Токио

      Котаро открыл дверь и вошёл в дом. Полная тишина окружила его, и мрак коридора на несколько секунд лишил зрения. Исака остановился на пороге, привыкая. Потом снял обувь, поставил её на полку к остальным ботинкам и направился в свою комнату наверху. Закинув сумку куда-то возле стола, он спустился вниз и прошёл на кухню.       На кухне тоже царил полумрак. Зона готовки была почти тёмной, лишь над барной стойкой, всегда заменявшей обеденную зону, горело несколько ламп белого цвета. Из-за этого серебристая ручка чёрного холодильника казалась жутким оскалом монстра, спрятавшегося в углу. Когда Котаро был маленьким, он всегда боялся ходить тут вечером. Но теперь он уже не был ребёнком. Страх ушёл вместе с детством.       За барной стойкой сидели родители и работали. Как всегда. Они даже не переодевались после того, как приходили домой. Так и сидели: мать — в красивой синей блузке и чёрной юбке-карандаш, отец — в чёрном костюме с синим галстуком. Казалось, они даже наряды подбирали так, чтобы ничем не отличаться. Они вообще были практически неотличимы друг от друга, особенно когда работали. Иногда Котаро даже чудилось, что если долго наблюдать за ними, то можно уловить закономерность в их действиях. — Привет, мам! Привет, пап! — весело сказал он, проходя к страшному холодильнику и доставая лапшу быстрого приготовления. — Как дела? — Не мешай, Котаро-кун, — абсолютно пустым голосом сказал отец, что-то зачёркивая в своих бумагах. — Хей, я вообще-то спросил, как у вас дела! — Исака залил лапшу кипятком и прямо с упаковкой устроился на стуле напротив родителей. — Какие вы стали равнодушные…       Родители ничего не ответили, продолжая работать. Котаро засунул порцию лапши в рот и зажмурился от удовольствия. Всё-таки день без еды сказывался. — Вы не представляете, что я сегодня делал! — воскликнул парень, улыбнувшись. — Короче, Огай сегодня… — Котаро-кун! Я попросил не мешать! — раздражённо воскликнул отец, быстро подняв на него взгляд злых глаз.       Исака скептически посмотрел на него, потом тяжело вздохнул и покачал палочками в воздухе. — Не, так дело не пойдёт. У нас семейный ужин, а вы…!       Отец поднял голову и уставился на Котаро такими глазами, что любой ребёнок уже испугался бы. Мать рядом лишь опустила взгляд, делая вид, что документы требуют срочной проверки. Она никогда не участвовала в семейных разборках. Вообще так редко разговаривала, что иногда Исака начинал забывать её голос. Отец тем временем уже начал вставать, чтобы заставить сына замолчать, но тут Котаро как-то холодно улыбнулся. — Его Величество приказывает вам сесть и послушать вашего сына.       Зелёная вспышка на миг появилась в комнате и сразу же исчезла. Отец замер. Глаза его широко распахнулись и стали совсем стеклянными. Он покорно сел обратно на стул и сложил руки на стол перед собой. То же самое сделала и мать. Документы остались лежать никому не нужными бумагами. Исака весело рассмеялся. — Вот и славно! Теперь мы можем поужинать вместе! Хотя нет, подождите, у вас ведь нет еды!       Он вскочил, достал из холодильника ещё две порции лапши, залил их кипятком и поставил перед родителями. Те даже не посмотрели на это дело, так и продолжали пялиться вперёд. — Его Величество приказывает вам есть и слушать сына, — нарочито ласково сказал Котаро, погладив мать по голове.       Как по команде, родители взяли палочки и принялись за еду. Исака устроился напротив них и тоже стал есть, попутно рассказывая, что произошло: — На чём я остановился? Ах да, на рассказе о школе! Так вот, Огай сегодня предложил прогулять школу, а я предложил тогда уж сгонять в Токио. С нами ещё поехал Кобо, потому что сказал, что одних нас он не отпустит. В общем, такая компания у нас и собралась. Мы поехали туда на синкансэне. Это было так здорово! Я ещё дедулю встретил, было весело. Мы от него убежали в другой вагон.       