согласие на искренность.

Олег закуривает на крыльце студии, мысленно чертыхаясь на плюс двадцать — всё-таки по прохладной влажности ходить было много приятней. Теперь — задыхаться пылью, сигаретами и немного желанием улыбаться. Проверяет непрочитанные сообщения, отпечатанные под сигарету в десять утра — ну да, ты спишь. Как обычно. И думать «как обычно» теперь в таком контексте — странно волнующе. Как будто неверием — мне явно не могло так повезти. Кому угодно, но не мне и не с тобой. Но Сережа улыбается нежностью, улыбается — твоей нужностью в последнем кружке — «дописал тут одну вещь, может как-нибудь представлю тебя своей музой, знаешь кстати прикол, что все художники со своими музами спят?», что неверие понемногу, но сглаживается. В студию возвращаться не хочется. Хочется — я все ещё там, на крыше, смотрю на молчаливый Петербург, и мне вдруг даже дышится легче. Я там — и я устал вечно думать, потому что в груди разрастается, бьется, и я не могу это осознать с помощью слов. Раньше казалось, я тупой, если не могу сформулировать. А потом вышло, что формулировать и не надо. Олег думал — ладно, это всё-таки вау, но пара дней, и отпустит. Выльется в разряд приятной привычности. Но пара дней прошла — и не отпустило. Сука, ему как будто пятнадцать. Влюблённым школьником и тогда быть оказывалось как-то несолидно — пацаны засмеют, вы же это, трахаетесь просто, лучше расскажи какая у неё жопа. В двадцать семь тем более, кажется, не до этого. Хотя — блять, ты так улыбаешься, что меня уже ничего в этом мире не волнует. Просто хочется смотреть дальше. — Сигаретки не будет? — Олег еле держится, чтобы на рефлексе не заехать локтем в бок. Или на том же рефлексе не послать нахуй. Это не настолько неожиданно, чтобы пугаться, сообщения видел, но достаточно, потому что — че прямо сейчас? Ждали хотя бы к вечеру, а не к часу дня. И не между размышлениями о вечном. — Для тебя — нет, — невозмутимо бросает, бычкуя сигарету о край банки. Да и вообще не найдётся. Сейчас курит почти последнюю, потому что не зашёл в магазин перед работой — проспал будильник и думал, что опаздывает. Оказалось, что приехал на полчаса раньше. — Какой же ты жмот, Олежа, зря я тебе домашнее вино вёз, — Вадик весело скалится, и Олега пробивает на смех. Вроде бы другой — загорелый, несущий за собой шлейфом морскую свежесть, так не похожую на питерскую, и все равно словно не уезжал. Обнимать его странно-родственно — но немного не так, потому что в голове все ещё не Вадик и даже не пара прошедших сеансов. В голове будущее — я сегодня специально все поставил на утро, чтобы вечер был свободный, а там… ну там посмотрим че ты хочешь, договоримся. В любом случае сначала нажраться с Вадиком — а жаль, на него настроения нет. — Ну и как дела твои любовные? — Вадик весело улыбается, тесня в угол, чтобы встать рядом. Олег только глаза закатывает. Не успел приехать, и сразу на больное. — Не твоё дело, — потому что я знаю что ты скажешь, а значит ты будешь последним, кому я расскажу, что ты, блять, ошибаешься. Что он нормальный. Что я его… — бля. — Ну как хочешь, — Вадик пожимает плечами и выглядит слишком довольным. Слишком — я победил, не играя. — Великий Гэтсби нашего времени, хорошее название всё-таки. Никогда не любил интерпретацию Гэтсби как великого человека. — Это ты к чему? У Олега много шансов напрячься, потому что — Вадик. Вадик никогда не говорит просто так. Особенно когда только что приехал — и рассказывать по каким горам-достопримечательностям он ходил должно быть интересней, чем обсуждать зарубежную литературу. Это обычно потом. Потом, когда к вечеру Вадик закинет в себя пару коктейлей и шлифанет чистой водкой. Вот тогда начнётся — «бил недавно цитату, а ведь оно, знаете ли, хуйня». Но Вадик только улыбается. — Да