Ностальгия

      Со Стаматиным Данковский не спал. Не то, чтобы прям не мог, но Андрей не выглядел слишком заинтересованным. О, если бы Андрей был заинтересован, он бы не лежал сейчас на панцирной кровати в углу комнаты, а уже раскладывал Даниила на ней: был достаточно пьян, чтобы не напрягаться по поводу такой ерунды, как хождение вокруг да около. Но, вообще-то, Даниил был с Андреем всего дважды: по пьяни на студенческой вечеринке, получается, лет с семь назад, и ещё раз где-то с два года тому, когда с ними был Пётр. Даниил полагал, сейчас именно в Петре дело. Петру было плохо, но вопрос состоял даже не в этом. Просто оба Стаматиных за те полгода, что от них ни слуху ни духу, как-то повзрослели, остепенились. Горе так на них отпечаталось. Интересно, на Данииле тоже этот след останется?       В общем, Данковскому уже триста лет, слава богу, как не восемнадцать, и не то, чтобы дома он каждый вечер проводил с любовником, нет уж, у него других дел и мыслей было достаточно, более важных и интересных. Просто в этом и была проблема: за последние два года он сильно отвык от выходных, и не сказать, чтобы это его угнетало. А тут нате – принудительный отпуск. Ссылка. Как в девятнадцатом, блять, веке. Вернее, конечно, он сам уехал, но какое-то время в глуши у границы с Казахстаном или двести двадцать восьмая – выбор без выбора. Секс или что-нибудь не слишком тяжёлое могли бы хоть как-то развлечь не особо-то и умеющего развлекаться ленинградского умника, но…       Даниил откинулся в кресле. Мозг раздражал цветастый ковёр на стене. Что в этом ПГТ было хорошего, так то, что дома здесь строены на совесть, ни о какой звуко- или теплоизоляции с помощью ковров речи быть не могло. Просто вот Андрею нравится идея весить ковры на стены. Хотя, крайний – последний? – раз, когда Даниил виделся со Стаматиными, где-то за полгода до их отъезда, те жили в светлой квартире на Чернышевской, в которой с момента постройки здания, кажется, не было ремонта. Лепнина на потолках (Андрей, помнится, на неё ворчал) и антикварные люстры плохо вязались с ковром на стене. Губительное влияние Казахстана. Даниил поморщился и отвернулся.       Кандидат медицинских наук Даниил Данковский в Городе уже неделю, семь невыносимо долгих дней, без связи с внешним миром и хоть какого-нибудь полезного дела. Поручкался с провинциальной элитой – очень аккуратно и выборочно, чтобы лишний раз не напоминать о себе представителям государства, суммарно часа четыре наглядел на реки и около шести – на странное сооружение, стоящее с целью, которую ему никто так и не смог объяснить. Хронофантастика вроде какая-то. Путешествий во времени не обещали, но Виктор Каин долго и утомительно говорил о том, что похожее на паука здание меняет ход времени. Может, поэтому, когда Даниил на полтора часа засматривался на… на Глотку? Так эта речка называется? На воду, в общем, казалось, что прошло три минуты, а когда слушал Судью, пятнадцать минут ощущались часами.       Но в основном, конечно, он бухал. Хотя бы потому, что волшебный андреев самогон возвращал течение времени в нормальное русло. Минута длилась ровно минуту. Помимо прочего, Данковский и Стаматины, на самом деле, никогда не являлись прямо-таки друзьями, были слишком заняты своими проектами. Разве что, Стаматины чуть больше любили вечеринки, регулярно звали на них Данковского, но он приходил раз в полгода-год. В связи со спецификой призвания, у Стаматиных собиралась скорее творческая элита, чем интеллектуальная, и это всё, конечно, очень весело, но Даниил учёный, и вечеринки у него учёные: кататься до Москвы и обратно каждые два дня последние полгода, потому что административные вопросы таких масштабов решаются в столице, а сама «Танатика», в которой тоже надо дела делать, стояла в Питере.       Но всё лучше, чем заливать резко пахнущим травой бухлом безделье. Больше не нужно было никуда ездить, бежать, раскладывать по отдельным папкам, а потом и целым ящикам, документы «Танатики» как НКО и отчёты по результатам её работ. Ещё была медленно, но верно тяжелеющая папка с собственными статьями на личном компьютере. Ничто из этого больше не занимало его время и голову.       Потому что всего этого больше не существует. Борьба Данковского с надругательством над его ребёнком, нежно взращиваемым ещё с аспирантуры, сделала только хуже и привела к полному уничтожению. Люди распущены, бумаги архивированы, исследования свёрнуты, Данковский… Данковскому заткнули пасть, чтоб не гавкал лишний раз.       У него ведь был ещё такой запас сил, такой ворох идей… А, да что теперь.       Местная подружка Стаматиных, вместе с которой Данковского отправили жить (ни гостиниц, ни постоялых дворов, мой друг, у нас, к несчастью, не наличествует, но наша дорогая Ева Ян согласилась Вас приютить!), кажется, на него сердилась за то, что он и Андрея потянул обратно в алкогольную яму. Ну, насколько Ева вообще могла сердиться. Тем более – на Данковского. Так что, если уточнять, она тихонько рассказала, наливая болеющему с похмелья Данковскому воды, как Стаматины переносили первые месяцы в Городе. Если коротко — никак. Закрылись оба два в той комнате, в которой сейчас жил Даниил, и пили. Пётр так и не бросил, а Андрей вот уже даже какое-то дельце разворачивал. А что, мол, театр в городе есть, а бара — нет?       Хорошая девочка, конечно, и так-то нечего бы её обижать. Но Даниил прикрыл глаза и сделал ещё один глоток.       Однако через два часа кандидату Данковскому пришлось бросить пить, потому что он своими руками лишил себя, на самом деле весьма приятных, собутыльников. А он же, в конце концов не алкоголик, в одиночестве спиваться. Стаматины алкоголиками были, потому что в их случае компания друг друга – никакая не компания.       – Много ты понимаешь, – голоса у братьев были совершенно одинаковыми, но Пётр звучал чуть более надтреснуто, чуть суше, и Даниилу не составило труда догадаться, что говорил сейчас он. Андрей бы эту фразу прорычал, Пётр – пошелестел. Даниил, вообще-то, был медик всё ещё, и потому прекрасно осведомлён, что любой алкоголь – сильный депрессант, силы жить высасывающий только так. Поэтому вряд ли дело было просто в разности характеров.       Хотя бы потому, что Даниилу показалось, будто Пётр целенаправленно пытался задеть его за живое. Много ли он понимает! Да, много! Проекты Стаматиных всё ещё имеют высокую инфраструктурную, а значит и буржуазную, ценность. Мост их стоит, Небоскрёб их стоит, Набережная где-то далеко на Восток даже отсюда – тоже стоит.       А у Даниила Данковского всё отняли. Виноград собрали, а лозу вырубили.       Даниил с трудом, но разлепил глаза, а верхняя губа самопроизвольно дёрнулась в приступе агрессии, когда он поворачивался к Стаматиным. Те, казалось, ни разу не пошевелились за сорок минут. Пётр как растёкся по креслу, так и застыл вулканической породой, а Андрей, казалось, дремал с приоткрытыми глазами у ног Петра, спиной прислонившись к креслу, плечом чуть касаясь братской ноги. Узловатые петровы пальцы потянулись к волосам Андрея, спихнули тонкую прядь ему на лицо. Андрей сонно моргнул.       – Да, много, – бутылка стукнулась о пол. – Да, много!       Лицо у Стаматиных сделалось каким-то растерянным. Даниилу стало стыдно. Будто он один тут в западне. Радоваться надо бы: огромное совпадение, что они втроём оказались в одном месте. Оказалось, какой-то старший родственник Стаматиных участвовал в проекте Города, что повлияло на решение бежать сюда. Даниил выбирал место наугад, лишь бы подальше, понезаметней. Но вот перед ним один Стаматин передаёт бутылку другому. Они хотя бы в одной лодке. Горе равномерно, сплошной липкой однородной массой, легло им на плечи, и вместе тащить этот шлакосгусток было легче. Даниил порадовался, что Стаматины были друг у друга, и приложился к бутылке снова.       – Мы мертвы, – негромко объявил Пётр, откинулся затылком на спинку кресла, а в голосе его всё равно звучало какое-то танатофильное восхищение. – Нам и тридцати не стукнуло, а мы мертвы.       Андрей механически, будто делал это много раз раньше, схватился за запястье брата и, видимо, стал считать пульс: большой палец поблуждал по предплечью, пока не остановился у самой ладони, а глаза Андрея быстро нашли в комнате часы. Наверняка он понял, что имел в виду Пётр, но видимо слишком... Даниил отвернулся к окну. Были вещи, которые не предназначались для чужих глаз.       Кандидат наук Даниил Данковский был достаточно пьян, и у него, как у успешного научного сотрудника, был хорошо подвешен язык. Два этих фактора обычно означали монолог, который следующим утром казался самым страшным позором в истории его личности, Родины и человечества.       – Неужели мы предпочли смерть лишению свободы? – негромко хмыкнул Даниил. – А что, не дураки мы разве? С нас же станется забыть, что выхода нет только из гроба!       – Ты чего, Дань? – нахмурился Андрей, но Даниил смотрел прямо перед собой и ему было явно не до вмешательств в мысль. Ну прям театрализованное представление. Дайте свет на кандидата Данковского.       – Я всю жизнь борюсь со смертью. На ножах дерусь, на кулаках. И что мне, сдаваться теперь так просто? Потому что так решили какие-то люди? Я в жизни людей не слушался. У них могут быть деньги и оружие, но власти их нет надо мной, – Даниил прерывисто вдохнул и повернулся к Стаматиным. – Сколько?       – Сто четыре, – Андрей словно только и ждал этого вопроса.       – Значит, всё по-настоящему? – уловил мысль Пётр.       – Значит, всё по-настоящему, – расслабленное тело наливалось силой.       – Жаль только, Нина тебя не дождалась, – Андрей, видимо, решил сбить настрой.       Нина — мёртвая жена Виктора и мать малолетнего лидера ОПГ и той… той девушки. Марии Каиной. Она производила на Даниила странный эффект. Воздух в комнате? Или она просто красавица?       – А что с Ниной? Учёной она была или меценаткой?       – Я же говорю, ты мало вещей про Город понимаешь, – Пётр дёрнул бровью.       – Я много понимаю про поражения. И сейчас ещё не всё проиграно. Но будет, если вы, – Даниил прикрыл глаза и поглубже вдохнул. Степной самогон путал мысли, но добавлял воли. – Если мы…       – Сопьёмся? – помог Андрей.       – Смиримся, – «не перебивай» – посмотрел Данковский. Он им тут про высокое, а они… – Позволим себя убедить, поверим, что нам нужно чьё-то разрешение, чтобы побеждать… чтобы делать великое… – слова в голове тянули гласные друг друга за, по всему языку раскиданные, хвосты. Твирин – откуда я знаю это слово? – медленно, но верно выколачивал мозги.       Даниил зажмурился, а когда открыл глаза, Стаматины сидели друг перед другом на полу, и лицо Андрея в ладонях Петра. Кажется, они так общаются. По крайней мере, в воздухе ощущался ток информации, как в аудитории во время семинара.       Поздним утром следующего дня, конечно, хотелось всё забыть. Он расчувствовался и наговорил приятелям какую-то невнятную неубедительную хуйню. Это специальный термин. Данковский мог утверждать это, как учёный. Оставалось только надеется на то, что Стаматины традиционно пили больше.       