Внутри каждого из нас скрывается ребенок, которым мы когда-то были. Он — основа того, кем мы стали, кто мы и кем будем.
***
«Как же так… Да как же?! Как же так?! Как она могла поступить так бесчестно и унизительно… Да как, как только эта змеюка могла обхитрить меня? Строила из себя непонятно что, а я ведь почти поверила! Почти разочаровалась… — не по-детски сильные кулачки сжались почти до треска, а на гладком лице с пухлыми щёчками и губами расползлась напряжённая, натянутая ухмылка. — Почти поверила, что ты слабачка и того не стоишь». С самого начала, с первого класса, с первого взгляда я поняла, что это тот человек, о котором говорил старик. Тот самый, о котором говорила она…***
— Ты, девочка моя, сама по себе всегда будешь сильной, и твоя сила будет расти вместе с тобой с неописуемой скоростью, — крепкий, невысокий мужчина ободряюще улыбался, присаживаясь перед своей маленькой дочерью. — Но есть люди, которые одним своим присутствием заставляют тебя становиться сильнее и сверкать, словно молния, — с теплотой посмотрев на высокую изящную женщину в дверном проёме, что любовно наблюдала за двумя самыми дорогими людьми в своей жизни, он продолжил: — тебе никогда не нужно зависеть ни от кого, но соперничество, борьба за любовь или дружбу — то, что будет толкать тебя вверх. Ведь род Кишибе очень упорный и мы всегда добиваемся своего, — он гордо захохотал, накрывая широкой ладонью макушку девочки, которая недовольно зафырчала и заворочалась. Послышался низкий женский смех. Двое родителей с нежностью наблюдали за отскочившей и злобно смотревшей на отцовскую ладонь девочкой, что тут же заголосила: — Ну пап! Мне эту дурацкую гриву потом не распутать же, дурной ты старик! — агрессивно заголосила девочка, но в ответ послышалась только новая волна смеха. — Вот сами и распутывайте, раз вам так смешно! Пере… при… тьфу, чешите, короче, вот! — она обиженно надула щеки, складывая руки на груди и отворачиваясь. Пятилетняя девочка в такой позе казалась особенно забавной и милой, её попытки казаться грозной были не очень-то успешными и вызывали только добрый смех и снисходительность. Красивая женщина легонько отодвинула своего мужа и присела рядом, нежно проводя ладонью по её волосам, пропуская их сквозь пальцы. Достав из подсумка маленький гребешок, она принялась причесывать периодически ойкавшую дочурку, складывая кудрявые волосы в подобие причёски и приговаривая: — Твой старик, быть может и вправду дурной, но он прав. Не оставайся одна, Айка, — сначала отец важно покивал, но поняв, как его назвали обиженно эйкнул и пихнул жену в плечо. Голос её был шелестящим, нежным, таким спокойным и ласкающим, создавалось ощущение, что он создан для колыбелей и материнских нежностей. — Тебе не нужно собирать рядом целую толпу. Достаточно одного-двух или больше человек рядом, которых ты могла бы назвать теми самыми. Будь то такие же детишки, что тянутся к верху, или симпатичный паренёк, рядом с которым ты себя видишь, а может нежная девочка, с которой вы совсем не похожи, но тебя к ней тянет, а вдруг и вовсе мудрый наставник, что будет рядом в трудную минуту и наставит на верный путь, — она перечисляла кандидатов затихшей малышке, — мы с твоим папой одобрим любой твой выбор. Главное — не неси всё на своих плечах. Спустя какое-то время молчания, она недоверчиво спросила: — Зачем мне это всё? У меня же есть ты и старик, — она непонятливо пожала плечами, неловко замявшись. Взрослые переглянулись, обнимая девочку с двух сторон, когда женщина вновь заговорила: — Мы с твоим папой не всегда будем рядом, Айка, — голос её теперь был немного тоскливым, мудрым и понимающим, казалось, всё-всë на свете, — мы будем смотреть, как ты будешь идти