверений, исходящий из него, он может сломаться. Если он думает о чём-то, кроме помощи Мерлину, он обязательно это сделает. Артур настраивает собственное дыхание упражнениями, которые хорошо знает. Он находит их на удивление трудными. С опозданием Артур понимает, что сам может оказаться на грани паники. Он определённо охвачен паникой. Артуру требуется некоторое время, но его дыхание стабилизируется. Маленькие искорки реальности, непрошеные мысли лезут в его голову, которыми он жонглирует. Мерлин успокаивется гораздо медленнее. Даже когда они оба глубоко дышат, рыдания не заканчиваются и они не двигаются. Мерлин засыпает на руках Артура. Как будто он вылил всего себя за последние несколько мгновений и увял. Панические атаки делают это с вами. Артур и сам устал. Есть беспокойство из-за Морганы, о которой он не забыл, но он со своими пятью лучшими рыцарями. Они не допустят, чтобы что-то случилось. Так что Артур тоже засыпает.