***
— Ты ведь видел трупы, пап? Это было давно. — Да. Настолько, что, казалось, в другой жизни. — Не жалеешь, что выбрал полицию вместо морской биологии? Она знала его так хорошо, что ей не требовался ответ, но она до сих пор умудрялась задавать одинаковые вопросы и слушать одинаковые ответы. Возможно, она просто любила с ним разговаривать. О, он, конечно, тоже. — Уже слишком поздно, Джолин. — Да, пап… Возиться с мёртвыми морепродуктами веселее, чем с мёртвыми людьми, — усмехнулась она. — Ты права. Это было так давно, — а прошло всего три года. Ей бы уже исполнилось двадцать два. — Папа, у нас остался виски? Давай выпьем? — Мне завтра на дежурство. А ты как хочешь. — Хочу. Посиди хотя бы со мной… Джолин не пила много. Глоток виски сморит её; Джотаро расстелит Джолин футон, уложит её, бормочущую по-английски, спать и задвинет двери в её комнату. Через два месяца она полетит на каникулы во Флориду, к матери в гости, и встретится с семнадцатью ножевыми. Так давно. Марина не будет настаивать на похоронах по католическим традициям, — в конце концов, Джолин воспитывал отец, и всю сознательную жизнь она провела в Японии. Джотаро не раз сталкивался со смертью, но смерть собственной дочери упустил. Упустит расследование преступления, заседание суда, вынесение приговора убийце. Справедливого, — но какой толк от справедливого приговора, если Джотаро уже не сможет поговорить с Джолин. «…А что, папа, если я умру?» «Не умрёшь. Хотя бы раньше меня». «Ты не можешь знать наверняка». О, она знала его, — она знала всё, сама того не подозревая, предсказывала будущее. Бедная Джолин, бедная девочка, одна против семнадцати лезвий единственного ножа. Родители, хоронящие ребёнка, плачут: почему, почему мы, почему так произошло именно с нами, за что? «Я вас понимаю». «Не думала, что это коснётся нас». В первый раз за пятнадцать лет Джотаро держал Марину за руку. Они были оба удивительно спокойны в крематории. Договорились разделить прах на три части: одна останется Марине, две другие Джотаро увезёт в Японию — домой и на кладбище. Он держал Маринину руку и чувствовал тепло ладони Джолин. Дома у бывшей жены, где Джотаро остановился на время поездки в США, глубокой ночью он услышит глухие рыдания из Марининой спальни. А как это он сам не проронил ни слезинки? «Настоящая скорбь нема, пап».***
— Папа, спишь? Это было так давно… После сложной смены даже в уюте собственного жилища не получалось заснуть. Темнота, тишина, не слышно ни пения цикад, ни далёкого гула машин; лишь прохлада стелилась по полу, и голые девичьи ноги ступали по дереву. — Тебе грустно? — угадывал её намерения Джотаро. — Немного, — ответила Джолин, забираясь к нему под одеяло. — Почему? — Джотаро принял объятия дочери, хрупкие, неуверенные. — Мне кажется, я скоро умру. И как спасти своего ребёнка от таких мыслей?.. — С тобой ничего не случится, — успокаивающе сказал он. — Тш-ш-ш, пап. Джолин придвинулась ближе к лицу отца, чтобы накрыть ладонями его глаза. — Каково это, когда любимый человек умирает? Больше не видеть его, не чувствовать его присутствия, его тепла… — она коснулась губ Джотаро с нежным влажным поцелуем. …очень давно — когда Джолин ещё была жива. — Не слышать его… — прошептала она. Джолин целовала его щёки, скулы, возвращалась к губам, но не убирала ладоней от глаз. Что задумала — преподать урок? напугать? — что ж, у неё получилось. Любого нормального отца испугают рассуждения дочери о собственной смерти. Она не стремилась получить ответ на свои поцелуи, молчала, вовсе не издавала звуков, минимальные шорохи, — не раздавалось даже её дыхания, только его след на коже Джотаро. Он не задавал вопросов, — не то чтобы происходящее прямо сейчас укладывалось в рамки здоровых семейных отношений, просто иногда проявления любви могут принимать причудливо-сюрреалистичные формы. Проявления этой любви монструозно прекрасны. Во что они способны превратиться, если бы не— Как далеко люди заходят в поисках себя? С чем им приходится бороться, как глубоко они должны копать? Как им не захлебнуться, не утонуть в этом океане — друг в друге? Шуршание постели, жар полуобнажённых тел, прикосновения там, где их не должно быть, — отчего самое яркое воспоминание о Джолин именно самое смущающее? Даже не приходись она ему дочерью, а всего лишь женщиной, что он законно любит, эти «картинки» отзывались бы столь же болезненно. Корректно ли называть картинками сноп немых ощущений в темноте из-под девичьей руки? Джолин пришлось освободить правую ладонь, чтобы трогать сначала Джотаро, потом себя; левой она по-прежнему закрывала его глаза, ловко седлая его. Между ними ни миллиметра воздуха, ни слоя ткани. Как это происходило? Джолин не позволяла Джотаро видеть, как она садилась на него, скользила промежностью о напряжённую плоть, не позволяла слышать своим безмолвием, не позволяла говорить, то и дело легко накрывая своими губами его губы, не углубляя поцелуй. Насколько она была тогда прекрасна? Её лицо искажено гримасой предоргазменной муки? Стыдливого отвращения? Она безразлична? Или она беззвучно плакала? Как будто что-то несуществующее — точно в ирреальности её ускоряющиеся движения и сдавленные вздохи, липкая влага и тягучее семя. Кто-то несуществующий — был живой человек с мягкими мышцами вокруг белых костей, с тёплой кровью в пульсирующих сосудах, с мыслями и переживаниями в умной голове, а стал тремя урнами с пеплом. Неужели лучше бы всего того не случалось? Чтобы не смотреть на безмятежно-печальную отрешённую улыбку Джолин утром? Чтобы не отпускать её в эту злосчастную Флориду, где однажды уже стряслось непоправимое — Джотаро и Марина познакомились?***
Говорят, покойники продолжают жить в сердцах их близких, — а Джолин так стремилась жить, впитывать и растворять в себе каждый миг существования, оставить след в истории вселенной. Однако люди ничего не значат для вселенной, этого пузыря с бесчисленными горящими звёздами, дрейфующими в галактических течениях. Холли, сложив руки, на коленях молилась у могильного памятника. Как же быстро мать поседела. Джотаро положил ладонь на холодный камень с высеченными иероглифами имени Джолин Куджо. «Девочка моя…» — приговаривала мама, смахивая песчинки с захоронения. Отнять возможность заботиться о семье — и что с ней станется? Где похоронили ту девушку с пробитой головой? Откуда знать. Что с её несчастными родителями? Постарели, наверное, вмиг на четверть века. Семнадцать ножевых ранений. Разве так поступают верующие? — Джоске собирается приехать, — сказал Джотаро. — О, правда? — мама улыбнулась. — Один? — Не знаю. Не говорил. — Надеюсь, он сделает нам сюрприз и привезёт деток… Вот с кого надо брать пример, — Джоске бережёт своих детей, свой крепкий и обдуманный союз. А Джотаро старался недостаточно. Конечно. Бывшая жена на другом конце света, дочь в могиле. Ну и ну. Что за фантасмагории расцвели бы, что за сказочные химеры слились в воспалённо-огненный калейдоскоп — если бы не её смерть.