Родители молча смотрели на него, совершая механические движения палочками. Они даже не моргали, сидели, словно куклы с заведённым механизмом, и явно совсем не осознавали, что происходит. Но Котаро словно и не видел этого, лишь продолжал рассказывать. — Так вот, приехали мы в Токио. Сначала думали, что делать, но потом Элис сказала, что хочет сладкого за свои старания — а она нам освободительные написала, чтоб мы могли легально школу прогулять. Я забыл сказать, да?       Гробовая тишина. В углу тихо шипел чёрный холодильник. Котаро с улыбкой покачал головой. — Ну вот, теперь рассказал. В общем, мы пошли в кондитерскую — ну, куда мы с бабушкой как-то ходили. Вы ещё сказали, что торт оттуда был отвратительным, а мне ничего, понравился. Бабушке тоже. Элис мы там эклер купили, она тоже в восторге осталась. А потом мы пошли в книжный…       Тут лапша попалась слишком длинная, и Котаро пришлось на несколько секунд прервать рассказ. Родители продолжали механически поглощать пищу. Отец смотрел прямо на него, мать глядела куда-то вбок. Они поднимали руки с палочками, на которых было немного лапши, засовывали порции в рот и ели. И так по кругу. Их глаза были абсолютно пусты. — Так вот, потом мы пошли в книжный, где каждый купил, что захотел. Огай зачем-то взял «Искусство войны». Сам-то он его читал, это я знаю. Интересно, для кого он купил его? — вслух задумался Котаро. — Наверное, для этого своего Юкичи, который ему то ли друг, то ли сосед по комнате… У них странные отношения. Я сколько не спрашивал, так и не смог узнать. Но да ладно, захочет — расскажет. Или даже если не захочет… В общем, там поймём.       Он улыбнулся и доел свой ужин. Родители ещё ели, поэтому парень, откинувшись на небольшую и жутко неудобную спинку барного стула, продолжил. — А после этого мы пошли гулять по улицам. Было так весело! Вы когда-нибудь гуляли по улицам ночного города? Это же просто чудесно! Вы обязательно должны как-нибудь прогуляться так. В общем, было здорово. Потом мы поехали обратно. Доехали уже без приключений, меня никто не поймал, не убил и не расчленил.       Котаро рассмеялся собственной шутке. Смех одиноко прокатился по тихой комнате и замер где-то возле холодильника, потонув в его лёгком шипении.       Родители доели ужин и сложили палочки перед собой в картонные упаковки. Способность ещё действовала на них, так что они не знали, что теперь делать. Исака лишь тяжело вздохнул. — Какие вы несамостоятельные! — воскликнул он. — Это надо выбросить, а потом надо чай налить.       Забрав их упаковки, Котаро выбросил весь мусор и налил чай. Чайник оказался холодным, и пришлось подогревать его на плите. Поскольку Исака не знал, кипела ли вода, пришлось прокипятить её, чтоб наверняка. Налив чай, Котаро поставил чашки возле родителей и сел напротив них. — Его Величество приказывает вам пить чай и слушать вашего сына.       Родители одновременно взяли кружки и стали пить чай. Котаро видел, что они немного обжигались, поскольку чай только вскипел, однако останавливать их не стал. Всё равно всё скоро остынет, так что можно не париться. Сам он осторожно обнял кружку руками, дожидаясь, когда напиток остынет до нормальной температуры. — В общем, классно было, — подвёл итог Котаро. — Мне понравилось. Надо как-нибудь повторить. Хотя сомневаюсь, что Огай согласится. Возможно, ему сильно влетело. Да и Кобо тоже, наверное… Но вряд ли, у него родители хорошие, мягкие… Однако я всё равно сомневаюсь, что он согласится на подобную авантюру ещё раз — он слишком совестливый. Эх, даже жалко.       