Interperspective

— Кажется, она в коме, — заключает Гаюс, исследуя Моргану в последующие дни. — Почему? — требует Утер у ее постели. — У тебя нет ответа, не так ли? Ничто из того, что ты пробовал до сих пор, не сработало. Прошло почти два дня! Что еще известно? — Я боюсь, что у нее может быть какая-то форма воспаления мозга. — Что могло вызвать такое? — Инфекция, возможно. Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вылечить ее, сир. — Если бы у тебя было разрешение на рассмотрение магических причин, — тяжело говорит Артур, пристально глядя на экран. Он облизывает губы, глубоко нахмурив брови. — ты бы нашел ее? Мерлин перебивает Гаюса прежде, чем тот успевает выбрать деликатный, дипломатичный ответ, потому что Артур заслуживает откровенной правды: — Как только бы мы поняли, что это магия, мы бы также выяснили причины за считанные минуты, — прямо говорит он. Артур поджимает губы: — Я… я никогда этого не понимал. Почему мой отец принципиально не принимал во внимание магию. Даже с учетом закона против нее вполне правдоподобно встретить ее применение в делах, преступлениях, убийствах. Но он всегда настаивал на том, что этого не может быть, как будто в силу его ненависти этого не могло быть. Он каждый раз настаивал, что это не может быть магией до тех пор, пока не будет больше возможности отрицать, а иногда и сверх того. Теперь я знаю, что мой отец ошибался во многих вещах, но я до сих пор не могу этого понять. Мерлин может. О, он понимает. Утер был прежде всего трусом. Его страх и стыд затмили все: его разум, его долг, его самого. Утер провел свою жизнь в бегах от собственных неудач, и его королевство заплатило за это. Дорого. За это заплатил его сын. Он все еще платит. Однажды Артур перестанет искать причину в действиях отца, и, может быть, тогда ему больше не придется платить. Мерлин ничего из этого не говорит, и кристаллы продолжают свой показ. Гвен сталкивается с Гаюсом на лестнице. — Ей лучше? — спрашивает она. Гаюс с сожалением качает головой. Лицо Гвен морщится. Она больше не теряет времени даром, даже не поблагодарив и не запинаясь в своей обычной манере, направляясь прямо к своим покоям. Недалеко от нее стоит Мерлин, наклонив голову и широко распахнув глаза от беспокойства, но не в таком отчаянии, как Гвен. У него всегда было такое отношение к трагедиям, что он казался благоотрешенным… вне времени. Будто он достигает неизвестного, невозможного баланса между принятием и неповиновением. Теперь это в его глазах, в его лице, когда он слегка качает головой, глядя на Гаюса, ожидая плохих новостей. — Она почти мертва, Мерлин, — прямо говорит Гаюс мертвым тоном. — Нет, ты ее вылечишь, — мягко говорит Мерлин. — Не начинай. Я пробовал все. Умные глаза Мерлина сузились, голова по-прежнему проницательно склонена набок: — Я тут думал кое о чем- — О чем? — Может быть, я мог бы… Его прерывает проходивший мимо охранник, и он демонстративно замолкает, пока тот не уходит. — …помочь, — заканчивает Мерлин. — Если ты предлагаешь магию — ты забыл, что случилось с отцом Гвен? Это не магическая болезнь, ее нужно лечить обычными средствами. Мы продолжим попытки. — Почему ты был так уверен, что это не магия, Гаюс? — спрашивает Леон. — Потому что мы не могли себе этого позволить, — тяжело отвечает старик. Артур моргает. Не потому, что они не могли это вылечить. Потому что его отец боялся слова на букву М. — Найди немного свежего розмарина. — Должно быть что-то еще, что я могу сделать… — И тысячелистник. Мерлин закрывает рот и недовольно кивает. — Ты бы смог что-нибудь сделать? — спрашивает Артур своего слугу сухим и надтреснутым голосом, прежде чем сглотнуть. Мерлин облизывает губы, не зная, что ответить. Он был тем, кто вылечил Утера, но только