Рассвет

— Привет! — помахала я ему рукой, когда приблизилась к нему. — Привет! — неожиданно его руки обхватили меня и прижали к себе. В какое-то мгновение мне захотелось, чтобы это не заканчивалось, но как только я вспомнила обо всех противоречиях, я легонько оттолкнула его. Нужно держать дистанцию, никаких нежностей. - За яблоками пришел? Проголодался? — усмехнулась я. — Наверное, если бы я ел их так же часто, как ты говоришь, то у меня бы давно началась на них аллергия, — засмеялся он, обнажая свои зубы. Сегодня Елизар был в уже знакомой мне бейсболке. На нем был большой бордовый свитер, растянувшийся от долгого служения. Краска выцвела, что говорило о его частом пользовании. Почему парень с дорогим смартфоном разгуливает в старом свитере? Скорее всего, у него есть свои тараканы, как у меня, поэтому не буду вдаваться в подробности. Хотя... — Почему на тебе старый свитер? — спросила прямолинейно я. — Его подарила моя девушка, — сквозь зубы процедил он. Нужно было держать язык за зубами. Да и что его так рассердило? Но почему она не подарит ему новый? Не буду вмешиваться в их дела, а то рассержу его еще больше. — Это же круто! — попыталась я развеселить его. — Это память. — Хватит! — сердито выкрикнул он. — Извини. Не буду ничего говорить. Но что я такого опять сказала? Может быть, они поссорились, и он пришел ко мне, чтобы остыть? Или дело не в них, а во мне? Быть может, мне вообще не стоит с ним дружить? Он не приходил два дня — кто знает, что это была за причина? Немногие девушки позволили бы своим парням дружить с другой девушкой. Наверное, всё-таки я просто не тот человек, с которым хочется общаться. Но почему нужно срывать злость на мне? Из-за того, что я слабая? Но я же не хотела его обижать. Скорее, это я должна обижаться, особенно когда мне вот так затыкают рот. — Нет, это ты меня прости. Мне не стоило на тебе срываться, — извинился он. Черты его лица постепенно смягчились, и хмурость, с которой он рассматривал поле, начала сходить. Напряжение спало, старый Елизар, несущий вечную чепуху, вернулся. — Чем ты сегодня занималась? — спросил он как ни в чем не бывало. — Мы собирали с бабушкой грибы, — тихо ответила я, дабы не вызвать у него новую вспышку гнева. — Много насобирали? Думаю, никакие грибы его на самом деле не интересуют, и уж тем более их количество. Его вопросы по большей степени из вежливости, чтобы как-то загладить свою вспышку гнева. — Две корзинки, — продолжала я на полушепоте. — Мы специально не брали с собой больше корзинок, чтобы бабушке не стало плохо. Но ей всё равно стало плохо, если бы она вовремя не приняла лекарства, я не знаю, что бы делала. Мне было так стыдно за то, что я как сумасшедшая бегала вокруг нее, не зная, чем помочь. — Здесь нет твоей вины, не кори себя. Иногда бывают случаи, когда мы ничем не можем помочь близким из-за паники. У меня тоже были подобные ситуации, но во второй раз я уже знал, что нужно делать. Надеюсь, такое не повторится, но если вдруг снова окажется так, что ей станет плохо, то ты уже знаешь, что нужно делать. Я много раз на своем первом негативном опыте учился справляться с некоторыми трудностями. Это как люстра, о которую ты ударяешься головой, не рассчитав высоты, но зато потом ты уже знаешь, что нужно нагибаться. — Хм, ты прав. К счастью, все обошлось, теперь я знаю, что делать и как помочь бабушке в подобной ситуации. Теперь я знаю, что бабушка всегда носит с собой лекарства, и в случае чего я могу просто достать их из её внутреннего кармана. — Ты сказала корзинки? — неожиданно спросил Елизар. — Да, корзинки, — в замешательстве ответила я. — Что-то не так? — Нет, что ты! — помахал из стороны в сторону руками он. — Я хотел спросить, сами ли вы их плели? — Да, мой дед плетет корзинки, — улыбнулась я, поняв, что это простой интерес. Не упуская возможности похвастаться дедушкой, я добавила: — Они у него получаются великолепно. Он сплел корзинки разных размеров для многих случаев. Большие корзинки мы используем для картошки, средние корзинки — для других овощей, а небольшие — для грибов. На самом деле, бабушка кладет грибы в пакет, а корзинка для удобства. — Круто, — улыбнулся он и посмотрел на меня. Повисла минутная пауза. Что же ты хочешь сказать еще? — Знаешь, я иногда задумываюсь над своими страхами и стараюсь вспомнить, откуда они взялись, — задумчиво произнес он и пнул кочку сырой земли. — Страхи никогда не появляются на пустом месте. Каждый наш страх — это какое-то скрытое страшное воспоминание. — Да, но ведь... Неважно, — не договорил он и непроизвольно прибавил шаг. — А чего ты боишься? — осторожно спросила я, стараясь не задеть ненароком его вспыльчивый нрав. — Я? — переспросил он, будто не расслышал моего вопроса. — Я боюсь огня и закрытого пространства. Не знаю почему, но огонь заставляет меня терять над собой контроль и это парализует меня. Я не помню, почему это появилось и иногда даже думаю, быть может, что-то в детстве