дальше, но когда-то ты уйдёшь так далеко, что поспеть мы за тобой уже не сможем и нам только и останется, что смотреть тебе в крохотную спинку, которая со временем станет шире, больше и крепче, — сжав детское плечо, она заглянула девочке в очи, сверкая налитыми слезами изумрудными глазами, под которыми залегли глубокие тени. — Я верю в это, а ты веришь? — отчего-то она всхлипнула, а отец сжал их крепче и чувственней, мягко поглаживая женщину по спине. Её мама никогда не была очень эмоциональной и сентиментальной, так что сейчас её реакция заставила девочку задуматься и не перечить. Без привычной ей активности и бойкости девочка глухо ответила: — Верю.***
«А потом… — пухлые губы девочки поджались, а ногти впились в ладони. Мир, казалось, стиснулся от этих воспоминаний, сердце ноюще отдалось иглами пустоты, которую когда-то заполнял родной человек. — А потом мама…» — тот день что-то переключил в ней. В голову сразу начали лезть воспоминания, как впервые за всю жизнь она увидела плачущего отца. Сгорбившись на кухне, чтобы дочь не увидела сильного и улыбчивого папу в таком состоянии, он беззвучно кричал, широко раскрыв рот и проливая слезы над столом. Некогда свежее, молодое лицо скорчилось в гримасе боли и страданий, хоть на его теле не было ни царапинки. От него слышались только хрипы и тихие, на грани слышимости вои, словно подстреленный пёс, он сокрушался и неверяще качал головой. Он еле сдерживался, чтобы не завыть отчаянно и так громко, как только мог, сдерживался, чтобы не начать биться головой об стол, лишь бы только выбить воспоминания о худой, изнеможенной и бледной жене, глаза которой остекленели и потемнели, а грудь не вздымалась. Выглядела она точно кукла, кукла, что не успела прошептать ему и слова на прощание, просто тихо ушла, опустив руки и прекратив борьбу. Всё ради дочери. Она — последнее, что у него осталось. В тот момент она и не понимала, что случилось, сконфуженно стоя в дверях и молча наблюдая за настоящей панической, отчаянной истерикой надломленного отца, не имея шанса даже пошевелиться, просто подойти и обнять папу, спросить, что же не так. Впрочем, отсутствие матери, что последние несколько месяцев блекла на глазах, улыбалась уже не так тепло, а ходила совсем мало, уже было слишком громким. Этого было достаточно для понимания простого факта, звучавшего как приговор: «Что-то не так». — Эй, старик, ты чего? — тихо просипела тогда, стискивая зубы. Взметнувшийся к ней отчаянный взгляд отца не принадлежал ему. Или она просто не хотела верить, что он мог ему принадлежать. — Ты чего ревёшь, почему ты… Почему? Г-где мама? Она приняла те таблетки? Она ведь спит, да? Отдыхает? — голос дрожал, запинался, скакал по тонам и не хотел слушаться. — Чего ты молчишь?! Эй, скажи мне! — застывшая на лице отца гримаса боли заставила содрогнуться и понять ситуацию до конца. Тускнувшая и вянувшая с каждым днём мама завяла и больше никогда не зацветёт. С тех пор она не раз наблюдала своего старика, проливающего слезы, да только она ни разу так и не осмелилась подойти. А что ему говорить? Как утешить? Что сделать? Собственное бессилие душило, ком вставал в горле, а деревянные ноги несли прочь от кухни, лишь бы всхлипы лишний раз не напоминали о пустом третьем стуле, который давно уже никто не занимал. Она-то понимала, что мама точно нашла бы, что сказать, накрыла плечи своими тонкими, худыми запястьями и утешала, будто и не она причина его страданий. «А маме бы… Харуно понравилась? — призадумалась, тоскливо пиная камень под ногами. — Мама бы похвалила? Сказала бы, что это — та самая? — от отчаяния хотелось схватиться за сердце и протяжно завыть, но все слезы и рыдания уже давно были потрачены, ничего не