после того, как узнал причину. — Возможно, — соглашается он. Гвен поворачивает голову, чтобы посмотреть на него с открытым ртом. Он мог исправить это? Даже если это был мизерный шанс, он был. Тогда почему он не... Она тут же отсекает эту мысль. Мерлин не позволил бы Моргане умереть. Он бы не позволил. Он спас ее отца, ради всего святого. Помни, о ком ты думаешь, Гвен. Это Мерлин. Снаружи Артур приветствует человека, который стоял во дворе и смотрел на покои Морганы, ожидая, когда его магия подействует. На нем толстый серебряный кулон на шее, выпадающий из серой мантии. Его красочно сшитые рукава — это все, что отличает его от друидов. Его грязно-светлые волосы выбиваются из-под края тонкого капюшона, а вся правая сторона его лица и шеи изрыты воспоминанием об огне. — Что вам здесь надо? — Меня зовут Эдвард Мюрден, — говорит мужчина своим ровным, мягким голосом. — И у меня есть лекарство от всех болезней. Элиан фыркает: — Если бы я получал серебро каждый раз, когда слышал это, я был бы богаче Артура. — Я ненавижу этих людей, — выплевывает Гавейн неожиданно мрачным голосом, переходящим в рычание. — Охотятся на слабых. Предлагая надежду отчаявшимся с семьями на смертном одре. — Думаю, он и есть причина болезни, — добавляет Лэнс. — Это его голос пел. — Что он получит, предлагая вылечить болезнь, которую он и принес? — спрашивает Хунит. — Это был он, — подтверждает Мерлин, — и он мог бы получить достаточно. — Прошу аудиенции у короля. — В нашем дворе есть лекарь. — Я слышал, что леди Моргана серьезно больна, — беззаботно говорит Мюрден в спину удаляющегося Артура. Это заставляет принца повернуться. — Это не ваша забота. — Возможно, я смогу ей помочь. — Наш лекарь держит это дело в своих руках, — уверяет его Артур. Мюрден не настаивает дальше. Он почтительно кланяется Артуру. Его время придет. — Я буду в гостинице на случай, если вы передумаете, — соглашается он с улыбкой. Однако в ту ночь Артур выглядит менее уверенным. Он сидит в своем жестком кресле, прижав два пальца к виску, опираясь на подлокотники, и согнув пальцы в другой руке. Частично это могло быть связано с тем фактом, что Мерлин лихорадочно ходил прямо за ним, нервно похлопывая кулаком снова и снова. — Все будет хорошо, — неубедительно говорит Мерлин. — Она будет абсолютно… — Мерлин. Мерлин тут же останавливается, чтобы посмотреть на него, готовый отреагировать, принести все, что нужно, опровергнуть любую чушь, вылетевшую из уст Артура, или сделать еще что-нибудь. — Твое беспокойство меня раздражает, — вместо этого цедит Артур сквозь зубы. Мерлин наклоняется, чтобы посмотреть ему в глаза, такие далекие, его лицо открытое, вызывающее и мягкое одновременно в свете костра, и все потому, что он смотрит на Артура: — Но я не беспокоюсь. — Тогда. Перестань. Мелькать. Мерлин с большим трудом переползает на место за столом Артура, выглядя так, будто пытается втиснуться в коробку, которая ему не подходит. Его плечи приподняты к ушам, и он держит руки вместе, прислонившись к столу. Он не может не стучать пальцами по дереву. Вместо того, чтобы сказать что-либо об этом, Артур, наконец, вскакивает со своего места, как рогатка, и бросается в темп, от которого он только что отговорил своего слугу, бросая на него один вызывающий взгляд, когда он пытается заставить его сказать что-нибудь об этом. Мерлин не говорит. Когда у Морганы остаются считанные часы, Артур упоминает об Эдварде Мюрдене. — Наверное, какой-нибудь шарлатан, надеющийся на легкое золото, — говорит Гаюс. — Мне все равно, если она вот-вот умрет, какой от этого может быть вред? Дайте ему его золото! Если есть один шанс из миллиона, что он может спасти ее… то почему нет? Дыхание Морганы сбивается. Если бы кто-нибудь сказал ей в то