***
When the End Comes (Hushed) — Andrew Belle Феликс просыпается от назойливой мелодии смартфона и раздражающей вибрации, от которой дергалась чуть ли не вся подушка. Голова болела, в ушах стоял шум, а из тела словно забрали все силы и теперь не хотели отдавать их обратно. — Да… — басит блондин, даже не взглянув на имя собеседника. Он просто достал телефон из-под мягкой вещицы, нажал пальцем на экран, даже не посмотрев, попал ли по нужной кнопке или нет, и приложил смартфон к уху, откидываясь обратно на подушку. — Феликс? Ты чего, спишь там? — Ли понимал, что голос до боли знакомый, но было трудно сообразить, кому он принадлежит. — Вообще-то, да. Ночь была не из обычных. — юноше, честно говоря, было плевать, с кем он говорит. Кто-то знакомый — хорошо. Этого достаточно. — А мы тут с ребятами решили собраться на прогулку. Ты с нами? — Какую, к чертям собачьим, прогулку? Вы вчера не нагулялись? У вас в жопе батарейки что-ли или что? — Да ладно тебе. Давай выйдем, развеемся. Хоть чуть головы проветрим от алкоголя и музыки. Будут все, кто и вчера. — вот же черт. Если до Нового Года Феликс хотел покрасоваться перед Хваном, показать себя во всей красе и побыть ближе. То сейчас, после вчерашних сцен и утреннего монолога, он просто наотрез отказывался приближаться к этому длинноногому пиздецу. — А вот я там прям нужен? — только спустя пару минут разговора Феликс понял, что голос принадлежит Чанбину. — Ну, Ликс, ну куда мы без тебя? Тем более, сегодня открыто наше любимое кафе. Давай вылезай из кровати, надо развеяться! — усмехнулся Со. Конечно, развеемся, Чанбин. Безусловно. Сделаем это по высшему классу! Вы будете болтать и веселиться. А мы с ним будем либо выслушивать слезные признания, кои для нас уже стали нормой, либо молчать, оглядывая друг друга и испытывая неловкость, либо пытаться разговаривать с вами. Но, я гарантирую тебе, как только наши голоса и фразы пересекутся друг с другом — нам обоим станет пиздец неловко, и мы заткнемся нахер на весь вечер. Отлично развеемся! Вот лучше и не придумаешь! Самое неприятное, что причин в отказе от прогулки у Феликса была всего одна, а вот причин, чтобы согласиться на нее — было больше, отчего и отказывать сложнее. Феликс понимал, что дома ему осталось быть три или четыре дня. Он снова уедет на полгода, снова покинет родной городок, родителей, Плюшку и друзей. И вот он действительно просто просидит дома оставшееся время и даже никуда не выберется? Ну как же так? Как это Феликс, который любит и уважает себя всей душой, теперь не может выйти из дома из-за какого-то парня? Он понимал, что у них с Хваном творится беспросветная жопа, из которой практически невозможно выбраться. Но также он понимал, что вот такими играми в прятки не добьется чего-то дельного или полезного. Что изменится, если Феликс просидит дома до самого отъезда? Он сможет насладиться совместным времяпрепровождением с друзьями? Конечно, нет. Сможет спокойно отдохнуть в родном городке, гуляя по знакомым улицам или обхаживая знакомые места? Естественно, нет. Хван испарится из этого мира, если Феликс закроется в своей комнатке, и не будет оттуда вылезать? Очень сомнительно, честно признаться. Бог уже с тем, что там будет Хенджин. Ли не станет упускать свой отпуск и отдых из-за каких-то недомолвок. Не важно, что эти недомолвки сломают вашу жизнь, перевернут ее на сто восемьдесят градусов, оставят глубокую рану в душе и заставят воспринимать весь мир совершенно иначе. Все это не важно. Надев черные брюки и серую рубашку, Феликс расчесал волоски бровей, чтобы те выглядели аккуратно и форменно, причесал волосы и, накинув пальто и ботинки, вышел на улицу. За двором, что было неожиданно, его ждал черный знакомый автомобиль. Медленно подойдя ближе, блондин свел брови к переносице и стал рассматривать пассажиров, сидящих внутри. Конечно, на водительском сиденье увидел Хенджина, державшего руку на руле и смотрящего на дорогу перед собой, рядом сидел Сынмин, голова которого была опущена и, судя по мягкому освещению его очерченного лица, тот копался в телефоне. К сожалению, пассажиров сзади не удалось разглядеть, ведь окна были затонированы и темный цвет, особенно в вечернее время, скрывал всю заднюю часть. — Феликс! На самом деле, было совсем не сложно догадаться, что сзади Хвана и Кима сидела излюбленная троица или двоица. Ведь какой смысл Хенджину приезжать сюда вместе с Сынмином, если ребят с ними нет? Это догадка подтвердилась, когда из авто вышел Чанбин, активно машущий рукой блондину. — Ну здорово… Черт, как же это сложно. Как же сложно видеть знакомый автомобиль и понимать, что теперь у тебя нет права даже сесть в него. Как же сложно видеть на своем уже законном месте другого человека. Как же сложно садиться на задние сиденья и понимать, что теперь ты лишь тот, кого просто подобрали по пути, а не тот, за кем специально ехали первым делом. Это очень непривычно и сложно. Как можно переключиться с подобного на простую дружескую поездку? Да никак ты этого не сделаешь. Нет, конечно, снаружи ты стиснешь зубы, сожмешь кулаки, сильно выдохнешь и натянешь улыбку, сделав вид, что это не задевает тебя ни коим образом. Но внутри… Внутри ты будешь буквально подавлять этот крик, слезы и растерянность. Будешь успокаивать организм и доказывать ему, что это норма, что так должно быть. Это больше не твое. Так, как раньше, уже не будет. Тебе просто придется доказывать своему сердцу, что такие изменения нормальны, и просить его успокоиться и не разрываться на части. — Ликс, дружище, пошли. — Чанбин подходит ближе и начинает говорить тише, ведь дверь автомобиля осталась открытой, и он понимал, что любой мог услышать их диалог. — Вы серьезно? — по Феликсу было видно, что он очень устал. И нет, устал не физически. Тут, скорее, морально. Потрепанный безжизненный взгляд, опущенные уголки губ, неровное дыхание и сдвинутые брови к переносице. — Прости. Все хотели пойти пешком, точнее, мы с Минхо. Чан не смог к этому времени. Мы позвонили Хенджину, и он сразу же согласился, но сказал, что ночью похолодает, поэтому заберет всех на машине. Просто пойми и нас. Он такой же друг, как и ты, и мы просто не могли отказать ему, мол: «Вот одному другу плохо, поэтому тебя мы перестанем воспринимать в качестве человека и нашего друга, и будем отказываться от каждого твоего предложения, словно ты нам вообще чужой». Ну, так тоже не делается, Ликс. — было видно, что Чанбину жаль из-за всей этой ситуации, но также Феликс понял, что темноволосый абсолютно прав. Прав в том, что какие бы отношения не были между парнями, это не должно сказываться на дружбе и компании. Никто не должен ставить кого-то выше или ниже. Их отношения — их личные проблемы. Ничего из этого не нужно проецировать на друзей. — Да, я понял, не извиняйся. Лучше уж тогда меня прости. Из-за всего этого… — Феликс посмотрел на Хенджина и тяжело вздохнул. — Из-за всего этого я просто потерял голову и перестал здраво мыслить и рассуждать. Все хорошо, я поеду. Только… Могу я сесть около окна, сзади моего сиден… То есть, сзади Сынмина? — Да, без проблем. Я двину Минхо и сяду посередине. Феликс медленно плетется за Чанбином, в глубине души надеясь, что этот вечер пройдет спокойно и без происшествий. — Так, двигайся давай. — темноволосый протискивается в салон и двигает Ли старшего, на что тот хоть и кидает недовольный взгляд, но молча двигается, садясь прямо за Хвана. — Всем привет. — с небольшой неловкостью проговаривает Феликс, когда садится в машину и закрывает дверь. На самом деле, это звучало очень забавно. «Всем привет?» Всем? С кем ты здороваешься, Феликс? С Чанбином, с которым говорил буквально пару секунд назад? С Сынмином, которого на дух не переносишь, и с которым в принципе толком не знаком? С Хенджином? Тут просто с Хенджином. Без объяснений. Или с Минхо? Ладно, с Минхо поздороваться можно и нужно, но это можно сделать и лично, без этого «всем». Было действительно неловко и забавно. — Привет, Феликс. — вежливо ответил Ким, слегка поворачивая голову в левую сторону, но все еще не отрывая взгляда от экрана смартфона. Блондин лишь слегка кивнул и попытался улыбнуться. — Жив? Не жив? — от Минхо другого ожидать и не стоило. Тот усмехнулся и взглянул на младшего. — Смотря, что имеешь ввиду. — Вчерашний апероль, который ты нашел в нашем баре. — Феликс сдвинул брови к переносице и уставился на Минхо, ведь вообще ни черта не помнил ни про какой апероль и бар. — Смешанный с клубничным ликером. Тут то до Феликса и дошло. Дошло, когда на фразе про клубничный сироп Минхо посмотрел вперед себя и пробежался глазами по торчащей из-за кресла блондинистой голове и широким плечам. — А… Нет. Он был определенно лишним. Не нужно было его трогать. — Феликс опустил голову и поджал губы. Минхо лишь понимающе кивнул в ответ и устремил взгляд на пейзаж за окном. — Так, ладно, поехали уже. Там вообще-то нас столик ждет. Скажите спасибо Со Чанбину за его умную голову, которая додумалась забронировать столик на вечер первого января еще две недели назад! Вот Чанбин умница! Вот молодец! — парень с широкой улыбкой нахваливал сам себя, на что получал лишь смешки друзей в ответ.***
Ближе к семи вечера ребята приезжают в кафе. Они часто посещали его всей компанией, пока жили тут и ходили в школу. И даже тогда, когда всем нужно было уезжать по разным городам на учебу, они договорились, что будут собираться тут, чтобы провести время так же прекрасно, как делали это долгие годы. Заведение было небольшим, но очень уютным. Окна снаружи украшали наклеенные снежинки и снеговики, перила, прикрепленные к маленькой лесенке, были обтянуты мишурой и гирляндой, а на террасе, где летом стоят столики, находились украшенные елочки. Было очень уютно и по-родному. Пятерка парней проходит в помещение, где их уже ждет излюбленный столик, находящийся в самом углу рядом с окном. — Я не хочу сидеть в этом страшном углу. Мое место на краю! — Минхо пробегает вперед и садится за край стола. Спиной он был повернут ко всему залу, и, соответственно, смотрел буквально на стену. Но это и к лучшему. Минхо нелюдим, и такое не сильно экстраверсткое времяпрепровождение его вполне устраивало. — Тогда я в угол. Там уютно. — Феликс протиснулся к стене и, отдав пальто Чанбину, чтобы тот повесил его на вешалку, присел на мягкий стул. — Извините, тут есть розетки? — Сынмин начал осматривать стены под столом, ища заветный источник питания. — О! Нашел. Я тогда тут присяду. — Ким сел у окна, и, соответственно, прямо напротив Феликса. Ли же постарался увести свой слегка удивленный взгляд куда-нибудь в сторону, чтобы брюнет не прицепился с вопросами. — Мое место всегда было рядом с Минхо… Чанбин подходит к столу и с небольшим недоумением смотрит на рассадку друзей. Его место, по сути, было свободно, но проблема в том, что оно было между Минхо и Сынмином, ведь за столом всего по три места с каждой стороны. Он понимал, что последний свободный стул должен занять Хенджин, чтобы сесть со своим парнем, поэтому сначала взглянул на подошедшего Хвана, а потом на Сынмина. — Ну, пусть Джинни сядет с Феликсом. В чем проблема? — на этот безмолвный вопрос Сынмин лишь пожал плечами и ответил абсолютно спокойно, смотря в свой телефон. Чанбин медленно повернулся на Хенджина и вскинул брови вверх, словно спрашивая: «Что мне делать?». — Иди к себе. — со вздохом отвечает Хван и проходит к стене, садясь на один из двух свободных стульев. Случайно или нет, но сел он в середину, тем самым, оказываясь ближе с Ли. Феликс чувствовал себя невероятно неловко, но все еще надеялся, что если отпустит всю их ситуацию и просто насладится дружеским вечером, то все пройдет более-менее хорошо. За все время Хенджин и Феликс не проронили даже одного слова в сторону друг друга. Во время поездки Ли иногда кидал взгляд на профиль Хвана, а Хенджин часто посматривал в окно заднего вида, наблюдая за тем, что делает Феликс. Когда принесли закуски и выпивку, они так же продолжили общаться со всеми, но не друг с другом. Лишь молча чокались или смеялись с шуток Минхо или Чанбина. Это было их единственное взаимодействие за весь вечер. Первые полчаса все молча кушали или периодически выпивали. Разговоров, как таковых, особо и не было. Но когда основные блюда больше не красовались на тарелках, а стол украшали Соджу, коктейли и закуски, тогда то все и дали волю своим языкам. — Чан вообще не придет? — Хенджин взглянул на Минхо, кладя мармеладку себе в рот. — Да не, это он тогда не мог с нами поехать. А так обещал прийти к восьми, что уже, кстати, скоро случится. — Уже случилось. — Бан Чан подходит к столику