осталось, только былые отголоски ярости вспыхивают, заставляя крушить и жечь мосты. — А это вообще то, что она имела в виду? Как понимать «та самая»? Я правильно поняла её наставления? Правильно ведь?!» — оглянувшись назад, малышка увидела бледного мальчика с двумя пареньками побольше, что мирно направлялись по своим делам, минуя её и не удосужившись даже взглянуть на девочку. «Учихи», — с зубным скрежетом подумала, неприязненно хмыкая. Представителей этого клана она не любила. Слишком уж они были заносчивыми, гордыми и высокомерными, вечно отсвечивали своей похоронной миной. Одного из них она, конечно, узнала, трудно не признать мальчишку, за которым днями на пролёт гонялась с протяжным, противным ей самой «Саске-ку-ун!». Говоря об этом, она никогда не была влюблена в глупого, напыщенного и откровенно неприятного ей мальчишку перед собой. Единственное, чего она от него хотела — как следует вмазать ему по смазливому лицу и показать, что она тоже чего-то стоит и он недостоин уважения и звания самого сильного бойца класса, особенно учитывая, что он даже не дрался ни с одной девчонкой. Бессмыслица! Как кто-то, подобный ему, мог кому-то нравиться… Как кто-то, подобный ему, мог нравится Харуно? Она и стала причиной её «помешательства» на мальчике. Харуно, казалось, не интересовало ничего кроме учёбы и паршивца, а так как в первом Айка сильна никогда не была, выбора не оставалось. Наблюдая за её поведением и поведением блондинки, имя которой она благополучно забыла, Кишибе постепенно перенимала некоторые черты и вторила их действиям, вживаясь в роль настолько, что уже никаких подозрений не вызывала. Пришлось даже выучить список любимых продуктов мальчишки, на первом месте которого стояли ненавистные томаты, что было ещё одной причиной не любить этого придурка. Но даже так, даже со всеми теми усилиями, соперницей Харуно номер один она никогда не являлась, блонди всегда была на шаг впереди и занимала всё внимание Сакуры. Сразу вспомнился разговор в тот день, когда всё незримо изменилось, а точки соприкосновения с Харуно полностью пропали: Ты весь день старалась выглядеть такой холодной и невозмутимой, точно чтобы привлечь внимание Саске-куна! А теперь игнорируешь, показывая своё истинное змеиное обличье! Такая вся из себя спокойная и ещё с этим жутким типом Наруто села, типа пожалела его! Но я тебя насквозь вижу! Насквозь, слышишь?! А потому он будет моим! Я не паду перед твоими уловками и заполучу Саске-куна! И я не сдамся даже с учётом того, что ты, как моя соперница, делаешь такие ловкие и подлые ходы! Это то, что она тогда сказала, верно? Те слова сквозили фальшью, наигранной забавностью и картинностью, таких разговоров в реальной жизни не встретишь. Подобный диалог она вычитала в книжке про двух соперников, которые вечно перекрикивались друг с другом и пытались доказать, что кто-то из них лучше. Те слова никогда не принадлежали ей, Айке, как и все прошлые. — Ха, Харуно, ну у тебя и прикид сегодня! Уж такое Саске-куну точно не понравится. — Пфф, Харуно, тебе бы ещё очки — и вылитая ботанша! — Ха, Харуно, а я кунаи лучше тебя кинула! — Харуно, а у меня волосы длиннее выросли! Харуно! Харуно… Харуно, Харуно, Харуно, да сколько можно? «И вовсе я тебя не вижу, получается, — горько поджала губы, вспоминая орущую на неё блондинку и бессознательное тело с коротким розовым ёжиком, — ни просто, ни насквозь. Я не вижу тебя, Харуно Сакура», — простая истина далась сложновато, досадно. Словно только что она поняла что то, к чему она стремилась долгое время, ушло у нее из-под носа и возвращаться не собиралось. — Подумать только, я проиграла в схватке за противного кланового отпрыска, — вырвалось с рычанием, хотя в слух произносить