Он взглянул на родителей, которые всё так же пили свой чай. Они равнодушно смотрели вперёд, совершая механические действия. Рука вверх, рука вниз. Стук кружек. Тук-тук. Тук-тук. И шипение холодильника. Больше ничего.       Лица родителей были абсолютно неподвижны. Лишь губы краснели всякий раз, когда они отпивали горячий напиток. Люди, сидящие перед Котаро, были будто бы пусты. Казалось, несколькими словами он забрал у них способность мыслить и чувствовать; вынул их души, оставив лишь тело-обёртку.       Перед ним точно сидели ожившие трупы. И, в принципе, это была совершенно обычная для их дома картина.       Неожиданно Котаро испытал такой прилив отвращения, что не смог удержаться. Вскочив, он резко толкнул свою кружку. Она упала с глухим стуком, прокатилась немного вперёд. Чай выплеснулся на стол, быстро затопил всю поверхность, намочил документы и потёк дальше. За пару секунд дойдя до края стола, он закапал вниз, прямо на сидящих напротив родителей.       Чай был очень горячим, ещё толком не остывшим. От него валил пар. И он лился прямо на колени сидящих людей. Но они не двинулись. Вообще никак не отреагировали. Только продолжали пить свой чай красными обожжёнными губами. Всё смотрели вперед, даже не моргая. И не казалось, что они что-то видят там. Их глаза были стеклянными, как у любых мёртвых.       Котаро с силой вцепился пальцами в волосы и оттянул их. Его переполняла ярость, да такая, что сдержать её было практически невозможно. Хотелось орать, хотелось драться и бить, бить что-нибудь мягкое и податливое, вроде человеческого тела, слушая глухие удары, звуки сломанных костей и отбитых органов.       Он сжал руку в кулак и замахнулся на отца. Однако даже несмотря на то, что он прекрасно видел всё, отец ничего не сделал. Только равнодушно отпил чай ещё раз, и его губы вновь налились кровью. Пустые глаза продолжали смотреть вперёд.       Котаро разжал кулак и медленно опустил руку. Развернувшись, он махнул родителям: — Его Величество приказывает вам убраться тут. А потом вы должны продолжить вашу работу.       В тот же момент родители встали и принялись убираться: мама стала собирать кружки, а отец пошёл за тряпкой. Котаро вскинул подбородок, раздражённо цокнул языком и вышел из комнаты.       Он почти что взлетел вверх по лестнице и влетел в свою спальню. Упав на стул, Исака схватил сумку и принялся разбирать вещи. Молния никак не поддавалась, и тогда он с силой рванул её. Учебники с громким стуком посыпались на пол.       Как будто специально! Котаро уставился на них так, точно хотел разорвать одним лишь взглядом. Однако сделать это, конечно, было невозможно. Хорошие мальчики свои книги не портят. Он наклонился, один за другим поднял учебники и положил на стол. Потом встал и поставил на полку купленную «Психологию народов и масс». Затем молча сел обратно за стол и уставился в окно.       Интересно, что сейчас делает Кобо? Наверное, пришёл домой, поел с семьей. Потом почитал книжку своей сестре. Его, наверное, даже не отругали, просто попросили больше так не делать. И родители наверняка посидели с ним за ужином, разговаривая обо всём на свете. А потом отправили его спать, потому что завтра в школу и надо выспаться.       Счастливый человек, этот Кобо…       Как и Мори. Пусть у него нет родителей, зато у него есть его наставник. Нацумэ-сенсей наверняка тоже переживал за подопечного. Должно быть, сильно ругался, когда Огай вернулся. Может, даже наказал. Выдрал ремнём. Мори завтра опять будет осторожно на стул садиться. Исака всегда надеялся, что только они с Кобо видят это. Вроде как, так и было. Во всяком случае, учителя не спешили звонить в органы опеки. Хотя стоило бы, наверное. Кто знает, на каких правах Мори живёт с этим Нацумэ-сенсеем…       Но он всё равно переживал за ученика, верно? Даже наказывал его, потому что переживал. Котаро недовольно фыркнул. Может, бить и неправильно, однако если человек только так умеет показывать заботу, то… почему бы и нет?       