и широко всем улыбается, здороваясь с ребятами. — Черт, мы только закончили есть, тебе заказать? — Нет-нет, спасибо. Я поел у бабушки. — Чан присел на последнее свободное место, оказываясь рядом с Хваном и напротив Минхо. — Что ж, давайте отметим уже действительно новый пришедший год! Ребята разом потянулись стаканчиками к середине стола. Чан, Чанбин и Минхо пили Соджу, Сынмин и Феликс заказали коктейли, а Хван не выпивал, так как был за рулем, поэтому пил яблочный сок. На самом деле, их встреча проходила достаточно спокойно и комфортно. Из-за того, что многие люди сидели дома, ведь отходили после вчерашнего праздника, в кафе находились лишь ребята и сотрудники. В помещении тихо играла спокойная музыка, которую даже толком и не было слышно, но все равно в краткие моменты тишины можно было понять, какими нотами она украшает темный холл. Почему темный? Парни попросили не включать свет и оставить лишь гирлянды и подсветку на стенах, горящую светло-желтым светом. Было так уютно, словно ты сидел, укутавшись в мягкое одеяло, смотрел фильмы и пил теплое молоко с печеньем. Не было шума, яркого света и переживаний. Просто компания ребят обсуждала вчерашний вечер и рассказывала о том, как отпраздновали их родители или друзья. — Извините. — к парням подходит официантка с большим подносом, держащим на себе шесть стаканов. — Мы решили сделать вам небольшой подарок в честь пришедшего праздника и предложить вишневый сок за счет заведения. — девушка мило улыбнулась и поставила поднос на край стола, между Минхо и Чаном. — О, это так неожиданно и приятно! Спасибо вам большое! — Чан широко улыбнулся и принялся помогать юной особе расставлять напитки. Пока Чан относил стаканы Чанбину и Сынмину, девушка подавала их Феликсу и Хенджину. — Ой, нет-нет, он не любит вишневый, давайте… Феликс резко замолкает и теряет улыбку с лица. Он смотрит на девушку, держащую стакан, и понимает, как крупно облажался. Он же обещал себе не вспоминать, обещал не касаться этой темы, просто обещал провести дружеский день. Какого черта его язык расплелся именно сейчас? Чертов коктейль? Возможно, именно он. Он виновник. Периферийным зрением Ли видит, как Хван медленно блокирует телефон и поднимает на него голову. В чужих глазах не было зла или недовольства. Единственное, что уловил Феликс: надежда, любовь и благодарность. Феликс понимал, что буквально сел жопой в лужу от такого проступка. Быстро оглядев ребят и поняв, что никто его не осуждает или безмолвно не ругает, просто вновь улыбается и принимает два стакана от девушки, оставляя их у себя. — Можете, пожалуйста, принести стакан яблочного сока. Только включите его в счет. — Хван мягко улыбается и кивает девушке. Феликс присаживается на свое место и поджимает губы от неловкости. Все продолжают общаться и выпивать, делая вид, что ничего не произошло. По сути, для обычного человека — это действие действительно не является чем-то страшным. Но когда ты пытаешься забыть и отрешиться от человека, а потом допускаешь подобную оплошность, стирая все прошлые старания… Ну, это, мягко говоря, неприятно. — Вы с Хенджином такие близкие друзья? Феликс медленно выпускает трубочку, из которой пил коктейль, изо рта и переводит ступорный взгляд на стол. Он слегка расширяет глаза и пытается вразумить то, что спросил Сынмин. Близкие друзья? Что это значит? Как ему отвечать? Почему молчит Хван? Ли медленно отодвигает стакан в сторону, поднимает голову и, делая вид, что не понял вопроса, смотрит на Сынмина, вскидывая брови. — Ну, ты сказал про сок. Даже я не знаю этих мелочей. — все это время Ким смотрел в телефон и даже не поднимал взгляда на Феликса. Для него это был простой разговор знакомых. Феликса, честно говоря, удивило сразу несколько вещей: Во-первых, как Сынмин не мог знать того, какой вкус в продуктах не любит Хван? Он же так часто говорил об этой чертовой вишне. На любых мероприятиях, при любых покупках, походах в кафе или на свидание, Феликс всегда забирал у Хенджина те блюда или закуски, в которых была вишня. Всегда помнил об этом и, уже не спрашивая, молча забирал. Хван мог даже не уследить за этим, но Ли — нет. Он всегда осматривал еду Хенджина и сразу забирал всё «ненужное». Феликс поворачивается на Хенджина и лишь одним взглядом спрашивает, мол: «Как так? Как он не знает такого?». Хван ничего не отвечает. Он включает телефон и открывает диалог с Ли, где начинает печатать ответ на безмолвный вопрос: «Хенджин»: Я говорил ему. Не один раз. «Ликси»: Тогда какого черта? «Хенджин»: Ну, додумай сам. Хван блокирует телефон и опускает голову вниз, чувствуя небольшую неловкость. Феликс лишь смотрит с небольшим сожалением и снова переводит взгляд на Кима. — Ну, он часто говорит об этом. — Сколько лет нужно дружить, чтобы запомнить такое? Я поражен. — усмехается Ким, продолжая сидеть в смартфоне. Вот и второй вопрос, волнующий Ли: «Ликси»: Ты ему не рассказал?! Хван видит сообщение в строке уведомлений, поворачивается на Феликса и, продержав свой взгляд на нем всего пару секунд, неловко опускает голову и смотрит на свои руки. «Ликси»: Хенджин! Какого черта? Почему ситуация такая странная? «Ликси»: Эй! Хватит игнорировать! Это не смешно! Хенджин продолжает молчать и смотреть на свои пальцы, нервно перебирающие подол рубашки. На самом деле, ему было абсолютно плевать на то, что Сынмин не знает про эту чертову вишню, главное, что о ней помнил Феликс. Да, Хван не рассказал Сынмину про них с Ли, но… Но зачем? Ким не был тем, с кем Хенджин хочет совместного будущего, он просто был заменой и игрушкой. Зачем вдаваться в такие подробности? Он просто надеялся, что с Феликсом у них все наладится, а Сынмина он отвергнет сразу же, как только Ли даст «зелёный свет». Поэтому Хван молчал. Ему как не хотелось, так и нечего было отвечать. Феликс, откровенно говоря, чувствовал себя дерьмово. Он словно сидел посреди цирка или детского сада. И что у одного, что у другого было одно название — «Хван Хенджин». Какого черта он вообще творил? Если заигрался, то мог бы выпутаться из этой истории раньше, не доводя ее до подобного. Он мог расстаться с Кимом еще после Нового Года, мог спокойно сделать это утром или днем. Он признавался в чувствах, целовал, говорил о своих желаниях другому парню, но все еще продолжал держать под боком Кима. Зачем? Чтобы продолжать вызывать ревность в Феликсе? Да после подобного уже и ревности никакой не будет. На такое появлялось лишь раздражение. Феликс видел, как Ким относится к Хенджину. Да, возможно, тот правда был влюблен, но эта любовь держалась лишь на внешности и характере Хвана. Касаемо характера, имеется ввиду — не углубляясь в него полностью и любя лишь поверхность. Хенджин недостаточно открывался Сынмину, недостаточно любил и ценил, но Ким словно и не замечал этих мелочей. Также Феликс видел, как Хван относится к Сынмину. Тут, по сути, даже и сказать нечего. Он вообще никак к нему не относился. Тут и дураку будет ясно, для чего Хван держит Кима около себя. Вот, что раздражало Феликса. Вот, что разочаровывало и расстраивало. Хенджин не поменялся. Он как был недолюбленным ребенком, не имеющим какой-то цели и развития, так таковым и остался. Какие бы махинации он не проводил — результата это не давало. А если и давало, то лишь отрицательный. — Да? — Хван отвечает на телефонный звонок, а все продолжают болтать и выпивать, делая вид, что ошибки Феликса и неловких вопросов Сынмина не было. — Черт… Обязательно двоим? Я не могу один? Ладно, хорошо. Хенджин отключает звонок, с громким стуком кладет телефон на стол и тяжело вздыхает. Феликс, даже не поворачивая головы, понял, что тот чем-то недоволен. Он лишь сильнее сжал стакан и начал бегать глазами по столу, пытаясь понять, что расстроило блондина, или просто ожидая, когда тот расскажет. — Эй, все хорошо? — Чан решил нарушить это молчание и напряжение. — Да тут… — Хван снова тяжело вздыхает, смотрит на Сынмина, пьющего коктейль и смотрящего в окно, и поворачивается на Феликса. — Феликс. — М? — обращение к своей персоне действительно удивило Ли. Он ожидал чего угодно, но явно не подобного внимания. — Звонила Миссис Пак. Миссис Пак была знакомой семьи Хенджина. Она занималась пчеловодством, вязаньем, держала скот, выращивала овощи и фрукты, и готовила чуть ли не самое вкусное варенье во всем городке и поселениях рядом. — Так… — Феликс предполагал, зачем Хван обратился именно к нему, но старательно пытался отогнать от себя эти чертовы предположения. — Мне нужно съездить к ней. Точнее… Нам. — Хенджин тяжело вздохнул и опустил голову. — Нам? — проблема в том, что Ли понимал причину того, почему им нужно ехать вместе, но словно специально выпытывал из Хвана объяснения. Каждую зиму Феликс и Хенджин ездили к тётушке за вареньем и носками, которые та вязала для семьи Хван в качестве подарка на Новый Год. Появится вопрос: «Почему Хенджин один не может справиться с этим делом?» Ответ прост: За все годы Хван так и не смог запомнить дорогу к дому Миссис Пак, да и еще, ко всему прочему, именно Феликс помогал упаковывать подарки, а также выбирал вкус варенья и цвет носков. И каждый год именно Феликс помогал Миссис Пак с ловлей кроликов. Их нужно было переносить из летнего загона в зимний и уютный домик. Хван со своей неряшливостью и медлительностью просто не справлялся с такой, казалось бы, легкой задачей, зато Ликс был юрким и внимательным, словно одним из кроликов, отчего легко управлялся с ловлей животины. — Да. Нам. Поедешь, пожалуйста? — Феликс смотрит на безэмоционального Сынмина и кусает трубочку, прилагаемую к стакану с коктейлем. Это было супер неловко. Было непривычно и больно. Туда они ездили как пара, их знали, как пару и считали одним целым. А теперь что? Дела и привычки остались, а пара нет. Их все равно продолжали считать одним целым, хотя, по сути, такового уже не было. — Ладно. Поехали. Надеюсь, это ненадолго. Феликс резко подорвался с места и пошел к вешалке, стоящей у входа, чтобы взять пальто. Перед уходом он видел, как старший что-то шептал Киму и поцеловал того в щеку. От этого поцелуя у Феликса аж скулы свело. Было мерзко и неприятно, настроение испортилось и хотелось просто послать всё далеко и надолго.***
Where's My Love Slowed — efehan 20:00 Тишина. Прекрасный зимний вечер, переливающийся танцами снежинок и играми ветра. Поля, где летом росли подсолнухи, теперь укрывало теплое белоснежное одеяло. Полосы деревьев, стоящих в ровные ряды, окутывала метель, подсаживая к их корням маленьких гномиков, держащих в руках банки с краской. Снежные человечки день и ночь работали, творили и двигали маленькими кисточками, чтобы закрасить темную кору, коричневые ветви или зеленые иглы белым цветом. Их старания прошли недаром, ведь теперь белоснежные королевские дубы и ели выглядели еще более величественно. Теперь они были снежными королями леса и приветствовали гостей, проезжающих мимо, и позволяли любоваться собой, пока те сидели в машине. Иссиня-черное небо было усыпано сотнями снежинок, контраст температур за окном и в автомобиле создавал больший уют и комфорт, а приятная музыка успокаивала и давала возможность расслабиться. Все было прекрасно. Все было уютно. Мертвые фиалки и последние бабочки соединялись с морозными поцелуями и прокуренной мечтательной бесконечностью. Все было как раньше: Феликс сидел на своем законном пассажирском месте, в подстаканниках стояли излюбленный американо и ванильный капучино. Играл плейлист Феликса, хранящийся на одной из флешек. Сиденье включено на подогрев пятой точки, из кондиционера основной теплый воздух направлен лишь на ноги, ведь у Ли они часто мерзли даже в самых теплых носках, а если воздух дул на лицо, то у Феликса сохли глаза. В бардачке лежали две булочки с яблочной и вишневой начинкой. Два пальто сложены на задних сиденьях. Двери закрыты на замок, ведь в ночное время Феликсу страшно, если они разблокированы. Не важно, что машина едет. Не важно, что рядом Хенджин. Не важно, что призраков не существует, а страшилки выдуманы. Феликс боялся, что к ним заберется что-то страшное, если двери будут разблокированы, и Хван, усмехаясь и умиляясь, всегда блокировал их. — Как твоя жизнь в городе? — тишину нарушает Хенджин, прикручивая громкость на магнитоле. — В принципе, хорошо. Сессия сдана и это главное. — Ли даже не поворачивался на старшего. Он рассматривал пейзажи за окном и пил свой капучино. — У тебя… У тебя есть кто-нибудь? — Мне не нужны отношения. — Ну, я не удивлен. — слабо усмехается Хван. — О чем ты? — Феликс сдвигает брови к переносице и поворачивается на блондина. — Когда ты бросал меня, говорил так