она этого не собиралась, — ещё и какой-то блондинке, — она досадно топнула ногой настолько сильно, что земля под ней пошла маленькими трещинками и содрогнулась, кончики пальцев всё искрились и сияли завораживающими молниями. — А ты точно за него дралась? — лениво отозвалось за плечом, заставив её подскочить и резко обернуться. Две знакомые с сегодняшнего утра фигуры возвышались над ней. У мужчины была снисходительная ухмылка, а женщина обеспокоено осматривала её ногу и землю под ней, оценивая её состояние. Оба были в стандартной форме шиноби, немного растрёпанные, но, в целом, довольно бодрые как для вечера такого насыщенного дня. В свете вечернего заката красноглазая казалась ещё красивее, на чёрных волосах будто осел пепел, делая их более серыми, с волнами гривы игрался ветер, подкидывая и закручивая, её необычные глаза смотрели оценивающе, любопытно, внимательно и изучающе. Такие взгляды Кишибе никогда не нравились, слишком уж многое за собой скрывали. Впрочем, взгляд парня с сенбоном особо не отличался, цепким взором он выискивал что-то, то и дело останавливаясь на рассечённом лбу. Оба таили в себе опасность и заставляли девочку, которую всю жизнь учили быть внимательной к людям, напрягаться и держать руку ближе к подсумку с кунаями. «Точно ведь! Старик в бандане вроде как с Харуно знаком!», — она активно подскочила к шиноби, что вопросительно выгнул бровь. — Мужик, ты же знаешь про Сакуру Харуно! Что с ней? — на неуважительное обращение парень в бандане только выдохнул и закатил глаза, в то время как его коллега посмеялась в ладонь, любопытно смотря своими невероятными глазами на рыжую. — И вы что, преследуете меня? Специально выискивали? Мне не нужны смотрители, как для подозрительного туриста, сама знаю, что прокололась, — она презрительно цыкнула, пряча руки в карманы и морщась. — Мы тут с твоим учителем побеседовали, — они оба проигнорировали первый вопрос и женщина начала говорить, — зная Райки… Девочка резко перебила её, нахохлившись и агрессивно хмурясь: — Да никто из вас не знает моего старика, не пытайтесь подлизываться, я знаю кто вы, я дочь двух опытных шиноби, — она презрительно хмыкнула, видя, как оба шиноби преобразилось в лице, оба стали сосредоточенными, опасными и холодными, хоть вряд ли видели в Кишибе и толику опасности. — Вот и ваше лицо. Меня тошнит от этой вашей фальшивости. Пытаетесь казаться нормальными людьми, чтобы что-то там компенсировать, но я видела, как ты дёрнулся, порываясь пульнуть свою иголку мне в лоб, когда я после столкновения с Харуно пыталась приблизиться к вам двоим, словно псину усыпить, раздавить комара, — слова она практически выплевывала. Желания слушать их пустую болтовню у неё не было. Она устала притворяться недалёкой, громкой девчонкой, да и эти двое уже явно раскусили её, раскололи как орешек, такие, как они, считывают эмоции в мгновение. Дети шиноби растут быстро, не так ли? «Интересно, а Харуно знает, кому доверяет свою жизнь? А доверяет ли?***
В тихой, глухой классной комнате находились трое человек. Один прислонился к старенькой стене, другая умостилась на одной из передних парт, а третий удрученно упёрся рукам об учительский стол, горестно вздыхая. Кое-кого не хватало, однако все понимали, что для него нет ничего важнее дочери и сидеть тут с ними, пока они её обсуждают, он не собирался. — Айка-чан — неплохой ребёнок, просто она всегда была слишком настойчива в сторону Сакуры-чан, — покачав головой, Ирука уставши покосился на преспокойного джонина, безмятежно жевавшего сенбон, — я бы не просил вас собраться тут, если бы не её поведение после спарринга. Не поймите неправильно, у нас уже были случаи нарушения правил, те же Саске и Наруто чего