так, к слову пришлось. И, затушив сигарету, — нахера только пытался стрелять непонятно — бодрым шагом устремляется в студию. Олег стоит ещё минуту. Проверить диалоги — само, на рефлексе — ничего. Ничего — ты спишь. Все нормально. Вот только слова Вадика все ещё тянутся по воздуху, делают ещё плотнее, гуще — плохим предчувствием. Хотя — Олег решительно дергает дверь — может просто паранойя. Успевает он как раз к моменту подробного Лериного отчета о набитом-заработанном, и все насмешливо брошенное Вадиком остаётся за дверью. В конце концов — надо же ему пообижаться, что все самое интересное произошло в его отсутствие. Вот и бесится. От безделья как минимум. Вадик не работает, Вадик так — «дождусь Шурика», и теперь шатается по студии из одного угла в другой, ища до чего бы доебаться. — И всё-таки, — замечает после осмотра студии до каждого миллиметра — ничего вы тут не сломали? не пропили? где моя кружка? — Я бы на месте этого твоего рыжего уже покупал билеты на Бали, бабки же есть, а в Питере, говорят, холодает. Олег переглядывается с Лерой, оторвавшись от телефона — парень написал, что опаздывает минут на десять, но скоро будет — та только пожимает плечами. — Вадик, че тебе надо? — и если ничего, так не лезь. Или прямо говори что тебя в этот раз не устраивает — нет, надо походить довольно поулыбаться. Догадывайся теперь что не так, у нас тут шоу имени дракона, к кульминации ещё не подобрались, разогреваемся. — Просто делюсь мыслями, — а лучше бы молчал. День начинался хорошо — нет никакого желания портить его выяснениями с кем надо встречаться, а с кем нет. Скажи что ты чувствуешь, да? Отлично, я чувствую, что он мне нравится — сильно. И ты, сука, не сможешь меня переубедить, хотя бы потому что мне — вдруг, на секунду — кажется, что я счастлив. Олег выносится покурить, а заодно встретить того пацана, потому что никто с первого раза не догадывается в какую из арок идти. Вот лучше бы Вадик реально притащил с собой вино, а не очередное желание поиграть в самого умного. Хотя — от желания защитить его перед Вадиком все равно тянет улыбаться. Плевать каким тебя знал Вадик. Я знаю тебя другим — и мне нравится. Ты все ещё странный — но ты объясняешь. И я вроде как пытаюсь принять. А про понять — потом разберёмся. Может и правда нельзя понять человека, который так и не разобрался в себе. Или с собой, хер его знает. Всё-таки пары видосов было недостаточно, чтобы понять какого это — жить вот так, жить другим. Шурик влетает в студию ближе к двум, когда Олег уже считает минуты до начала последней записи. Шурик все ноет — лето началось, я хочу в отпуск, денег нихера нет, и вместо отпуска ставит себе по одному сеансу в день. Если настроение будет хорошее, то впихнет второй. Провёл в пяти голосовых математические вычисления — надо, чтобы денег хватило заплатить за хату, на еду немножечко, множечко на выпить — нет, Лера, это не алкоголизм, это июнь, короче надо кидать скидочку на большие татухи, и покатит. Лера потом написала Олегу — «он ведь под конец месяца начнёт работать сутками, потому что деньги кончатся, да?». Олег улыбнулся — а ты начинаешь понимать как живет Шурик с его умением копить. У него уже несколько лет так — хочу на море, а потом куплю себе новый плейстейшн, потому что была по скидке, а ведь живем один раз, надо брать! Поэтому на море с довольной улыбкой мотался Вадик. И Олег в прошлом году, перед этим месяц проебавшись с ритуальными услугами в попытках поставить нормальную оградку на кладбище бабушке. На море из-за этого было ещё грустнее, и вдруг — одиноко, хотя казалось — хочу от всех отдохнуть. Олег пропускает первые крики Шурика по поводу возвращения Вадика, думая — насколько нормально будет предложить Сереже вот так, ни с чего уехать куда-нибудь к морю? Или хотя бы в