время, что она может вытянуть такие слова из Артура Пендрагона, она бы рассмеялась им в лицо. Очевидно, она значила для него гораздо больше… для всех… чем она думала. Они всегда были семьей, не так ли? Рыцари, со своей стороны, помнят, как Артур всегда умолкал, когда они обсуждали стратегии против его сестры. Как он только называл ее злой сукой, когда был пьян и пытался скрыть свои остекленевшие глаза. Артур сделал бы для нее что угодно. Он бы обрушил небо и осушил море. Но, напоминает он себе, так же поступил бы и его отец. Это не значит, что он был к ней добр. Любовь не оправдание. Она не хотела ни неба, ни моря, и они даже не могли дать ей то, что ей было нужно. Даже когда она попросила. Они подвели ее так же, как и она подвела их. За Мюрденом посылают, и он представляет себя королю в утонченной и скромной манере. — Мы встречались? — подозрительно спрашивает Гаюс. Мюрден самоуничижительно хихикает. — Сомневаюсь, что вы забудете такое лицо, как мое, сэр, — сухо говорит он, наклонив свое изуродованное лицо. Далее он спрашивает о лечении и диагнозе Гаюса, давая понять, что очень восхищается придворным лекарем и его способностями, поскольку уже слышал о них. Он уверяет короля и принца, что все излечится должным образом… если Гаюс действительно поставил ей правильный диагноз. Казалось бы, невинный комментарий, но он хорошо сеет семена сомнения. — Этот скользкий… — Полегче, Мерлин. Мюрдену предоставляются гостевые покои, и на этот раз Артур вызывает Мерлина помочь. Сам Артур уходит, чтобы сообщить Гаюсу о том, что король счел нужным назначить Мюрдена у постели Морганы. Впрочем, Гаюс вовсе не возмущается этим, он с надеждой кивает. Если ей станет лучше, неважно, кто это сделал. Артур собирается уйти, но стоит в дверях, слегка покачиваясь, не в силах отпустить локоть другой руки, ладонью которой он зажимал себе рот. Гаюс не заставляет его искать отчаянные оправдания. — Иди сюда, Артур, — тихо говорит он. Не сир. Артур. И принц цепляется за его обьятия, словно ожидая, что Гаюс погладит его затылок, как он всегда делал в его отрочестве. — Ты помнишь, — хрипло начал Гаюс, а затем продолжил с улыбкой, — когда ты прятался здесь от Морганы? Артур слабо посмеивается, опускаясь на койку. Гаюс пробирается, чтобы сесть напротив него за верстак. — Гаюс… — Не волнуйся, я никому не говорил, — усмехается старик, сдаваясь и поднимая морщинистые руки. На его губах играет ностальгическая улыбка, глаза сверкают. — Вы двое всегда были здесь, всегда под ногами. Знаешь, из-за тебя пришлось все зелья делать на вкус как жабья слизь, чтобы ты их не пил. — Моргана все еще осмеливалась. — Но ты никогда этого не делал, не так ли? Ты сидел прямо там, в этой кровати, — говорит Гаюс, указывая на койку, в которую Артур едва влезает. — Моргана рассказывала нам о своих снах и заставляла тебя делать ей прически. И вы оба ссорились и дрались, пока не падали без сил. Я делал всю свою работу с двумя маленькими комочками, спящими на кровати. Король никогда не волновался, он знал, что найдет вас здесь. Он приходил через час или около того и спрашивал меня, как мои зелья и когда вы заснули. И он оставлял вас двоих спать, хотя нам на самом деле необходимо было разбудить вас, а через несколько минут кто-нибудь приходил с едой, и вы каждый раз просыпались как по сигналу, — усмехается Гаюс. — Я не получил ни минуты покоя с вами двумя, и я так этому рад. Артур смотрит на Гаюса сурово, широко распахнутыми влажными глазами, пока не может больше терпеть, и его голова наклоняется, чтобы смотреть вниз. — Знаешь, Моргана до сих пор прячется здесь, — с любовью признается Гаюс. — Почему? — спрашивает Артур хриплым голосом. — Женихи. Сны. Твой отец, — он благосклонно пожимает плечами. — Мы всегда