же. Ты вот действительно их не хочешь? Прям совсем? — Хенджин, я хочу отношений с собой. Мне не интересны другие молодые люди. Нет желания с кем-то сближаться, снова изучать человека и давать ему возможность изучить меня. Я был в отношениях шесть лет, мне просто нужен отдых и я. — Ты не находишь кого-то, потому что тебе никто не нравится? — О Боже… — Феликс кладет пальцы на переносицу, опускает голову и, прикрыв глаза, шумно выдыхает. — Ты слышишь только то, что хочешь? Делаешь это выборочно или что? Хорошо. Да, мне никто не нравится. Все не в моем вкусе. — было слышно, что Ли начинает раздражаться, а флешбеки прошлого так и били по светлой голове. — А каков твой вкус? — Ты сам знаешь. Высокий рост, карие глаза и светлые волосы. — словно на автомате и без капли эмоций пролепетал младший, смотря в окно. — Ну, то есть, как я. — Хван усмехнулся. — О боже, Хенджин, спусти корону с головы. — Феликс развернулся к старшему всем корпусом. — Не думай, что мои вкусы сложились и стали таковыми после встречи с тобой. Они изначально были такими, и ты просто подошел под них. Вот и все. — Ли откинулся на спинку кресла и выдохнул, смотря в лобовое стекло. — Ты бросил меня, потому что устал прощать? — Не только из-за этого, но да. Это тоже. — Какая еще причина? — Чт… — Ли снова повернулся на старшего и вопросительно посмотрел. — Господи… Потому что ты меня не слышал, Хенджин. Потому что ты эгоист, единоличник и ревнивец. Потому что ты ребенок, Джинни. — Что тебя не устраивало? — Ты… Почему ты снова это спрашиваешь? Почему делаешь это? Сколько раз я объяснял? Сколько говорил? Почему ты снова спрашиваешь? Господи… — Феликс недовольно выдохнул и, вновь устремив взгляд в окно, продолжил. — Ты никогда меня не слышал. Ты творил ерунду, ты косячил, нес всякую чушь, и когда при твоих извинениях я пытался тебе что-то объяснить, ты просто не слушал меня. Тебе не нравились мои разъяснения, потому что не нравились те действия, к которым я направлял тебя. Ты просто не хотел исправляться и поэтому лишь делал вид, что слушаешь, а на самом деле… На самом деле ты просто забивал на все мои слова и продолжал делать по-своему. — Так было не всегда, и ты сам знаешь, что я пытался исправляться. Ты просто слишком много требовал. — Слишком много? Нет, Хенджин, это не было чем-то многим. Просто ты не пытался вникнуть в проблему и понять меня, отчего это и казалось «слишком многим». Ты же чертов эгоист и я говорил тебе это всегда. Ты всегда считаешь, что все должно быть для тебя и ради тебя, что все должны быть как ты. Когда тебе плохо, а кому-то хорошо, ты выливаешь весь гнев на этого человека и успокаиваешься, когда ему тоже становится плохо. Если у тебя одно мнение, а других людей другое, то… То нет. У людей не может быть другого мнения. Оно должно быть точно таким же, как и у тебя. Ты никогда не понимал, что люди разные и мнения тоже могут быть разными. Твоя позиция: Если у меня так, то и у всех тоже. — Ну, пусть будет так, кому это мешало? — Хенджин, ты оскорблял людей за их мнения. Оскорблял, когда те говорили, что полнота это норма, когда они носили откровенную одежду или когда общались с другими «распущенно». Ты просто оскорблял их за их выбор, а слушать и краснеть за тебя приходилось мне. Мне приходилось учить тебя и рассказывать, почему это не нормально. — Так зачем ты слушал и зачем учил? Тебя никто не заставлял. — Пойми, в дальнейшем мы собирались жить вместе и вступать в брак. Мне было очень сложно находиться рядом с таким токсичным, эгоистичным и бестактным человеком. Если бы я не пытался исправлять, то просто бы не вывез этих отношений. Я, по сути, делал это для себя, но из этого вытекает, что делал и для обоих. Ведь, когда я учил тебя, ты, по началу, пытался слушать и исправляться. Ты становился лучше и это «лучше» шло на двоих: на меня, ведь я чувствовал себя хорошо с морально развитым и сильным человеком, и на тебя, ведь ты сам становился лучше и с изменением мышления мог добиться высот и повысить свой статус в обществе. — Феликс, ты слишком много требовал от меня, понимаешь? «Хенджин, исправься, мне не нравится! Да, конечно, я исправлюсь! Хенджин, будь более скромным, не стоит много рассказывать и показывать! Хорошо, постараюсь! Хенджин, будь вежливее с людьми и пытайся их понять! Да, конечно!» Конечно-конечно-конечно! Всегда было это «конечно», Феликс. Сколько подарков я тебе дарил, сколько внимания и заботы уделял, сколько писал и звонил? Сколько я делал для тебя? Сколько комплиментов сделал? Сколько новых мест показал? Сколько возил на машине, сколько помогал дома, когда у вас был ремонт? Сколько помогал летом в сборе ягод? Я все делал, а ты ни черта не ценил! — Хван вжал руки в руль сильнее и прибавил скорости. — Сколько ты делал? О Боже, да как ты не видишь этого… Ты говоришь только о физических действиях. Подарки… А к черту мне эти подарки? Нет, они были прекрасны и важны, когда ты дарил их по праздникам или в обычный день. Но когда ты дарил их, чтобы загладить вину… Ты считал, что если на душе болит и на душе обида, то простой подарок и никаких изменений ситуации могут все решить. Ты же так считал. Внимание и забота… Да я и не говорил, что этого не было. Это было всегда, и я говорю тебе за это искреннее спасибо. Я всегда ценил это в тебе и никогда не пренебрегал. Сколько писал и звонил? Хенджин, а ты не мог понять, что звонки и сообщения не всегда актуальны? Когда я приехал после этого ебаного лета и просил обычного покоя, просил тишины и хотя бы недельного молчания. Это не значит, что я не любил тебя, это значит, что не дай мне этого спокойствия и тишины, я бы просто не смог тянуть нас обоих на себе. Я говорил, просил, объяснял причину. Что делал ты? — «Хорошо». Просто «хорошо» и на следующий день заваливал сообщениями и звонками, а если на сообщения я не отвечал, то ты звонил и спрашивал, почему я не отвечаю. Это нормально? Это так ты слушаешь и слышишь? Комплименты, поездки, помощь. Хенджин… Ты серьезно? Это так мелочно с твоей стороны. Никто не заставлял тебя этого делать, никто не просил и не умолял. Ты делал это исключительно по своему желанию. — Но это должно что-то значить! — Что? Что это должно значить? — было слышно, что Феликса невероятно сильно выматывал этот разговор. — Что ты просто помогал своему парню? Да, это означает простую помощь и человечность. Если ты делаешь это по своему желанию, то никогда не должен ждать чего-то в ответ, потому что это исключительно твое желание. Но, видимо, ты рассчитывал, что благодаря твоей помощи я полюблю тебя еще больше и увижу в тебе, буквально, Бога. Но, Хенджин, пойми, иногда, даже если вы пара, некоторые вещи можно делать невзирая на отношения. Особенно в нашем случае. Мы собирали ягоды, игрались, общались, и это можно было воспринимать как дружескую встречу и помощь. Мы ездили по разным местам, и это можно было воспринимать свиданием, но не таким, где я влюблюсь в тебя сильнее, а где просто наслажусь приятным времяпрепровождением и той любовью, что уже есть. Ты всегда хотел, чтобы тебя любили больше. Даже не любили, а восхваляли. — Ли устало опустил голову и выдохнул. — Меня не нужно восхвалять, но… Но я не всегда чувствовал, что ты меня действительно любишь. — Что? — Феликс округлил глаза и взглянул на блондина. — Ты серьезно? — Да, Ликси, серьезно. Почему инициатором секса почти всегда был я? Почему я делал тебе больше комплиментов, чем ты мне? Почему ты заставлял меня ревновать? Почему не слушал, когда я запрещал что-то надевать? Почему общался с теми, с кем я запрещал? Почему улыбался моей ревности? Почему чаще писал и звонил именно я? — Хенджин… Я… Я в восторге с тебя… — Феликс прикрыл глаза и расслабленно выдохнул. — Секс… Хенджин, а ты знал, что секса по-настоящему можно захотеть только тогда, когда ты хочешь его не телом, а головой? А как я могу хотеть его, если меня постоянно окружали проблемы? По большей части — они были из-за тебя и твоего характера. Ты знал, сколько раз я ложился под тебя без какого-либо желания? Сколько раз делал минет без желания? Я просто понимал, пусть у меня и проблемы, пусть нет желания, но ты тоже человек и тебе тоже нужна разрядка. Конечно, так было не всегда. Я хотел секса, и все было прекрасно. Но когда желания не было, а ты слишком наседал и упрекал, у меня не оставалось выбора. Комплименты… Знаешь, это такая же песня, как с помощью, поездками и чем-то подобным. Заставлял ревновать, не слушал тебя и надевал что-то, что мне нравится, и общался с другими? Слушай, ты хочешь себе питомца? Иди купи его на рынке и воспитывай, сколько влезет. Я — человек. Я могу иметь собственные вкусы и могу одеваться откровенно лишь ради себя. Потому что мне комфортно и потому что мне нравится. Мне плевать, что скажут другие и это делалось уж точно не для вызова твоей ревности. А также насчет общения… Хенджин, ты запрещал общаться с одноклассниками, а потом одногруппниками. Это, по-твоему, норма? Нет, Хенджин, это не нормально. Я реагировал на твою ревность с улыбкой, потому что… Ах, не важно. — Ли выдохнул и открыл глаза, устремляя взгляд на появившиеся домики. Тётушка Пак жила в соседней деревне, отчего и поездка оказалась долгой. — Продолжай. Давай. Я хочу услышать все. — еще пара слов и Хван взорвется. Феликс это знал, но ему, честно говоря, было уже плевать. — Да потому что ты просто не уверен в себе, Хенджин. Ты настолько себя не любишь, что тебя постоянно приходится подпитывать словами и действиями, чтобы доказать, что ты нужен. Ты не ценишь и не любишь себя. У тебя нет цели и мечты. Ты просто застрял в этой яме неуверенности, и тянешь меня за собой. — А ты не понимаешь, что именно ты виноват в том, что я себя не люблю?! Ты постоянно заставляешь меня сомневаться в себе! Отказываешь в сексе, зато говоришь, какие красивые актеры в фильмах или сериалах. Постоянно надеваешь откровенную одежду и не слушаешь меня, принимаешь комплименты и улыбаешься, когда оценивают твой образ. Меня ты игнорируешь, а им улыбаешься. — Господи… Я действительно перестаю видеть смысл в нашем диалоге. Тебе говоришь одно, а ты просто переворачиваешь это на другое. Половину — мимо ушей, половину — подстраиваешь под себя. Хенджин, пойми уже, наконец. Когда человек уверен в себе, его просто не смогут затмить чьи-то слова или действия. Если он любит — значит любит. Одежда, улыбки, секс — все это бред. Пойми, человек может быть бесконечно богатым, самым красивым на Земле, самым успешным, популярным, с кучей девушек или парней рядом, но если он, блять, себя не любит, то это все будет по боку! Это все будет не нужно, потому что вот здесь, — Феликс силой ткнул пальцем в область груди. — ничего нет. Нет любви, удовлетворения и наслаждения. Ты никогда не будешь счастлив физически, пока не начнешь искать счастье внутри себя. А еще, взяв другой пример, человек может быть гребаным бомжом! У него нет денег, семьи и даже жилья, но если он знает себе цену, знает, что он самый лучший и знает, что он — самое лучшее, что у него есть, то он будет счастлив и доволен жизнью до бесконечности! Да, он бездомный. Да, он бедный. Но если в нем горит этот пожар, то ничто и никто не сможет его затмить. Сколько ты ему не говори, какой он плохой и страшный, он просто не будет в это верить и даже слушать не станет, потому что он, мать твою, так не считает. Вот сука вся и логика. Ты не любишь себя не из-за меня. Ты не любишь себя исключительно из-за самого себя. Тебе нужно сходить к чертову психологу и решить свои проблемы, иначе ты затянешь в свою яму страха и боли всех, кто находится рядом. Феликс выдыхает и откидывается на спинку сиденья, задирая голову и прикрывая глаза. Хван лишь молчит и сворачивает к домику Миссис Пак. Благо, Феликс указал адрес в навигаторе, отчего ориентироваться было проще. Вот так случилось снова. Хенджин бранится и не понимает Феликса. Феликс учит Хенджина. Хенджину не нравятся разъяснения Ли и он просто пропускает их мимо ушей. Феликс разочаровывается в очередной раз и буквально чувствует усталость души и сердца. Ничего не изменилось. Их отношения остались такими же. Спасатель и жертва. Никаких новшеств и надежд на что-то большее. Все время, пока ребята были у тётушки Пак, они не разговаривали друг с другом. Да и с чего бы им? Феликс был обижен и разочарован, он старался забыть и уйти от этих отношений. Хенджин был зол на Ли и не признавал свою вину. Он помнил вчерашний вечер лишь кусками, помнил разговор с Минхо и помнил, как пил с Бан Чаном. У него, вообще-то, парень новый и он, вообще-то, старается сделать больно Феликсу, так почему он должен с ним говорить? Оба стараются. Оба пытаются. Но каждый буквально отметает от себя эту сосущую где-то внутри красной плоти боль и наотрез отказывается слушать разум, твердящий уйти и не мучать друг друга. Пусть они не говорят, пусть даже взглядами не пересекаются. Пусть молчат, когда едут обратно домой. Пусть не прощаются и не здороваются. Но оба в глубине души чувствуют это наслаждение от времяпрепровождения с когда-то любимым или просто любимым человеком. Все равно есть эта тоска и тяга, все равно есть прошлое и желание окунуться в него еще хотя бы разок.***
