Реквием по бессмертию

      Последнее, что помнит Кэйа – какой-то клуб, мигающие огни со всех сторон, боль в предплечье и размытый мир вокруг. Прерывистые звуки скорой, столпление людей вокруг и напуганные голоса. О, а ещё полиция. Да уж, в этот раз он оторвался. Почти что в буквальном смысле. А потом – родной и любимый холм. Впереди – резкий обрыв и десятки метров до моря, волны которого стонут о свободе, бьются об камень, шумят и умоляют о чём-то. Кэйа почти разбирает, что они говорят, но смысл всё равно ускользают и схватиться за него невозможно. После – появляется женская фигура. Чёрно-синие волосы распущенными волнами ложатся на плечи, белое одеяние прикрывает голову капюшоном и спускается до босых ног. Она протягивает руку к нему и на лице появляется мягкая улыбка. Но стоит ей открыть рот, Кэйа тяжко вздыхает и, прикрывая глаза, проходит мимо, прямо к обрыву. — Да-да, мам, я знаю, я должен жить и бла-бла-бла. Где ваша оригинальность? Он останавливается прямо перед краем, фыркает, а потом разворачивается и отталкивается от скалы. Наверное, это выглядит эпично – почти как фильмах, кинематографично. Только трагедии и драмы тут никакой. Он летит навстречу волнам, а наверху красуется небо с белыми облаками. Ярко-голубое. Противный цвет. А потом, раз! – вспышка. Два – слух. Лампы жужжат, чужое дыхание сбоку. Три – осязание. Холодно до ужаса. Возможно, он уже в гробу? А ещё что-то острое у шеи, значит, наверное, нет. Он резко вскакивает, кашляя и сосредоточенно моргая. Голова кружится ужасно, мир плывёт, всё тело ломит и на глаза почти наворачиваются слёзы, но их нет – видимо, организм ещё не восстановился до того состояния, чтобы плакать, и слава богу. По шее стекает что-то тёплое, и Кэйа понимает – в руках незнакомца скальпель, который при резком движении прошёлся по коже. Его начинает тошнить, шею саднит и Кэйа почти смеётся от комичности. Секунда на осознание, ещё одна – на адаптацию. — О мой бог, а вы случайно не Асклепий, потому что при виде вас моё сердце начинает биться? — он усмехается и склоняет голову набок. Если вы скажете, что он долбоёб, – Кэйа с вами согласится, но по-другому он не умеет. Резкие движения – это последнее, что мог ожидать Дилюк от неожиданно ожившего мертвеца, поэтому когда тот вскакивает, будто и не было смерти, будто не его трупацкое сердце секунду назад не стучало, будто поспал, так, прилёг отдохнуть, и проснулся как ни в чём не бывало здоровым, словно бык, Дилюк честно и искренне ахуевает и пугается, конечно. Вот только, в отличие от ожившего, Рагнвиндр кажется сейчас упадёт в обморок от страха, что стучал в ушах сердцем, а в концах пальцев покалыванием онемения, настолько сильно в мозг ударил адреналин. Вывода два: либо он действительно сам спит, либо он сошел с ума и во всём, очевидно, виноват сучий Альбедо! Это один из немногих случаев, когда Дилюка позорно – совсем не как учил отец – визжит и буквально пытается слиться со скучной – как и он сам – белой – почти всё в кабинете белое, даже лампы светят ужасающе холодным оттенком – стенкой за спиной, к которой молниеносной вспышкой отскакивает, она дальше всех от операционного стола. Ёбаный понедельник, чтоб его вместе с Альбедо! Дилюк дышит вроде бы, как минимум старается, обливаясь холодным потом, что аж капли морозным неприятно текут по спине. Кровь. Та, что из раны на чужой шее течёт ровным счётом так же, как бывает у обычных людей, ещё не встретивших свою смерть. А тут буквально восставший из мёртвых, что уже было бредом сивой кобылы, и при этом не выглядящий как кровомозгожаждующий – потому что своих не достаёт – зомби с оторванными конечностями и повисшим на нити глазом. У нечто с порезом на шее кожа приобретает свой живой оттенок карамели в момент блять, словно супер-клей поверяет, волосы под холодным светом наполняются насыщенным оттенком синевы, пока губы наоборот розовеют вместе с щеками, по венам снова течёт жидкость, блять, да даже член выглядит, как у нормального живого человека. Патологоанатом сильнее сжимает скальпель, выставляя его вперёд в качестве обороны, бежать и в голову не приходит, особенно когда этот зомбяк начинает, мать