было со мной. А клаустрофобия встречается часто. — Да уж. Я тоже боюсь маленьких помещений. Скорее всего, это из-за того, что я толстая, но... — Не говори глупостей, — перебил он меня. — Ты не толстая. Никогда не говори про себя так. У тебя вполне... красивая внешность. Чего ты еще боишься, Кристина, которая гонится за незнакомцами, чтобы отобрать у них яблоки-скороспелки? — усмехнулся Елизар. — Мои страхи более приземленные, — с широкой улыбкой ответила я, вспоминая день нашего случайного знакомства. — Я боюсь смерти своих родных. — Смерти боятся все, и это нормально. Ты не должна думать об этом. — Да, я понимаю это, но не могу перестать об этом думать. — Наслаждайся отведенным тебе временем! — Я наслаждаюсь. — Люби каждый день, как будто смерти и горя не существует. Наслаждайся тем, что есть! — громко выкрикнул Елизар и мечтательно развел руки в сторону, забыв о мире вокруг. — Я наслаждаюсь, — смущенно повторила я. — Крикни это! Кричи во все горло, чтобы страх испугался! Кричи! — подбежал он ко мне и взял меня за руки. Это заставило мое лицо вспыхнуть. — Я наслаждаюсь! — закричала я, чтобы он перестал кричать. — Громче! — Я наслаждаюсь! Я наслаждаюсь жизнью! — завопила я во все горло, раскинув руки в стороны. Сердце забилось сильнее и увереннее. Рядом со мной мчался Елизар, раскинув руки и изображая самолет. Я чувствую, как свечусь, утопая в бесконечности этого вечера. Как же мне хорошо! Это прекрасное чувство! Мой друг широко улыбается и смотрит прямо мне в глаза. Видимо, его тоже переполняет радость этого момента. Я улыбаюсь в ответ. Мы шли по вечернему лугу. Солнце закатилось за горизонт, разукрашивая вечернее небо оттенками заката. То были не оранжевые, как апельсин, и не розовые, как сумочки или тетрадки девушек, а благородные, глубокие цвета, уходящие в бесконечность в своем градиенте. Оттенки заката всегда казались мне бесподобно красивыми. Сколько бы я ни смотрела на это небо, я никогда не перестану восхищаться им. Это что-то живое! Что-то внутри меня переворачивается, когда я наблюдаю за этой красотой. Наш разговор настолько отвлек нас от реальности, что мы даже не заметили, как оказались около соснового бора, где я собирала грибы с бабушкой днем. На закате эти сосны становились еще мистичнее. Они казались живыми бесстрашными наблюдателями. Вот-вот мы допустим какую-то ошибку, и они разорвут нас своими большими лапами. А их высокомерный гордый взгляд, которым они смотрят на нас сверху... — Ничего себе нас занесло, — усмехнулся Елизар, прервав мои внутренние размышления. — Пора идти обратно, пока совсем не стемнело. — Ты можешь меня не провожать, я хорошо вижу в темноте, да и не так темно, — отпиралась я от его излишнего внимания, чтобы не злить эту таинственную возлюбленную Елизара. — Не говори глупостей. Разве я оставлю тебя одну здесь?! Нет. Елизар уже было обернулся в сторону обратной дороги, как из чащи сосен раздался странный шорох. Казалось, кто-то осторожно переступает через сухие ветки и опавшие хвоинки сосен. Может, это заблудившееся животное? Правда, в этих местах редко встретишь какого-либо представителя животного мира. — Ты слышал это? — обернулась я к Елизару. — Слышал что? — не понял он и посмотрел мне в глаза. — Какой-то шорох там, в овраге, в чаще, — указала я пальцем в сторону зарослей, скрывающих от наших глаз дно оврага. — Там что-то есть. — Стой здесь. Ни за что не спускайся туда. Я сейчас, — с этими словами он оставил меня одну и, включив на телефоне фонарик, спустился вниз. Я видела, как блуждал свет его фонарика. Свет все глубже и глубже нырял в чащу. Луч поднялся вверх. Что-то хрустнуло. Свет померк. Я сделала выпад вперед, но не решилась идти туда — он сказал стоять на месте. Я слишком слаба, чтобы помочь ему. Я не могу его закрыть от опасности, могу сделать только хуже. Мне остается ждать. Что же там происходит? Вокруг повисла мучительная тишина. Время шло, а Елизара все не было, лишь свет вырывался из чащи слабым свечением. Снова странный хруст, что-то со страшной силой ударилось о землю, сопровождаемое глухим стуком. В страхе я зажала рот рукой и была уже готова идти туда, но свет пришел в движение. Яркая вспышка приближалась ко мне и резко померкла. — Все, нам пора идти, — резко скомандовал Елизар и потянул меня за руку в сторону дома. — Что там было? — дрожащим голосом спросила я. — Ничего, — дерзко произнес он, даже не оборачиваясь ко мне. Больше приставать с расспросами я не стала. Я боялась снова вызвать в нем гнев. Из-за меня гнев не уйдет далеко. Он еще не раз вспыхнет в нем багровым пламенем злости. Быть может, в какой-то момент он разгорится, как пожар, и это его спугнет. Он не вернется, забудет меня. Забудет, что есть такая Кристина, которая слушает мрачную музыку, пьет травяной чай, что-то ищет в себе, не понимая, что именно, но всегда верит. Верит во что-то светлое и доброе. Верит, что когда-нибудь жизнь изменится, и на ее улице наступит праздник.