Friends — Chase Atlantic 2 января. 18:00. Праздники закончились. Многие вышли на работу. Закончились закуски, салаты и сладости. Многие начали восстанавливать режим сна и свое питание. У всех началась обычная жизнь. Ну, обычная — до следующих праздников. Правда, «все» — это не весь городок. Ко «всем» не относятся воспитанники детского сада, школьники и студенты. Студентами как раз была шестерка знакомых нам ребят. Им не нужно было уезжать домой, не нужно выходить на учебу, восстанавливать режим сна и делать всю подобную чушь нормальных людей. У них все еще отдых, все еще праздники, встречи и выпивка. Именно поэтому ребята договорились встретиться дома у Минхо, ведь родители юноши уехали к родственникам и оставили дом на сутки или двое на сына. Минхо, на самом деле, очень ответственный и умный ребенок. Никогда не делал глупостей, всегда помогал родителям, соседям и бабушкам с дедушками, всегда держал дом в порядке и учился на «отлично» и «хорошо». Да, гулять он любил, жить жизнь обычного подростка с выпивкой, сигаретами и друзьями он любил. Но, ко всему прочему, дома он был идеальным ребенком. Именно поэтому, когда родители куда-то уходят или уезжают, они не боятся оставлять дом на сына, ведь знают, что даже ни один бокал или тарелка в нем не пострадают. — А мы с подарком! — Бан Чан протискивается в дверной проход и широко улыбается лучшему другу. Дутая куртка сильно сковывала его движения и порой даже не пропускала в некоторые проходы. За спиной висел рюкзак и, судя по звону и шуршанию, пришел он подготовленным. — Да-да! Привет. — за ним проходит Чанбин. У того тоже алкоголь и закуски, но в пакете из магазина, который брюнет держал в руках. — А вот я принес самое сладкое и то, что тебе обязательно понравится! — третьим и последним влетает Хван. На лице царит улыбка, в волосах беспорядок и пару прядей висят сосульками, а в руках рюкзак мятного цвета, которым он активно машет перед лицом друга. — Давайте проходите, пьянчуги. — смеется Ли, забирает пакет и рюкзаки, и идет в зал, чтобы все расставить. Ребят нет около десяти минут, ведь каждый побежал в ванные комнаты, чтобы привести себя в порядок. Погода все еще шалит морозами и ветрами, отчего не спасают даже капюшоны. Особенно Хенджина, у которого вообще его нет. — Меня впустишь? — из-за угла появляется миниатюрная снежная мордашка и широко улыбается. — Кто-то дверь не закрыл, а я проскочил. — О! Ликс! Привет. Проходи скорее. — Минхо жестом руки приглашает младшего к столу. — Я тут принес… — блондин ставит пакет на стол, откуда выглядывают чипсы и коктейли. — Умница. — смеется старший. — Мне тут уже понаприносили. — Ли указывает на раскрытый пакет и рюкзаки, откуда выглядывают горлышки разных видов алкоголя, уголки пачек с чипсами, сухариками, орешками и сушеными фруктами. — Ты пойдешь в ванную? Чтобы уже все собрались нормально. — Угу. — шоркает тапочками блондин, уходя на второй этаж. Сегодня уже никто не стал наряжаться и краситься. Сегодня была обычная посиделка друзей, на которой не нужно быть самым красивым и покорять всех своей одёжкой, прической или макияжем. Именно поэтому Феликс не стал укладывать волосы, брови и делать макияж. Надел обычный бежевый свитер и свои излюбленные черные джинсы. Куда же он без них. Ли пришел с двумя сумками, как, в принципе, и все. В одной, как говорилось ранее, был алкоголь и закуски, а во второй — одежда. Ребята оставались сегодня у Минхо, поэтому каждый взял для себя спальную одежду. — Оу… — Феликс проходит на второй этаж и тянется к ручке двери ванной комнаты, но та неожиданно сама поддается вперед, откуда в эту же секунду выходит Хенджин. — Привет. — старший слабо улыбается и сразу же идет к лестнице. На самом деле, Феликсу и легче от того, что Хенджин не стал одаривать его комплиментами и вообще какими-либо словами. Легче, что он прошел мимо. Легче, что не возникло неловкостей после вчерашней ссоры. А Хенджин… Хенджин, честно признаться, был все еще зол на младшего. Он услышал его слова вчера, он прокручивал их в голове и чувствовал все большую обиду. Как уже стало понятно, Хван слышал только то, что хотел. Многое отсекал из монолога Ли, считая определенные фразы или предложения «водой», многое просто не пускал в свою голову, а многое интерпретировал под себя. Феликс говорил одно — Хвану не нравилось, он брал эти же слова и перекручивал их на свое понимание. К сожалению, он не понимал самого главного — если Феликс говорил определенные фразы и слова, значит Феликс имел ввиду только такую формулировку и пытался донести только это. Чего бы там не переворачивал Хенджин — это уже не слова Феликса, а значит Хван снова где-то проколится, в очередной раз не услышав Ли. — Все, садитесь уже. — ребята проходят в середину комнаты и рассаживаются на полу вокруг небольшого столика. Если касаемо двух блондинистых проблем, то они сидели рядом. Хван оперся спиной о диван, а Феликс о кресло. Их разделял лишь угол столика. — А Сынмин? — Чанбин выжидающе смотрит на Хвана, а тот слегка меняется в лице, и явно не в положительную сторону. — Он сегодня не смог. Разболелся. — И ты не остался с ним? — Он отказался. Я хотел, просил, но… — вроде, грустить должен Хенджин, но почему-то именно в глазах Феликса красовалась яркими искрами эта грусть. «Остаться с ним. Хотел, просил…» — Надеюсь, с ним все хорошо. Хван лишь кивнул, и все разом чокнулись, держа в руках стаканы или бутылки. Весь вечер, на самом деле, проходил куда не наесть лучше. Выпивка, музыка и компания снова помогли отмести всю боль, заботы и грусть. Снова было легко и хорошо. Буквально через два часа Чанбин и Чан постоянно выбегали на улицу и прыгали в снег, Минхо снимал всё на телефон, сидя на спинке кресла, Феликс убегал от холодного и мокрого Чана, а Хенджин бегал с полотенцем за Чанбином. С каждым часом музыка становилась громче, алкоголь заходил в организм чаще, а смех и танцы были ярче, громче и раскрепощённее. Ребята успели поиграть в карты, где Феликс проиграл, и ему пришлось красить волосы старой гуашью Минхо, а потом еще полчаса отмывать ее. Хван тоже оказался не лучшим игроком, отчего пришлось надевать туфли Миссис Ли и позировать для фотосессии Чана. Парни играли в слова, часто путаясь в их значении, формулировке и звучании. Играли в пиво-понг, где Чанбин попадал чаще остальных и выпивал буквально за всех пятерых. Ну, а что, Чанбин любит пить и умеет играть, что происходит дальше и кто чем недоволен — не его проблема. Только ближе к двенадцати ночи парни смогли успокоиться и, наконец, сесть и допить оставшийся алкоголь. Сегодня Феликс молчал о желудке и спокойно пил вместе со всеми. Из-за этого было сложно сказать, кто пьян сильнее остальных. Все молодцы. Все выделились. — Меня одного уже рубит? — Чан, хоть и сидя на пятой точке, пошатнулся и икнул. — Минхо-о-о. — протянул Чанбин и жалостливо взглянул на друга. — Ща… Убрать все надо. Все кое-как, опираясь на мебель или своих соседей, поднялись с пола и начали убирать посуду и мусор. — Да не мельтеши ты, мини-фея, и так голова кружится. — усмехнулся Чанбин, смотря на Феликса. Задачей Со было убирать весь мусор и бутылки, а Ли — бегать с пакетом для мусора вокруг брюнета. — Вот только попробуй что-нибудь разбить, звезда криворукая! Я тебе потом эти руки знаешь, куда запихаю! — кричал Минхо Хенджину, поднимаясь на второй этаж. Хвана поставили за мытьё посуды, а Минхо принялся готовить всем постели. За Бан Чаном оставалось только привести комнаты в порядок: поставить столик на место, постелить покрывала на диван и кресла, убрать посуду и протереть со стола на кухне. — Эй, Чан! Иди сюда. — еле слышно прошептал Минхо, пробираясь в зал и смотря на вход в кухню, где ютилась оставшаяся троица. — М? — Проблемка одна. — Минхо пожал губы и нервно взглянул на друга, на что тот в ответ приподнял брови. — Кровати и комнаты. Тут всего меньше, чем нас, и я снова это не рассчитал. — А что есть? — Родительская, где обычно спишь ты с Бином. Моя, где обычно спали Хенджин и Феликс. И гостиная, где сплю, собственно, я. Но теперь проблема… — Да. В твоей комнате. Ребята с небольшой грустью взглянули на блондинов, мелькающих на кухне, и переглянулись. — Они сильно расстроятся, если мы снова положим их вместе? — спросил Минхо, смотря на складывающего посуду Хенджина. — Не думаю. Просто будем надеяться, что из-за опьянения им будет все равно. — отвечал Чан, оглядывая ползающего по полу и собирающего мусор Феликса. На самом деле, в любой другой день Минхо и Чан обязательно бы нашли место для этой двоицы. Обязательно бы поволновались об их чувствах и эмоциях. Все бы сделали обязательно. Но не сегодня. Не тогда, когда сами пьяны и еле держатся на ногах. — Хей, Ликс, беги сюда. — Чан подползает к Феликсу, сидящему с мусорным пакетом около стены. — Ай. — карие глаза блестели золотом и красками радуги, отражаясь от гирлянды. — Ты же помнишь, где спишь? — Ну да, у Минхо. Я сейчас все уберу, схожу в душ и пойду к себе. — если Чанбин или Минхо напоминали каких-то пьяных лосей, сносящих всё и вся на своем пути, то Феликс… Феликс был потерянным оленёнком, с которого можно просто умиляться и хотеть поскорее уложить спать. — Эй, ты как? — Минхо подходит к вытирающему столешницу Хенджину. — Нормально. — это «нормально» было именно из ряда: «Меня сейчас стошнит или я упаду спать прямо на месте». — Понял. Иди в душ и спать. Я уберусь. На самом деле, ребята хотели поскорее отправить блондинов спать, чтобы не возникало проблем. Чан задерживал Ликса своими разговорами и вопросами, пока Минхо уже отправлял Хенджина в душ. Они знали, что Хван как придет в комнату, так сразу и вырубится, а Феликс, судя по его состоянию, просто забьет фиг на лежащее тело и ляжет рядом. Не нужно, чтобы они встречались в осознанном состоянии, ведь оба начнут возникать и никому не дадут покоя. А покой — именно то, что нужно пьяным Минхо и Чану. Как и предполагалось, Хенджин искупался первым, надел принесенные домашние шорты, доходящие до колен, и, плюнув на футболку, ведь ему было чересчур жарко, лег на одноместную кровать Минхо прямо к стене. А вот с Феликсом великий план друзей не сработал, ибо Чан по своей глупости отключил горячую воду на втором этаже, когда оттуда вышел Хенджин, и Ли обдало ледяной водой, отчего тот сразу взбодрился. Поначалу, он, естественно, обматерил Чана по самое не хочу, но потом, стоя под холодным потоком и постепенно трезвея, все же поблагодарил друга. Он понял, что напился слишком сильно, и снежный душ помог сбросить с себя часть опьянения. Да, он был все еще пьян, но уже мог спокойно стоять на ногах. Надев домашние штаны в клетку и черную футболку, Ли, на ощупь и по стеночке, прополз в комнату Минхо. Сегодня было полнолуние. Конечно, оно не сильно помогло в коридоре, но зато дало обзор на комнату Ли старшего, ведь луна светила прямо в окно. — О Боже… Серьезно…? — Феликс слегка склонил голову на бок и посмотрел на лежащее тело. — Вот же ж… — блондин медленно подошел к кровати. Там было место, чтобы прилечь, даже кусок одеяла и подушки был, но он понимал, если ляжет с Хваном, то может произойти две ситуации: либо он спросонья и в бреду начнет моститься к Хвану, либо же сам Хенджин обнимет его, а Феликс и не откажет. Не откажет, потому что пьян и потому что Хван без футболки. Хенджин лежал на животе, отчего лунный свет открывал прекрасный вид на подкаченную спину и плечи. — Да пофиг. — сомнения сомнениями, но сон и желание полежать с таким Хенджином просто убивали юный организм. Ли осторожно ложится на край кровати. Лежит на спине, не шевелится, пытаясь понять, в глубоком ли сне Хван, чтобы не заметить ерзанья и движения рядом. Честно, сейчас Феликсу было так хорошо. Голова была опьянена, тело расслаблено, а рядом лежал Хенджин. Такой сексуальный, теплый и родной. Все было по-старому. Все было, как раньше. Феликс не засыпает. Он разглядывает узоры обоев, освещаемые луной, вдыхает запах геля для душа, которым они с Хваном воспользовались, наслаждается тишиной и еле заметным касанием своего предплечья и плеча Хенджина. Это