его, говорить словами и на их языке. Глаза, выглядящие такими живыми и одновременно мёртвыми, их словно не коснулись изменения, лишь взгляд не такой пустой, бездонный в потолок. Синие и глубокие, которые слезятся от яркого света, в которых пляшут звёзды и Рагнвиндр ещё никогда такого в жизни не видел. И его бы поразило молнией великолепия чужих очей, если бы не неминуемое приближение остановки собственного сердца. Жути не убавляет, он держится на волоске своего скептицизма. — Что ты блять такое?! – патологоанатом очухивается от наблюдения, крепче сжимает скальпель в сторону ожившего на операционном столе, еле-еле шевеля онемевшим не хуже остального тела языком. Теперь уже трясётся именно его рука и вообще весь Дилюк. Он пиздец как сильно надеется, что кто-нибудь вдруг ворвётся в кабинет и станет его спасать от этого монстра. От этого невозмутимого монстра, совсем не напуганного и невзволнованного, словно не он секунду назад вернулся с того света. Словно, да так, всего лишь рутина и не более, пылинки отряхивать, да глаза наверх закатывать – "как всё надоело!". Может им стоит поменяться местами с этим невозможно красивым жутким существом? Дилюка на стол, а этого можно на съёмочную площадку прям из-под скальпеля патологоанатома даже если из Рагнвиндра плохой пластический хирург. — Всмысле «что»‎, — обиженно бурчит Кэйа в итоге, — я, между, прочим, человек, – он назидательно поднимает палец, а потом, закусывая губу, добавляет, — ну или не совсем человек. Но как минимум живое существо! Где ваше уважение, молодой человек? — Ну знаешь ли, люди обычно не встают посреди морга, словно и не умирали! — из-за крика у Дилюка темнеет в глазах, от страха, от учащённого дыхания и стресса. Падать здесь с этим «человеком»‎ в этой комнате – последнее о чём Дилюк мечтает. Поэтому он опирается на рядом стоящую тумбу, скальпель опускает, надеясь, что оживший труп не предпримет попытку встать на ноги и убить его. Кэйа хлопает глазами. Где эпичная потеря сознания? Вот это конечно крепкий парень попался, ничего не скажешь... А Рагнвиндр ебал толстые стены этого доисторического здания, которые почти не пропускают сквозь себя его крики, раз за эти неловкие гляделки никто даже не попытался прийти. Уверенности в устойчивости своих ног – ноль, только отойдёт от стены и тут же грохнется так, что на столе в комнате 53 синим будет лежать уже сам Дилюк. Правда, не то чтобы у него был выбор, бежать стоило, собрать всю волю в кулак и бежать. Не дай... ох, ёбаный в рот, лишь бы его оперировал не Альбедо. Бедному – и до безумия красивому – трупу помочь бы с раной на шее, но это кажется последнее о чём сейчас думает испуганный Дилюк. Также и о одежде вставшего он не думает, когда роняя скальпель на пол, он пытается убежать. — Эм... ты не волнуйся так сильно тольк- БАМ. Конечно, Дилюк падает вслед за скальпелем с глухим грохотом, поскользнувшись на ровном месте. Конечно он не волнуется, каждый понедельник же такое, обычные будни работника морга. Зато у санитаров меньше работы. И больше у тех, кто работает в психиатрическом отделении, Дилюк уже едет к ним. Прямо-таки уже представляет как его погружают в машину и увозят, вот только синяя макушка и смуглая ладонь не входят в эти планы, отвлекает. М-да уж, так он ещё не унижался. Ещё и головой приложился неплохо так, об кафель-то, остаётся надеяться только, что хоть смачный звук падения услышат, даже если крики были гораздо громче. Но Дилюк отдаёт дань своему скептицизму, решая, что он сошёл с ума и эта ебейшая хуета стоит его крайне сильного и совсем не мужественного испуга. Скальпель валяется на полу, красавчик – рядом, а Кэйа не знает, ему смеяться или плакать. Пару красных прядей выпали из под... что это вообще? Сетка для волос? Неважно, в общем, лежит он посреди морга и глазеет в потолок. Буквально. Он не предпринимает попыток встать, складывает руки на груди и смиренно лежит. — Зато по понедельникам вставать не придётся, – говорит хрипло патологоанатом, лёжа на пиздец каком грязном полу, и единственное о чём он думает – это плывущий мир, светлые лампы, но уже никак не побег, одного неудавшегося хватило за глаза. Уже как-то