Карелию — он ведь, получается, всю зиму был не там, надо восполнить пробел. Хотя в этом году из Питера уезжать даже не хочется. В этом году Питер кажется даже красивым и по-непривычному близким. Не обычным. Просто — своим. — Блять, я надеюсь, ты привёз мне магнитик! — Круче, Санечка, — Олег улыбается, уже предвкушая — сейчас будет долго и громко, потому что Шурик ненавидит все эти паспортные формулировки. Но Вадик тянется к рюкзаку раньше, не давая времени на бесполезные привычные возмущения. — Я привёз тебе камень с пляжа. — Ебать! — Шурик как будто не замечает, продолжая весело носится по студии. — Я его на холодильник въебу, Вадос, подгон десять из десяти, спасибо! Олег начинает смеяться раньше, чем Вадик переваривает полученную информацию. Хорошая ответка — достаточно, чтобы задеть, но не нарваться. За фамилию Вадик бы точно Шурика убил прямо здесь. А так — один-один, стандартное приветствие. Все как обычно. Или почти — потому что Шурик слишком часто смотрит в его сторону, пока работают. Олег особо не замечает — обсуждают гитару какой фирмы лучше брать, набивая девушке змею на плече. Только ловит очередной взгляд, когда заклеивает татуировку — походу интересно выпытать что и как на личном, потому что у Марго спросить не получилось. Шурик и до этого пытался — но избыточно интересно стало, когда Олег вместо намеченного поиграть в доту после работы отписал «сорян, не сегодня, я к Сереже». Теперь ходят кругами — Шурику интересно все, а Олегу — не хочется ничего рассказывать. Все как будто внутри — личное, только мое. Так и играют в гляделки, пока Шурик не заканчивает — Вадик все распинается, что ты, друг, не ценишь наше время, пиво само себя не выпьет, а ждём только тебя. Олег быстро проверяет пару непрочитанных сообщений — интересно, во сколько он лёг, если до сих пор не ответил? В инсте тоже тихо — пара просмотренных ещё вчера историй, не более. Ладно, потом разберёмся. Все равно вечер будет занят другим, хотя очень хочется потом написать — «приедешь ко мне?». Ты всё-таки обещал показать пару своих любимых фильмов (с поправочкой на «скорее всего я расплачусь, каждый раз как в первый»). — Слушай, как там Сережа? — Шурик садится рядом, оставив Вадика спорить с Лерой. — А то мне как-то неловко ему писать. — Нормально все с ним. Ну там да, занят, но в целом-то все окей, ничего необычного. Олег устало смотрит на Шурика, нервно крутящего одноразку в руках, — если интересно кто, кого и в каких позах, так можно прямо спросить, сократим путь до «не твоё дело» ради общей экономии времени. — Это хорошо, — Шурик довольно улыбается. — Я просто статью с утра прочитал и охуел, такой бред. — Так, стоп. Че за статья? Олег напряжённо хмурится — и поворот событий ему не нравится от слова совсем. «Такой бред» — это в каком контексте? Достаточно, чтобы Сережа просто не реагировал? Или достаточно, чтобы не выходил на связь? — На Разумовского разоблачение вышло, Юля Пчелкина весь день теперь в историях говорит про этику в журналистике, — подаёт голос Лера и, поймав тяжелый взгляд, тут же тушуется. — Я думала, ты знаешь. — Ссылку киньте. Олег напряжённо ждёт пока загрузится эта статья — потому что не знал. Снова проебался и может быть сильно. Может быть — надо было знать и написать с утра что-то другое, оказаться рядом, что угодно. Не молчать вместе с ним, хотя казалось — все правильно. — Я же говорю, прекрасное название, — Вадик довольно улыбается, подходя ближе. Олег смотрит — да, великий Гэтсби. Твою мать. — Рот закрой. Ты знал — и ничего не сказал. Просто выжидал, когда я пойму сам и разочаруюсь в нем, так что ли? Ждал, чтобы подойти и сказать «я предупреждал». Просто не стал говорить, ты ведь сделаешь меня виноватым. А так — на мне никакой вины. Сука. Олега воротит от его ухмылки, хочется