был такой маленький интимный и романтичный момент. В опьяненном состоянии все казалось именно таким — интимным и романтичным. Поэтому Феликс ощущал приятную тягу внизу живота, но вот слезы почему-то продолжали скапливаться в оленьих глазках. Почему-то они медленно стекали по скулам и вискам, кадык прерывисто дергался, а на переносицу словно что-то давило. Все же романтично и интимно, так к чему слезы? Пусть узел в животе приятно затягивается, пусть цветут мертвые фиалки, и порхает последняя бабочка. Феликс сейчас был на сильном распутье: ему было невероятно хорошо и одновременно до ужаса плохо. И он не понимал, чего больше. HE DON'T — BLAISE MOORE Почувствовав ёрзанье справа от себя, он быстро прикрыл глаза. — Ты спишь…? — и, конечно же, Феликс не смог не ответить. — Можно и так сказать. — Сегодня было весело… — Да, как раньше. — Ли усмехнулся. — Ты… Ты можешь повернуться? — Феликс обязательно пожалеет об этом утром и обязательно себя отругает, но сейчас он просто не может не повернуться. Теперь парни лежали и смотрели друг на друга. Хван — на левом боку, Феликс — на правом. — Привет. — прошептал Феликс и усмехнулся. — Ну, привет. — отзеркалил его усмешку Хенджин. — Ты не мог одеться? — Феликс пробегает глазами по обнаженной груди блондина. — Мне было жарко. Тебя это смущает? — Ни капли. — лжет Ли. Хотя, отчасти, он сказал правду. Его это и правда не смущало, но до жути возбуждало, отчего и мыслить было тяжело. — Хорошо. — хитро улыбается Хенджин и облизывает губы. — Ты очень похудел. — Спасибо. Рад это слышать. — отвечает младший, продолжая смотреть в карие искрящиеся глаза. — Уверен, под футболкой твое тело выглядит еще шикарнее. — Это… — Ли прикрывает глаза, ведь уже чувствует сильный жар и тягость в паху. Его глупый мозг уже успел нафантазировать всякого, отчего дышать стало тяжелее. — Это не должно тебя беспокоить. — А если это меня ну очень беспокоит? — Хван придвигается ближе, оказываясь в паре сантиметров от лица блондина, а тот и не отстраняется. — Тебя должен беспокоить только Сынмин. — Нет. Меня не беспокоит никто, кроме тебя. — Феликс чувствует мягкое прикосновение к своей ноге. Хван касался пальцами ноги лодыжки младшего, мягко поглаживая ту. — Так не должно быть. — выдыхает Ли и прикрывает глаза. — Ты должен уже запомнить, что все твои отказы и отрицания лишь будоражат меня сильнее. — Хенджин двигается уже вплотную, касаясь своей грудью груди Феликса, коленом задевая пах и держа губы буквально в двух или трех сантиметрах от губ младшего. — Если я соглашусь, тебе это пойдет лишь в плюс, а если откажусь, то ты все равно сделаешь то, что хочешь. — Ли чувствует, как Хван двигает коленом, задевая уже встающий член, и тихо шипит. — Сейчас выбирать тебе: согласишься — все будет нежно, вежливо и правильно; откажешься — я буду грубым и эгоистичным, забирая своё. Ладонь Хенджина мягко ложится на талию младшего, начиная оглаживать ее через тонкую ткань. А колено сильнее упирается в чужое возбуждение, которое Хенджин, без сомнений, ощущает, отчего ухмыляется, и чувствует, как у самого уже третий узел затягивается. Пальцы медленно пробираются под подол футболки и начинают оглаживать нежную кожу, по которой уже бегут мурашки от контраста температур и приятных прикосновений. Карие глаза смотрят в оленьи глазки, а губы вытягиваются в ухмылке. Острое колено сгибается все сильнее и давит на налившийся кровью член, начиная медленно совершать круговые движения по нему. Феликс шипит, прикрывает глаза и сжимает кулаки. Хван закусывает губу и, обхватив талию Ли полностью, грубо сжимает ту, притягивая Феликса одним рывком к себе. — Нам… Нам нельзя… — шепчет младший, все еще не открывая глаз. — Даже так? — ухмыляется Хенджин, резко двигает Феликса на середину кровати и нависает сверху. Пальцы от талии не убирает, лишь сильнее сжимает ту и оглаживает проступившие мышцы торса. Вторую руку держит на подушке, рядом с головой Феликса. Одним коленом придерживает собственный вес, чтобы не свалиться, а вторым давит на мошонку Ли, отчего тот стискивает зубы и задирает голову. — Хенджин… — Да, детка, продолжай… — Хван мягко опускается к венистой шее и начинает водить по той носом, вдыхая приятный запах. Ладонь медленно заползает под футболку, и пальцы нежно касаются сосков, начиная совершать круговые движения по покрывшимся мурашками ареолам. — Мы пожалеем об этом… — дышит тяжело Ли, все еще пытаясь бороться и не позволять своим рукам пойти в разгул по нависающему телу. — Я пожалею только в том случае, если не вставлю в тебя член прямо сейчас. Хван резко вынимает руку из-под футболки, несет ее к штанам и кладёт ладонь на твердую выпуклость. Феликс начинает еле слышно стонать, сильнее задирая голову и закусывая губу. — Давай же… — Хенджин начинает оглаживать член младшего и шептать тому в шею. — Не сдерживайся, малыш… Я же чувствую, насколько сильно ты хочешь этого. — блондин безошибочно находит головку и проводит по той пальцами, ощущая выступивший предэякулят. — Знаю, что хочешь меня и хочешь мой член. Знаю, что хочешь снова ощутить это чувство заполненности и грубости. — Хенджин силой сжимает член, на что младший стонет громче и уже поддается бедрами вперед, разводя ноги. — Хороший мальчик… Усмехается Хван и, поставив руки по обеим сторонам от талии Ли, начинает медленно спускаться, ведя лишь губами по оголенным частям тела. Он не задирал футболку сильнее, не спускал штаны, не выпускал язык и не целовал. Он лишь мягко касался губами молочной оголенной кожи на торсе, где футболка была задрана. Оглаживал пухлыми влажными губами ребра и бока, тазобедренные кости и пупок, сам торс и рельефы, попутно выдыхая горячим воздухом. Спустившись в резинке штанов, он исподлобья взглянул на раскрасневшегося и растрепанного Феликса, который уже поднял голову и смотрел на старшего с невыносимым желанием. Хван ухмыляется и так же, практически не касаясь, ведёт губами по тонкой ткани штанов вниз. Как только доходит до члена, останавливается, разглядывает выпуклость и, спустя пару секунд, нежно целует головку, прижимаясь к той губами. Феликс откидывает голову назад и двигает бедрами вверх. Ему нужно больше. Нужно почувствовать это тепло и влажность. А Хвана уже чуть ли не разрывает изнутри. Член давит на белье и шорты, прося внимания к себе. Орган неприятно трется о ткань, вызывая дискомфорт у хозяина. На серой ткани шорт образовывается большое влажное пятно, просочившееся через белье. Он хочет Феликса. Хочет грубо взять его, впиться в уже искусанные губы, сорвать футболку, штаны и белье, поставить раком и оттрахать, словно куклу. Но он понимает: одно неловкое движение или слово, и Ли просто откажется. Секс с Феликсом хоть и был не очень часто, но когда он был — это было самым крышесносным и незабываем в жизни Хвана. Он хотел снова ощутить губы младшего на своем члене и оттрахать его в рот, держа за волосы. Хенджин поднимает голову, садится на колени рядом с Феликсом и смотрит на младшего, начиная медленно оглаживать его бедро, специально задевая пальцами мошонку. Ли стонет, изгибается от этих кратких движений, закатывает полуоткрытые глаза и кусает нижнюю губу. Хван дразнил его этими нежными и практически невесомыми прикосновениями, а Феликс велся и активно поддавался, показывая, как ему приятно и двигаясь к Хенджину ближе. Младший открывает глаза, приподнимает голову и смотрит на сидящего перед ним Хвана. В этот момент он был невыносимо красив и сексуален. Оголенный торс, большая выпуклость, проглядывающая на шортах, покорность, сдержанность и нежность. Что сносило крышу окончательно? Феликс знает, каким грубым и безжалостным может быть Хенджин, он знает всех чертей, сидящих внутри, и когда он видит его таким правильным и сдержанным, мозг просто отказывается функционировать, а возбуждение растет с каждой секундой все быстрее. Ли, уже не выдерживая, подрывается, садясь на пятую точку, и тянет Хвана на себя, впиваясь в его губы. Целует грубо, быстро и пошло. Не жалеет пухлой плоти, искусывая ту. Для Хвана это стало «зелёным светом». Наконец-то его маленький и беззащитный Феликс сделал шаг, давая Хвану полную власть над собой. Хенджин, все еще сидя на коленях, тянет Феликса на себя, заставляя того тоже встать на колени, и прижимает к себе. Одной рукой держит блондина за спину, а второй притягивает лицо младшего ближе. Целует напористо и грубо, без спроса проникает языком в чужую полость рта и начинает там все исследовать, а Ли, активно отвечая, сплетается своим языком с мокрой плотью старшего и начинает оглаживать грудные мышцы, торс, плечи и шею. Поцелуй слишком пошлый и развязный, слишком мокрый и откровенный. Хван тянет подбородок младшего вниз, заставляя открыть рот, и проходится языком по нижней губе. Феликс отрывается от губ старшего и припадает к разгоряченной и упругой шее, начиная прикусывать ту и посасывать. Медленно ведет языком по каждой вене, и, остановившись на кадыке, обхватывает тот губами и продолжает вылизывать излюбленную нежную кожу. Ведет дорожку из поцелуев до уха, где позже мягко прикусывает мочку и сразу же вбирает ее в рот, нежно посасывая. Хенджин стонет, сжимает бока и спину Ли, откидывает голову назад, закатывая глаза, и двигает бедрами вперед, уже буквально прося более откровенного прикосновения. Хван толкает Феликса в грудь, заставляя снова лечь на кровать, и сразу же нависает сверху, продолжая целовать уже припухлые губы. Тянет края футболки вверх, побуждая снять ненужную ткань, и Феликс с радостью помогает в этом деле, стягивая ее и отбрасывая на пол. Хенджин садится на младшего, ягодицами чувствуя твердое прикосновение, и ведет ладонями по груди и торсу, не упуская ни единого сантиметра. Оставляя руки на талии блондина, Хван припадает к раскрасневшимся вставшим соскам, начиная облизывать и прикусывать те, на что слышит гортанный стон и чувствует движения бедрами, где чужой член еще сильнее упирается и трется об упругие ягодицы. Языком проходит по ареолам и прикусывает сам сосок, попутно оглаживая шею и торс младшего. Понимая, что такого наслаждения ему уже мало, Хван медленно спускается вниз, уже открыто выцеловывая рельефы и бока, оставляя засосы и укусы, и слыша все те же низкие басистые стоны, сносящие крышу. Как только касается резинки штанов и хочет потянуть те вниз, чувствует прикосновение к своим плечам и смотрит на Феликса. — Я не такой большой и сильный, как ты, поэтому просто ляг на спину. Я не смогу перевернуть тебя, как делаешь это ты. — обрывисто дышит Ли, «съедая» половину слов. Хван лишь ухмыляется, последний раз сжимает ноющий член и ложится на спину, смотря на Феликса. Ли присаживается между ног Хвана и тянет резинку серых шорт вместе с темным бельем вниз, заставляя старшего снять эти чертовы вещи. Как только член оказывается «на свободе», Хенджин шумно стонет и откидывает голову назад. Наконец-то он смог почувствовать это расслабление и отсутствие давящей ткани. Феликс сидит на коленях меж раздвинутых ног Хвана и наслаждается этой наипрекраснейшей картиной: перед ним лежит полностью обнаженный Хенджин, его член стоит колом, накачанная грудь и рельефный торс быстро вздымаются, голова запрокинута назад, открывая вид на идеальную шею, а шикарные стройные бедра покоятся около его ног. Он может легко ко всему прикоснуться, может поцеловать где и как угодно, может сделать все, что хочет и ему за это ничего не будет. Ли ставит руки по обеим сторонам от бедер Хвана и начинает нежно целовать область паха, задевая влажную красную головку своим подбородком, отчего слышит лишь удовлетворенные стоны и шипение. Медленно, спускаясь все ниже, Ли нежно проводит языком по головке, слизывая предэякулят, и слышит гортанный стон старшего, разносящийся на всю комнату. — Феликс… Пожалуйста… — слышать просьбы от Хвана очень непривычно, отчего Феликс лишь сильнее возбуждается и продолжает дразнить блондина. Пальцами обхватывает твердую плоть и, держа ее в ровном положении, ведет языком от мошонки до уздечки, изучая языком каждую вену, контрастируя температуру своим горячим языком и слизывая естественную смазку. Он чувствует, как Хван качает бедрами вперед, видит, как руки уже сжимаются в кулаки, а зубы терзают бедные губы. Сжав твердую плоть сильнее, Ли вбирает член в себя, сразу засасывая головку и создавая вакуум во рту, чтобы ощущения стали ярче. А они и стали. Хван громко стонет, сжимает постельное и двигается навстречу податливому ротику. Феликс вбирает в себя всю длину, подавляя рвотные рефлексы. Он научился этому за время их отношений, отчего сейчас все было легче и приятнее. Ли басисто стонет, создавая