***
Конечно же, он показывает ему свои две другие электрогитары. Он хотел бы показать и рассказать и про старую акустику, которую надо поднять из кучи хлама в чулане, но не так-то просто это сделать, когда Чонгук постоянно играет и теребит ворот его футболки и чуть стягивает с него штаны, что торчит резинка нижнего белья. Он царапает ногтями его обнажившийся пояс и от этого по коже у Тэхёна бегут мурашки. — Давно она у тебя? — спрашивает Чонгук. Они сидят на коврике, словно в центре ритуального круга, со всеми этими гитарами, разложенными вокруг. Чонгук опускает голову ему на плечо, привалившись к его боку. — М-м, — Тэхён пытается вспомнить. Когда у него появилась эта гитара? Чонгук щекочет проворными пальцами его кожу под футболкой. Мысли разбегаются в голове, как тараканы. Ни одну не ухватить. — Это моя самая первая гитара. — он указывает пальцем на черный страт. — Мне было 9. Мои родители ни черта в этом не секли, поэтому я не стал мелочиться. — И почему ты выбрал именно эту? — Потому что она невъебенно пиздатая? Сам посмотри. Я до сих пор на ней играю. — М-м, — понятливо гудит Чонгук. Вибрации его голоса приятно расходятся по телу. Тэхён уже почти поворачивает голову, чтобы заткнуть этот рот поцелуем, за то, что его обладатель чрезвычайно отвлекает, но Чонгук снова заговаривает. — У Санхуна была только одна гитара. — Некоторым больше и не нужно. — замечает он. Он надеется, что голос его не подводит и ревнивые нотки не просачиваются в его речь. Сейчас для этого чувства у него хотя бы есть оправдание, не что раньше. Разве он не отвоевал себе право, считать Чонгука своим? Вряд ли. Чонгук, наверняка, быстро осадил бы всякого, кто заявил на него свои права прежде, чем он сам выразил такое желание. Интересно, думает Тэхён, у Чонгука с Санхуном все началось до того, как они сколотили группу или уже после. Все испортилось уже после того, как они переспали? Скорее всего. Тэхён слишком давно живет на этом свете, чтобы сомневаться. А у них с Чонгуком все повторится, не может не думать он. Но он прогоняет эти мысли из своей головы, в конце концов, прямо сейчас на полу его квартиры рядом с ним растянулся самый невообразимый человек и, Боже помилуй, думать в такой момент о последствиях. Тэхён поглаживает его блестящие, красные ногти пальцем. — Сокджин-хён, наверное, хотел бы поснимать, как ты играешь с накрашенными ногтями. — говорит он. — Наверное, — бездумно отвечает Чонгук, но это только с виду. — Раньше, когда я постоянно красил ногти, он часто снимал мои руки крупным планом. Тэхён одобрительно мычит. — Тебе стоит сказать ему, чтобы он поснимал тебя и твои руки сейчас. — Ладно, — Чонгук наклоняется вперед и заглянув ему в лицо, улыбается Тэхёну. — Для нашего клипа, например. Можно будет сделать видео на одну из наших новых песен. Но уже после баттла. Тэхён сглатывает. Чонгук говорит так беспечно. Тэхён не находит в себе сил, чтобы согласиться с ним или прояснить свои планы на будущее. Поэтому он просто кивает и принимается убирать гитары в футляры. — Я выполнил свое обещание, — он переводит разговор. — Ну что, я оправдал твои ожидания? Чонгук пожимает плечами, растягивает в дурашливой улыбке рот. — Тебя не просто впечатлить, да? — хмыкает Тэхён. Он задвигает зачехленные гитары под кровать, когда ощущает скользящие прикосновения Чонгука вдоль спины. Тэхён замирает, упиваясь этими успокаивающими движениями. Чонгук прижимается к нему всем телом: горячим и твердым, и Тэхён без задней мысли обвивает его талию руками. Они притягиваются друг к другу, как магниты. Словно пространство между ними не имеет права на существование. Его губы касаются уха, Чонгук говорит тихо, почти неслышно. Воркочет на ушко. — Хён, ты обещал мне еще кое-что. От его шепота Тэхёна охватывает трепет. — Правда? — Мг-м-м, — горячее дыхание ложится на кожу. — Твой узел. Тэхён впивается пальцами в его бедра. — Что такое, забыл? — приоткрыв рот, Чонгук покусывает его подбородок. — Ты так много всего говорил, смотри, как бы это не вылезло тебе боком. Его тон не предвещает ничего хорошего. Рядом с ним у Тэхёна развязывается язык под три метра, кажется, ему