по-старому сломать нос. Раньше все проблемы так решались. И злость вымещалась тоже хорошо. Может хоть сейчас поможет. Листает бегло — кто он на самом деле; воспитанник детского дома, директор которого был задержан Игорем Громом два года назад, подробнее по ссылке; восходящая звезда инстаграмма; друг Дениса Титова — или? «За Сергея всегда все делали однокурсники, это было видно. Так высоко оценить явно купленный диплом было ошибкой для нашей кафедры». «Ярко выраженное диссоциативное расстройство идентичности, деструктивное поведение». «Поговорим про Дениса Титова». Олег блокирует телефон, чуть усмехнувшись. Может в марте он бы в это ещё и поверил. Теперь — бля, это все такой бред. Сложно верить, что Сергей Разумовский на самом деле — всего лишь психически больной человек, которого покрывает Денис Титов и отмывает через него деньги. Можно не знать всего — но Олег ему верит. Олег ему верит — значит разработчиков было трое, а не Денис Титов, Маргарита Воронецкая и их лучший друг, которого жалко бросить. Олег его знает — он бы на такое никогда не согласился. Потому что он, как минимум, блять, адекватный. Как максимум — достаточно гордый, чтобы раскрутить себя как художника без чьей-либо помощи. — Это хуйня какая-то, — пожимает плечами, потому что повисшая в студии тишина слишком давит. — Ну почему, — Вадик так и не перестаёт улыбаться. — В часть с диагнозами охотно верю. Да и с телегой — я вот не сомневаюсь, что он просто подсос Титова. — Я знаю, что это не так. — История с поддержкой немощных и выводом через них денег кажется мне логичной. Или ты правда веришь, что этот твой Разумовский с ним работал? — Да, верю, — Олег не отводит взгляд. Верю — ему, потому что по-другому нельзя. А ещё верю тому, что видел и слышал, а не какой-то статье. — Твоё право. Олег кивает. Спасибо, что разрешил, сам бы не разобрался. Курить он выносится на чистой злости и — снова поднявшейся, хранившейся с утра тревоге. Сережа молчит — и теперь это не выглядит как что-то обычное. Теперь это выглядит страшным.

волк Если ты молчишь, потому что сидишь на нервах из-за статьи, то могу сказать, что я ее прочитал и ни одному слову не верю Просто хочу узнать как ты И может помочь Если надо Я просто не знаю как

Олег выдыхает тревогу вместе с сигаретами, чувствуя, что ещё немного — и он провалится прямо здесь. Ничего не формулируется. Опять — а хочется. Так много хочется сказать, что — я за тебя волнуюсь; я рядом; я тебя все ещё…. — не получается. Лично можно было просто обнять, хотя бы — ты ведь поймёшь? А словами никак не выходит. Не выходит обнять человека словами, слов недостаточно, чтобы описать то, что я чувствую, когда думаю о тебе.

волк Серый, просто прочитай, я беспокоюсь пиздец

Олег думает — не поможет. Надо написать Марго хотя бы, узнать как он. Ясно одно — пиво пить он сегодня точно не едет. Пусть Вадик развлекается как угодно, у Олега теперь нет на это сил. Силы есть только — блять, ответь, пожалуйста. Я хочу знать, насколько тебя это задело, может не сильно, а может ты сейчас дома объебаный в ноль, и я себе этого не прощу, потому что вроде все только-только стало нормально. Не хочу все испортить. Не с тобой. Сережа читает сразу. Олег выдыхает — ладно, ты хотя бы в адеквате, порядок. Если ничего не ответишь, могу понять, я вроде как не настаивал. Но смотрит на три точки у ника — и от этого начинает потряхивать руки. Потому что — что там будет? Насколько все плохо-хорошо? сергей викторович Прошу прощения, я здесь Ждал когда ты прочитаешь Сможешь приехать? Не хотелось бы обсуждать это в переписке Олег смотрит почти недоверием — ты же притворяешься, правда? В прошлый раз тоже было это «не хочешь приехать?» — и тебе было плохо. Я это видел — и знал, что мне надо быть рядом. Значит буду и сейчас.