вибрации на оголенной плоти и, тем самым, заставляя Хвана чуть ли не кончить. Феликс сосет быстро и сочно, слюна смешивается со смазкой и растекается по стволу, создавая большую влажность и сексуальность. Стоны разносятся по всей комнате. Каждый находится чуть ли не на пике, но все равно сдерживает этот пыл и продолжает наслаждаться. — Встань. — приказывает Хенджин с небольшой хрипцой в голосе. Феликс поднимается на ноги и смотрит на него с сильной одышкой и удивлением. — На колени. Большего Ли не нужно. Он мягко падает коленями на ковер, складывает миниатюрные ладони на бедра и смотрит на встающего с кровати Хенджина. Ли такой маленький, такой беззащитный и податливый. Хвану просто сносит крышу. Он становится напротив младшего, смотрит на того сверху вниз и берет за подбородок, мягко поглаживая тот. Но с нежностями Хенджин не стал затягивать. Ладонь ползет от подбородка к затылку, где пальцы сжимают корни волосы, а рука уже двигает светлую голову к своему члену. Феликс снова вбирает горячий орган в рот, начиная двигать головой, перемещает руки на бедра и ягодицы Хвана и оглаживает их. Хенджин больше не выдерживает. Сжимая волосы крепче, он давит на затылок Ли и, задерживая младшего в одном положении, начинает самостоятельно трахать его в рот, выпуская из самого сердца гортанные и наслажденные стоны. Феликс только рад такой грубости и развязности. По его щекам текут слезы, челюсть и горло болят, но он все равно позволяет Хенджину наслаждаться, принимая всю длину в себя, и позволяет делать это именно в грубой форме, внутри лишь сильнее разгораясь. — Сука… Хван резко вынимает член из раскрасневшегося рта, хватает Ли за руку, поднимает того к себе и резко прижимается к излюбленным губам. Целует Феликса жадно и страстно, изучает его тело, позволяет изучать свое. Наслаждается миниатюрными ладошками на своей спине и оглаживает хрупкие плечи, слегка сдавливая те в моментах. Хенджин опускается на колени, стаскивает с Феликса эти чертовы клетчатые штаны и белье, и, как только Ли оказывается полностью обнаженным, сразу кладет руки на его ягодицы и припадает губами к бедрам, начиная выцеловывать те. Феликс стонет, запрокидывая голову назад. Берет Хвана за волосы и уже тянет к своему члену, потому что тот болит до невозможности и жаждет прикосновений, но старший не слушается. Он продолжает наслаждаться стройными бедрами и коленями, продолжает оглаживать и сжимать ягодицы, иногда проходясь пальцами по колечку мышц, слыша еще более громкие стоны сверху. Наконец, спустя несколько минут, Хенджин убирает одну руку с ягодиц и перемещает ту на твердый член Ли. Он видит, как младший подталкивается бедрами вперед и просит прикосновения. Хван, уже не в силах играть в эти поддразнивания, припадает пухлыми губами к изнывающей головке и начинает ее вылизывать, проходясь круговыми движениями и задевая уздечку. Вбирая член полностью, он начинает активно двигать головой и попутно оглаживать напряженный пресс, пересчитывая кубики младшего и наслаждаясь рельефами. Хван сосет быстро и жадно. Причмокивая, часто облизываясь, проходясь языком по всей длине, задевая мошонку и слизывая предэякулят с головки. — Джинни… — Феликс силой сжимает волосы на макушке Хвана и хрипло басит, запрокидывая голову назад и прикрывая глаза. — Тише-тише. — Хенджин встает к блондину и вновь целует того. Вновь пробует давно изученные губы на вкус. В последний раз мягко припадает к шее, оставляя на ней пару засосов и тихо шепчет: — Повернись ко мне спиной, наклонись и раздвинь ноги, детка. Феликс подходит к креслу, стоящему около окна, опирается о то руками, сгибается в корпусе, наклоняясь, и разводит ноги в стороны, опуская голову и шумно выдыхая. — Моя умница. — Хван подходит сзади и гладит младшего по спине, попутно целуя выступающие позвонки. — Потерпи немножко. — шепчет юноша и идет к прикроватной тумбе Минхо. У того всегда в первом ящике лежала пачка презервативов и лубрикант. Ими пользовался как сам Минхо, когда приводил парней к себе, так и Хван с Феликсом, когда оставались на подобные ночевки. Хенджин выливает небольшое количество жидкости на свои пальцы и, слегка растирая их, идет к Ли. Подойдя к младшему со спины, он прижимается влажным и горячим членом к дырочке, которая хорошо виднелась и чувствовалась из-за разведенных ягодиц. Чистой рукой ведет по каждому позвонку сверху вниз, попутно медленно двигая бедрами и раздрачивая уже и так разгоряченное колечко мышц. Феликс стонет, закусывает губу, сжимает спинку кресла и поддается навстречу, активнее виляя бедрами вверх и вниз. Хван ухмыляется, и пальцами, на которых уже растекся лубрикант, медленно проводит меж ягодиц, надавливая на дырочку. Слышит удовлетворенный стон и давит на нужное место сильнее, пронося два пальца внутрь Ли, где их сразу же пережимают разгоряченные и пульсирующие мышцы. Начиная двигать пальцами внутри младшего, он смотрит на то, как фаланги теряются и вновь выступают наружу, выходя из блондина. Сдвигает брови к переносице, закусывает губу и второй, свободной рукой начинает дрочить уже себе. Он наслаждается этой картиной. Наслаждается податливостью Ли, наслаждается, надрачивая себе, и наслаждается, когда слышит хриплый бас: — Либо трахни меня уже, либо сейчас я сам оттрахаю себя своими же пальцами. — Какой малыш Ликси может быть злой. Хенджин хоть и ухмыляется, но его до ужаса возбуждает этот бас и хрипотца, эта узость и жар. Этот Феликс. Его возбуждает весь Феликс. Надев презерватив и раскатав его по всей длине, Хван смазывает его все тем же лубрикантом и без предупреждения проносит головку внутрь Ли. Феликс стонет громче. Головка шире пальцев, отчего ощущения ярче и приятнее. Он двигается бедрами вперед, безмолвно прося большего. И Хван слушается. Блондин берет младшего за талию и грубо заносит весь член внутрь. Оба стонут в унисон, при этом шумно и облегченно выдыхая. Наконец-то они получили именно то, чего желали. То, чего обоим так не хватало. Хенджин, не став раздариваться нежностью, начинает сразу вбиваться в Феликса, а тот, судя по стонам и ответным покачиваниям, вовсе и не против. Шлепки разносятся по всей комнате, их прерывают лишь стоны и шумное дыхание. Хван втрахивает Ли в это чертово кресло, к которому прижал младшего, и спинку которого Феликс просто скоро порвет, ведь сжимает ткань чересчур сильно. Занося мощные бедра вперед, он проталкивает всю длину в Феликса. Движения быстрые, грубые и резкие. Нет нежности или чего-то подобного. Вот именно тот Хван, который возбуждал Феликса в пьяном состоянии. Вот его грубость, неосторожность и эгоизм. Это действительно нужно было Ли. Этого правда не хватало. Хван вбивается в Феликса быстрее, придерживая того за талию и в момент, слыша чуть ли не крик, понимает, что попал по простате. Не меняя угла, продолжает свои движения и ожидает, когда младший изольется басом и спермой. Трахает все грубее, сжимает кожу до посинения и простанывает такое родное и уже до боли изученное имя. Склоняется над Ли, заносит руку вперед и, ухватившись за член, начинает дрочить младшему, попутно продолжая вбивать свое тело в его. Феликс уже весь напряжен. На руках выступили вены и мышцы, ноги напряглись и показывали прекрасные виды на накачанные квадрицепсы и икры, торс сжат до невозможного, демонстрируя все рельефы, а шея позволяла венам вырисовывать на себе голубовато-зеленые узоры. — Джинни… — хрипит Феликс и громко стонет, выдыхая. Он кончает в кулак старшему, одновременно получая второй оргазм от стимуляции простаты. Это, вероятнее всего, был его лучший оргазм за всю жизнь. Ли изливается в чужой кулак, дырочка обильно пульсирует, сжимая в себе твердый орган Хвана, отчего старший кончает в блондина, грубо сжимая его талию и член. Он выдыхает в вспотевшую шею и стоит пару минут, держась за младшего и не вынимая член. Осторожно выходя из Феликса, Хван снимает наполненный презерватив и бросает в мусорное ведро. Держа юношу за талию, усаживает того на край кровати и идет за влажными салфетками, позже вытирая себя и помогая с этим делом блондину. Поправив постельное, аккуратно кладет младшего около стены, ведь знает, что тот боится спать на краю, и ложиться рядом, накрывая обоих одеялом. Феликс поворачивается к нему лицом, кладет ладонь на острую скулу и нежно целует юношу, оглаживая кожу большим пальцем. Хван отвечает на поцелуй, мягко оглаживая талию Ли и словно извиняясь за причиненную боль этим местам. Оглаживает каждый засос и синяк, каждый укус и покраснение. На себя плевать. Себе не больно. Особенно не больно тогда, когда Феликс целует так нежно и с любовью. Уложив юношу на свою грудь и позволив закинуть на себя ногу, как Феликс делал это всегда, парни засыпают, кутаясь в объятиях интима и романтики.***
Angels — The XX Феликс просыпается первым. Он хоть и лежал у стены, но был повернут лицом к окну, отчего яркое солнце и блеск снега заставили юношу зажмуриться и приоткрыть глаза. Перед собой он сразу же увидел сонную мордашку. Недлинные ресницы подрагивали, глазные яблоки перекатывались под веками, а изящные пальцы утыкались в пухлые губы, визуально делая те еще пухлее. Он лежал очень близко к Хенджину и чувствовал на своей спине горячее прикосновение большой ладони. Конечно, Феликс прекрасно помнил прошлую ночь, хоть и был слегка пьян на тот момент. Именно поэтому он не особо удивился, когда понял, что лежит полностью обнаженным и, заглянув под одеяло, увидел, что не только он один. Что же было в голове и мыслях Ли в тот момент? На самом деле — он очень запутался. Да, без сомнений, секс был горячим и страстным. Нежности и любви было мало, но даже такое сближение казалось чем-то теплым и приятным. Он полностью потерялся и запутался. Его мозг буквально делил ситуацию с Хваном на две половины: одна выступала за то, чтобы напоминать Феликсу о словах Хенджина, о его поступках и глупых действиях, а другая просила насладиться моментом, вспомнить их прошлое и дать шанс на будущее. Феликс смотрит на родные черты лица, мягко проводит пальцами по скуле и родинке под глазом, слегка улыбается и чувствует, как чужая рука давит на спину, придвигая юношу ближе к сонному телу. И Феликс поддается. Он двигается практически вплотную, обнимает блондина, утыкаясь носом в ключицы, и нежно целует в плечо, пока чувствует, как длинные пальцы поглаживают его лопатки и позвонки. Немного понежившись в этих объятиях, Ли все же выбирается из кровати. Прихватив свои вещи, блондин направляется в ванную комнату, чтобы немного освежиться, и после спускается к уже проснувшимся друзьям. — Доброе утро. — трет глаза блондин, проходя в зал. О вчерашней ночи пока что не хотелось кому-то рассказывать, но проблема в том, что ночь чуть ли сама за себя не рассказала всем и вся, демонстрируя засосы на тонкой шее, которые Феликс заметил, находясь в ванной комнате. Благо, действительно благо, его свитер был с воротником-гольфом, отчего юноше удалось скрыть вчерашний интим и романтику. — Доброе. — Минхо скатывается по дивану вниз, держась за голову. — Ну вот прям настолько плохо? — Феликс смотрит на Ли старшего. — Видимо, такие пьяные шоу прокатывали только в шестнадцать или семнадцать лет. Сейчас организм посылает нас в жопу. — протянул Чанбин, сидя на диване и прикрывая лицо ладонями. — Спасибо, что хоть убрались вчера. — Чан смотрел в одну точку и, казалось, даже не моргал. — Вы как вчера? Нормально уснули? — А… Да, все отлично. — Ли быстро осмотрел каждого и увидел скептичный взгляд Минхо и его полуулыбку, словно говорящую за хозяина: «Слышал я, как вы там уснули. Все пили больше меня, отчего именно мне пришлось плакать по своей кровати, слушая ваши телодвижения и стоны». Феликс неловко опустил взгляд и присел на свободное кресло, беря со стола стакан с соком. Не важно, чей он был, главное — занять себя чем-то и скрыться от этого усмехающегося взгляда. — Скоро придет Сынмин. — Чанбин прилег на диван, складывая ноги на бедра Минхо. В Феликсе в момент все опускается, а в груди начинает давить что-то неприятное. Ему было неприятно это слышать. Было неприятно, что он находится в их компании не как обычный друг, а именно как парень Хенджина. Это было неприятно. Феликс не знал, как Хван будет вести себя с Кимом, как будет вести себя с ним. Он просто надеялся, что утренняя встреча пройдет хорошо, не произойдет неловкостей или каких-то казусов в виде улыбающегося хозяина дома. Все слышат стук в дверь и понимают, что брюнет уже пришел. Чан идет встречать парнишку, Минхо неловко опускает взгляд вниз, Чанбин продолжает лежать с прикрытыми глазами, а Феликс откидывается на спинку кресла и