гадали, когда же увидим тебя здесь. Артур издает влажный смешок и качает головой. Прочищает горло. Оглядывается на человека, который воспитал его. — Может быть, я буду заходить чаще. — Думаю, Мерлину это понравится, — поддразнивает Гаюс. Однако он так же быстро смягчается. — Как и мне. На этот раз Артур не хлопает дверью, как обычно, и, уходя, тихо бормочет: — Спасибо, Гаюс. Как оказалось, распаковка вещей Мюрдена совсем не похожа на чью-либо распаковку. Каждая мелочь, которую он вынимает из своего рюкзака, еще более странная, чем предыдущая. Золотые шары с вращающимися частями, за которыми следуют странные маленькие фонтанчики вещей и что-то вроде счетов, которые вращаются вверх и вниз через странные промежутки времени, балансировочные весы, отягощенные воском, и самая странная масляная лампа, которую Мерлин когда-либо видел – это все лишь некоторые из странностей. — Да, изначально все это было предназначено для алхимии, — объясняет Мюрден пытливому взгляду Мерлина. — Для создания золота? Мужчина поднимает голову, удивленный знаниями Мерлина: — У вас есть интерес к науке? — Наука — это знания, — уклончиво отвечает Мерлин. — Там есть ответы на все вопросы, — так же загадочно отверает Мюрден. — Может быть… но наука не может объяснить любовь. — Ха. Значит, ты влюблен? — Нет, — усмехается Мерлин. — Я имею в виду… чувства, эмоции. Теперь он смотрит на Мюрдена более прямо, словно бросая ему вызов. Проверка его ответов. Взвешивание человека. — Вы кажетесь слишком умным, чтобы быть просто слугой, — отмечает Мюрден, прибегая к лести или, может быть, просто делая замечание, говоря правду. — Ну, не обманывайтесь, я не настолько сообразителен, — уверяет его Мерлин. Точно так же, как Мюрден прибегает к лести, Мерлин прибегает к скромности. Они составляют интересную пару. Мерлин совершает ошибку, поднимая коробку с насекомыми, ту самую, из которой Мюрден когда-то взял насекое—убийцу. «Ученый» быстро выхватывает его из рук Мерлина, пытаясь казаться небрежным, чтобы скрыть свою грубость. — Да, это нам понадобится. Теперь мы должны спешить к леди Моргане, пока не стало слишком поздно. Мюрден заставляет всех покинуть комнату Морганы, чтобы он мог сосредоточиться. Гаюс пытается остаться под предлогом изучения методов Мюрдена, но его отговаривают. На ходу он бросает взгляд на Мерлина — не доверяет ему. Мерлин принимает это к сведению и внимательно наблюдает, но его также отсылают. Мюрден берет только коробку с насекомыми и какой-то инструмент, похожий на бритву, и грубо поворачивает голову Морганы. Гвен шипит, прежде чем успевает даже подумать, чтобы остановить себя. Артур обнаруживает, что так же скалит зубы, глядя на то, как этот… самозванец обращается с его сестрой. Глаза Мерлина потемнели. Кем бы сейчас ни была Моргана, девушка в воспоминаниях — это семья. Он не имеет права прикасаться к ней, не говоря уже о таком обращении. Мюрден, похоже, собирается начать то, что он делает, прежде чем Гвен молча входит внутрь и, встревоженная, наблюдает за происходящим. — Почему ты шпионишь за мной? — возникает суровый вопрос. — Я не шпионю. Я ее служанка, — нервно говорит Гвен. Мюрден выглядит довольно устрашающе, развернувшись во весь рост, холодно глядя своими темными глазами, с опущенным капюшоном и выставленными на всеобщее обозрение шрамами. — Тогда принеси мне воды, — требует он. — Кто-то должен быть с ней… — Ты хочешь нести ответственность за ее смерть? — Нет- — Тогда ты принесешь мне немного воды. Сейчас! — Гвен колеблется. — Или она может умереть. — Что такого в этом парне, что даже Гвен настороже? — спрашивает Элиан. — Такие шрамы мужчину не украшают, — мудро говорит Гавейн. Мерлин смотрит в землю, придвигая ногу немного ближе к себе. Гаюс искоса