волк Точно все ок?

сергей викторович Да, все замечательно Ты же хотел помочь — предлагаю возможность Я в мастерской

волк Кидай адрес

Олег забирает вещи из студии под молчаливо-осуждающий, только приехавший взгляд. Вообще похуй что Вадик скажет. Это последнее, что его должно волновать. — Ты серьезно не понимаешь? — прилетает в спину уже по пути на выход. Олег зло выдыхает, остановившись — нет, это ты не понимаешь. Давай без нотаций. — Что я должен понять? — Он больной на голову, Олег, и это главное, что ты из статьи должен был уяснить, — Вадик стоит, скрестив руки на груди, и его взгляд не несёт ничего хорошего. — Ты не думай, что я хочу тебе жизнь испортить, я просто знаю о чем говорю. — Я в курсе, дальше что? — Нет, ты не в курсе, — Вадик подходит ближе. — Знаешь, что было, когда я ему бил татуировку? В какой-то момент он начал в красках расписывать как снимет с меня кожу и что на ней набьёт, а потом сидел как будто ничего не было. Просто потому что я один раз пошутил. — Вадик, у тебя такие шутки, что я не знаю че ты удивляешься, — на автомате бросает Олег. Пока думает — что такого мог сказать Вадик, чтобы Сережа выдал вот это? Или это было — то самое. Непонятное и непонятое. То — чужое. И оттого ему страшное. — Делай что хочешь, я предупредил, — Вадик зло отмахивается, снова усевшись на стул. Олег кивает — окей. Я вроде как уже давно решил чего хочу — и сказал ещё когда ты в первый раз меня начал отговаривать. Помогло? Не особо. Так и иди нахер. Нотаций мне только читать не надо. Олег выдыхает на улице, давая себе ещё две минуты на перекур — чтобы успокоиться, тащить к Сереже весь набор этого говна не хочется. К Сереже только — все нормально, я тут. Я не начал тебя ненавидеть ни из-за статьи, ни из-за Вадика. Вадику, если честно, верить вообще не надо. Как обычно все приукрасил и переврал тысячу раз. И тактично опустил про что он шутил — наверное, что-нибудь про художников в депрессии. Типа ты, Сережа, стереотип. Ага. Конечно. Олег сплёвывает на асфальт. Похер уже какая вокруг культурная столица, если нельзя перестать думать о злобном. Было бы лучше в другую сторону. Например как много людей Сережа пускал в свою мастерскую, а не ограничивался ее фотками в историях. И если список маленький — правда? Мне можно? Мне можно — и мне это нахуй не нравится. Олег даже умудряется успокоиться пока ищет где бы паркануться во дворах Васьки. Вводит код парадной, поднимается, звонит пару раз — ничего. И не закрытая на замок дверь ему не нравится. Сидит на уровне ощущений — пиздец. И на уровне оценки ситуации тоже. — Сереж? — в комнате абсолютный бардак, как будто вытряхнули на пол все, что только было. Олега беспокоит не это. Олега беспокоит Сережа, который даже не обращает на него внимания — так и сидит на столе, перебирая листки — острые вырванные края режут радужку. На первый взгляд он даже в порядке. Даже — меня это не задело, я вот, я идеальный. И от этого больно, потому что все выглядит плохо. Наверное, тебе. Наверное — я не могу помочь, правда? — Как тебя много, — задумчиво тянет он, так и не посмотрев на дверь. — Удивительно. Олег молча наблюдает как листы превращаются в обрывки бумаги — разлетаются по полу беспорядочным мусором, добавляются к уже имеющемуся. Ловит в них такие знакомые тонкие линии — отлично. Просто прекрасно. Сережа теперь занимается уничтожением всего нарисованного. Ладно хоть на себя пока не перешёл. — Ты явно не в порядке, — заключает, опершись на стену плечом. Давай уже закончим с этим болезненно тяжким — хорошо, что не себя, но это тоже не надо. Просто расскажи, я же здесь, кажется, для этого. Или можем помолчать. Как ты хочешь. — О