опускает голову. Как ему вести себя рядом с Кимом? Что говорить? А нужно ли что-то говорить? Хван. Нужен Хван. Нужно посмотреть, как он ведет себя с Сынмином и подстроиться под него. — Всем доброе утро. — Сынмин проходит в комнату и широко улыбается ребятам. — Вижу, посидели хорошо. — юноша присаживается на кресло и осматривает парней на признаки жизни, посмеиваясь с каждого. — А где Хенджин? — Он спит. — выпаливает Минхо. Не нужно давать Феликсу возможность на ответ, потому что этот глупец обязательно запнется, зачешет голову или задницу, и выдаст себя со всеми потрохами. Нет, конечно, Феликс не станет говорить: «У нас с Хенджином был секс!» Но по его виду будет понятно, что между ними определенно что-то произошло. — Уже нет… — в зал вваливается Хван, держась одной рукой за косяк двери, второй за голову и все еще с прикрытыми глазами. — Минхо, я одолжил… — юноша указывает на белый свитер, явно не принадлежащий ему. В принципе, у Хеджина была такая же причина в носке свитера с горлом, как и у Феликса, но, благо, никто не обратил на этого особого внимания. — Ой, привет. — Ким встает с места и идет к юноше, сразу утягивая того в свои объятия. Хенджина словно током бьет от этих прикосновений. Он резко открывает глаза, смотрит на голову Кима, которая уже прижимается к его плечу, а потом медленно переводит взгляд на Феликса. В оленьих глазках было лишь разочарование и капля удивления. Он не особо понимал, как нужно реагировать на объятия парочки, но… С одной стороны он понимал, что оба поддались порыву и не цепляли друг на друга обязательства и обещания. С другой же… С другой чертовой стороны это было больно и обидно. Какого черта Хван вчера полез? Какого черта ухаживал после секса? Какого черта обнимал с утра? Феликс просто сидел и смотрел на мнущегося Хвана, счастливого Кима и тяжело вздыхающего Минхо, и не понимал, что ему нужно чувствовать и как реагировать. К счастью, разум отрезвел, и до него дошло, что на такое вообще не нужно как-то реагировать, ведь это покажется очень странным. Особенно если Ким сейчас повернется и взглянет в эти грустные глаза. Так же на друзей не смотрят, верно? — Будете чай? — Чанбин, кряхтя и мыча, сползает с дивана, усаживается на пол и оглядывает друзей. — Минхо, вот честно, мне сейчас настолько плохо, что даже сил идти домой нет. И даже не пытайся отказаться, если в процессе наших посиделок я скажу, что остаюсь у тебя на еще одну ночь. — Понимаю… Да ладно, родители все равно только завтра приедут, так что все нормально. — Прекрасно. Ладно, я пойду ставить чайник. Кому надо — приходите и наливайте себе сами. — брюнет, опираясь о кресло, поднялся с места и поплелся на кухню. В комнате повисло неловкое молчание, но, к счастью, Чан пока не знал о вчерашнем инциденте, отчего не испытывал каких-то странных эмоций. Все было как обычно. Заведя антимонию, Бан Чан утащил всех в свои рассказы и иногда получал комментарии или противоположные мнения своим мыслям. Получал, в частности, от Минхо или Сынмина. Хван и Ли покорно молчали, иногда переглядывались и не понимали, как себя чувствовать и что делать. — Идите! — прокричал из кухни Со, и Феликс сразу подорвался с места, убегая к другу. Через пару минут комнату заполнили четыре из шести парней. Чан и Ким остались в зале, заказав себе чай. Все время, пока каждый разливал себе в чашки горячую жидкость, опускал пакетики или доставал сладости, Хван и Ли постоянно пересекались взглядами. Иногда сталкивались и обходили друг друга, испытывая неловкость, или просто старались не подходить друг к другу. — Между ними что-то произошло? — Чанбин подходит к стоявшему у столешницы Минхо. — Можно и так сказать. — тяжело вздыхает Ли. — Мы можем как-то помочь? — Поверь, Бин, тут уже никто не поможет. Они сами должны выбираться из этого дерьма. Прошло уже около тридцати минут. Было около трех часов дня и только к этому времени парни смогли хоть немного отойти от похмелья. Чан и Чанбин рассказывали истории, посвящая Кима в их прошлую жизнь, как компанию. Минхо молча уплетал печенье и улыбался на смешных моментах. А Хенджин и Феликс практически не реагировали на чужие рассказы и вообще не участвовали в диалогах. Феликс просто часто бросал взгляды на ладонь Хвана, покоящуюся на талии Сынмина. Хенджин просто смотрел в пол и не понимал, как ему поступать дальше. Расстаться с Кимом и сойтись с Феликсом? Вроде, план хороший, но проблема в том, что с Феликсом они не решили свои отношения до конца и не поставили все точки. А с Кимом… С Кимом ему просто хорошо. Сынмин покладистый, мягкий и доверчивый. Всегда поможет и услужит. Чем плохо? Ему, в какой-то степени, было даже стыдно бросать Сынмина, ведь тот, по сути, ничего плохого и не сделал. Просто доверился гнилому человеку, отдавая свое сердце и душу. Хван забрал это сердце и поставил на место своего, потому что своего, по сути, и не было. Его забрал Феликс и жадно не хотел отдавать. Бросить Сынмина? А причина? Влюблен в другого? А есть ли шанс с тем другим? Но, честно говоря, было уже плевать на какие-то шансы и возможности. Он был поглощен Феликсом. Ли заполнял разум и израненную душу. Он не выпускал его из своей головы и понимал, что никто другой ему не нужен. — Ну, а кто что дальше планирует? — обратился ко всем Чан. — Нам учиться осталось года два или три. Ну, тут кому как. — Я, на удивление, свою профессию люблю и пойду работать по ней. Может, даже курсы пройду дополнительные, чтобы разбираться в своей работе лучше. — проговорил Минхо и отпил теплую жидкость из чашки. — А я хочу на заочное перевестись. Мне отец уже предложил работу и я согласился. Как бы и бросать учебу не хочется и шанс заработать есть. Почему бы, собственно, и нет? — пожал плечами Со и улыбнулся. — Ой, а я вот не строю особых планов. Главное — жить с любимым человеком, а дальше как пойдет. — усмехнулся Ким и украдкой взглянул на Хвана. — Ликс? — Чан обратился к блондину, сверлящему дыру в парочке. — М? А, я? Оу… — Феликс закусил губу и начал раздумывать над ответом. — Ну, на самом деле, моя профессия мне не нравится. Она слишком… Слишком скучная. Мне хочется пройти много курсов, попробовать себя в творчестве, попутешествовать, найти что-то свое. Хочется изучить психологию, прочесть много книг, создать что-то такое, что прославит меня, как человека. — А что насчет любви и человека рядом? — Ну, на самом деле, мне это не особо важно. Безусловно, будет прекрасно, если рядом будет человек с такими же целями и мечтами, но такое редко случается. Думаю, лучше я сначала добьюсь чего-то сам, а потом настрою себя на отношения и буду открыт к знакомствам. — Это же бред. — ай, Хенджина задели за живое и он не смог промолчать. — А ты что планируешь, Джинни? — Минхо понял, что если не прервет начало этой войны, то все перерастет в блондинистую катастрофу. — Что планирую я? Я хочу закончить универ, пойти на работу, вступить в брак и жить счастливо. Да думаю, я готов сыграть свадьбу даже до окончания универа. Мне важно, чтобы в жизни была стабильность. Вот как у наших родителей. Чтобы работа, дом, семья. Просто не понимаю, как можно жить без любимого человека. — Хван гордо поднял голову и ухмыльнулся, но справа услышал легкий смешок и, повернув голову, увидел улыбку на лице Феликса. — У тебя с этим какая-то проблема? — У меня? Да ни в коем разе. — Тогда что за реакция? — Ну пиздец… — Минхо опустил голову и тяжело вздохнул. — Обычная реакция. Просто мне такая жизнь не подходит. Я же не стал указывать тебе, как жить, а просто усмехнулся. Чего прицепился? — Да тебе, видимо, от жизни вообще ничего не надо. Всю жизнь что-то пропробуешь, везде пробываешь, со всеми перезнакомишься, а своего человека так и не найдешь. — Ты думаешь, мне нужен этот человек? — Ли усмехнулся. — Если ты не знал, то счастливо можно жить и без чьей-то поддержки и любви. Если в тебе этой любви достаточно, то ты не будешь требовать ее от других. — Думаешь, такое отношение к жизни одобрится людьми? — А ты считаешь, мне важно чужое мнение? Хенджин-а-а, открой свои соловьиные глазки и пойми, что для меня на первом месте стоит саморазвитие и отношения с собой. — Ты просто глупый мечтатель. Ты не сможешь жить одиноко и счастливо. — Ну, конечно, когда внутри тебя лишь пустота, зависть и неуверенность, ты никак не сможешь наслаждаться жизнью. — Ты как ребенок, Феликс. Нормальная жизнь — это та, про которую ранее сказал я. Которой жили наши родители и бабушки с дедушками. — Во-первых, аргументируй свои слова по поводу того, что я ребенок. Во-вторых, аргументируй, почему ты думаешь, что если ты считаешь что-то нормой, то так должно быть для всех. — Потому что всё это саморазвитие, глупая, никогда не помогающая психология, книги, поездки и глупые курсы — детская ерунда. Ты не наигрался в детстве, не можешь состояться в жизни и пытаешься найти развлечение и спасение хоть где-то. Семья и работа — вот, что для взрослых и состоятельных людей. Это самое стабильное и правильное. А насчет нормы… Да потому что просто взгляни на мое и на свое видение жизни и пойми, что мое внушает намного больше доверия, чем твое. — А почему ты делишь взгляды и жизни на что-то нормальное и ненормальное? Хенджин, тебе пора понять, что все люди разные, у всех разные мнения и вкусы, и у каждого свой взгляд — это норма. — Ты даже в отношениях ставишь себя выше партнера. Это, по-твоему, норма? — И как же я, скажи мне на милость, это делаю? — Выбираешь глупые книги и какие-то онлайн лекции, вместо того, чтобы сходить погулять. Никогда не признаешь свою неправоту, горделив до небес, и даже тогда, когда говоришь за отношения, ставишь себя наверх, а партнера, цитирую: «Почему моей жизнью должен кто-то управлять? Почему я должен кого-то слушать? Все расстаются и это нормально. Я не хочу тонуть в партнере. Хочу искать себя и жить для себя». Нифига у тебя политика, Феликс! — А действительно, Хенджин, почему моей жизнью должен кто-то управлять и почему я должен кого-то слушать, если это, мать ее, моя жизнь?! — Потому что в паре всегда есть кто-то главнее! Ты обязан его слушать! — С чего бы это вдруг? Потому что родители так поступали? Хенджин, очнись уже, Господи ты Боже. Как же с тобой сложно… — Нет, Феликс, сложно с тобой. Ты не даешь стабильности и уверенности в будущем. Вот с кем действительно сложно. — Какой же ты глупый. — А вот на меня даже не смей открывать свой поганый ротик, Ликси. Сначала определись со своей жизнью, вылезь из фантазий, начни жить нормально и только тогда цепляйся к другим. — Знаешь что, Хван Хенджин! Достань свою голову из задницы и начни, наконец, думать ею, а не своим обиженным и униженным мужским эго! — Ах вот как мы заговорили?! Знаешь, определись уже, кто из нас думает задницей! Сначала ты говоришь: «Люблю и выйду замуж»; говоришь: «Будет семья и дети». А потом, словно маленький ребенок, плачешься в трубку и просишь не бросать тебя! — после этих слов у Феликса все опустилось. Как Хенджин мог использовать этот момент против Феликса? Как он мог поступить так бесчеловечно? — Хенджин, успокойся. — Минхо подходит к Хвану и берет того за плечи. — И ты отвали! Ты, — блондин вновь смотрит на Феликса. — катал меня на эмоциональных качелях. Не давал полноценной любви и думал лишь о себе! Никогда не заботился о наших отношениях и обо мне! Всегда только учил и подстраивал под себя! Всегда выводил меня на ревность своими нарядами! Одевался, словно последняя шлюха! А потом просто расплакался и просил не уходить? Да мое ты солнце. — Хван сгримасничал и показушно надул губы. — Надо было думать раньше. Надо было понимать, от кого ты уходишь. Доучился? Доразвивался? Доуважал себя? А итог какой, Феликс? Ты у разбитого корыта с горой слез, а я счастлив в новых отношениях! Если ты добивался именно такого исхода, то у тебя получилось просто изумительно! — Хван буквально докричал свои слова, гордо поднял подбородок и злостно взглянул на Ли. Феликс просто молчал. Оленьи глазки покрывались пеленой слез, а снежное сердце раскалывалось на части. — Знаешь… Я услышал все, что мне было нужно. Услышал, и сделал окончательный вывод сей истории. Спасибо, Хенджин. Без тебя бы я не справился. — Феликс осторожно встал с кресла, опираясь о спинку. — Ликс… — Чан неловко закусил губу и с сожалением взглянул на парня. — Я пойду. Думаю, мне правда пора. Я уезжаю послезавтра. Давайте тогда и увидимся. Феликс шел по заснеженным дорогам, набирая снега и льда в ботинки. Не укрывал лицо шарфом и даже не застегивал пальто. Было настолько больно, что даже адский холод не пробивал эту стену горя и сожаления. В зимнее время темнеет рано, отчего уже в