Какие глупости. Исака поймал себя на мысли, что ему совершенно не нравится ход его размышлений. И тем не менее он не мог избавиться от него. Любая забота, неважно какая, — это то, о чём порой можно лишь мечтать; о чём он когда-то мечтал. Котаро вдруг захотелось представить, что было бы, если бы его родители так себя вели. Но сколько он не пытался, не мог вообразить их лица. Видел только размытые силуэты, а представить родителей на месте волнующихся за него людей не мог.       За него никто никогда не переживал, кроме бабушки. Но она была уже такой старой, что не могла позаботиться даже о самой себе, не то что о нём. Это должны были делать родители. Однако им всегда, сколько Котаро себя помнил, было наплевать на него.       Ему не хотелось, чтобы им было наплевать на него. В детстве. Теперь ему самому было всё равно на родителей. Почему он должен волноваться о людях, которые не переживают за него, верно? В мире в принципе всё строится на взаимной выгоде. Если выгоды нет, то нет и смысла вступать в какие-либо отношения. Исака всегда недоумевал, почему люди не понимают этого. Винят детей, которые не любят своих родителей. Но кто-то когда-то спросил этих детей: а любили ли их родители?       Если родители не хотят заботиться о нём, он тоже не станет переживать за них. Когда-то давно Котаро решил так для себя и с тех пор верно следовал этому принципу. Не только по отношению к родителям. По отношению ко всем в этом мире.       Люди не имели значения. Когда есть умение заставлять их делать всё, что прикажешь, становится, в общем-то, плевать на их желания, цели и мысли. Научившись управлять любым лишь парочкой предложений, Котаро понял, что люди не имеют никакой ценности. Мгновенно, благодаря лишь паре фраз они были готовы сделать всё, что угодно, хоть убить любимого человека, которого до этого так рьяно защищали и которому клялись, что жизнь за него отдадут. Как глупо.       В мире, где есть способности, моральная картина многих людей меняется за пару секунд. Котаро понял это даже слишком рано, но, разумеется, никому не сказал. Зачем давать людям лишнюю информацию? Когда они ничего не знают, они не могут сопротивляться. Люди становятся послушными куклами в его руках. Слишком податливыми, и потому ужасно скучными.       Лишь Огай и Кобо не были такими. Котаро никому бы не признался, что никогда не использовал на них свою способность. Пару раз такая мысль приходила ему в голову, но он сразу же, почти что в панике отметал её. Огай и Кобо были другими. Они не относились к людям-куклам. Они были его друзьями. И Котаро действительно любил их.       Его друзья и вправду были счастливыми людьми, и он был искренне рад за них. У Кобо была полноценная семья, а у Огая был наставник, который заботился о нём, и этот Юкичи, о котором он иногда рассказывал. Исака внимательно слушал все его немногочисленные рассказы и пришёл к выводу, что у них вполне нормальные отношения с Юкичи. Насчёт наставника он не был уверен, потому что иногда Огай отзывался о нём очень уважительно, а иногда называл «старым мудаком». Наверное, заслуженно. Если бы кто-нибудь попробовал ударить Котаро, он бы тоже обозвал этого человека так.       А потом убил бы его.       Шутка.       Всего лишь заставил бы шагнуть под колёса машины.       