нет, я прекрасно себя чувствую, — Сережа наконец поднимает голову — улыбается ярко, и от этого жутко. — Давно мечтал увидеть тебя вот так. — В смысле? Если бы Олегу было куда, он бы отошёл. Внутри воет и бесится — что-то не так. Я не знаю что, ты же просил сказать что я чувствую, и вот я пытаюсь — все плохо. Понятия не имею в чем. Просто — вот оно, давит, а ты улыбаешься, так страшно-судорожно. — Тот самый Олег Волков, невероятно, — Сережа звучит почти злостью — той, от которой Олег, казалось, избавился по пути сюда. Выходит не до конца. Или проблема была не в нем. — Хоть убей не понимаю что в тебе такого. — Бля, Серый, че за хуйня? — хотя хочется — давай нормально поговорим. Я смотрю тебе в глаза — и мне вдруг забыто страшно. Забыто — этим мартом и прошлым. — Ну да, быдлу вроде тебя сложно проявить чувство такта, — он чуть склоняет голову, и черты лица становятся еще острее. — Так и быть, сегодня я объясню. Сережи здесь нет. Он, словно потеряв интерес, берет со стола новую стопку листков, а Олегу кажется, что он не может сдвинуться с места. Блять. Твою мать. Значит оно — вот так. Оно пугает, давит собственным бессилием — мне надо уйти? Мне надо написать Марго? Мне не нужно было приезжать? Что я сука должен сделать, когда ты — когда без тебя? На такой случай ты мне инструкции не оставил. — Играешь в прятки сам с собой, с своим искусством и судьбой, — листы все рвутся, кружатся в воздухе, и Олегу кажется, что он тут лишний. Но, сравнивая с этим, лишним было хорошо оказываться в компании. Лишним один на один — это вдруг холодом по спине от желания скрыться. Сбежать — окей, хорошо. Пусть это будет побег. Да, я должен быть рядом. Но только с тобой. Не с человеком, который возвращает в бессилие. Надо просто сделать шаг — до двери не так много, и страх всего лишь в моей голове. Ничего не случится — как максимум потом мы поссоримся. Но я смогу объяснить. Смогу — у меня не было сил. Не на это. Сережа, уловив движение, вскидывает голову. Рука резко взлетает вверх — и Олегу кажется, что всё-таки случится. Точнее Олег теперь это знает. И не может придумать как это предотвратить. — Только дёрнись, и я прострелю твою тупую башку, — он больше не улыбается. Он смотрит в упор — и держит в чуть подрагивающей руке пистолет. — Знаешь, очень удобно, когда майор полиции не носит табельное оружие. Решает много проблем. Но Олег смотрит на него — и не знает. Кажется, у него нет шансов даже увернуться — может только удача. Хотя большей удачей бы было, чтобы Сережа его всё-таки пристрелил — прямо сейчас, быстро и четко. Чтобы не мучаться. Чтобы не думать — я могу умереть вот так. Просто доверившись не тому человеку. Олег медленно выдыхает, не сводя с него глаз. Надо как-то выбить пистолет, а там будет видно. В любом случае физически он сильнее. Только это не любой случай. Это вдруг — в армии и во дворе учили, но я ничего не помню. Я просто смотрю на тебя и — не верю. Не верю, что ты можешь быть таким. Может быть это не ты — но это в тебе. И я вдруг вижу о чем меня предупреждал Вадик. — Сереж, пожалуйста, послушай меня. Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь, — шипит Сережа, и Олег заранее знает, что это был дохлый номер. Потому что и правда не понимает — хотя бы как его отговорить. Или не его. Или достучаться до Сережи — если он вообще существует. Если он все это время был. — Вы все одинаковые, что ты, что дружок твой. Вы всего лишь делаете вид. А потом делаете больно. Какая ирония, не правда ли? Пора уже с этим закончить. — Я не хотел делать тебе больно, — но — Олег еле заметно шагает вперёд — теперь хочу. Чтобы ты как минимум меня не убил. И хотя бы пришёл в