даже насрать, если он умрёт и смерть в виде ходячего мертвеца пришла по его душу. Кэйа в растерянности полной. Вот что ему делать? — Покорми Баффи пожалуйста, надеюсь она тебя сожрёт, – смиренно складывая руки на груди, он смотрит в потолок на довольно-таки уёбские белые лампы, которые очень сильно сейчас раздражают Рагнвиндра. — Эм... я не знаю кто такой этот Бави, но если это домашняя зверюга, то они труп вряд ли есть будут, – Кэйа аккуратно встаёт, садится на корточки перед своим недомучителем и махает рукой перед глазами. — Не беспокойся, она съест, — уверяет Рагнвиндр, уже не особо беспокоясь о ситуации. Секунды три он продолжает пялить на голого мужчину – конечно на лицо – прямо перед ним, ещё раз убеждаясь, что он вполне себе живой и симпатичный, просто уже без лишней дрожи и страха. — Сильно ушибся? сотрясения нет? а то будет не очень, если трупом сегодня окажешься ты, — улыбается Кэйа, игнорируя пророчество смерти от зуб, клыков, лап или чего-там-ещё. У него самого перед глазами мир трясётся, наверное, почти так же, как у красавчика после его эпичного падения. — Вот это забота, я поражён, — мир у Дилюка и вправду слегка плывёт по бокам, но это сущая ерунда по сравнению с проблемой перед ним. К сожалению, после падения его галлюцинации не исчезли и полноценно заговорили.

***

Альбедо хмурится, когда капает в свои пробирки лишнего из-за приглушённых, но всё же криков. Если это Тарталья снова беснуется, что скорее всего и происходит, то он ему потом такую трёпку задаст, Аякс пожалеет о том, что вообще родился. Потому что ну это никуда уже не годится, его бедные испорченные баночки и пробирочки. Альбедо фырчит совсем как пёс, собираясь продолжить свою работу, но его снова отвлекает ебейший звук падения прямо над ним и это крайне сильно напрягает. Химик чувствует себя в некоторой степени раздражённым, ровно до момента, как что-то щёлкает в голове и развитая функция его мозга – анализ ситуации – начинает работать с двойной силой. Во-первых, упало прямо над ним, он на четвёртом этаже. Во-вторых, Тарталья сегодня снова опоздал на работу, кричит он более высоким голосом и вообще в комнате 53, прямо над Альбедо сейчас работает Дилюк, а этот идиот просто так персонал не пугает. В-третьих, он понимает, что здесь что-то не так, поэтому тут же вскакивает, направляясь к лестнице на этаж выше. Коридоры здесь запутанные до жути, но за столько лет работы разобраться где что несложно, если в голову не бьёт беспокойство, поворот не туда. Зато как только он врывается в кабинет перед глазами предстаёт крайне нелепая и несколько удивительная картина: Дилюк на полу и перед ним буквально его пиздецки старый знакомый, причём голый. Секунда промедления на осмысление и он тяжело вздыхает. Понедельник – интересный день. И тут ещё одно БАМ, от корого Кэйа дёргается, морщась от боли в шее. Но это быстро заглушается, потому что в комнату заходит блядский Альбедо. — Бедо? — распахивает глаза Альберих. — Ты хочешь сказать, что первый морг, в который я попал – это твой? — в голове дурдом, мир начинает плыть как будто ещё больше и он начинает тихо хихикать, потому что его жизнь это какая-то грёбанная комедия, ну честное слово. — Сколько лет, сколько зим, помоги, пожалуйста, этому красавчику на полу и дай мне свой халат, у вас тут холодно как в морге, честное слово, поставьте обогреватели, — он снова смеётся, просто умирая от того, как всё сложилось. Хотя, может это дурь в его теле влияет. Сколько там наркотики держаться ещё будут? — Я им не заведую, просто работаю здесь, — поправляет Альбедо, попутно снимая с себя халат. — И про холод логично, ведь это морг, — снятый элемент одежды он кидает своему старому знакомому, уверенный, что это не особо поможет, но хотя бы прикроет причиндалы не для лишних глаз. — Альбедо, будем честны, даже просто работая тут, ты всё равно всех нагинаешь, — фыркает Кэйа и подмигивает старому знакомому. Ловит халат и накидывает себе на плечи, попутно застёгивая все пуговицы, кроме верхней – привычка. Дилюк был с этим очень сильно не согласен. Альбедо был больше похож на местного сумасшедшего, но Рагнвиндр всё равно немного, совсем