Но вот с Юкичи у Огая точно были хорошие отношения, в этом Котаро был уверен. Не зря Мори сегодня покупал, а затем бережно нёс небольшую книжку. Это для Фукудзавы. Огай подарит ему её, когда он приедет со своей школы самураев.       Котаро чуть зло усмехнулся. Этот Фукудзава Юкичи, он тоже счастливый человек. Пусть он наверняка не задумывается об этом и не осознаёт этого. У него есть дом, и наставник, и внимание и забота взрослого.       А ещё у Юкичи есть Огай.       На этой мысли в груди почему-то стало так больно, что Котаро распахнул глаза и сел ровно. Нет, об этом нельзя было думать. Он потянулся и открыл первый попавшийся учебник. Это оказалась биология — любимый предмет Мори.       Исака захлопнул книгу и со злостью запустил её в стену. Учебник с громким стуком врезался в неё и упал на пол, раскрывшись на странице со строением мозга человека. Котаро откинулся на спинку кресла и прижал пальцы к переносице. Смотреть на мир не хотелось.       Неожиданно позади него послышался звук открывающейся двери. Исака убрал руку от лица и взглянул в сторону прохода.       Там стояла небольшая сухонькая старушка. Она была одета в красивое белое, точно новый лист бумаги, кимоно, а на ногах у неё были домашние туфли. У старушки были короткие седые волосы и добрая улыбка, из-за которой появлялось бесчисленное количество морщин. Их было так много, что они закрывали глаза. Хотя и без них можно было предположить, что взгляд у старушки добрый и ласковый. — Котаро-тян, ты уже пришёл? — с нежностью спросила она.       Это была бабушка Котаро по материнской линии. Она редко выходила из комнаты, потому что ей уже было тяжело передвигаться даже по дому. Однако тут, видимо, Исака потревожил её, и она решила прийти к нему. — Здравствуй, бабушка, — как можно спокойнее и ласковее сказал Котаро.       Бабушка медленно подошла к нему. Её тёмные глаза сверкали из-за многочисленных морщин, и взгляд, несмотря на возраст, был цепкий и внимательный. Исака повернулся к столу, делая вид, что занят уроками. На деле ему просто не хотелось, чтобы бабушка смотрела на него. Казалось, она способна прочитать все его эмоции. — Котаро-тян, ты ничего не хочешь мне рассказать? — с какой-то нежной грустью спросила бабушка, протягивая руку и гладя внука по голове. — Ммм… Нет. А что? — Твоя классная руководительница звонила сегодня. Сказала, что от твоих родителей была записка о том, что ты в школу не идёшь. — Ну да, была. — Котаро-тян, твои родители ведь не писали записку… — бабушка с подозрением прищурилась. И несмотря на это, её взгляд всё ещё был мягкий и добрый. Исака подавил раздражение. Она ни черта не понимала. — Мы сами написали, — как можно спокойнее признался он. — Котаро-тян, ну разве так можно? — бабушка продолжала мягко гладить его по голове. — Это ведь неправильно: прогуливать школу и врать учителям и родителям…       Котаро кивнул, даже не пытаясь оправдаться. Он вообще не привык искать оправдания своим действиям. Просто по большей части это было бесполезно. Не потому что его никто не слушал, а потому что его не хотели слушать. Люди-куклы в его жизни выполняли лишь собственные функции. На жизнь Исаки им было плевать. Впрочем, ему тоже было всё равно. Любой механизм, перестающий выполнять свои функции, можно с успехом заменить на другой. — Зачем ты сделал это? Не стоит так поступать. В школу нужно ходить. И учителям не надо лгать. Они отвечают за тебя, и твои родители тоже. Они должны знать, что ты в безопасности, что с тобой всё хорошо… А как же они узнают об этом, если они не знают, где ты?       