стоят, — он фыркнул, складывая руки на груди, — но во время и после драк Айка будто с ума сходит, — он всплеснул руками, подбирая слова. На помощь ему пришла женщина, мягко подсказывая: — Будто проживает все эмоции, которые не может выразить в обычных условиях, да? Не скажу, что это редкость для шиноби, но как для ребёнка… — она поджала губы, Ширануи согласно промычал, однако видимого интереса не показывал. Ребёнок и ребёнок, что с него взять? — Часто после потери родителя ребёнок замыкается в себе, но тут что-то другое, — она вздохнула, разведя руками, — вычислять страхи людей и поворачивать это против них же с помощью гендзюцу — это одно, но копаться в мозгах нестабильного ребёнка — совсем другое, не мой профиль. — Ближе к делу, сенсей, чего ты от нас хочешь? — помассировав переносицу, Генма явно не хотел тут находиться. Бесконечные странные дети, запарные задания и дурацкие шуточки Хатаке по поводу его новой знакомой. Не так он представлял себе свой месячный отпуск от АНБУ, ох не так. Сейчас бы в старенький бар, где частенько собираются бывалые шиноби. Атмосфера там всегда была тоскливая, как и, впрочем, народ. Пострадавшие от миссий, пострадавшие от времени, просто пострадавшие — люди там собирались самые разные, но компания для подобных ему с Какаши или Райдо как раз под стать. Знал бы, что всё так обернётся — отвертелся бы от вечных уговоров Хокагэ, который устал наблюдать за невылазящим с заданий шиноби и впарил ему отпуск, ведь мина у него явно тухловата для двадцати-то лет. — Я знаю, что многовато прошу, но помогите мне достучаться до неё. Мне небезразличны эти дети, — тоскливо вздохнув, явно кого-то вспоминая, он добавил: — все они. Но Айка-чан — она вряд ли прислушается к кому-то, чей авторитет меньше, чем у её отца. Но своим поведением, боюсь, она вредит и себе и другим, особенно Сакуре-чан, а я бы хотел предотвратить губительные последствия, которые это за собой понесёт, я правда не думаю, что после этого спарринга она отстанет от этого ленивого ребёнка. Пока что они малы и относительно безобидны, но если ничего с этим не делать и продолжать кормить её гнев… — замолчав, он решил не развивать эту тему. — Прошу, окажите мне эту услугу, — он низко поклонился, упрашивая джонинов на разговор. — А не проще её к подопечным Иноичи завести, раз ты так волнуешься об этом? Мы, знаешь ли, не мозгоправы, да и ты, по-моему, раздуваешь ситуацию. Ну, чуть-чуть позлилась, дети импульсивные, такое бывает, — потерев шею, он покосился в сторону выхода. Не то чтобы он не уважал мнение Ируки, но иногда он и вправду немного перебарщивал в своих благих намерениях. Ситуацию подогревало то, что с ними находится и добродушная, неравнодушная к бедным детям Куренай, которая порывалась согласиться на эту головную боль. — Смерти матери недостаточно для того, чтобы она стала машиной для массовых убийств или предательницей. Боюсь, таких, как она, в наше время многовато. После его слов все трое глухо замолчали, тишина была напряжённой, все активно думали о своём, взвешивая все за и против. Умино порывался уже возразить, однако его перебила Куренай: — Так разве это не причина, по которой мы должны согласиться на это? — заглядывая в глаза товарищу спросила мастер гендзюцу. — Поясни, — он явно не совсем понял, что она имеет в виду, напряжённо хмуря брови. — Ты сказал, что таких детей много. Но разве именно бездействие не поспособствовало этому? — слыша усталый вздох Ширануи и наблюдая, как закатываются его глаза, она покачала головой, продолжая: — Ты никогда не был на заданиях с Райки-сан, но я была под крылом Кишибе-сан долгое время и была на заданиях с ними обоими. Была и после того, как она умерла. Райки он… — она замялась, скорбяще