себя. — Какая грубая ложь, — он спрыгивает со стола, так и не опустив руку. — Я вот все вижу иначе. Ты бы никогда не смог его понять, но ты и не пытался. Тебе просто было удобно держать его рядом. Хотелось почувствовать свою важность или просто потрахаться? Олега передергивает почти отвращением –потому что такого не было. Потому что он мне нравился — может даже слишком для всего того, что не рассказывал. Не предупреждал о возможном — возможном оказаться в шаге от выстрела от человека, которому хотелось признаваться в любви. Это все кажется бредом. Почти сном. Но Олег чувствует ужас всем телом, и это точно не снится. — Чего ты хочешь? — Восстановить справедливость после череды неверных решений, — он пожимает плечами, чуть усмехнувшись. — Кольцов вскрыл несколько неприятных нарывов, и он за это поплатится. Потом я закончу начатое — Титов отобрал мою идею, его надо наказать. С Марго, конечно, будет сложно, но, думаю, я смогу ее убедить. Но сначала я устраню главный раздражающий фактор. Тебя. Олегу кажется, что он умирает. Вот так просто, хотя раньше виделось — смерть это то, что бывает с другими. Смерть не обжигает левое плечо и не улыбается неприкрытой радостью. Смерть не звенит в ушах отзвуком выстрела. И одной, до смешного, мыслью — как быстро соседи решат вызвать ментов. Глушитель явно не поможет. А Олегу не поможет уже ничего. — Скосил, — невозмутимо замечает он, чуть улыбнувшись. — Надо было вывезти тебя в лес, но это ничего. Как-нибудь разберусь. Олег чувствует как горит плечо — скорее всего по касательной. Может даже неглубоко. И все равно до ужаса больно — это сделал ты. Ты — человек, которого я пару часов назад был готов защищать. Теперь вынужден защищаться. Как в школе — стенка на стенку, и у них откуда-то нож. Олег подаётся вперёд раньше, чем успевает подумать. Раньше осознания — он не был готов к сопротивлению. Он думал, что безоговорочно победит. Но — Олег бьет точно, чтобы успеть выхватить пистолет из ослабевших пальцев — не сегодня. Пожить, блять, ещё хочется. Это точно была бы позорная смерть. Вадик ходил бы и ныл, что предупреждал. Притащил бы на могилку тату-машинку вместо гвоздик. Моргает, почти не обращая внимания на попытки вырваться. Отлично, и что дальше? Связать его? Звонить ментам? Искать психиатричку? Или просто набрать Марго? Да, конечно. Интересно чем она поможет — плевать насколько она сильная, здесь ее лучший друг, и ее лучший друг сходит с ума. Ее лучший друг смог выстрелить — левое плечо иступлено горит, но Олег пытается не обращать на это внимания. Ее лучший друг — и человек, которого я еще вчера целовал. Сука. Олег прижимает его к стене — смотрит на растрепанные рыжие волосы, на тонкие запястья, на чуть подрагивающие пальцы — господи. На адреналине хочется приложить его об стену лицом. На адреналине уже не остаётся мысли, что это, блять, Сережа. Остаётся только мысль выжить. И чуть более четкое — беги. Но Сережа перестаёт вырываться — резко, почти устало. — Олег, — от дрожащего голоса передергивает. — Я не… Прости. Пожалуйста. — Я тебе не верю. Потому что ты этого не помнишь. А я вижу — и чувствую. Знаешь, физически. А ещё хочется разрыдаться прямо сейчас от боли — уже непонятно какой, но такой душащей. Сжимающей связки — я не мог ошибиться настолько. Я не мог влюбиться в человека, мечтающего меня убить. Я просто не мог. — Хорошо. Олег ждёт. Минуту, две — но по ощущениям часы. Бесполезные, догорающие. Хочется уйти — и с каждой секундой страшнее. Даже не сделать первый шаг. Не оставить его. Просто повернуться спиной. Отпуская его, Олег за секунду чувствует, что зря. Потому что Сережа, повернувшись, тут же улыбается — и все