Котаро как можно медленнее вздохнул, вновь пряча раздражение глубоко внутри. Бабушка не ругалась, она просто объясняла ему, что он сделал не так. И это безумно раздражало. Хотелось закричать, что он всё понимает, что он уже не ребёнок, что он сделал это нарочно! Сделал специально, потому что надоела эта школа и люди-марионетки вокруг, надоело всё на свете — до одури, до смерти!       Надоела эта душная Йокогама, в которой только три живых человека…       Но он, разумеется, такого не сказал. Вновь несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Котаро уставился вперёд. Бабушка не поймёт этого. Она вообще мало что понимает. Как и все люди вокруг. Они никогда не слушают, а поэтому ничего и не понимают, хотя делают вид, что знают всё на свете. Как глупо.       Лишь Мори мог понять всё. Он умел слушать, умел слышать и потому мог легко рассказать обо всех мотивах всех людей. Даже Котаро не был для него загадкой. Может быть, именно поэтому Исака был так привязан к Мори. У Кобо это тоже получалось, но только немного. А Мори как будто имел с ним отдельную связь и понимал его совершенно без слов. — Котаро-тян, ты меня слушаешь? Не делай так больше, хорошо? — бабушка провела рукой по его плечу, как будто пыталась успокоить. — Взрослые отвечают за тебя, и им важно знать, где ты и что с тобой происходит. Тебе нужно ходить в школу, а потом нужно приходить домой. Прогуливать занятия не стоит. И писать поддельные записки тоже.       «Взрослые уже давно не отвечают за меня, бабушка», — мелькнуло в голове Исаки. Котаро глубоко вздохнул, потом отклонился назад, затылком упав на предплечье бабушки. Та аккуратно погладила его по голове, нежно перебирая его волосы. — Бабушка… — Что такое, Котаро-тян? — ласково спросила она. — Прости меня.       Она, конечно, поняла всё по-своему. — Котаро-тян, ты ведь умный, хороший мальчик. Ну, зачем же прогуливаешь школу? Надо ведь учиться, знания получать. Да ещё и учителей обманываешь — записки фальшивые пишешь!       Горькая улыбка появилась на губах парня. — Его Величество приказывает тебе забыть обо всём и идти заниматься своим хобби.       Бабушка замерла, перестав его гладить. Пару раз удивлённо моргнув, она развернулась и механически направилась в коридор, а оттуда — в свою комнату. Через пару минут Котаро уловил, что в комнате стало слышно шуршание бумаги: бабушка и вправду занялась своим хобби — оригами.       Парень чуть улыбнулся, потом повернулся к столу и посмотрел на свои учебники. Делать ничего не хотелось, но завтра надо было в школу, а ему нужно было поддерживать имидж прекрасного ученика. — Пора за дело, — сказал он сам себе, заставляя себя забыть все свои эмоции и мысли.       И принялся работать. До ночи Котаро просидел с уроками, не вставая. Лишь пару раз сходил вниз за водой. Родители всё так же работали за барной стойкой. Во время последнего похода Исака освободил их от действия своей способности, но даже так они не стали замечать его. Только вскочили, морщась, потому что внезапно почувствовали боль от ожогов. Котаро лишь устало — удерживать сразу трёх людей под своей способностью было непросто — махнул на них рукой. Мазь в аптечке есть, найдут и подлечат себя. Не маленькие.       Уже укладываясь в кровать, Котаро вдруг заметил вторую книгу, которую купил сегодня в Токио. «Психология народов и масс» уже красовалась на его полке, а вот эта так и лежала одиноко на столе. Парень взял её, несколько рассеяно повертел в руках, а потом вдруг вышел из комнаты.       Бабушка всё так же сидела и складывала фигурки. Котаро на миг замер в дверях, глядя, как ровно сгибаются белые листы в морщинистых руках. Бабушка то сгибала, то разгибала бумагу, а потом вдруг выворачивала её наизнанку и вновь принималась добавлять какие-то складки.       