прикрывая глаза. — Он такой же, только ещё хуже, своими эмоциями во время боя он часто подвергал опасности напарников, просто не замечая их на поле боя. Это и есть причина, по которой его задания в основном одиночные. Айка очень на него похожа, и я бы хотела помочь, ведь Кишибе-старшему мы помочь уже вряд ли сможем. Это не столько услуга Ируке, сколько долг перед Кишибе-сан, я бы хотела отплатить ей за всё, что она для меня сделала, — уверенным взглядом она упёрлась в ореховые глаза Ширануи, у которого на лице легко читались удрученность, усталость и нежелание встревать в эту ситуацию. — Я бы не просила тебя помочь, но… — Но я знаком с Сакурой и это могло бы помочь, да-да, я уже понял, — потерев затылок, он ухмыльнулся и иронично взглянул на Ируку, — ну и нагрузил ты меня, парень. Умино только почесал щеку, неловко улыбаясь и пытаясь обнадежить: — Ну, зато у вас будет меньше проблем, если она вдруг окажется у кого-то из вас в команде, правильно? — два взгляда, один скептический и другой лукавый, стали ему ответом, и он мог только вздохнуть, внутренне надеясь, что всё пройдёт хорошо.***
— Это ничего не меняет. Думали, вы расскажете мне свою душераздирающую историю как обо мне все волнуются, как всем не всё равно и как это пойдёт мне на благо, и я сразу же со слезами прыгну к вам на ручки, раскаиваясь в своих грехах? Что ж, спешу вас разочаровать, я всё ещё на своём месте и не в слезах и соплях. Что дальше делать будете? — совершенно невпечатлённая рыжая скептически выгнула бровь. — О, бедная малышка Айка, не умеет сдерживать свой гнев и калечит всех подряд, чтобы потом поплакать в туалете и пожаловаться на свою жизнь, — в слезливой манере пропела девочка, наигранно всхлипывая и тут же меняясь в лице, скучающе закатывая глаза, — да, конечно, так и есть, — фыркнула, вскидывая взгляд на высокого мужчину, точно бросая ему вызов. Он присвистнул, посылая напарнице весёлый взгляд, мол, «А я говорил». — И всё же… — попыталась образумить её женщина протягивая руку, но её тут же оттолкнули. — И всё же не лезьте не в своё дело, Куноичи-сан, — пусть и обращение к ней было правильным, вежливым, но протянула она его издевательски небрежно и звучало это скорее как оскорбление, словно кинутая в лицо перчатка, — были вы знакомы с моей матерью, отцом, бабкой или кем-либо ещё — это не имеет значения, сдался мне этот ваш долг. Раньше надо было его оплачивать. Если я когда-нибудь пойму, что сошла с ума — вспорю себе брюхо, а пока отвалите. Быть может, когда-то вы, — она кинула взгляд на шиноби в бандане, — или вы, — небрежно осмотрела куноичи, — будете моими наставниками и тогда я подумаю над словами, что вы могли бы мне сказать, но пока вы мне никто и тратить на вас своё время я не собираюсь, — не дожидаясь ответа, она окончательно развернулась, быстрым и уверенным шагом отдаляясь. — И всё же, с Сакурой тебе стоит поговорить, — кинули ей вдогонку заинтересованно, будто её слова заставили пересмотреть свои взгляды и воспринять её по-новому. «И без тебя знаю, кретин».***
Так они и оказались за одним столом. На следующее утро в спешке и впопыхах Айка побежала к дому «соперницы», толкая и сбивая прохожих, наступая им на ноги и бросая им в ответ упрёки, без извинений и вежливостей. На сегодня у неё была определённая цель, разговор, который откладывался уже больше месяца. Теперь уж все точки будут расставлены. «Уж я-то об этом позабочусь», — напряженно заверила рыжая, прямо всматриваясь в эталон спокойствия перед собой, что мирно попивал чай и глядел в окно. Казалось, её сложившаяся ситуация и вовсе не волновала. Харуно не начала голосить про свой бедный испорченный лоб, про покушение на ее красоту и про невежество