Но чтобы прояснить этот вопрос нужно было с ними увидеться. А видеть их никто со вчерашнего вечера не видел. Даниил снова упал на траву перед Глоткой. По противоположному берегу в направлении, кажется, юга, бежала девочка. Девушка. Молодая женщина. Даниил задумчиво нахмурился. В этом вялотекущем, погруженном в какое-то прошловековое болото, городе, даже дети бегали не часто, что говорить про взрослых. И не коренная ведь, от тех чего хочешь ждать можно, нет, прилично одетая, явно городская. Бежала будто из последних сил, но, насколько Даниил мог судить с такого расстояния, ни напуганной, ни расстроенной не казалась. Торопилась на свидание? Даниил так и не запомнил, как назывался район на юге, но приятного там точно было мало. Плохой у неё какой-то ухажёр, в таком случае, Даниил бы такого давно бросил. Хотя как она прыгала своими кедами по потрескавшемуся асфальту… должно быть, великая любовь.       Даниил одёрнул себя. Стоило прекращать думать о всякой ерунде и найти, чем себя занять. Будет ли Ева с ним пить, если он предложит?       Но вообще-то не бухать же с самого утра. Хотя Солнце уже тянулось к западу. За прошедшую неделю он, как мог, имея в распоряжении только личный компьютер, обработал результаты экспериментов, которые успел собрать перед, что уж теперь юлить, побегом, и которые прямо на вокзал принёс Лёша. Все коллеги Даниила уговаривали уехать, по возможности сразу заграницу, но только Лёша пришёл провожать. Лицо у него ещё тогда такое было… трогательное. Но, возвращаясь к мыслям о делах, пришёл Даниил только к тому, что данных ему не достаёт. Художественную книжку, которую взял в собой, прочитал ещё в поезде – ехать долго, Хайдеггера в первые три дня, скачанные на комп статьи, которые могли быть полезны, оказались душным трусливым переливанием из пустого в порожнее. Геронтократия наступила и в науке, в прочем, не впервые в истории. Но в науке молодые мозги нужны как нигде больше. «Молодые мозги» ещё раз пробежался глазами по «Полдень, XXII век», и со стоном бессилия рухнул спиной на кровать. Смартфон уже привычно уведомлял, что связи в этом маленьком городском мире не существует.       – У нас сахар кончился, – задумчиво протянула Ева Ян, заглядывая в ящик над столом. А то, что вино у них кончилось, её не волновало? Для девочки, которой он, если верить Стаматиным и собственному опыту, нравился, она слишком быстро привыкла к тому, что они соседи. Её почти голая спина выглядела привычно расслабленной. И правильно, что голая: жара стояла безбожная. Хотя, глядя на степняков в плотных рубашках не то из кожи, не то из засаленного холста, Даниилу казалось, что это его, как безбожника, добивала кара Господня. Вот и расплата за грехи: мужеложства, гордыни, лжи… даже умирать для этого не потребовалось. А то заладили: карательная функция смерти то, карательная функция смерти это…       – Сейчас схожу.       – Это не срочно, – она обернулась, опёрлась поясницей на столешницу, чуть подняла брови.       – Мне не сложно, – да ладно, будто Ева не понимала, что заниматься ему тут нечем, а Омут на него плохо влиял. Каины говорили, Омут на всех плохо влиял. До Евы.       В итоге этой чреды событий (безделье, диалог, Омут – скорее набор факторов? Неважно) Даниил обнаружил себя несущим на руках мальчика лет семи в окружении целой толпы щебечущих детишек, указывающих дорогу. Детей Данковский не очень любил, но у ребёнка перелом, а для помощи на месте у него под рукой ничего не оказалось. Ну не носит он с собой шины, когда выходит за сахаром. По болям и внешнему виду ноги — косой без смещений, но без рентгена, конечно, точно не скажешь.       Вообще достаточно неловко. Не перед детьми, конечно. Просто Данковский в некотором смысле знал Бураха: относительно много его читал, иногда ссылался на его работы. Однажды получил от него грамотно составленный отзыв, ни один учитель словесности бы не придрался. А у Данковского был требовательный учитель словесности. Ну вы знаете. Мед.       И несмотря на это, за всю неделю, Данковский ни разу к нему не зашёл. Просто стыдно было. Даниил ходил помятый, опухший, по три дня не брился, хорошо, если был трезв. Потому что про «не пить с же самого утра» это так, поздно проснувшееся воспитание. Со третьего по шестой день после его приезда он со Стаматиными вообще не просыхал. Только тоска, какое уж тут знакомство со смелым независимым исследователем из глубинки.       Солнце палило. Дети всё трещали.       Бурах вышел им навстречу – пара ребят побежали вперёд, предупредить о пациенте.       – Давай я, – предложил Бурах, протягивая руки, чтобы, видимо, взять мальчика.       – Не стоит, мне не тяжело, – отмахнулся Даниил, продолжив идти. – Он хорошо сел, ногу до стола тревожить не будем.       Под столом Даниил подразумевал, конечно, какой-никакой, старый и косой, а всё-таки операционный. Деревянный стол, на который ему было сказано посадить ребёнка наверняка задумывался, как обеденный. Кабинет Бураха вообще был зданием по местным меркам дорогим: из дерева, настоящая такая сельская больничка, забитая шкафами с посудой и документами, залитая светом, и стол для бумажной работы был отдельный и стоял в прихожей. Справедливости ради, мальчишка-светлая вихрастая макушка перед размещением пациента постелил одноразовую клеёнку. Жаль было даже не людей, для которых это был буквально единственный медкабинет во всём городе, а человека с образованием, которому приходилось в таких условиях работать. Почему Бурах до сих пор не затребовал у Сабурова, или кто тут за старшего, место получше?       – Спичка, наропин.       – Иглу на ноль восемь?       – На ноль пять.       Мальчишка-светлая вихрастая макушка убежал в подсобку. Пациент, вроде, даже не плакал особо, какой наропин? Анальгин дать ребёнку какой-нибудь и хватит… Даниила дёрнула догадка.       – Он же без смещения!       – То, что ты его не видишь, не значит, что его нет.       – Невозможно узнать на глаз!       – Щенки, ничего без аппаратуры сделать не могут…       – Человеческое здоровье важнее демонстрации навыка!       Бурах схватил Даниила за ладонь, сжал её и провёл костяшками до места перелома, несколько раз стукнул вдоль кости. Мальчик всхлипнул и детишки, которым, видимо, нельзя было в «операционную» и которые это знали, загородили телами дверной проём и зашумели.       – Ну что? – Исидор требовательно взглянул на Даниила. – Ноткин, не отпускай кота! – рявкнул он куда-то детям.       – Со смещением, – сдался он. Опять же, гордость гордостью, а ребёнка калечить нельзя. Исидор передал Даниилу шприц.       – Сначала пробу.       – Да я умею…       Так, на восьмой день своего пребывания в Городе, потихоньку выходя из запоя, иноагент Даниил Данковский стал участником операции по вправлению кости и накладыванию гипса.       – Ты где учился? – как между делом спросил Исидор, вытирая руки.       – В Пирогова, – Даниил пошарил по карманам и нашёл для Савы конфету. Так звали ребёнка. Ребёнок, уже сидевший на стуле, благодарно заулыбался.       – Достойно, – Исидор передал Даниилу шприц, клеёнку – мусор. Даниил принялся искать глазами, куда его выкинуть.       – Не знаю. Ненавижу Москву. А Вы?       Нашёл. Мусорка стояла в ящике шкафа под посудой скорее научной, чем медицинской.       – И я ненавижу.       Даниил заулыбался. Исидор же понял, о чём он.       – В Саратове. Знаю, не очень впечатляюще, но в моё время…       – Прекратите скромничать, – поморщился Данковский. – Я читал Вашу последнюю работу по трансплантологии, это было весьма захватывающе. Я бы даже рекомендовал Вам поискать переводчика, я знаю наших коллег, не говорящих по-русски, которых может сильно заинтересовать Ваша статья, – что за фангёрлинг, Данковский? Взрослый человек, что, учёных никогда не видел? Ты же сам учёный! Даниил убедился, что рука чистая и протянул её для рукопожатия. – Даниил Данковский, рад наконец познакомиться, – Даниил запнулся. Он понятия не имел, как Бураха по имени-отчеству. – Товарищ Бурах?       – Да знаю, что читал, и не только её, – Бурах улыбался. Приятно улыбался, открыто как-то. И рукопожатие крепкое для человека очевидно за пятьдесят. – Я читал статью, в которой ты на меня ссылался. И здесь я просто Исидор.       Ну всё, пора бы отнять ладонь, а то выражение «ручкаться» становилось слишком буквальным.       – Со всем уважением, не привык, когда мне «тыкают», и сам так делать не люблю, – всё-таки добавил Даниил.       – Привыкнешь, – только отмахнулся Исидор, продолжая убираться. Даниил сощурился, выражая неприязнь.       – Я полагал, учёный даже в такой глуши будет обладать каким-то авторитетом, – он сложил руки на груди.       – Будет тебе, какой я учёный? Да и ты теперь… – Исидор повернулся лицом. Это первое, что Даниил запомнил о нём не как о специалисте или о профессионале, но как о человеке. В своей открытости и прямоте он мог быть жесток. Даниил почувствовал, как снова разболелась голова. Вот так, по свежей ране, да с рваными краями – ай. Исидор внимательно вытирал со стола попавшие на него каким-то образом капли гипса. – Как сам себя чувствуешь?       – Здоров, – не задумываясь бросил оглушенный воспоминаниями о болях Даниил. Это какой-то местный этикет? – А в чём дело?       – Хотел зайти поздороваться, но Ева сказала, ты болеешь.       Ну да. Болеет. Именно поэтому Исидор, единственный квалифицированный медработник в Городе, не решил его осмотреть. С другой стороны, Даниил в каком-то смысле правда болен, а Исидор правда не психиатр.       – Да, мне легче, спасибо, – как-то невнятно буркнул Даниил.       Это пункт 1.1. в списке вещей про Исидора Бураха как про человека: он костоправ. Делает больно с целью избежать осложнений.       – Знаете, моя соседка… я за сахаром на четыре часа ушёл, а она такая нервная, моя соседка, – подвергшись такому бесцеремонному удару по больным местам, Даниил опешил. Через пару минут это сменится агрессией, но он уже будет двигаться в сторону Омута.       – Да беги уже, Ева поди у Андрея на груди уже все слёзы по тебе выплакала.       – Она же меня неделю знает, – Даниил нахмурился.       – Ты думаешь её это остановит? Ты заходи иногда, голова у тебя работает, а руки суетятся. Руками тоже надо уметь работать.       Конечно, Ева переживала не сильнее обычного. Успела привыкнуть. В Разбитом Сердце ни одного из Стаматиных не оказалось. Ева их сегодня тоже не видела. Видеть Марию почему-то очень не хотелось. И впервые за неделю Даниил Данковский лёг спать трезвым. Уснуть, как ни странно, получилось.              – А мне нельзя посмотреть? – Даниил надеялся, что не звучал слишком взволнованно. Главный плюс знакомств с одарёнными людьми по экспертному мнению Данковского – прикасаться к их проектам до того, как это смогут сделать все остальные.       «Разбитое сердце» в половине одиннадцатого утра официально ещё не работал, но Даниил же приятель хозяина. Бармен ещё не вышел на смену, поэтому за стойкой стоял Андрей. Даниил ожидал, что Пётр будет лежать на ней головой, но тот, на удивление, сидел прямо. Когда они выйдут отсюда на улице будет уже очень жарко.       – Нет, – отрезал Андрей. Хотя голос звучал слабее, чем обычно. В последний раз Стаматины показывались позавчера – весь вчерашний день Даниил позировал Еве и развлекался беседой с Юлией, но вечером ему сказали, что братьев никто так и не видел – и, кажется, всё это время они не ели и не спали. Петра явно било аддитивным синдромом, но он, кажется, был слишком возбуждён их новой идеей, чтобы обращать на ломку внимание.       Стаматины прекрасно знали, что архитектура не так работает. Приходит человек, которому нужно сооружение, обладающее рядом свойств и выполняющее ряд функций, у человека есть деньги и своя команда, с которой приходится работать: геологи, гидрологи, материаловеды… нельзя просто прийти и навязать спонсору свой проект. Но архитекторам Стаматиным никогда ничего не было «нельзя».       – Ну расскажите хотя бы, что это будет? – не сдавался Даниил. Не узнает сейчас, скорее всего, не узнает до конца строительства. – Больница?       – Почему больница? – Андрей дёрнул щекой.       – Не знаю, – правда не знал. Просто в городе не было больницы, один кабинет Исидора. А в городах бывают больницы. В Бойнях, по сути, должен быть медпункт, но там работает несколько тысяч человек, это просто смешно. – Не больница?       – Ты себе не представляешь, насколько не больница. Больницы для тел, а Башня… – Пётр иногда так делал. Замолкал, потому что говорить ему было больше не интересно и, как говорил его брат, не имело смысла. В голове, мол, у Петра такое, что это или воплотится в жизнь, или канет в небытие.       – Башня?       – Сходи с нами к Каиным, – Пётр неожиданно быстро вернулся из омута собственного сознания.       – Да! – поддержал Андрей. – Хочешь больницу — устроят тебе больницу!       – Да я не хочу больницу! – Даниил прикрыл глаза. – Просто местным нужна больница. Нам нужна, если мы собираемся здесь жить хоть какое-то время.       В Прекрасной России Будущего в каждом селе будет больница. Настоящая, хорошая, со специалистами и оборудованием. Даниил готов ручаться. Даниил это устроит.       Даниил это устроит. Он распахнул глаза и глубоко вдохнул. Кофе в стакане – даже без коньяка – посмотрел на него и вздохнул в ответ. Боже. Ему надо к Каиным.       – Идите вперёд, – братья, кажется, что-то ещё говорили, пока Даниил молчал, но он не слушал. – Если я скажу про больницу, они не захотят строить… Башню.       Розу? Откуда в голове это слово?       – Ты ещё плохо знаешь Каиных, – хмыкнул Андрей. Его обыкновенно злое лицо как-то даже разгладилось. – Как только они увидят хотя бы эскизы, один только Её портрет, который мы написали, они не захотят строить больше ничего.       В обед Георгий, сразу после презентации, игнорируя вопросы про вердикт архитектурного проекта, сказал ему, что это к Сабурову. Вот же ж блять.       – В Городе на данный момент, не считая Вас, три врача.       Даниил постарался взять себя в руки, прежде чем отвечать. Конечно, у него это по обыкновению получилось, но мракобесие всё равно страшное. И, безусловно, стоять да с каким-то как будто прошением перед сидящим за столом градоправителем было унизительно.       – Вот именно. Всего три врача, и, если я Вас понял, все с высшим образованием. Не дело, когда специалисты такого уровня ставят капельницы, – он стоял и дышал так ровно, как только мог. – Было бы не дело, потому что конкретно я видел только один штатив для капельницы в кабинете Бураха. В Городе несколько тысяч человек, – Сабуров не воспользовался паузой, чтобы оправдаться или согласиться выделить хоть какие-то средства из бюджета. Ладно. Ладно. – В Бойнях есть медкабинет?       – Нет.       – А в… – лицо непроизвольно задвигалось в задумчивости. – В этом вашем общежитии?       – Нет, – у Сабурова же не дрогнул ни один мускул.       – На несколько тысяч человек?       – Послушайте…       – Даниил Даниилович.       – Послушайте, Даниил Даниилович. Я плохо понимаю, чего вы от меня хотите. Мне нужно написать в областной центр с отчётом о том, что в Городе отсутствует базовая инфраструктура? – не совсем правда. Школа была. СОШка какая-то, кирпичное здание. – Откуда, конечно, напишут в Москву? Привлечь к нам внимание?       К тебе внимание. Вот ведь паразит, знал, куда кусать. Не прозвучала, но висела в воздухе угроза назвать фамилию Даниила Данииловича в обращении.       – Проектом Быков занят Владислав Ольгимский, если Вам нужна эта информация, – а тебе нужна, Даниил Даниилович. – Но Ольгимский будет искать выгоду, так что на Вашем месте я бы не шёл к нему с гуманистическими речами, – иноагент. – Раз уж вы всё равно уже знакомы с Бурахом, обратитесь к нему, он знает к Ольгимскому подход, – и вали уже.       – Спасибо, что уделили время, Александр Георгиевич. Извините, что так вломился. Обязательно воспользуюсь рекомендациями.       – Обращайтесь, Данковский.       Ну что за- аргх. Чёрт с ним.       У Бураха Бураха не оказалось. Ну тут вообще как посмотреть, конечно. Но на данном этапе повествования, на котором, перебившись на обед сигаретой – есть по такой погоде всё равно не хотелось – Даниил открыл дверь в кабинет, ему со всех сторон казалось, что зайти нужно позже.       – Здравствуйте, – неуверенно сказал он, глядя на… на юношу? На молодого мужчину, перекладывавшего на столе траву. Ощущение от этого глядения было странное. Не как от Марии Каиной, а какая-то... Шутка природы.       – Здравствуйте, – мужчина растерянным не выглядел. Хорошо, что Даниилу не свойственно чувство неловкости. А может это странное ощущение, это та самая неловкость? Даниил же не знает, как она чувствуется. – Симптомы?       – Что?       Показалось, мужчина дёрнул уголком губы. Приветливо дёрнул.       – Что болит?       Голова.       – Ничего не болит. Я ищу Исидора Бураха.       – А. Он роды принимает, – так буднично. И траву продолжил перекладывать.       – Он ещё и акушер? – Даниил теперь понимал, почему Исидор последние лет семь ничего не писал. – А вы, полагаю, Рубин? Станислав, да? Я могу вас так называть?       – Нет, – у Рубина было удивительно неподвижное лицо. У Даниила даже с годами не получилось такому выучиться. – Стах с отцом сегодня. А я Артемий. Если у тебя что-то с твирью, – завязал на пучке травы узелок из бечёвки, – или трупами я тоже могу помочь. Хотя, если дело серьёзное, переговорить с отцом придётся. Но я сегодня что-то вроде дежурного врача.       – Бурах? – Даниил проигнорировал всю остальную информацию.       – Я? – бедный парень не понимал, что Даниил от него хотел, да? Даниил хотел просто немного информации. То, что её приходилось доставать клещами, откровенно говоря, нервировало.       По крайней мере, это не Рубин. Это Артемий. Бурах, если Даниил правильно понял. Это, наверное, жара так мозги плавила. Не дождавшись ответа, Артемий пожал плечами и продолжил. Смотрел в лицо, придерживая траву длинными пальцами.       – У меня, как видишь, очереди пациентов. Так что можешь поразвлекать меня пока, отец с самого утра ушёл, пора бы уже разродиться, – снова пожал плечами и снова вернулся у своему странному занятию. – Скоро вернётся. В холодильнике сок, если хочешь.       – В том же, в котором лекарства? – Даниил не уверен, шутил он или серьезно удивлялся.       – Да нет, – несмотря на все такое же статичное выражение, казалось, что Артемий почти смеётся. – У нас есть холодос для еды. Хотя сейчас что угодно ниже пятнадцати градусов температурой – лекарство.       – Вы так прав, – Даниил вздохнул и прикрыл глаза. – Можно мне присесть?       – Да будет тебе! – сейчас точно смеялся. – Падай, конечно.       И Даниил упал. На стул напротив Артемия, хвала богам, не в обморок. Не настолько жарко. Но приложится лицом к холодной поверхности необходимость всё равно чувствовалась.       – Ты как-то совсем плохо погоду переносишь, – брови на его красивом лице как будто чуть дрогнули.       – Да почему в этом городе все мне тыкают, – Даниил в приступе отчаяния почти лёг на спинку стула.       – Привыкните, – фыркнул Артемий. Ну вот воистину сын своего отца. Хотя – Артемий исправился. – Так что… Вы хотели спросить у отца?       – Я уже не знаю, стоит ли у него что-то спрашивать, – Даниил дёрнул плечом. – Городу нужна больница, Стаматины порекомендовали пойти к Каиным, Каины сказали, что такие вопросы к Сабурову, Сабуров меня чуть не прямым текстом нахуй, – осечка. Артемий не обратил внимания, но Даниил поспешил исправиться, – пригрозил мне, в общем, в качестве спонсора рекомендовал местного буржуа, но перед этим переговорить с Бурахом, – он вздохнул, опёрся предплечьем на стол, и посмотрел Артемию в лицо. – Зачем я только тебе это всё рассказываю?       – В голове лучше укладывается, если вслух проговорить, – ответил Артемий на риторический вопрос, встал за чистыми стаканами и налил им воды. Даниил благодарно кивнул, надеясь, что этого будет достаточно. Ничего вслух больше говорить не хотелось. Усаживающийся обратно Артемий кивнул в ответ. – Больница в Городе это, конечно, весело. Даже отец не решился за такое взяться. А он, ну. Много вещей для города сделал, короче.       – Зачем? – после воды говорить стало решительно легче.       – Ну, это его Родина. Хочется, чтобы на Родине хорошо жилось. Не прав я что ли?       – Ab ovo usque ad mala.       Негустое задумчивое молчание повисело в комнате пару десятков секунд. Артемий вот уже открывал рот и набирал воздуха, чтобы что-то сказать, но был безбожно прерван.       – Артемий! – мальчишка-светлая вихрастая макушка. Спичка? – Тебя Исидор зовёт.       – Срочно? – осведомился Артемий, так скоро и решительно поднимаясь, будто знал, что срочно. Хотя, по раскрасневшемуся и запыхавшемуся мальчику догадаться было нетрудно.       – Ага.       – Тогда посиди тут за старшего, – Артемий схватил какой-то кулёк. – Если знаешь, что не можешь справиться, беги к нам.       Спичка уже кивнул, но Даниил встрял всё равно.       – Я могу подежурить, – Спичка и Артемий, до этого смотревшие друг на друга, синхронно повернулись к нему. – У меня высшее медицинское. И мне не сложно.       Ну вот теперь Артемий точно улыбнулся.       – Ты нас очень выручишь, – снова отвернулся к Спичке. – Тогда показывай, куда идти.       Так кандидат медицинских наук Даниил Данковский оказался вместо дежурного в, кажется, единственном медицинском кабинете в глубинке у границы с Казахстаном. Что, нахуй, произошло с его жизнью?       Ещё веселее стало, когда в дверном проёме возник ещё один человек. Ещё и рыжий. Рыжий явно собирался с порога бросить какое-то приветствие, но осёкся увидев незнакомое лицо.       – А Артемий где?       О Боже. Теперь, сидя на месте Артемия, Даниил понимал, что они оба были в смятении. Даниил подавил смешок. Что за сюр.       – Роды принимает.       – С утра же Исидор со Стахом принимали.       Даниил в ответ пожал плечами и вернулся к книжке, которую нашёл на тумбе за шкафом с посудой. Что-то по гематологии. Может, он был слишком занят, когда был здесь пару дней назад, но, кажется, тогда её не было. Книга Артемия?       – Я-ясен красен. Ты кент Артемия?       Да когда это кончится? Даниил вздохнул и закрыл книгу.       – На что жалуетесь?       Мужчина упал на стул напротив.       – На жизнь-жестянку и жару адовую, – поза выражала пренебрежение ко всему живому и неживому. Ясно. Пришелец собирался поболтать с другом, друга не оказалось, но планы не изменились. Мужчина протянул руку для рукопожатия. – Меня Грифом называют.       