Раньше бабушка делала много всяких фигурок. У неё получались и красивые слоники, с которыми Котаро любил играть в детстве, и прекрасные павлины, и смешные лягушки, которые могли прыгать высоко-высоко, почти на толстую книгу могли запрыгнуть. Иногда бабушка собирала модульное оригами — у неё стояли и большие вазы, и страшные драконы, и прекрасные лебеди. А ещё она любила делать кусудамы. Самые разные — большие и маленькие, простые и сложные, с красивыми узорами и с самыми обычными цветами. Все её творения были изумительны.       Но в последнее время бабушка уже ничем таким не занималась. Она сидела и постоянно делала одно и то же: маленькую фигурку журавлика. Одну за другой. Одну за другой. Как будто в этом был смысл её существования: бесконечно делать эти маленькие фигурки. Комната с каждым разом наполнялась ими всё больше, и подчас уже казалось, что скоро их будет некуда девать. А бабушка продолжала механически создавать журавлей. Исака даже мог признать, что в этом есть что-то завораживающее.       Он заставил себя отлипнуть от косяка и щёлкнуть пальцами, чтобы отменить способность. Бабушка слепо поморгала глазами, потом подняла голову и нежно улыбнулась ему. — Ты пошёл спать, Котаро-тян? Почему же не сказал мне? — Да я только сейчас собрался, — спокойно ответил парень. — Бабушка, у меня для тебя подарок. — Подарок? — она опять ласково улыбнулась ему.       Котаро подошёл и, наклонившись, поцеловал её в морщинистую щёку. Одновременно с этим он сунул ей в руки книгу. Бабушка удивлённо прикоснулась кончиками пальцев к месту поцелуя. Котаро не смог сдержать кривую усмешку. Он уже давно не проявлял никакой нежности к ней, и такой жест был для неё явной неожиданностью. Опустив голову, старушка с изумлением в глазах взглянула на предмет у себя в руках. «Тысяча и одна схема для оригами» — гласило название книги. — Ты купил это мне? — растаяла бабушка. — Да. Я подумал, тебе может понравиться. — Мне очень нравится. Спасибо, Котаро-тян, — бабушка улыбнулась и смахнула слезу со щеки. — Иди сюда, дай я тебя поцелую.       Парень наклонился, позволив бабушке оставить на своей щеке лёгкий поцелуй, потом отстранился и неловко погладил её по плечу. Плечо было какое-то маленькое и хрупкое. Как будто крыло бумажного журавлика. — Ложись тоже спать, бабушка. А то уже поздно. — Ох, хорошо. Не переживай, Котаро-тян, мне уже не так много времени нужно для сна, — бабушка заохала, вставая и прижимая книгу к груди, словно самое ценное сокровище. — Тебя разбудить завтра в школу?       Он уже давно сам поднимался в школу и вообще всё делал сам. Но бабушка всё равно каждый раз спрашивала его об этом, как будто забывала, сколько ему лет. Может быть, и в самом деле забывала — он не помнил, приказывал ли ей это. Котаро устало покачал головой и направился на выход: — Не надо, я сам встану. Спокойной ночи, бабушка. — Спокойной ночи, Котаро-тян. Я люблю тебя! — сказала она ему вслед. — Я тоже люблю тебя, бабушка, — улыбнулся парень и прикрыл дверь в комнату.       Он вернулся в свою спальню и залез под одеяло. Через прикрытую дверь Котаро услышал шаги матери по коридору: она пошла помогать бабушке укладываться в постель. О своей матери она, конечно, заботилась.       Исака устало посмотрел в потолок. В кровати было так хорошо, что даже не хотелось двигаться. И в школу не хотелось, потому что там всегда было скучно. Оставалось лишь надеяться, что завтра придут Огай и Кобо, и он сможет с ними поболтать. Может, они опять что-нибудь придумают. Кто знает? В любом случае, завтра будет новый день, ещё круче этого. Значит, надо поскорее засыпать. Устроившись как можно лучше, Котаро прикрыл глаза и, уже более ни о чём не думая, провалился в сон. В глубокий сон без сновидений.