пять вечера сумерки накрывали городок, а фонари до сих пор не включили. Метель поднималась все яростнее, снегопад усиливался, все закрывали окна и дома, ведь грело что-то страшное. А Феликс, который всегда боялся темноты, который боялся такой погоды, просто неторопливо шел в сторону своего дома и наслаждался окоченением и болью в пальцах, ведь руки в карманы не засовывал. Наслаждался болью в голове и ушах, которые отмораживал холодный ветер. Наслаждался болью в горле, сильнее открывая рот и вдыхая снежинки в себя. И, наконец, наслаждался холодом, который пробирался под свитер и опалял стройные бока, выступавшие ребра и хрупкие плечи. Было не холодно. Было не страшно. Было больно до слез и тошноты. Он буквально чувствовал, как разбивалось сердце, как в грудной клетке что-то неприятно давило, образовывая пустоту. По сравнению с этой болью — холодно не было. Феликс знал, что Хван такой. Знал его грубость, ярость и глупость. Знал, что тот сначала делает, а потом думает. Все знал. Но что-то от этого знания легче не становилось. Видимо, проблема в том, что разум знал такую сторону Хенджина, а сердце продолжало любить все хорошее в нем. Сердце наслаждалось любовью и лаской, смехом и объятиями, заботой и нежностью. Сердце любило, эмоционировало и чувствовало. А разум выступал за рациональность и понимал, что в какой-то момент подобные выходки Хвана и вечные прощания Феликса выльются всем боком. Они и вылились. Только разум был готов к подобному исходу, а сердце — нет. Отчего именно оно болело так сильно. Отчего не хотело отпускать такого родного и до боли любимого человека. Оно уже понимало, что будущего с Хенджином нет, но именно от этого и было больнее. Не будет больше теплых объятий, любимых слов, забавных моментов и поцелуев. Не будет искры в глазах и улыбки на пухлых губах. Он больше не прикоснется к Феликсу, а Феликс к нему. Они сжигали друг друга, но этот пожар не разжигал сердца, заставляя тянуться друг к другу сильнее, он просто сжигал их, не оставляя даже пепла. Два глупых ребенка с разными взглядами на жизнь, которые не смогли приручить фразу — «Противоположности притягиваются». Они лишь поняли, что ни черта эта фраза не значит. Она лишь дает надежду, а потом разбивает вас вдребезги. Весь оставшийся вечер Феликс не выходил из своей комнаты. Он тихо лежал на кровати, периодически плакал и смотрел на снегопад. Феликс любил зиму, но он не ожидал, что столь прекрасное время года и ее пейзажи смогут убить его. Они закопали юное хрупкое тело в своих сугробах и облепили снежинками не только лицо, но и душу. Зима такая красивая, но такая холодная и жестокая. На следующий день Ли отказался от прогулки с друзьями и остался дома. Не было желания и сил вылезать из кровати. Не было сил замазывать синяки, убирать отеки, красиво одеваться, улыбаться, рассказывать истории и смеяться с чужих. Просто уже не было сил делать вид, что все хорошо. Феликс сломался. Феликс устал. К счастью, дома была мама, отчего смогла вытащить юношу из кровати, и пригласила на их излюбленное место для обсуждений — диван в гостиной. Феликс рассказал все, как есть. Мама, конечно, удивилась, но не стала лезть с советами и поучениями. Она лишь обняла сына, сказала, что всегда будет рядом и всегда поможет в любой момент, как только сыну понадобится эта помощь и поддержка.***
Вот и настал день отъезда Феликса. Автобус отходил в десять часов вечера, отчего времени, чтобы собрать вещи и встретиться с друзьями было предостаточно. В этот день Ли хорошо выспался, не спеша искупался, собрал вещи, пообедал с мамой и даже съездил с ней в пару магазинов. Ближе к семи часам Феликс пришел к Минхо. Четверо парней пили чай, договаривались встретиться на летних каникулах и провести их самым наипрекраснейшим образом. Говорили обо всем, но только не о Хенджине, которого, кстати, не было, и их вчерашней ссоре. Блондин вернулся домой ближе к девяти часам. Автобус через час. Как раз есть время перепроверить внутренности сумок и посидеть немного с мамой. Пока Ли оглядывает комнату на наличие вещей, которые мог забыть, то получает звонок от Хвана, где тот просит юношу выйти и поговорить. Elephant — Freya Ridings — Привет… — Хенджин выдыхает сигаретный дым изо рта и отходит от автомобиля, о который все это время облокачивался, ожидая младшего. — Привет. — Ли становится напротив Хвана и слегка приподнимает брови, мол: «Не понимаю, что ты тут забыл». — Мы можем сесть в машину? — Спасибо, откажусь. Мы можем поговорить и так. — Хорошо… — Хенджин поджал губы и сложил руки в карманы пальто. — Феликс… Вчерашние слова… Я… Я не то имел ввиду… — Правда? Что же ты имел ввиду, Хенджин? — Я… Это было на эмоциях. Ты разозлил меня своими словами, а я сорвался. — Как обычно. — усмехнулся Феликс. — Чем же я разозлил тебя? Своей точкой зрения? Своим виденьем жизни? — Ты начал оскорблять и наседать. — Я отстаивал свою точку зрения. Не более. Ты начал пыжиться, а я не стал есть это дерьмо. — Феликс… Прости меня, пожалуйста. Я правда не хотел. Я был зол и не понимал, что делаю. Ты же знаешь меня. Знаешь, что я сначала делаю, а потом думаю. Ты же должен понимать, что все сказанное было не всерьез. — Знаешь, Хенджин… Я устал. Я действительно устал слушать и видеть подобные выкидоны, съедать всю обиду и поддаваться на твою жалость. Нет больше смысла извиняться. И, чтоб ты знал, «делаю, а потом думаю» — это не чертово оправдание, которое снимет с тебя всю вину. Это только твоя ошибка, за которую ты хоть раз должен понести наказание. Я устал спускать тебе все с рук. Устал что-то доказывать, рассказывать и учить тебя. Устал понимать, Хенджин. — Феликс, ну как же… У нас были ссоры. Были недопонимания. Но мы всегда держались вместе. Вместе старались исправлять и создавать что-то большее. Мы же хотели семью. Хотели жить вместе, работать и строить эту любовь. — Хенджин. — Ли взглянул на проезжую часть, обдумывая свой монолог, и тяжело вздохнул. — Давай по порядку: Во-первых, мы оба должны были понять, что наши мысли и мечты несовместимы. Мы пытались что-то делать, жили в детских фантазиях и мечтах, но когда, как говорится, придавило, то каждый побежал по своему пути, которые ну никак не сходились в конечной точке. Во-вторых, буду говорить только за себя, если бы мы сошлись вновь, то мне было бы очень сложно с тобой. У тебя сильные проблемы в голове. Непонятные установки и запреты. Ты просто не уверен в себе, отчего рушится все, что ты строил долгие годы. Такая маленькая неуверенность и нелюбовь разрушают в тебе и вокруг тебя целые миры. Тебе нужно сходить к психологу. Как бы сильно ты не оскорблял эту сферу, но в твоем случае — только квалифицированный человек может помочь тебе. — Но ты же тоже помогал. — перебил его Хван, взглянув с толикой надежды. — Да, помогал. Но вот какая проблема: ты не хотел этой помощи. Ты не хотел меняться, не хотел слушать и исправляться. Я понимаю, что менять человека неправильно и эгоистично, но, пойми, из-за твоего характера мне было очень тяжело с тобой, отчего я пытался делать хоть что-то, чтобы быть с тобой. Иногда одной любви мало, Хенджин. Иногда нужно включать голову и работать над отношениями, а не наслаждаться ими. Вчера, когда я слушал тебя, то я уже знал, что все говорится на эмоциях, но когда ты упомянул о нашем расставании и моих слезах… Это низко, Хенджин. Это низко для любого человека. О таком нельзя упоминать, а тем более тыкать носом и гордиться тем, что из-за тебя плакали и пытались вернуть. Тогда я понял, что это действительно конец. Что все потеряно и я больше не помощник в проблеме под названием: «Глупая голова Хван Хенджина». — Ликс, прошу… Я же люблю тебя… — на карих глазах появлялась пелена слез, а руки, лежащие в карманах, сжимались в кулаки. — Ты любишь не меня, а мою любовь, Джинни. Ты любишь то, что я даю тебе. Любишь только красивую картинку, а не подводные камни. — Но мы же сможем пройти через все вместе, Ликси. — Хван заплакал и, подойдя к Феликсу, взял того за продрогшую ладонь. — Прошу, не уходи. Я не смогу без тебя. Я просто не смогу. Я же живу тобой. — Это еще одна твоя проблема, солнце. — Феликс сжал руку Хвана, начиная оглаживать ту большим пальцем. — Ты не умеешь жить и делать что-то для себя. Тебе всегда нужен кто-то, чтобы существовать. Ты боишься одиночества, потому что где-то на подкорке мозга понимаешь, что просто умрешь, если рядом никого не будет. Ты поглотил меня и поглотился мною. Взял мои привычки, интересы и мысли себе. Даже если тебе было что-то не интересно или не нравилось, ты все равно прививал это себе, ведь старался быть лучше в моих глазах. Солнце, прошу, — Феликс сильнее сжал чужую ладонь. — Начни жить для себя. Начни если не любить, то хотя бы ценить и уважать себя. Ты не сможешь всю жизнь существовать за счет кого-то. Когда-нибудь это выйдет тебе ой каким сильным боком. — Я люблю тебя, Ликси… Не уходи… Не бросай меня… — Хван заплакал и обнял Феликса, прижимая его к себе. — Я просто пытался вызвать твою ревность. Я не люблю Сынмина. Он не нужен мне. Мне не нужен никто, кроме тебя. Прошу… Не делай этого… — Хенджин зарывался носом в родную шею и сильнее сжимал хрупкие плечи. — Прости… Феликс тоже заплакал. Он не мог видеть боль любимого и родного человека. Сердце разрывалось на части, обливалось кровью и слезами. Было больно до посинения. Было больно до тошноты и обморочного состояния. Он прижимал старшего к себе, извинялся сотни и тысячи раз, целовал раскрасневшиеся скулы и лоб. Пробирался под пальто, жалел горячие бока и спину. Прижимался сильнее, жалея того по голове и прося прощения. — Ты совсем меня не любишь…? — Хван отходит на шаг и сквозь слезы, заикания и шмыганья носом смотрит с надеждой на младшего. — Солнце… — Феликс шумно выдыхает и прикрывает прослезившиеся глаза. — Прошу, не зови меня так, не называй своим солнцем. Не надо, прошу, родной, не надо. — Хенджин заплакал сильнее, а Феликс снова принял того в свои объятия, начиная плакать вместе с ним. — Ты всегда звал меня так. Это стало синонимом к моему имени. Я привык к этому «солнце» и теперь… Прошу, не говори так. Любимый, прошу, останься рядом. Мы все сможем. Все сделаем вместе. Я обещаю пойти к психологу, обещаю сделать все, что попросишь, просто не уходи. Не оставляй меня… Сердце Хенджина нельзя было собрать даже по кусочкам. Оно разбилось так сильно, что от него не осталось даже пыли. Хван терял свою любовь и он даже не представлял, что может чувствовать такую боль. Такое нельзя ни с чем сравнить. Тебя выворачивает наизнанку, ты готов лезть на стену, в груди болит до невыносимого, а голова просто взрывается. Ты коришь себя за каждый проступок. Ругаешь, что вовремя не исправился. Ругаешь, что когда-то не дал, не сказал или не сделал достаточно. Ты ненавидишь себя. Просто ненавидишь и готов умереть в эту же секунду. Готов ползать на коленях, молить, просить прощения, ведь ты понимаешь, что не сможешь жить без этого человека. Он — твое все. Но когда ты понимаешь, что правда виноват и когда он извиняется перед тобой, ты даже не можешь представить, что готов сделать с собой. Смерть — самый простой и легкий исход. Но ты не хочешь легкости, ты хочешь, чтобы тебя наказали, чтобы отругали, чтобы сделали хоть что-нибудь. Тебе нужно почувствовать эту боль, нужно искупить вину. Просто нужно сделать хоть что-то, чтобы наказать себя и чтобы он не уходил. — Джинни… — Феликс продолжает плакать и гладить Хвана по голове, пока тот прижимается к его шее. — Если меня спросят, люблю ли я тебя, я отвечу: «Да». Но если меня спросят, смогу ли я жить без тебя, я отвечу тоже самое. Хенджин прижался к Феликсу сильнее. Он шептал что-то в шею, словно в бреду, и отрицательно мотал головой. — Джинни, посмотри на меня. — Ли мягко взял Хвана за лицо и поднял на себя, стирая большим пальцем выступавшие слезы. — У нас нет будущего, прости. Прости, родной. Нам нельзя быть вместе. Мы убьем души и сердца друг друга. Мы просто испепелим себя и испортим жизнь друг другу. Прости, солнце. Прости, моя любовь. Прости меня, пожалуйста. Феликс заплакал сильнее, в последний раз поцеловал Хенджина в лоб, огладил влажные скулы, посмотрел в родные заплаканные карие глаза и крепко обнял старшего, зарываясь носом в ямочку между ключиц. — Прощай, Хван Хенджин. — Феликс медленно повернулся и пошел в сторону дома. — Прощай, Феликс… Хван Феликс. — прошептал Хенджин, смотря на удаляющуюся фигуру. Мертвые фиалки и последние бабочки так и не смогли сплестись с морозными поцелуями и прокуренной мечтательной бесконечностью. Хенджин потерял свою мечту, а Феликс свою лучшую и наипрекраснейшую ошибку.