смотрит на него. — Я повидала немало уродливых шрамов, Гавейн. Он просто не ощущался хорошим, — не соглашается Гвен. Мерлин издает тихий вздох облегчения. Он полагал, что с рыцарями все будет в порядке, даже если потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть. Он… он надеется. Другое дело Гвен. Будучи дочерью кузнеца, он знает, что она, должно быть, видела кое-что. Ну, пока ему не о чем беспокоиться. Мюрден вынимает своего жука из уха Морганы, вычищая кровь, медленно вытекающую. Затем он идет, чтобы сообщить королю хорошие новости. Мюрден утверждает, что это кровоизлияние в мозг, а не воспаление. Гаюс протестует. Мюрден лукаво смотрит на него, пока он предъявляет окровавленную ткань в качестве доказательства. — Как ты мог это пропустить? — спрашивает шокированный Утер. — Я не видел крови, — натянуто отвечает Гаюс, переводя взгляд на Эдвина. — Просто слава богам, что вы не дали больше розмарина, чтобы стимулировать кровообращение, — легкомысленно комментирует Мюрден. — Можете ли вы представить, что это могло бы сделать? В то время как остальные члены семьи весьма благодарно толпятся у Морганы, Гаюс ищет человека в темных коридорах замка, подальше от посторонних глаз. Если Мюрден и удивлен, обнаружив, что его поймали, он хорошо это скрывает. — Эдвин, я хотел поздравить вас. — Спасибо, — тот милостиво склоняет голову. — Она была почти мертва, а вы вернули ее к жизни. Как именно вы это сделали? — Я разработал эликсир для лечения именно такого недуга. — Я хотел бы знать ингредиенты. — Он еще не совершенен. Вы должны дать мне больше времени, прежде чем я опубликую это. Он собирается уйти, но Гаюс окликает его еще раз, уже меньше кружа вокруг да около. — Травма твоего лица, — провоцирует он. — Это случилось, когда я был очень молод, — следует ответ. — Может быть, это я тебя лечил? — Я уже говорил раньше, мы никогда не встречались. — Да, конечно, — шутливо соглашается Гаюс. Эдвин только улыбается. Они расходятся, каждый столь же подозрительный, как и другой. Мюрден получает место во дворце. Тем временем Гаюс посещает зал записей. Он входит в отделанную золотом комнату, как будто это старый друг, его глаза прищуриваются, когда он оглядывается на знакомые вещи. Когда он поворачивается, обрамленный пыльными книжными полками, он сам выглядит частью этого места. Он немного меняется, его плечи расправляются, поза превращается во что-то свободное и счастливое, свет от спины просачивается сквозь тонкие волосы. Он выглядит так, будто ему здесь место. На его лице улыбка, которая вовсе не является улыбкой, но, тем не менее, похожа на нее — небольшое подавление неоспоримой радости, которую не нужно выражать. Джеффри отворачивается от своих книг, как только видит его. В этом мире не так много вещей, которые могут так быстро оторвать его от любой книги. Его голос тоже неузнаваем, когда он говорит, слишком легкий, слишком беззаботный. Возможно, он даже улыбается. — Гаюс! — Джеффри, — здоровается Гаюс с явной улыбкой на лице, когда он делает шаг вперед и берет другого мужчину за руку. Они оба наклоняют головы, чтобы посмотреть друг на друга, немного фамильярно покачиваясь. — Я здесь, чтобы попросить вас об услуге. — Ну, что угодно для старого друга, — с готовностью говорит Джеффри, голос снова выдает его своей яркостью. Они не разжимают рук даже после того, как поздоровались. Гаюс тоже не ходит вокруг да около. Он пристально смотрит на него из-под бровей: — Я хочу увидеть судебные протоколы времен Великой чистки. Лицо Джеффри снова меняется, выражение ослабевает и приобретает оттенок беспокойства. Он смотрит, как бы упрекая его взглядом, мол, «ты знаешь лучше не делать это. — Из-за чего может быть потребность в них? — спрашивает он низким голосом. — Я