её, Айки, поступка. Харуно просто… Сидела, дав ей собраться с мыслями? Даже не спросив о ее намерениях, спокойно пропустив ее на свою кухню и угостив причудливого вида печеньем в форме сердец. — Как сопливо, — прокомментировала их форму Кишибе, и получила в ответ хохот и мягкое «ещё бы». Молчание затягивалось, взгляды родителей и друзей Сакуры по сторонам не давали собраться с мыслями, а потому, одарив её понимающим и вселяющим спокойствие взглядом, младшая Харуно с уверенной улыбкой попросила окружающих: — Я боюсь, это приватная беседа. Не могли бы вы покинуть столовую? — аристократично поправив несуществующие волосы, она не сдержала тихого смешка в конце, слушая протестующее сопение Наруто. Кое-как, но уйти в другую комнату их уговорить все же вышло, напоследок блондинка стрельнула в Сакуру пытливым, беспокойным взглядом, но та лишь показала большой палец и широко улыбнулась, щуря глаза. Родители оставались тихими, доверив дочери разборки с ситуацией. Когда же все вышли, атмосфера на кухне незримо поменялась и Айка с ужасом для себя заметила, что под цепким, внимательным и пугающе темным взглядом девочки она будто приклеилась к стулу, а съеденное печенье стало поперек горла. Прокашлявшись и прочистив горло, она неуютно поежилась и решительно подняла мечущийся взгляд, чтобы уверенно встретить чужой, спокойный и мирный. «И чего это я мнусь как Хьюга? Ну, — она сделала глубокий вздох, — начнём». И прежде чем она успела вдохнуть и открыть рот, Харуно, прикрыв глаза и подперев подбородок ладонью, выбила почву из-под ног рыжей своим простым вопросом: — Почему ты волнуешься? Всё идет не так, как ты думала, не так ли? — отпив чай, она не сводила глаз с очей застывшей девочки. — Ты расстроена? Сконфужена? Или может ты зла? — видя, как девочка резко втянула воздух, она понятливо хмыкнула. — Зла, значит. Но на что именно сказать не можешь, да? — Не пытайся лезть мне в мозг, Харуно, — раздраженно прорычала зеленоглазая, нервно отводя взгляд. Слова попали в точку и это напрягало. Она уже упоминала, что ненавидит такие взгляды? И когда только у Сакуры, той наивной девочки, появился такой? — А я и не лезу, — она пожала плечами, расслабленно отпивая улун из своей кружки с причудливым узором, — к тебе далеко заглядывать не надо, чтобы что-то о тебе понять. Быть может ты хорошо подстраиваешься под ситуацию, да только… — она замолчала поджимая губы и втягивая воздух, — да только от тебя гневом за версту несет. — Разговор не об этом, — выдавила сквозь плотно сжатые зубы, сжимая кулаки. — Почему же? — наигранно удивилась, по совиному наклоняя голову вбок, — об этом, — она хмыкнула, легкими движениями кисти болтая чай, — тема нашего разговора, которую ты придумала, вышла прямиком из твоей злости и разочарования. Я разрушила образ, который ты придумала, Айка? Тот, что никогда мне не принадлежал? — наклонившись ближе, она пыталась найти что-то в выражении чужого лица. — Почему ты разозлилась тогда? Это потому, что я не била в ответ и ты думала, что я тебя не уважаю? Или потому, что ты ожидала, что я кинусь в бой, нанося удары, ведь это именно то, что сделала бы Сакура Харуно, а? — будто смакуя собственное имя, она перевела взгляд на маленькое кухонное зеркальце, вглядываясь в собственное отражение. Найти нужных слов теперь рыжая не могла вовсе. Все заготовленные речи про соперничество и изменения в однокласснице вылетели из головы, оставляя там только звенящую пустоту. А правда ведь. С чего она вдруг взяла, что это то, что Харуно стала бы делать? Почему построила себе тысячу невыполнимых сценариев в голове? Откуда это появилось? Разве Сакура Харуно не всегда была такой? Слова розоволосой не упрекали, не указывали на ошибки, не разделяли её