Кто называл был прав. Впечатление складывалось какое-то такое. Даниил посмотрел на протянутую руку и поджал губы. Гриф фыркнул и хлопнул ладонью по столу. Солнце, медленно, но верно клонившееся на запад, неприятно слепило, а волосы Грифа заставляло светиться.       – А ты не болтун, ага? Медведь такой же, – видимо, этому человеку не нужен был собеседник, только слушатель. Что же, Даниил потерпит. Он снова открыл книгу. – Давно его знаешь?       – Медведя? – Даниил нахмурился, не отрывая глаз от страницы. – В зоопарке однажды видел, – «однажды» потому что Даниил не любил зоопарки, но никто не будет тебя спрашивать, если тебе девять.       – Да Тёму же!       Тёма. Ладно.       – Минут десять. А потом он ушёл принимать роды.       Даниил был почти рад ввалившемуся в кабинет Артемию (Тёме) за спасение от этого диалога.       – Привет, – уставшее лицо Артемия озарила приветливая улыбка, и он пожал Грифу протянутую руку.       Исидора с Артемием не было. Зато был мужчина выше него. Даниилу показалось, выше кого угодно.       – О, – произнёс Артемий, уложив ладонь на собственную макушку. – Гриф, Стах, это… – Артемий перевёл взгляд на Даниила, ища помощи. Точно. Даниил, вместо того, чтобы представиться, стал пересказывать свой день. Как невоспитанно. Провинциальный медик оказался культурнее него.       – Даниил Данковский, – запоздало натянул уголок губы Даниил, глядя только на Артемия.       – Даниил- погоди, – Артемий нахмурился, опустил обе руки и плечи. – Тот самый Даниил Данковский?       – Скорее всего, – ну вот. Даниил подавил приступ раздражения.       – А почему- ладно, – он взял себя в руки. – Оно, конечно, ладно. В общем, – Артемий возвращался к мыслям, которые думал. – Стах, Гриф, это Даниил, Даниил, это Гриф и Стах, мои старые друзья.       – А мы с Даней уже это самое, – качнул головой Гриф. Ну это уже слишком.       – Мать свою «Даней» будешь звать, – Даниил зло сощурился.       – Ну зачем так? – фыркнул Артемий.       – Только так с ним и надо, – одобрительным тоном перебил Стах. – Станислав Рубин, – представился мужчина, протягивая руку, и Даниил даже встал, чтобы её пожать. Ну хоть кто-то адекватный в этом городе. – Рад знакомству.       – Взаимно, Станислав, – Даниил даже чуть улыбнулся.       – Не возражаю против «Стаха».       – Спасибо, лестно. Не возражаю против «Даниила».       – Я запомню.       – Так, ну всё, – Артемий потянул друга за плечо, буквально вынуждая его разорвать рукопожатие. – Вот твои шмотки, и валите отсюда оба.       Гриф и Стах переглянулись. Гриф фыркнул.       – Я серьёзно, э, – Артемий развернул их лицами к двери. – Сегодня это моё рабочее место, а вы тут… очередь задерживаете.       – Ну-ну, – протянул Гриф уже с той стороны двери.       – Если Лара будет заходить, передай через неё мне, как девочка себя чувствует, – обернулся на прощание Стах.       – Конечно, – Артемий хлопнул его по плечу. Когда мужчины ушли, Артемий повернулся спиной к двери и облегчённо выдохнул. Даниил изогнул бровь. – Я их люблю, но ужасно устал. И Стах тоже. А уставший Стах и бодрый Гриф сочетание выматывающее.       Даниил понятия не имел, зачем ему эта информация, но запомнил на всякий случай. Не бывает бесполезных знаний.       – Спасибо, что выручил, – Артемий ближе подошёл к столу, на котором лежала трава, как он её оставил. Даниил стрельнул глазами. – …что выручили, а то мы бы ещё и за Спичку здесь переживали. Никто не появлялся?       – Кроме, экхм, Грифа? Нет, сегодня тихо.       – Это хорошо.       Они кивнули друг другу и ещё немного помолчали. Даниил в задумчивости, Артемий — в утомлении. Атмосфера, в общем, стояла какая-то сонная.       – Отец, сегодня сюда, наверное, уже не придёт, а если и придёт, то, конечно, говорить вряд ли захочет, – Артемий говорил негромко, а солнце золотило щетину на его скуле. – Пойдёте, наверное, или ещё со мной посидите? – как будто они в самом деле до этого «сидели».       Даниил хотел было завести беседу о книжке, которую нашёл, но тут же оборвал себя. Что это ещё такое? Он сегодня уже наговорился с людьми на десяток лет вперёд и, к несчастью, завтра ещё придётся. К Ольгимскому он сегодня так и не сходил. Черти, как всё было бы проще, если бы здесь был интернет! Пришлось снова себя одёрнуть: лучше бегать по городу, чем обратно в запой.       – Да, я сегодня тоже утомился что-то. Жара, полагаю, так влияет.       – А Вы пейте воды побольше. И заходите завтра, отец почти наверняка здесь будет.       – До свидания, Артемий.       – До завтра, Даниил.              Честно говоря, за прошедшие полторы недели, Даниил начинал сомневаться, что однажды они с Евой поменяются ролями. Но вот он в половине десятого стоит на кухне в Омуте и наливает болеющей похмельем девочке воды.       – И всё равно, зря тебя не было, – Ева легла щекой на стол. – С тобой было бы лучше. Даже Пётр так сказал.       Вообще-то, Даниил понимал, что если начнёт, то может опять не остановится. От алкоголя только казалось, что становится лучше, в действительности же все происходило с точностью наоборот. Но это не значит, что Данковскому не было бы весело посидеть на импровизированном празднестве в честь утверждения проекта. По крайней мере, приятно, что ждали. И всё-таки.       – Так меня никто не предупредил. Я пришёл, решил, что ты на пленэре.       – Я бы не стала, ходить так поздно одна, – она провела большим пальцем по кромке стакана.       – Я знаю, – Даниил слил чай из носика в кружку и вернул обратно в заварник. – Андрей не даст тебя в обиду.       – Ты так думаешь? – Ева, как и не болела, слитным движением уселась на стол. Юность, что взять?       – Да. Полагаю, я так думаю, – Даниил повернулся, чтобы показать ободряющую улыбку. В его голове такая речевая ошибка – шутка. Ева благодарно улыбнулась в ответ. Хорошая девочка.       – Ты веришь в любовь с первого взгляда? – Ева сняла с руки один из браслетов, чтобы потеребить в руках. Волновалась? Задумалась? Вопрос был странный, неуместный и слишком интимный, и кому угодно Даниил бы уже сострил, но с привычками Евы оставалось только смириться.       – А что, Андрей в тебя влюблён?       Её лицо на какое-то мгновение удивлённо вытянулось: брови приподнялись, губки приоткрылись.       – Андрей... – начала было она, но осеклась. – Ты какие-то глупости говоришь. Только бы отвлечь меня. Знаешь, что я легко отвлекаюсь.       Это была правда. Даниил снова отвернулся, словно у него были какие-то дела. Чай заварился, посуда мыта. Даниил принялся протирать чистую столешницу.       – Смотря что понимать под любовью. Чисто физиологически причин не влюбляться с первого взгляда я не вижу. Мозг способен выдавать и не такие мощности.       За спиной завозились. Ева, должно быть, спрыгнула со стола.       – Можно тебя обнять?       Ну точно. Даниил после первого же прикосновения узкой ладошки к плечу довольно строго обозначил границы. О нарушении личного пространства нужно спрашивать, и быть готовым в большинстве случаев получить отказ. Но в этот раз Даниил только вздохнул и протянул к Еве руку. Ева ткнулась в плечо лицом, а этой рукой укрылась.       – Разве ты не влюбился в Марию с первого взгляда?       – Что? С чего ты взяла? – он нахмурился. Мария Каина… сложно было говорить про Марию Каину. Такие женщины всегда были его слабостью: истерички с магической картиной мира, они раздражали и оказывали губительное воздействие, но от того, как они выводили на эмоции, какими неясными всё время оставались, оторваться было невозможно. Даниил не разгадал ни одну из таких. Но Даниилу, хвала кому-то там, триста лет в обед, как не двадцать, и он мог отдавать себе отчёт, что ничем хорошим это не кончится. Женщинам, оказывавшим такой опиумный эффект, нужно было то, что никто не мог им дать.       – Она вчера сказала.       А вот это новости.       – Что я в неё влюблён? – что эта ведьма знает?       – Просто что влюблён. Но вид у неё был такой важный...       Даниил терпеливо вздохнул и провёл рукой по девичьим волосам.       – Не бери в голову. Даже если оно так, никто от этого ещё не умирал, – а вот это вопрос спорный, конечно. – Слушай, что тебе говорят о себе окружающие, а не что о них говорит Мария Каина.       Ева пару раз скоро кивнула, прежде чем выпутаться из объятий.       – Сегодня я как раз на пленэр. Дома будешь?       – Нет, у меня дела в городе.       – Пойдём вместе?       Даниил нахмурился.       – Ты же только краски выбирать будешь сорок минут. А я уже выхожу.       Ева хихикнула.              – …купи тапки хотя бы, – говорил, кажется, Артемий. У его отца голос ниже и суше.       – По Земле надо босиком ходить! – а это женщина.       – С заражением крови ты уже никак по ней не подходишь, – говорил терпеливо, негромко, как с ребёнком, но Даниил всё равно слышал через дверь. Которая тут же открылась.       Действительно: Артемий и неопрятная женщина, очевидно, из местных. Артемий перевёл взгляд на Даниила и приветливо дёрнул уголком губы. Даниил кивнул в ответ. Женщина, не прощаясь, проскользнула между ними и убежала. Даниил повернулся ей вслед.       – Ходят босые, а мы их штопай, когда ноги режут, – пояснил Артемий, обращая на себя внимание. – Привет. Заходи.       Сегодня за столом в «приёмной» сидел Исидор. Минуя светские беседы – местная публика бы их все равно не оценила, так что и заставлять себя не стоило – Даниил перешёл к делу.       – Мне нужны деньги Ольгимского.       Бурахи, успевшие отвлечься на свои дела, синхронно повернули головы к Даниилу. Исидор нахмурился, а лицо Артемия было обыкновенно неподвижным, разве что брови чуть приподнялись.       – Много кому нужны деньги Ольгимского, – в итоге просто буркнул Исидор и отвернулся к столу.       – Да погоди, отец, – Артемий сделал шаг навстречу. А глазки-то, глазки заинтересованные. – Больница, да? Деньги – на больницу?       – Полагаю, не в личное пользование.       – Ну, – Артемий повернул голову к Исидору. – Не нужна нам что ли больница?       – А укладских ты будешь за ручку туда водить? – Исидору явно не нравилась эта тема.       – Да я только что невесту перевязал!       Исидор сжал зубы и посмотрел на сына.       – Даниил, Вы нас не извините? – Артемий снова развернулся к Данковскому.       Даниил только кивнул и позволил Бурахам скрыться за дверью «операционной».       Не то дерево хорошо изолировало звук, не то они переговаривались тихо. А может вовсе молчали, грозно глядя друг на друга. Иногда доносились возгласы вроде «тугал» голосом Исидора и «ты же не трус!» похожим, но более высоким и сильным голосом Артемия, но тут же всё стихало. Даниил, не зная, куда себя деть, присел на скамейку под окном и разглядывал интерьер. Плакат о вреде курения. Краской покрытые стены. Стопка книг на шкафу, покрытая, кажется, тысячелетней пылью. Ужас, и они этим дышат? В операционной, Даниил надеялся, условия лучше вписывались в санитарные нормы.       