боюсь, прошлое вернулось, чтобы преследовать нас. Джеффри еще ближе наклоняется, умоляя: — Еще больше причин скрывать записи, — настаивает он. — Я знаю, что ни один из нас не хочет вспоминать то время, но это дело большой срочности. — Записи опечатаны, их нельзя открыть. Утер запретил это. — Джеффри, умоляю тебя… — Прости, Гаюс. На этот раз ты просишь слишком много. Даже для меня, — многозначительно говорит он. Гаюс смотрит вниз, когда старик опускает руки и неловко возвращается к своим записям, пытаясь не обращать внимания на то, как естественно Гаюс вписывается в комнату, как будто он должен быть там. Как будто он и не уходил. Эдвин не отвечает, когда Мерлин стучит, поэтому он воспринимает это как сигнал осторожно проскользнуть внутрь. — Мерлин, черт возьми, хоть раз в жизни не лезь в чужие покои, — восклицает Артур на одном дыхании. — Шутишь? — Психопаты-убийцы сами виновны в том, что оставляют свои двери незапертыми, а их изобличающие улики повсюду, — бросается в его защиту Гавейн. Мерлин жестикулирует в его сторону, кивая как «ага!». — Это не слежка, если вы предотвращаете цареубийство, — заявляет Гвен, и на этом все заканчивается. Мерлин ковыряется в вещах, пытаясь сообразить, для чего их могут использовать. Он неловко лязгает некоторыми, прежде чем снова их вернуть на место. Внимание Мерлина снова привлекает обычная на вид коробка. — Он знает. Откуда он знает?! — требует Перси. — Я не знал, но я чувствовал. Как змеи, которые шипели на меня. Коробка гудела. — Однако это не так, — возражает Леон. — Может, только для тебя, — поправляет Элиан. Нахмурив брови от того, что он находит внутри множество еще черных жуков, блестящих, как масло, он снова закрывает коробку и начинает читать руны на крышке. Магические руны. — Bebeode þe arisan ealdu. Коробка начинает греметь, и Мерлин смущенно поднимает крышку и обнаруживает, что жуки теперь оживают, ползая друг по другу наугад. Он закрывает коробку, встревоженный. — Еще лучше. — Вот дерьмо! — кричит Гавейн. — Мерлин! — Артур встревожен. Мерлин крутится, как ребенок, застрявший рукой в банке с конфетами, и обнаруживает, что Эдвин Мюрден задумчиво наблюдает за ним. Не зная, что еще делать, Мерлин сглатывает и подобострастно протягивает ему коробку. Эдвин открывает ее и успокаивает жуков словом. Мерлин внимательно наблюдает, все еще не привыкший видеть и чувствовать чужую магию. Моргана хмурится. У нее бы так не вышло. Она не думала, что это можно сделать таким образом. Сопротивления почти нет. Почему? Чего она требует от своей магии, что заставляет ее сражаться с ней? Могла ли даже ее магия почувствовать, насколько она была неправа? — У тебя есть магия, — нейтрально заявляет Мюрден. — Это был не я, я ничего не делал, — автоматически произносит за него рот Мерлина без всякого тона. — Вау, я убежден, — сухо говорит Артур. — А как еще ты их оживил? Только магия может сделать такое. Мерлин смотрит вниз, поэтому Эдвин продолжает, придвигаясь ближе, чтобы поближе показать Мерлину жуков. — Этими ангелочками я вылечил леди Моргану. Они восстановили повреждение ее мозга. Они спасли ей жизнь, — он закрывает крышку и кладет коробку, небрежно пересекая комнату и осмеливаясь немного повысить голос. — Магия может быть силой добра. — Я знаю, — тут же отвечает Мерлин, жаждущий еще больше упиваться этим признанием, которое так щедро дается. Это как дышать свежим воздухом. — Тогда почему ты ее боишься? — с любопытством спрашивает Мюрден. — Утер запретил это, это не разрешено, — заставляет себя сказать Мерлин. — Я должен был позволить леди Моргане умереть? — Нет. — Люди любят нас, у нас есть дар. Ты не думаешь, что его нужно использовать, чтобы сделать этот мир лучше? Он говорит все, что Мерлин всегда хотел