ещё не собой. — Тебя так легко обмануть. Олег, не дав договорить, бьет. Смотрит на тонкую струйку крови, стекающую по губам, на проступившее в глазах такое искреннее непонимание, почти ужас — вот он. Касается переносицы — не сломан, а жаль. Оказывается, надо было всего лишь ударить посильней, чтобы привести в чувство. Пропиши это в методичку тому, кто будет после меня. Я тут оставаться точно не собираюсь. Просто не смогу. Олег вылетает в парадную раньше, чем он успевает оценить масштабы происходящего. Сигареты, кажется, кончаются — трёх оставшихся штук было недостаточно. Зря не зашёл с утра. Стоило пополнить запасы. Стоило… Никогда, блять, с Разумовским не связываться. Изначально казалось — плохая идея. Так надо было нахуй себя слушать. Валик как-то разгонял, что интуиции стоит доверять больше, чем логике. Интересно что ему интуиция говорила в марте, когда он решил, что познакомить их — хорошая идея. Олег паркуется у набережной. Смотрит на водные экскурсии, на проходящих мимо людей, даже стреляет у кого-то сигарету — и кажется, что лета не было. Что оно пронеслось, не начавшись, стоило только моргнуть. Забрало с собой какую-то часть — может даже слишком большую, ту, которую отдавать не хотелось. Забрало часть моей молодости. И может — огромную часть меня. Олег усмехается, смотря на воду. Блять, почти получился клуб двадцать семь. Почти получилось почувствовать счастье — мимолетным мгновением у лица. И долгой болью в плече. Оглядывает — да, всё-таки царапина. Повезло, что у него тряслись руки. Время он выбрал хорошее. Рабочий день, соседей наверняка не было дома. А труп — как будто мало шансов спрятать его в Петербурге, особенно рядом с Невой. Или с ближайшим канализационным люком. Вот уж точно красивая смерть. Романтично и в духе культурной столицы — погибнуть от рук любимого человека, а потом изучать дно какого-нибудь канала. Принимали бы пожелания — канал Грибоедова. Там удивительно спокойно летним вечером, хотя казалось бы — центр. Всё-таки пишет Марго, особо не вдаваясь в подробности. Просто — он ебанулся, проследи за ним, я не знаю. Твоя же ответственность. Вроде как не говорила открыто, что работаешь над телеграмом, чтобы он не поехал башкой, но он и без тебя справился. Смотрит на иконку с самолетиком на экране, все думая — у меня получится теперь спокойно ее видеть, не вспоминая тебя? Вроде самая прогрессивная соцсеть, там все сидят, но — как? Смогу ли — не думая, не боясь, не вспоминая? Возможно нет — кажется, открыв проверить уведомления. Хотел удалить диалог для двоих. Надеялся, там ничего не появится. Но там все ещё ты. сергей викторович я правда не знаю что произошло но видимо что-то плохое пожалуйста, давай поговорим ты мне важен я не хочу тебя проебать, хотя походу у меня шансов мало блять олег пожалуйста я что угодно сделаю, в дурку лягу, буду извиняться сколько захочешь, сука, что угодно блять, я лбблю тебя пиздец, двпй поговорим

волк Зачем? Ты мне уже очень много интересных вещей наговорил Мне теперь страшно рядом с тобой находиться, понимаешь?

сергей викторович прости пожалуйста я не знаю давай хотя бы у валика пересечемся

волк Круто, давай Только меня там не будет Надеюсь Диме с тобой повезёт больше Передай ему пусть табельное из рук не выпускает

Олег блокирует контакт чуть раньше телефона. Выдыхает — медленно, жалостью — к себе, к нему, ко всем. Надо просто доехать домой. Купить сигарет и водки. А потом наконец разрыдаться — почти позорно, когда нет сил, и когда все вокруг были правы. Опускает взгляд перед тем как вернуться в машину — от этого хочется выть. На нем все ещё почти новые адики. И на подошве почти новых адиков — кровь.