стоит хоть иногда включать мозги. — А еще ты обещал трахнуть меня в миссионерской позе и с выключенным светом. — Чонгук за него крепко взялся. — Что насчет этого? Тэхён закатывает глаза. — Это не считается. Я много болтаю, когда я хочу секса. У меня на проводе был привлекательный омега, чего ты от меня хотел? — он пытается пощекотать его под подбородком пальцем. Но Чонгук опускает голову, не дав ему прикоснуться, а потом щелкает зубами там, где был его палец, потому что Тэхён успевает отпрянуть. — Скажешь, что угодно, лишь бы угодить привлекательным омегам? — спрашивает Чонгук. Тэхён улыбается. — Только то, что омега хотел бы слышать. Тэхён прижимается к его губам, захватывая их в поцелуе и старается выбросить все эти тяжелые мысли из головы. Ему не хочется думать о том, что он присоединился к группе, идя на поводу своих иллюзий. Не хочется думать о горящих сроках. Но, больше всего, ему хочется закрыть глаза на баттл, который маячил на горизонте. Он ловит себя на мысли, что, кажется, он совершенно не способен удержать свой член в штанах и хотя бы иногда думать прежде, чем делать это. Но разве можно его винить, правда? Чонгук издает тихий всхлип и, без какого-либо намека на стеснение, перебирается к нему на колени, прижимается своим крепким, совершенным телом и Тэхён перестает мыслить адекватно. Он перестает мыслить и задаваться каким-либо вопросами, в принципе. Чонгук является воплощением всех мечтаний животной сущности Тэхёна. Более того, он приглаживает и причесывает эти его вековые комплексы, его слабые и уязвимые места. Тэхён никогда на такое не рассчитывал и ни от кого не ждал. Он так часто видел это со стороны, как люди буквально проваливаются друг в друга, люди, чьи сердца и дыхание бились в одном ритме. Чонгук похож на человека, с которым это осуществимо. Тэхён подхватывает его под колено одной рукой, а другой поддерживает поясницу, когда мягко и осторожно опрокидывает на ковер, подложив под спину ладонь. Чонгук сбитый малый и далеко не хрупкая пушинка, с ним вряд ли нужно обращаться так бережно. Тэхён склоняется над ним. — Но я все равно сдержу свое слово, — ухмыляется Тэхён. — Если тебе так хочется. Чонгук, даже лежа под ним, умудряется смотреть на него с открытым неповиновением в глазах. Он никак не отрицает, но и не подтверждает, хочется ему этого или нет, как и всегда, только дерзко переспрашивает. — Прямо на полу? Никто и не надеялся, что это будет так просто. — Почему бы и нет? — уже спрашивает Тэхён. Он приподнимает его ногу и не встречает сопротивления. Чонгук на самом деле, куда сговорчивее, чем хочет казаться. И Тэхён хочет добраться до самого его нутра, довести его до такого блаженства, что вся броня и стены падут сами собой, что Чонгук и сам будет рад ему отдаться, а Тэхён, конечно же, возьмет его: в полнейшем забытьи, раскрытого и растраханного. Тэхён заберет себе все до последней капли. — Да он же грязный. — возражает Чонгук. — Конечно. Ты даже не представляешь, насколько. — Да тебе это нравится! Вот же засранец. Грязный ты кобель. Член Тэхёна заинтересованно дергается в штанах от этого тона, от этого гонора. Язвительные нотки в его благозвучном голосе. — Да ты меня сегодня балуешь, — чуть ли не присвистывает Тэхён. — Сегодня на репетиции ты весь вспотел до нитки. Ты весь пропах потом, по другому и быть не может. Тэхён берет его лицо за подбородок и накрывает его рот мокрым и длинным поцелуем. Чонгук дергает бедрами и это не может не погладить Тэхёново эго. Какой отзывчивый. Тэхён разрывает поцелуй и его перемещает пальцы с его подбородка в его рот. Ему достаточно лишь накрыть подушечками его нижнюю, будто постоянно оттопыренную губу и Чонгук с легкостью принимает их. Тэхён проникает двумя в этот узенький, наглый ротик. Чонгук прижимается языком к его пальцам. Но Тэхён проталкивает их глубже, заставляя Чонгука захлебнуться своей слюной. Тэхён чувствует, какой он твердый там внизу, потому что член Чонгука тычется в низ его живота. Чонгук рефлекторно сглатывает, зажимая его пальцы между языком и небом. Блядство, какой же он мокрый и горячий внутри. До чего же он красивый. С одной