немного, по какой-то непонятной даже ему самому причине химика уважал. Бедо был действительно впечатляющей личностью, но только такой, к какой люди наоборот не тянутся. С такими пристрастиями и странностями это было логичным исходом. Тем более, что в морге в принципе нормальные люди не то чтобы работали. И всё же... Альбедо переигрывал всех. Альбедо даже не удивляется лишний раз, не особо забыл кто такой Кэйа Альберих, что он из себя представляет и зачем сюда пожаловал. Нужно было просто получше вникнуть в дело и не допустить до этого Рагнвиндра, самому оперировать и подобной ситуации не случилось бы. Дилюк чувствует себя лишним между ними. Сразу хочется назадавать сотню вопросов, но он довольствуется лишь тем, что это всё же не галлюцинации. Хотя в случае Альбедо они могут быть у них совместные. — Я сам встану, — вдруг вклинивается он в диалог и действительно поднимается сам, правда чуть не свалившись снова от поехавшего к чертям мира, но это ерунда, стоит только опереться на стену. — Лучше уж потрудитесь объяснить что за пиздец тут происходит, — шипит он, руки на груди накрест, спиной облокотившись на стенку. Кэйа тихо поражается его нервам, хотя, наверное, шок вперемешку с восхищением читается на его лице. — А ещё нам стоит сменить локацию и, пожалуй, сожрать тот торт, Альбедо, надеюсь это мой любимый чизкейк... — Какой у вас тут крепкий персонал, — кивает Альберих на Дилюка, смотря старому другу в глаза и пропуская бормотания сбоку. — Насчёт того, чтобы объяснить... Долгая история, очень долгая, длинная и мучительная... — он вздыхает устало и взмахивает драматично рукой, с которой слетают капли крови от резкого движения, смотрит на белую накидку и поджимает губы. — Ой. Халат в районе груди уже покрылся кровью. Чувствительность тела вернулась не до конца и прилипающую мокрую ткань он тоже чувствует не особо. Дилюк шарахается от капель крови, как от огня, пока раздражение мыслью, что он тут украшение и вообще его как человека не совсем воспринимают, – скорее экзотическое растение или животное – растёт в геометрической прогрессии. Логичного объяснения он так и не получил, пока остатки ужаса тлели где-то там некоторой дрожью и нелепостью в движениях. — Альбедо, золотце, прости, но твоему халату явная пизда, — Кэйа улыбается вымученно и смотрит с покорным ожиданием на обладателя вещи, предчувствуя уже, как ему надают по голове за это, но Альбедо лишь тяжело вздыхает и предсказуемо даёт ему подзатыльник. — Чёрт с тобой, в честь дня твоего воскрешения прощаю. — Альбедо-о, ты такая прелесть, — Кэйа облегчённо вздыхает и складывает руки в молитве, благодаря богов, существующих и не очень за то, что ещё одну смерть ему переживать не придётся. Рагнвиндр, которого все незаслуженно игнорируют в это время снимает маску с лица и сетку с головы – раз уж операция не удалась, – позволяя своим алым волосам вывалиться наружу не очень красивой кучей. Ах, резинка почти слетела, а пряди теперь торчат то там, то тут, в принципе как всегда. Запутанные до безумия локоны, как их потом расчёсывать? Кэйа, лично, не разделяет мнение Дилюка. Он, – ох, блять, – в шоке. Какие, мать его, шикарные волосы. Яркий красный, спускающийся волнами. Хочется прикоснуться, проверить, точно ли его не глючит до сих пор? Он смотрит влюблённым взглядом на обладателя чудесной внешности и подпирает голову рукой. На щеке, ожидаемо, остаётся кровавый след, но Альберих напрочь забывает и про это, и про жгучую боль в шее, потому что перед ним стоит чёртов ангел. — Альбедо-о-о, как его зову-у-ут, он спустился ко мне из снов, — восторженно скулит он, не в силах отвести взгляд, пока Рагнвиндр окончательно убеждается, что он тут украшения ради. Альбедо хмыкает, а затем складывает руки на груди. — Захочет – сам скажет, — потом поворачивается к Дилюку, усмехаясь, — смотри, аж про торт не услышал, а сладкое он обожает, не поверишь насколько. Альбедо тянет Кэйю, не отводящего взгляд от Дилюка (и всё ещё не слышащего про торт), за руку из палаты и кивает Рагнвиндру, чтобы следовал за ним. Тот думает искренне и отчаянно, что пошло бы оно всё нахуй, смиренно двигаясь в указанном направлении.