поступки на хорошие и плохие, но, каким-то образом, заставляли задуматься гораздо сильнее, чем те нотации, которые собиралась читать ей та дама с пышными волосами или вечные попытки все исправить от Ируки-сенсея. Осипшим голосом она глухо спросила: — Тогда это всё, — она взмахнула рукой, пытаясь объяснить что имеет в виду, — было напрасно? Я никогда не была твоей соперницей, а вот ты моей… — она поморщилась, пожимая плечами. — Почему же? — она удивленно хлопнула глазами, расплываясь в теплой улыбке. — Напрасно — это когда ты завариваешь чай и выливаешь его в раковину, в твоих же действиях я ничего напрасного не видела, — она развела руками, подмигивая, — в конце концов, разве ты не хорошо проводила время? Особенные люди редко появляются в нашей жизни, — на этих словах рыжая встрепенулась, во все глаза таращась на одноклассницу, — и еще реже остаются там надолго. Они проводят с тобой время, но потом им нужно уходить, — она перевела тоскливо-добрый взгляд за окно, мягко щурясь и явно вспоминая что-то. — Но… Но разве это не несправедливо? Разве не грустно? — перед глазами стоял образ мамы и её любящей, уставшей улыбки. Весело взглянув на нее, Сакура кивнула: — Так и есть. Но разве они не делали тебя по-настоящему счастливой? Разве, когда они были рядом, ты не чувствовала себя живой? Через задушенный всхлип девочку озарили воспоминания, такие далекие, отдающие домом, который больше никогда не будет прежним.***
Трое людей весело смеялись, бегая друг за другом по парку. Листья цветущей сакуры всё падали, окрашивая весеннюю траву, дорожки и лавочки в нежно-розовый цвет, люди устраивались на пледах, наблюдая чарующее событие. Многие из них узнавали активную семейку и со смехом махали и кричали им вдогонку. Впереди всех бежала малютка с темно-рыжими волосами, что азартно лавировала между людьми, не давая себя поймать, как вдруг, крепкие, жилистые женские руки ухватили её за пояс и подняли, кружа над собой, счастливо улыбаясь и подкидывая хохочущего ребенка. — Кто это тут у нас? — игриво спросила женщина, держа задорно ухмыляющуюся малышку перед собой. — Райки, дорогуша, я схватила беглянку, которая не хочет есть свой суп! — грозно проговорив это, она повалилась на траву вместе с ребенком, щекоча ее и смеясь вместе с ней Сквозь смех девочка еле проскрипела: — Потому что там овощи, а они противные! — она показала родителям язык, вырываясь, но её тут же сгребли в объятия, стискивая с обеих сторон и не давая убежать, прижимаясь любовно, нежно и крепко-крепко. — Ты же хочешь быть такой же сильной и быстрой, как твоя мама, а, Айка? — видя, как малышка активно закивала головой, отец удовлетворенно хмыкнул. — Так вот она такая, потому что кушала и кушает овощи и супы! — он рассмеялся, слушая разочарованный стон чада. Подул ласковый ветерок, и тысячи лепесточков закружились вокруг семьи, пока все они как завороженные тянулись, чтобы ухватить хоть один, но они в последний момент убегали, дразнили и не давали себя поймать, словно танцующий шиноби, играющий с детьми в догонялки. Широко и безумно счастливо улыбнувшись, мама повернулась к Айке, вдохновленно и так искренне спрашивая: — Айка, разве не вот оно — счастье? Разве ты не чувствуешь себя самой живой на свете прямо сейчас? Радостно зажмурившись, малютка закричала: — Чувствую, мама!***
Сквозь горячие слезы и щипание в глазах, она взглянула на тепло улыбавшуюся Харуно, что, не отводя очей, смотрела в ответ, поддерживая и понимая. Сглатывая ком в горле, она, несмотря на всхлипы и подрагивания, ответила: — Чувствовала, Сакура.***
«И все же, она совсем еще ребенок», — думала, мягко прижимая к себе плачущее впервые за долгое время дитя, давая выплеснуть все скопившиеся эмоции.