Ольгимского Даниил в глаза не видел. Праздно полюбопытствовать о его делах, прежде чем рассказать, зачем пришёл? Хотя буржуи не любят, когда впустую расходуют их время. Тогда сразу к презентации. Как её провести? С порога сказать «дай денег» или зайти издалека? По сути для ответа на эти вопросы ему и нужен был Исидор, но тот, вместо принесения пользы, занимался спорами со своим кудрявым сыном. Даниил цыкнул и сощурился на дверь.       – Черти с вами, – буркнул Исидор, распахнув дверь. – Но если ваши игрушки, – он ткнул в Даниила пальцем, – плохо кончатся – ответственность нести вам, – теперь повернулся к сыну. Артемий кивнул. Даниил сбито с толку нахмурился. Исидор сел на своё место. – Перво-наперво: не вздумайте обвинить Влада в меркантильности. Он свято верит в то, что делает благое дело. Во-вторых не размусоливайте. Он устанет и выгонит вас ни с чем, – а Исидор, видимо, тоже любил говорить по делу. – И больше упоминания проекта Быков. Всё, что вы делаете, вы делаете ради проекта Быков, так он должен думать. Это понятно?       – Понятно, – хором ответили Даниил и Артемий и переглянулись.       – А там уж уламывайте его, как хотите. Я не при делах.       – Ты не пожалеешь, – ни лицо Артемия, ни голос его не изменились, но он шагнул отцу навстречу.       – Главное, чтобы ты и твой новый друг не пожалели, – старый Бурах вздохнул и перевёл взгляд на Даниила. – Как получите ответ, расскажите мне. Я пока здесь старший по таким делам.       И Каиным, подумал Даниил. Им будет интересно.       – Всё, проваливайте. Раньше начнёте – раньше закончите.       Солнце тянулось к зениту. Артемий на него сощурился и поправил лямку рюкзака.       – Больница – смело, – сказал он, взглянув под ноги. Обычный ПГТ'шный треснувший асфальт.       – Больница – база, – оспорил Даниил.       – Угу. Основа.       Шутка. Мем. Даниил человек занятой и взрослый, но это не значит, что он не сидит в интернете иногда.       – Здесь всё-таки есть интернет где-то, да? – Даниил тоже сощурился и посмотрел на Артемия. Темп их ходьбы напоминал скорее предобеденную прогулку.       – Не знаю, – Артемий пожал плечами. – Нет.       – Прекрати, у меня тоже есть двадцатилетние приятели.       – А тебе сколько?       – Двадцать восемь, – Даниил отвернулся к воде. Они пересекали мост. Раз уж они теперь коллеги по проекту, «выкать» не имело смысла. Да и не хотелось на Артемия «выкать».       – Взрослый.       – А ты – нет?       – Мне двадцать пять.       Дети под деревом играли в свои странные игры.       – Не очень большая разница.       – Но ты уже кандидат.       – В моём возрасте положено уже на доктора идти.       Ложь. Нижнего предела по получению докторской степени не существовало: некоторые до сорока ходили в кандидатах, многие – до смерти. Но у Даниила были планы, была уже тема для диссертации. Он едва не поморщился. Держи себя в руках, Данковский. Артемий помолчал, давая ему пространство подумать.       – Так за что тебя? В новостях наверняка ерунда.       Вот блять. Нормально же общались.       – Просто так, Бурах, – Даниил рявкнул. Сам от себя такого не ожидал, но не сожалел. Будет знать, как не в своё дело лезть. – Как и всех.       – Подходим, – география города не дала им напряжённо помолчать. Старая замызганная панельная пятиэтажка. Хрущёвка? – Мы сейчас сделаем хитрее, чем сказал отец, ты только не дёргайся.       – Не уверен, что в нашем положении уместно хитрить, – всё-таки дёрнулся Данковский.       – Отец сказал «не размусоливать», и ему виднее, но ты же девушку сначала тискаешь, так?       Даниил совершенно не понял к чему это сравнение.       – Не уверен, что я готов к прелюдиям с капиталистом, – нахмурился он.       Домофона на двери не оказалось. Ну ещё бы.       – Сейчас всё поймёшь.       Дверного звонка не оказалось тоже. После короткого стука дверь открылась.       – Артемий? Я собирался выходить. Ты по делу?       – Конечно. Мы по делу, – Артемий отступил от проёма, давая Даниилу немного пространства. – Даниил, это Влад Ольгимский, Влад…       Но Влад смотрел только на Даниила. Как лестно и нервирующе одновременно.       – Даниил Данковский, да, – Влад протянул ему руку, продолжая вглядываться в лицо. Даниил, не отводя глаз, принял рукопожатие. – Что вы здесь забыли? Проходите, – Влад отошёл от двери. – Последний раз, когда я мог о Вас читать, дела у Танатики шли хорошо.       – Видимо, это было до войны.       – Как раз сразу после её начала. Но я Вас понял. Чай, кофе?       – Влад, – одёрнул Артемий. – Плюс тридцать два на улице, имей совесть.       – Водка?       – Ты куда-то собирался.       – Точно, – Влад нервным жестом пригладил брюки. – Так что у вас за дело?       – Мы открываем больницу, – Артемий, видимо, решил взять на себя переговоры. Раз он мог прийти «не по делу» и вообще знал, куда приходить, скорее всего, они были друзьями или хотя бы приятелями. Так что Даниил решил пока не препятствовать дружеской беседе.       – Так, – спина под белой рубашкой напряглась. – Причём тут я?       – Нам нужны деньги твоего отца.       Влад резко развернулся к ним лицом.       – Он меня не послушает, ты знаешь.       Эти двое были чем-то неуловимо похожи.       – Да будет тебе. Он только вид делает, что к тебе не прислушивается.       – Тебя здесь долго не было, Артемий.       – Всего год.       – Это другое.       Даниил к этому моменту проведя с Артемием около полутора часов суммарно, посмел сделать вывод, что лицо у него совершенно постное. Но тут Артемий закатил глаза и сложил руки на груди.       – Если трусишь с ним разговаривать, мы обойдёмся без тебя.       – Обойдутся они без меня! – для Влада эта тема, очевидно, была болезненной.       Так. Так-так-так-так-так. Артемий им сейчас всю дипломатию испортит.       – Влад? – Даниил осторожно обратил на себя. – Могу я Вас так называть?       – Можно и на «ты», – Влад повёл плечами.       – Здорово, – Даниил выдавил из себя самую приветливую и вместе с тем ненавязчивую улыбку, на которую был способен. Эта улыбка в своё время принесла Танатике немного питания.       Значит вот что. Если Влад и Артемий правда так похожи, как Даниилу показалось, он уже кое-что знает об этом человеке. Вторжение в личное пространство с вопросами про старшего Ольгимского может быть фатальным для этого пути к финансированию, так что придётся шагать почти по темноте.       – Старики будут считать нас несмышлёными щенками до тех пор, пока мы не покажем, что отрастили зубы. В Городе будет больница, через неделю, полгода или год, но не более, чем через два. Настоящая больница, – воздух кончался, но Даниил продолжал давить. – С персоналом, палатами, лекарствами и, в Аду ей гореть, настоящей городской бюрократией. Каины уже на нашей стороне, – блеф, но не голая ложь. – И я ручаюсь за успех этого проекта. И всё же твоя, Влад, помощь, ускорит его реализацию, – а вот теперь можно вдохнуть. – А ты покажешь отцу, что бываешь прав. Только ты, без его вмешательств.       Даниил дождался, пока Влад вздохнёт, подожмёт губы, задумчиво отвернётся, и перевёл взгляд на Артемия. Артемий смотрел на Даниила, широко распахнув глаза, в ярком свете из окна казавшиеся почти прозрачными.       Влад этим же вечером поговорит с отцом.       Мужчины втроём вышли из дома и праздно переговаривались, пока Влад не свернул в сторону Боен. Как только он скрылся за поворотом, Артемий широко заулыбался, протянул руку.       – А вы большой профессионал, коллега!       – Ну так, опыт не пропьёшь, коллега! – этот маленький успех заставил и Даниила рассмеяться и пожать ладонь Артемия. – Приятно с Вами работать, коллега!       – Нет, с Вами, коллега!       – О, коллега, боюсь мы так не придём к консенсусу.       Солнце палило, ветер с реки приятно раздувал рубашку. Им было весело. Даниилу очень давно не было весело.       – Ну, – набаловавшись вздохнул Даниил. – Теперь только ждать результата?       – Нет, – Артемий загадочно улыбнулся. – Сейчас я тебя ещё кое с кем познакомлю.       Даниил нахмурился.       – У Ольгимского два ребёнка, а значит – два рычага давления.       – Мария рассказывала, кажется, про дочку, да? Вика Ольгимская?       – Всё так. Но мы зовём её Капелла.       Капеллы в большом доме Ольгимских, а, точнее, в её флигеле, не оказалось. А это означало или беготню по городу за девочкой-подростком, или терпеливое ожидание. Когда Артемий уже собирался идти опрашивать детей на предмет дислокации Капеллы, Даниил опустился на лавочку под густой кроной дерева. Деревья здесь какая-то непростительная редкость. Ебаный Казахстан. Артемий, позабавленный, сощурился и сел рядом. Полез в рюкзак за водой.       – Господибожеблятьмойспасибо, – протараторил Даниил, прежде чем высосать полбутылки.       – Ну ты прям как маленький.       Даниил в ответ только сморщился и махнул рукой. Сполз ниже по лавке.       Минуты через три молчания Даниил потянулся за сигаретами. После первой же затяжки Артемий протянул руку в немой просьбе. Даниил пару секунд пооценивал, насколько сильно брезгует, и всё-таки передал Артемию сигарету. Через десять минут, когда Артемий, судя по лицу, начинал дремать, выкурили ещё одну. Праздно болтать, видимо, никому из них не хотелось.       – Мы можем тут до вечера просидеть, – заметил он. – И не факт, что успешно.       Даниил приложил остатки сил к попытке не застонать, но всё-таки сел ровно, намереваясь встать. Артемий полил голову водой из бутылки и несколько раз провёл ладонью по лицу.       – Что? – поймал он Даниилов взгляд на себе. Как-то по-своему его истолковав, протянул бутылку.       – Варварство, – коротко прокомментировал Даниил.       – Будет тебе! Испарение…       – Самый простой и естественный способ охлаждения, я знаю, не учи учёного, – буквально учёного, кстати.       – Ну так и чего?       Даниил сжал зубы, сощурился на Артемия. Вздохнул. Закатил глаза.       – Ладно, – сдался и наклонил голову. Спустя короткую, но существующую задержку, на затылок потекла вода. Такая же горячая, как воздух. Рука Бураха, лежавшая на его колене, дёрнулась в сторону Даниила, но тот уже выпрямился и сам распределил воду по голове и лицу. Пару раз обеими руками провёл по волосам, убирая волосы со лба.       – Выгляжу, как чёрт, да?       – Нет.       Даниил приподнял брови.       – Как мокрый чёрт.       Данковский ещё раз закатил глаза. Голова скоро от этого болеть начнёт. А Артемий улыбался.       Но стоило им дойти до ближайшей кучки детей, как необходимость этого действия тут же свелась к нулю.       – Артемий! – рыжая девочка в лёгком летнем платье замахала рукой и чуть не бегом бросилась к ним.       – Капелла, – девочка не стала ждать, пока Артемий их представит. Не очень вежливо, но в детях обычно говорит о хороших качествах. Протянула узкую ладошку.       – Даниил, – рукопожатие не болезненно-слабое, но воистину девичье, почти игривое.       – Не зайдёте на банку пива? – ого, ребёнок, тебе сколько лет? Она побегала глазами между ними. – Если вас не смущает небольшой беспорядок, – остановилась на Данииле. – А то Артемий, ты знаешь, весь в делах, мы с самого приезда нормально не разговаривали. Если вас, конечно, не смутит небольшой беспорядок.       – Да в каких делах, – отмахнулся Артемий. – Отец со Стахом традиционно свалили на меня рутину. Даниил?       