услышать, и это заставляет его задуматься. Это… слишком хорошо. Слишком правильно. Что-то не так. Нож в сердце Артура крутится. — Возможно, — осторожно признает Мерлин, уже на грани. Чтобы занять руки, он начинает убирать порошок, рассыпанный по столу. — Не трать время , — прерывает Эдвин. — Феормиан дэрст рениан. Порошок танцует в замысловатом вихре, не торопясь обратно в банку, из которой он был взят. Мерлин не может не улыбаться. Мерлин отчаянно стонет, закрыв лицо руками. — Как я попался на это? — он жалобно плачет. — О, мой мальчик, конечно же, ты попался, — успокаивает его Гаюс. — Я даже не позволил тебе произнести вслух слово «магия», ты был слишком одинок. Мерлин только качает головой и смотрит сквозь пальцы. — Зачем тратить такой талант? — спрашивает Мюрден. — И я могу научить тебя. Мерлин ничего не может с собой поделать. Он должен сделать что-то прямо сейчас. Он делает то, что ему предназначено, перед кем-то другим, потому что это то, что предлагается здесь. Ему разрешено. — Rǽdan ásce géatan. Вазочка с порошком спокойно высыпается в ближайшую кастрюлю и возвращается туда, откуда пришла. Глаза Эдвина жадно метнулись к Мерлину, в его голове жужжали шестеренки. Как он может это использовать? Мерлин закрывает глаза и фыркает в локоть с самоуничижительной улыбкой. Мать целует его в лоб. Гаюс потирает спину. — Для чего ты ее используешь? — он спрашивает. — Гаюсу это не нравится, — Мерлин слегка качает головой, делая образный шаг назад. — ЧТО! О боже… — Мерлин так быстро вскидывает голову, что сбрасывает обе свои родительские фигуры. Он выглядит злым на себя. — Ладно, это было немного глупо, — соглашается Гаюс. Из Мерлина вырывается стон. — Он был молод, — защищает Хунит. — Значит, теперь Гаюс — сообщник, — стонет Артур. — А-а-а, черт, — растягивает Гавейн. — Такой дар, как твой, нужно развивать, практиковать. Наслаждаться! Тебе нужен кто-то, кто поможет тебе. Подбодрит. И это не просто так, верно? Несмотря на опасения Мерлина, кажется, что ему предлагают свободу. Принятие в чистом виде. Безусловное. Гаюс любит его, конечно, любит, но в этот момент, любимый таким, какой он есть, Мерлин свободен быть таким , каким ему никогда не позволяли раньше, — не из-за отсутствия любви, а из-за отсутствия выбора. — Возможно, — говорит он, скрывая все свое желание за улыбкой. — Представь, чего мы могли бы достичь, если бы поделились своими знаниями, — настаивает Мюрден. Что-то умирает в глазах Мерлина. Его улыбка тихо спадает, и он отпускает эту глупую идею. Он может хотеть все, что угодно. Это все еще неправильно. — Хорошо. Добро пожаловать обратно в реальность, у тебя есть работа, — резко огрызается Мерлин. У рыцарей кружится голова в тревоге от того, насколько он жесток. — Будь добр к себе, Мерлин, — упрекает Хунит. Мерлин качает головой и что-то бормочет. — Я должен вернуться. — Конечно. Пообещай сохранить нашу тайну в безопасности. Теперь это знакомая территория. Мерлин позволяет озорной ухмылке скользнуть по лицу. — Конечно. — Такие люди, как ты и я… должны заботиться друг о друге. Голова Мерлина снова поднимается, и на этот раз в его глазах не осталось места ни для чего, кроме возмущения. Воздух перед ним почти испаряется от его гнева. Как он посмел. Как он посмел использовать это против него. Как… как он посмел. Не то чтобы это сработало с Мерлином. Мерлином, убивавшим себе подобных бесчисленное количество раз. Убивавшим людей, которые хотят того же, что и он, борются за то, за что борется он, знают, что значит жить в страхе, как он. Людей, которые поклонялись ему. Такие, как ты и я… должны заботиться друг о друге. Ага. Мюрден выбрал для этого не ту аудиторию. Мерлин пытается скрыть выражение лица, чувствуя, как Гаюс сжимает его руку.