А что Даниил? Даниил тысячу лет, кажется, пива в глаза не видел. И если он сейчас выпьет с пятнадцатилетней девочкой баночку, никто не умрёт. Правда?       – Мне всё ещё очень жарко, – вместо внятного ответа пожаловался Данковский, взглянув на Бураха.       – Тогда если тебе не жалко на нас своего пива, – пожал плечами Артемий.       – Ты же знаешь: что угодно для друзей.       В комнате Капеллы было не сказать, чтобы прохладнее, чем на улице, но хотя бы не жгло солнце. Да и беспорядка никакого не было, по крайней мере, по меркам Даниила: книжки, стопками разложенные по горизонтальным поверхностям, кучки нот на фортепьяно, стакан на столе около небольшого холодильника. Капелла что-то пропела про «садитесь, куда удобно» и, кажется, по пояс залезла в холодильник.       Сидр. Пиво – сидр. Не густо, но неплохо. Капелла дошла до Даниила, севшего на деревянный стул у инструмента, раньше, чем до Артемия в кресле у дальнего окна, поэтому Даниил мог выбирать и бессовестно забрал единственную бутылку яблочного. Как бы там ни было, недовольным Артемий не выглядел. Капелла упала на диван. Спальня, видимо, находилась на втором этаже.       – Я не видел пива в магазинах, – нахмурился Даниил.       – А, – Капелла пожала плечами. – Его Влад любит. С недавних пор покупает для меня тоже.       – Спаивает детей, – наигранно-недовольно покачал головой Артемий.       – Гриф рассказывает…       – Гриф, – оборвал девочку Артемий, – вас плохому учит. Не слушай, что Гриф рассказывает.       Капелла хихикнула.       – И при нём не рассказывать, поняла.       – Капелла.       При нём – это при Грифе? Или при Данииле?       Артемий прокашлялся.       – Мы, вообще-то, по делу, – он поставил бутылку рядом с собой. Капелла моментально собралась.       – Да?       – Даниил? – Артемий повернулся к нему.       Даниил, в этот момент делавший глоток спасительно холодного и целебно крепкого пива, капитулирующе поднял сначала одну руку, а потом и ту, в которой держал бутылку.       – Это твоя подружка, ты и проводи презентацию.       Артемий флегматично моргнул.       – Помнишь, ты жаловалась, что степняки от ОРВИ мрут? – Артемий, судя по всему, решил зайти чуть издалека.       – Вы собираетесь расселять Термитник? Мы с отцом уже говорили об этом, – она повернулась к Даниилу. – Там нельзя жить.       – Нет, – Артемий снова обратил на себя её внимание. Даниилу показалось, что Бурах продолжит развивать мысль, но все в комнате почему-то забыли, что ходить вокруг да около Бурах не любил. – Мы открываем больницу.       Капелла не выглядела ни обрадованной, ни возбуждённой. Только задумчиво поджала губки. Совсем как брат.       – «Открываем», – сказала она, шаря глазами не то по комнате, не то по собственным мыслям. – «Открываем»… как-то решительно, – нашла глазами Артемия. – Вы уже говорили с Сабуровым?       – Он послал меня к твоему отцу, – помог Даниил. – Но Каины согласились выделить немного средств, если Ольгимский поддержит инициативу.       Капелла «угукнула» куда-то в пространство.       – Врёшь, – повернулась к Данковскому. Не обвинение – констатация факта.       – Блефую. Твой брат, смею полагать, поверил.       Капелла отмахнулась.       – Мой брат во что хочешь поверит, если пообещать ему переиграть отца.       – Считаешь, неоправданно? – Даниил нахмурился.       Капелла сделала глоток и отвернулась к окну.       – Нет. М-м, – склонила голову, как умная птичка. – Просто я бы так делать не стала. Но так тоже можно. Ну, так что? Что мне сказать отцу?       – Что хочешь, – вмешался Артемий. – Только не очень навязчиво.       – Ты не могла бы, – Даниил пожевал щёку. Маленькая Ольгимская внимательно на него смотрела. – Ты можешь, гипотетически, сделать так, чтобы ему показалось, будто это его мысль?       – Влад уже сегодня вечером скажет ему об этом прямо, – напомнил Артемий.       Чёрт. Они сами создали себе проблем.       – Влад придёт, – лицо озарила улыбка, и на какой-то короткий миг, Капелла из малолетней интриганки снова превратилась в обыкновенную девочку-подростка, которая любит брата. – Я успею поговорить с папой, если мы с вами расстанемся примерно сейчас. Он поздно обедает. К вечеру мысль, может, уляжется.       – Ты нам очень поможешь, – Артемий благодарно кивнул, поднимаясь со своего места.       – Городу в первую очередь. Даниил! Было приятно познакомиться.       Даниил напоследок тоскливо провёл ладонью по крышке.       – Ну? – неспешная прогулка по набережной после пива ощущалась почти хорошо. Даниил пнул камешек в сторону реки. – Куда теперь?       – У меня вообще-то рабочий день, – пожал плечами Артемий. – Так что мне нужно вернуться к отцу. А то он уже, конечно, думает, что я отлыниваю просто так.       – К Ольгимскому пойдём завтра в обед?       – Да, пошли.       – Где встречаемся?       – Давай я за тобой зайду.       – Найдёшь мой дом?       – Я тебя сейчас провожу? Тогда точно найду.       Путь до омута прошёл в приятном послеобеденном полу-молчании. Такое состояние беседы, когда голос приглушён, а паузы между вопросом и ответом достаточно большие, чтобы вопрос забылся, если был не важным, и чтобы успевалось тщательно обдумать ответ, если вопрос сложный.       В течение прогулки Даниил узнал, что Артемий – хирург, только защитился, а вот у Стаха совсем никакого образования, кроме школьного, зато — больше практики, так что Стах делать умеет, а почему так не знает. Про себя, чтобы Артемий не почувствовал себя ограбленным, Даниил рассказал историю про защиту диплома.       – До завтра, получается? – сказал Артемий, когда Даниил остановился у двери. Он был почти уверен, что Бурах знал, как дойти до Омута.       Двадцативосьмилетний кандидат наук Даниил Данковский чувствовал себя школьницей, стоя между дверью своего дома и мужчиной, чуть не на полторы головы выше него.       – Мы очень здорово болтаем, но я ужасно голодный, так что да, до свидания.       Даниил ещё постоял посмотрел, как Артемий спускался с крыльца и уходил в направлении юга.              – Нужно придумать, что конкретно ему сказать, – Даниил чувствовал себя возбуждённым. Юлия, которую вчера привела с собой Ева, кажется, первый человек, который, несмотря на её достаточно прохладный характер, воспринял концепцию больницы эмоционально. Юлия выглядела по-настоящему обнадёженной. Она сказала: «неужели, что-то меняется в этом забытом всеми городе. Может, что-то поменяется в этой забытой Богами стране». Даниил вчера вечером впервые задумался, не все ли они тут бежали от политзаключения? Теперь у Даниила с Бурахом точно никаких прав провалиться. – Мы не можем играть ва-банк, как с Владом. Как с младшим, я имею в виду.       – А ты шёл ва-банк? – Артемий лёг на траву у реки и приподнял брови, повернув голову к собеседнику. – Выглядел уверенно.       – Ты, видимо, никогда не играл в покер, – Даниил сел рядом, сложил ноги по-турецки. – Это главное и основное – сделать такое уверенное лицо, какого не делается, даже когда говоришь правду.       – Вот ты пиздабол, должно быть, героический.       Даниил задумчиво кивнул и отвернулся к воде. Танатике родилась из лжи, сражалась за правду в высшем её понимании, и умерла от того, что правду несла. Но это там, на северо-запад. Здесь всё будет иначе. Данковский зажёг сигарету.       – Так что говорить буду я.       – Отец сказал, важно упоминать проект Быков. Я могу говорить про это. Я, конечно, больше о нём знаю, чем ты.       Даниил кивнул снова. Не то, чтобы он не думал про это некоторую часть ночи. Сначала сказать о преимуществах, потом о том, что было бы здорово, если бы Ольгимский вложился. Назвать это не спонсорством, не меценатством, а выгодным вложением. Здоровый рабочий – живой рабочий, живой рабочий – деньги. Это быстро окупиться, вот что надо сказать. Но не слишком прямо. Припорошить эту часть ванильным гуманизмом и этим же закончить.       – Не расскажешь, о чём думаешь?       – М? – Даниил, выдернутый из собственной головы, повернулся к Артемию. Артемий хмыкнул и уже привычным жестом протянул руку. Даниил без колебаний передал сигарету.       Сегодня прохладнее, но воздух стал только более плотным. Будет гроза.       – Думаю, что рассказывать и как, – запоздало ответил Данковский. – Что-то я поленился и головой не подумал, надо было написать план презентации.       – Будет тебе, – Артемий фыркнул дымом, ещё затянулся и вернул сигарету. – Ты и импровизируешь хорошо.       – Льстишь, паразит, – сощурился Даниил на него.       – Чуть-чуть.       Даниил покачал головой и снова взглянул на воду. Дым царапал горло.       – Нельзя чуть-чуть льстить       – Уж от кого-кого, а от тебя такого максимализма не ожидал.       – Ты сам сказал, что я «пиздабол героический». Так что про ложь я знаю много.       – А то, что ты называешь блефом?       – Тоже ложь, но не все же карты на стол выкладывать.       Артемий замолчал. Даниил затушил бычок и спрятал в карман.       – Мы готовы? – Артемий сел.       – Давай ещё одну. Да на, на, возьми уже себе целую.              – На новую стройку, – Ольгимский отвернулся куда-то к углу комнаты, поджал губы и побарабанил пальцами по столу. – На новую стройку денег я не дам. И зданий бесхозных у меня нет.щв       Не очень-то были и нужны им эти бесхозные здания Ольгимского: обстановка в районе завода была так себе. Не место для больницы. Вот если бы нашёлся домик в Горнах…       Артемий дёрнулся в попытках придумать, куда руки деть, но Даниил, как мог более незаметно, пихнул его локтём в бок.       – Но идейка неплохая… я и сам об этом думал. Так что вот как, мальчики, – он оперся локтями о стол. – Если вы найдёте здание – в нём будут койки и аппаратура.       Аппаратура! Данковский не думал никогда, что у него такое возбуждение будут вызывать мысли о рентгене, кардиографе, энцефалографе. Ещё им нужны микроскопы. Но самое главное, чего у них не было, и чего не мог предоставить Ольгимский – люди. Им нужны люди. Младший медперсонал, неврологи, отолорингологи, стоматологи, биохимики, гематологи…       – Если вопрос решится до вечера, мы сможем к Вам зайти? – неожиданно вежливо построил предложение Артемий.       – Да! Время – деньги, да вы и сами это знаете. Так что бегите к Сабурову или Каину, или кто вас там поддерживает, прямо сейчас.       – А можно нам расписку о том, что вы согласны помочь Городу? – не «нам», не «дать денег» – «помочь»! Да Городу! Данковский заслуженно считал, что он чертовски хорош.       – Не доверяете мне, молодой человек? – Ольгимский насупился.       – Сомневаюсь, что Александр Сабуров поверит мне на слово, – Ольгимский капиталист, а значит, с властью сотрудничает, но недолюбливает. – Вы же его знаете.       – Да, – он откинулся в кресле, потёр подбородок. – Прощелыга бумажный, – сработало! – Тогда каждому из вас, – зыркнул на мужчин исподлобья, – по бумажке, я правильно понял?       – Спасибо, – Даниил улыбнулся глазами.              – Что-то я, – Артемий потянулся, – заёбся.       – Мы ничего ещё не сделали! – вскинулся Даниил. – Как мне тебя оставлять теперь?       – А зачем тебе меня оставлять?       – Повышаем эффективность, – Даниил вдохнул, выдохнул. Собрался. – Сабурову я, скажем прямо, не понравился. Зато я хорошо общаюсь с племянницей Каина.       – Хорошо общаешься?       Даниил поднял на Артемия глаза. Ну, конечно, лицо гладкое, как январская Фонтанка, зато глаза пятнадцатилетки.       – Боже. Да, хорошо общаюсь. Она подруга моих друзей. Бурах, возьми себя в руки.       – Но она красавица. Что, не прав я?       – Была бы красавица, будь мы с тобой в тех отношениях, чтобы обсуждать женщин, – Даниил сощурился, верхняя губа чуть дёрнулась в попытке рефлекторно обнажить зубы. Артемия это, видимо, осадило, и он отвернулся, проморгался.       – А сигарету за мной докуриваешь… – Бурах это буркнул скорее сам себе, но Даниил услышал. Возмущение неприятно укололо повыше солнечного сплетения.       – Да чтоб мне ещё раз с тобой поделиться!       Артемий издал звук похожий на смешок. Глаза точно улыбались.       – Ну будет тебе, ойнон, не сердись.       Даниил снисходительно выдохнул. Что, мол, с вас, дураков, возьмёшь.       Подождите.       – Ойнон? – Данковский нахмурился.       – Да, извини… день в обществе укладских – сам по-русски говорить разучишься.       – В любом случае, надеюсь, это не оскорбление.       – Нет, ойнон, – лицо на короткий миг у Артемия из каменного превратилось в доброе-доброе. – Не оскорбление.       На востоке показались синие тучи. Ну точно. Оставалось надеется, до Города они доберутся не слишком быстро, а если и доберутся, не сразу польют.       – Я сегодня не скажу, дадут ли нам Каины место, – Даниил расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке. – Сделаю, как с Ольгимским: сегодня поговорю с Марией, завтра к обеду – с Виктором и Георгием.       – Я бы попробовал провернуть такое с Сабуровым, но боюсь его дочка…       Даниил вопросительно покосился на коллегу.       – Мы с ней, короче, не дружим.       – В самом деле? – Бурах, не дружащий с ребёнком. Почти смешно.       – У отца, вообще-то, лучше с детьми. Но его просить мы не будем.       Даниил кивнул. Он слишком хорошо понимал эту принципиальную позицию, чтобы напоминать о важности успеха их миссии. Исидор доверил эту задачу им, Артемию в том числе, и теперь Артемий должен был справиться сам. Но и Даниил с ним нежничать не собирался. Пусть несёт ответственность, раз уж решил поиграть во взрослого.       – Не ленись. Не можешь поговорить с дочкой – поговори с женой. С женой не можешь – иди сразу к нему.       – Слушай, ты, – ого. Даниил не задумывался особо об их разнице в габаритах до тех пор, пока Артемий не решил этим воспользоваться. Пока только показательно выпрямив плечи. – Может ты и привык, что тебе подчиняются, но у нас, вроде как, горизонтальная организация.       Ничего себе, какие слова мы знаем. Горизонтальная.       – Нет, – отрезал Даниил, сложив руки на груди. Рост Артемия позволял Данковскому щуриться на него исподлобья. – Подчинение мне – последнее, к чему я мог бы привыкнуть. Просто люди инвалиды, раз до сих пор не поняли, что непослушание в отношении меня кончается плохо. И нет, это мой проект. Ты можешь возвращаться к перекладыванию цветочков.       – Да, ты же потому что это твой проект пришёл просить у отца совета, – Артемий отразил его позу. – Который без моего вмешательства ты бы не получил!       Они стояли посреди улицы и ругались, как дети. Каков позор. Но остановиться Даниил уже не мог.       – О, спасибо, за Вашу сверхпосильную помощь, Артемий Исидорович, можете быть свободны. Дальше мы как-нибудь сами.       – Хорошо же ты сам справился, раз оказался здесь!       Даниил ударил Артемия по лицу.       Даниил никогда не был большим любителем подраться. Почти любое разногласие можно пережить, если не договорившись, то хотя бы накричав друг на друга. Просто, после таких слов, честное слово, или бить, или плакать.       Просто. Он же всё делал правильно. Это же такой несложный постулат: наука, разум, гуманизм, прогресс. Добывай знания, держи голову холодной, цени людские жизни, не допускай движения назад. Сопротивляться нарушению этих правил из остатков сил – то, что должен делать каждый гражданин. Гражданином кандидат Даниил Данковский себя считал. В самом деле, он же не совсем из металла сделан! У всех есть идиотская, мешающая жить, привязанность. Вот такая она у него дурацкая и маленькая, эта привязанность. Родина. Родина, которую он очень любит и которая не любит его в ответ. Родина, принципы которой, мягко говоря отличались от его.       Боль почти одновременно растеклась от руки и от носа. Голова загудела. Мир закачался. Даниил пошатнулся, но на ногах устоял, и уже собрался ударить ещё раз, когда Бурах схватил его за плечи. И глаза у него были такие, будто не понимал, какой подвиг совершил, так легко и играючи задев за живое. Что этот Бурах за человек такой? Что за странное ощущение от него на грани с «показалось»? Целенаправленно ли он бил, чувствуя каким-то образом, где болит?       Ай.       – Что случилось?       Ух ты, ничего себе, блять. Пошёл на диалог. Надо же. Даниил уже совсем оскалился, как запал внезапно покинул голову и руки. В самом деле. В самом деле, что случилось? Даниил повёл плечом в попытке скинуть с себя чужие руки. Руки никуда не делись – держали на земле, как грехи держат душу. Даниил прикрыл глаза.       – Мария надо мной, может, посмеётся, а Сабурова твой внешний вид не устроит. Посмотри на себя, – лицемерно для человека с закрытыми глазами, – мятая футболка, синяк на скуле, хоть причесался бы, – когда Даниил посмотрел Бураху в лицо, ясные глаза того бегали от разбитого носа к нахмуренным бровям. – Я рекомендовал бы давить на жалость. Знаю, унизительно, но искать выгоду, – Данковский почти показательно дёрнул носом, – надо.       Руки уже не сжимали, даже чуть сдвинулись, тяжело и тепло лежали на углах плеч.       – Каина тебя пожалеет. Ты как?       Лёша так говорил. До сих пор, Даниил надеялся, кому-то говорит. И Даниилов научрук. Ты как?       – Всё нормально. Ну так, – пробный вдох через нос. Терпимо, только кровь не останавливалась. – Ну так, результаты по переговорам с Сабуровым сегодня будут?       – Я буду ждать тебя здесь, как закончу. Или ты меня жди.       – О, зная этих персонажей, ты точно придёшь раньше. Если меня не будет через два часа, она меня околдовала и съела, – шутка. Шутки же разряжают атмосферу?       О чудо. Лицо Артемия зашевелилось, как весенняя река, и трещиной между льдин показалась улыбка. Коснулась глаз.       – Если так, назову больницу твоим именем.       – Уж будь любезен.       Артемий, уходя, сначала отпустил одно плечо, потом, невесомо погладив, второе. Нужно будет выдать ему инструкцию о прикосновениях, как Еве.              Квартира Марии была целиком покрыта какими-то гобеленами, бахромой, оккультными чертежами. И, главное – зеркалами. Разного размера, рамок и степени побитости. Но самым давящим было не это, и даже не царящий круглосуточно фиолетовый полумрак. Самым тяжёлым здесь был воздух. Мария постоянно жгла какие-то пахучие свечи и благовония, от чего у Данковского моментально начинала гудеть голова. А сегодня, как вы помните, она у него и без того болела.       – Воняешь дикарями, – бестактно заметила Мария, устраиваясь в кресле перед трельяжем. Но она великолепно красива. Таким не нужен ни такт, ни хотя бы должное воспитание. Ей нужно просто смотреть.       – Это ты про Артемия?       – Твой новый степняцкий дружок, от которого постоянно пасёт кровью? Да, он самый, – она отвернулась к своему отражению, взяла тонкую кисточку в тонкие пальцы. Нижнюю губу прочертило красным. Запах крови, ну точно. – Налей нам вина.       И Данковский налил им вина. Белое сладкое, совсем сиреневое в этом неверном свете. Данковский устроился в кресле у тяжело зашторенного окна. Губы Марии оставили на глянцевом стекле бокала тёмный след. Чёрный шёлк обнимал её плечи. Интересно, она специально это делала? Или ей это легко и естественно, как дышать?       А это вышивка блестит, или ткань сама по себе такая?       – Я пришёл по делу, – скорее напомнил сам себе, чем осведомил Марию. Голос звучал почти удивительно твёрдо.       – Ты давно не заходил, – ткань двигалась на её медленно вздымающейся и опускающейся груди. Даниил вообще заходил всего дважды. Такая претензия в её голосе. Она перекинула волосы так, чтобы они все лежали на одном плече. Смешивались с тканью.       – Был занят.       – Не пришёл, когда мы праздновали утверждение Башни… папа разрешил Башню, и дядя Георгий согласился, Ева тебе рассказала, да?       – Меня забыли позвать. Хотя Ева сказала, что ждали.       – Потому что я тебя звала, – Мария надула губки.       Дай ему сил хоть кто-нибудь. Эта категория женщин. Даниила отравляло каждое её слово, каждый жест и движение ресниц, она бессовестно присваивала себе весь кислород, как наглая любовница перетягивает на себя во сне одеяло, оставляла Даниилу задыхаться тяжёлым сандаловым дымом. Вся эта тяжёлая смесь падала осадком на плечи, лишала возможности встать и уйти. Заставляла стремиться в это место, к этой женщине.       – Извини. Я не услышал.       – Конечно, – цокнула она, взмахнула рукой. Снова отвернулась к трельяжу. – Был занят беготнёй с дикарями.       В правом зеркале Даниил видел своё отражение и отражение взгляда Марии, направленного на него. Острый, как одинокий осколок в раме на комоде.       – Придёшь праздновать, когда вашу больницу откроют?       Когда. Какое приятное слово.       – Ну? Придёшь меня праздновать? Отвечай.       Её высокомерие, почти умильное в своей искренности. Даниил резко выдохнул. Покачал головой. Что за невоспитанная девчонка.       – То есть я мог не приходить? Кто уже забегал посплетничать? Ева? Юлия?       С Юлией, Мария, не очень-то дружила. На Юлию, в отличие от Данковского, такие женщины не оказывали никакого впечатления, только раздражали. А Мария не терпела в свою сторону ничего меньше трепета.       Мария в ответ хмыкнула.       – Я хочу, чтобы ты попросил.       Ладно. Не в первый раз и не в последний. Даниил сделал глоток. Сделал усилие.       – Мария.       Имя у неё какое. Любящая мать на иконе мало вязалась с натальным картами, заряженной водой, аметистом, чёрным шёлком и всей прочей ерундой.       – Не могла бы ты нам помочь?       Мария из тех, кто ложь распознавал моментально, но, в отличие от многих, её это не отвращало. Скорее даже веселило. Даниил не мог припомнить, чтобы хоть раз у кого-то честно просил, «от всего сердца», как водится. Но Марию его выдавливания, кажется, позабавили. Мария находила, что с ней играют, как с кошкой.       – Пожалуйста.       Аккуратно очерченные губы растеклись в улыбке, как пятно бензина по луже. Токсично. Красиво.       – Всё, чего захочешь. Беги уж. У твоего полудикого для тебя хорошие новости.       ФДаниил правда собирался позорно сбежать, когда она своим эти голосом снова его остановила.       – Ты заходи, умный и красивый. Вот на этой неделе обязательно зайди.       – Обязательно зайду.       Артемий правда наплевал на договоренности и быстрым шагом шёл к дому Марии. Стоило Даниилу спустится по крыльцу на пару ступенек, Артемий перешёл на лёгкий бег. Что-то держал в руке, которую поднял над головой и помахал. Картонную папку. Документы. Чёрт. О да.       – У нас есть помещение! Есть здание!       Даниил обернулся к окнам Марии. Всё так же плотно зашторены. Тучи надвигались.       Мозгом он понимал, что это смесь блефа, актёрской и режиссёрской работы и совпадения, но всё равно не мог перестать думать «ведьма». Колдунья. Колдунья. Суккуб.       Думать о ней больше не хотелось. Хотелось улыбаться. Они сделали два широких шага в направлении цели. Даниил сделал целую кучу широких шагов в направлении Артемия. И вот они остановились друг напротив друга, радостные и взбудораженные. Что нужно сделать? Обняться? Пожать руки? Ладонь Бураха, приподнятая, нерешительно замерла. Где же был твой такт раньше?       Даниил улыбнулся и сам похлопал Артемия по плечу. Артемий похлопал его по плечу в ответ. Так и не скажешь, что синяк на высокой скуле Артемию оставил Даниил час назад, а у самого Данковского всё ещё болела голова от удара.       – Оно даже не в Сырых Застройках, – у Артемия бывает такое ясное лицо. Даниил даже не заметил, что до этого Артемий как будто бы хмурился всё время. – Пошли смотреть?       Данковского это так веселило.       – Нам нужно сначала отчитаться Ольгимскому, потом Исидору, – отчёт Исидору, скорее, детское хвастовство. Старику было интересно, в конце концов. – Можем снова разделиться. Я отнесу документы, а ты – хорошие новости.       Надвигающийся вечер и ухудшающаяся погода окрашивали мир и лицо Бураха в синий. Лицо Бураха – в фиолетовый, возбуждение мазало по его щекам красным.       – Нет, – в голос закралась какая-то неясная интонация, но лицо не пошевелилось. – Понесли вместе. Это твой проект, в конце концов.       Ай. Какое-то приятное «ай».       – Полагаю, у тебя есть право принять участие, – ещё небольшой шаг навстречу. Совсем маленький. Скорее даже, перенос веса на впереди стоящую ногу. Данковский, ради всего, прекрати оправдываться! – И похвалу.       – Хорошо, если так. Хорошо.              Не то, чтобы старший Ольгимский прям разрушил момент. Они всё ещё были рады, но дождь, начавший накрапывать почти сразу после выхода и стремительно перерастающий в ливень, остудил головы физически, а сообщение Влада, ну… метафорически.       Две недели. Влад сказал, они смогут начать тратить деньги в худшем случае через две недели. Это же вечность! Целая жизнь! Не исключено, что перевод придёт раньше, до сих пор им везло, но приятные совпадения прерываются при уходе на бесконечность. В общем, к Исидору коллеги направлялись всё ещё в хорошем настроении, но без былого фанатизма. И тем не менее, это не поражение.       Артемий, не здороваясь ни с Отцом, ни со Стахом, полез в ящики под сервантом.       – Здравствуйте, – Даниил решил, что вода, пропитавшая рубашку и капавшая с волос, не должна быть помехой базовой вежливости. Артемий вытащил два полотенца, одно бросил в сторону Даниила. Исидор кивнул. Стах кивнул тоже.       Артемий, вытиравший волосы, взглянул на Данковского из-под взлохмаченных сырых кудрей, из-под приподнятых бровей, из-под пушистых ресниц. Даниил бросил все силы на то, чтобы собраться с силами и мыслями, и теперь тупо держал полотенце в руках.       – Больнице быть, – сухая ясная констатация факта.       Каменное, почти как у Бурахов, но явно воспитанное, а не врождённое, лицо Стаха пришло в движение. Высокий лоб пошёл складками, когда Стах свёл брови, скулы запали, когда рот приоткрылся.       – Это невозможно, – Стах сбито с толку моргал. – Сколько у вас дней было, три?       – Два, – поправил Исидор, сложил руки на груди. – Ну? Когда открываетесь?       Даниил замялся и провёл полотенцем по шее.       – Сложно сказать.       – Ну? – Исидор давил.       – Деньги придут через две недели.       Стах фыркнул.       – А что, ему надо было нам такие суммы налом выдавать? – если Исидор, как старший талант с оконченным высшим, внушал какое-никакое, а уважение, то на Стаха Даниил вскинулся.       На плечо легло полотенце. Поверх полотенца – широкая ладонь. Артемий встал за спиной Даниила, видимо, на каком-то уровне принимая его сторону. Но ему не требовалась никакая защита. Данковский дёрнулся. Артемий агрессию наверняка заметил, скосил глаза, но молча проглотил.       – Тут больницы с шестидесятых нет, – он почти не звучал оправдывающимся, складывая руки на широкой груди. – Пара месяцев, которая уйдёт на подготовку, погоду не испортят. Чего говорить про две недели заминки       – Нас, в лучшем случае, четверо, – справедливо заметил Стах. Он уже не казался шокированным или обиженным. Но не значит, что не был. Люди категории Стаха быстро брали себя в руки. А у него с Даниилом больше общего, чем могло показаться. – Кто работать будет?       – Я же рассказывал, почему вернулся.       Между Бурахами и Рубиным повисло молчание, в котором Даниил не участвовал и, если совсем честно, не очень хотел.       – Вы молодцы, – Исидор кивнул, вернул ладони на стол. Сухой мужчина, сухая похвала. Отец Артемия. – Уговорить Ольгимского во что-то вложиться, надо иметь дар.       Даниил и Артемий переглянулись. Надо – найдут. У них получилась на редкость эффективная команда. Главное не сбавлять темпы. В смысле, деньги придут – и тогда не сбавлять. Хотя, конечно, чем заняться полезным придумать можно.       Кстати об этом.       – Поработаете пока с нами? – как ни удивительно, после того, как все вроде сели заниматься своими делами (Даниил и Артемий в основном греться), заканчивая рабочий день и пережидая грозу, первым заговорил Стах. Задумавшийся Даниил не сразу понял, что это ему.       – Конечно, – он нехотя отставил кружку с каким-то травяным сбором вместо чая. – Чем могу помочь?       – Нет, он про то, что ты, – Стах стрельнул глазами в Артемия, когда тот это сказал. Ага. Заметил сокращение дистанции. – Кажется, нигде не работаешь сейчас. Да?       – Я приехал меньше двух недель назад, – Даниил пожал плечами. – И неважно себя чувствовал. Так что, работы пока не нашлось, – пока он говорил, до него потихоньку доходило. – А кто вам платит?       Исидор засмеялся.       – Артемию никто не платит.       Артемий искренне, как никогда до этого, закатил глаза.       – Да скажу я ему.       – Ты же у него был сегодня! – хлопок по столу.       – Это бы испортило ему настроение, – поза сразу стала какой-то защищающейся. – А нам, ну, нужно было его хорошее настроение.       О чём речь вообще?       Спасибо, что Артемий обратил внимание на данииловы сведённые брови.       – Отец… Исидор официально человек Влада, – будто это что-то объясняло, – и платит ему Влад. Мне надо сходить попросить и меня взять. Но, ну, ты сам понимаешь, – эта тема явно доставляла ему дискомфорт.       – А Стах?       – Стаху тоже не платят! – а вот Исидору было очень весело.       – Платят, – отрезал Стах. Однако руки, которые он отряхивал от воды, не выглядели напряжёнными. – Мне платят. Город.       – То есть Сабуров? – Даниил чувствовал, что ступает на тонкий лёд, но не делать этого не мог. Спрятал лицо за кружкой.       Теперь Артемию тоже было смешно.       – Вам тоже, скорее всего, придётся устраиваться у Сабурова, – Стах закрыл шкаф с посудой. – Копейки, но мне семью не кормить. Хватает.       – Ну да, тебе Форель и без подарков… – Артемий, который, очевидно, старался не улыбаться изо всех сил, не закончил предложение под строгим взглядом друга.       – Нет.       – Ну значит скоро, – как его это развлекает, вы только посмотрите. Детский сад, ясельная группа. Стах снова отвернулся, чем-то занял руки.       – И отчего ты решил, что я не дарю ей подарков? – буркнул Стах скромно, задумчиво, скорее сам себе, чем Артемию.       Даниил беспомощно посмотрел на Исидора под аккомпанемент абсолютно адски кошмарно бесконечной пустой болтовни про межличностные отношения местных. Глаза Исидора улыбались.       А ничего смешного, на самом деле, в голове Данковского не происходило. Разумеется, собирая ошмётки Танатики, складывая по дорожным сумкам вещи, прощаясь со знакомыми, «думскролля» уже сидя на вокзале, он не переставая думал, что ему придётся пойти работать в больницу. Сбережения не бесконечные, куча личных денег в своё время вливалась в Танатику, да и безделье, как уже выяснилось, было чревато подавленными состояниями и запоями. Но больницы… не то, чтобы у Данковского какая-то претензия конкретно к ним. Просто это работа не его уровня. Чего уж в пустоту скромничать, кандидат медицинских наук Даниил Данковский был талантлив, трудолюбив и смел. Работа с конкретными живыми людьми – пустая трата времени. Это, мягко говоря, угнетало.       А оказалось, он спрятался в такой дальний угол, что здесь даже больницы не было. Как выяснилось, уже около шестидесяти лет. Странно, что вообще когда-то была. С какой-то стороны, это даже неплохо. В смысле, работа в больнице как будто бы слишком тривиальна, а тут нате – приключение!        – Ну так, мне к Сабурову? – Даниил прокашлялся. – Мне там выдадут список обязанностей?       – Обязанностей много, но список короткий, – Исидор открыл какую-то бутылочку, понюхал, зыркнул на Даниила. – Просто помогай всем, кто просит и держи рабочее место в чистоте. Надо зашить – шей, снять боли – обезбол, принять роды – куда деваться, принимай. Только мёртвых не трогай. Да мёртвых тебе и не дадут.       «Просто». Ну ничего себе. Ладно.       – Мёртвых?       – Тут порядки странные, – вмешался Артемий. Вид у него был какой-то смущённый, насколько у этого человека вообще мог быть «какой-то вид». – Ты сильно не вникай. Просто если не понимаешь, что происходит, отправляй у нам домой сразу. Но я постараюсь быть рядом.       Они так говорили, будто его уже взяли работать. Будто он вообще решил, что хочет работать. Хотя какое тут «хочет». Хочет он только мир до войны. А всё остальное скорее вынужденная мера.       – Режим?       Авторитарный.       – Ну с тобой будет полегче, конечно, – продолжил Артемий, доливая Даниилу кипятка, хотя он не просил. – Обычно один из нас с отцом днём, второй ночью. Без отца, просто ночью. Я иногда на сутки остаюсь. Иногда Стах.       Суточная смена. Ого. И он делал это бесплатно? Даниил понимал, что работа тут формата «сиди от греха подальше», но всё равно. Он скосил глаза на лавку около двери. Спать на ней наверняка было, мягко говоря, неудобно. Может, здесь где-то запрятана раскладушка?       С другой стороны, опять же, безделье хуже неоплачиваемого труда.       – Если Вы пойдёте работать, получиться две полноценных пары. Я и Вы и Артемий и Исидор, например.       – Или я и Даниил и ты с отцом, – Артемий почти всем телом повернулся на стуле к другу, и Даниил не мог видеть его лица. – Например.       – Например, – кивнул Стах.       – Или я и Исидор и вы двое, – встрял Данковский. – Комбинаторика называется, ага. Нас четверо, а значит пар образовать можно восемь.       – Шесть.       – Что?       – Шесть, – повторил Артемий. – По формуле сочетания из четырех человек можно образовать шесть различных пар. И мы назвали их все.       – Технарям слова не давали.       – Это восьмой класс школы, Данковский.       Данковский зло сощурился. Вот паразит. Артемий дёрнул уголками губ.       – Ясно, – выдохнул Исидор. – Значит, всё-таки, эрдэм Даниил и Артемий.