стороны Тэхён совершенно без ума кристально-чистым доверием, от которого блестят у Чонгука глаза, но с другой стороны, он держится из последних сил от того, как же чертовски он напрашивается на приличную порку. Со смачным чпоком Тэхён вынимает пальцы из его рта и между ними повисает нитка слюны, рвется и блестящей линией ложится Чонгуку на подбородок. Чонгук издает сдавленный смешок. Он отталкивает от себя Тэхёна, вынуждая того принять сидячее положение, а сам приподнимается на локтях. Он высвобождает одну свою ногу и опускает носок Тэхёну на грудь, удерживая его на одном месте. Не сводя с него глаз, Чонгук медленно ведет носком ноги по его торсу, пока не доходит до его паха. Он шевелит пальчиками и усмехается, когда ширинка немного вздыбливается от его прикосновений. — Ты же хочешь этого, да? — спрашивает он. Под этим, само собой, подразумевая его аромат, пряный и соленый запах его пота, его пахнущие стопы, нежная кожа пространства между пальчиками его ног, которые прямо сейчас прижимались к его эрекции. Тэхён перехватывает его ногу и, зажав в одном положение, чуть подается бедрами вверх. — Да. — А волшебное слово? Тэхён не было не рявкает. Но сдерживается — Пожалуйста, — выдыхает он. Чонгук кивает и убирает ногу с его паха. Тэхён расстегивает ширинку и уже было собирается, наконец-то, достать свой ноющий от возбуждения член из стискивающих оков брюк, когда Чонгук ощутимо отпинывает его ладонь ступней в сторону. — Разве я разрешал тебе это делать? Тэхён убирает руки, скорее, на автомате. Он выжидающе смотрит на Чонгука, ловит на себе этот его полный превосходства взгляд и довольный изгиб губ. — Решил, я дам тебе прямо на полу, грязное ты животное? — говорит Чонгук. Тэхён не сдерживает смеха. — Точно. Ну, а на кровати подойдет для твоего королевского высочества? Чонгук не успевает возразить, потому что он приподнимается и, вжавшись меж его разведенных ног, целует Чонгука в губы. Чонгук издает сдавленный писк от неожиданности. Но потом он вцепляется пальцами в ворот его футболки и тихонько постанывает от наслаждения в поцелуй. Спотыкаясь и запинаясь на каждом шагу, они снимают и выбрасывают куда-то свои футболки, приближаясь к кровати. — А ты куда собрался? — недоуменно возмущается Чонгук, откинувшись спиной на матрас. — Разве грязным собакам можно забираться на постель? Эта грубая брань ударяет Тэхёну прямо в голову. И он подчиняется. Колени стукаются о мягкий коврик, который валяется возле кровати как раз вот для таких вот случаев. Тэхён подтягивает Чонгука, взявшись за его бедра, к краю кровати. Идеальная позиция. Чонгук опускает кончики ступней на его плечи и будто пригвождает его к этому месту. На этот раз на нем белые носочки и потемневшие пяточки выдают, что он проходил в них весь день. Тэхён перехватывает его взгляд, медленно поворачивает голову и цепляет кончик носка зубами. Он вопросительно приподнимет брови. Он спрашивает разрешения. — Хороший мальчик, — поощряет его Чонгук с улыбкой. — Продолжай. Удерживая пальцами его изящную лодыжку, Тэхён стаскивает носок с его ноги зубами. Он проделывает то же самое и с другой ногой. Терпкий запах бросается в нос, заполняет ноздри. Ноги целый день обутые в тяжелые ботинки пахнут далеко не цветами. И в этом Тэхён находит баланс его натуры. Весь, с макушки и до пят, опрятный и чистоплотный Чонгук, сдержанный и собранный, в конце концов, такой же живой человек, как и все другие. Даже его ноги пахнут. Тэхён прижимается губами к сморщенной впалой части его ступни, он целует самый ее центр. Чонгука пробирает дрожь и от этого на губы Тэхёна набегает улыбка. С его губ слетает удивленный вздох, когда он замечает, что ногти на ногах Чонгука выкрашены в светлый лак. Значит, он думал об этом, прикидывал, что это может понравиться Тэхёну. Он действительно углубился в его предпочтения в постели. Он ведь пошел в магазин и купил этот лак. В конце концов, он потратил свое свободное время, чтобы накрасить ногти. — Абсолютно все в тебе, — выдыхает Тэхён. — Завораживает. — Оу, — Чонгук округляет рот. Слова застревают у него в горле, он нервно облизывает губы, хмурит лоб. Кажется, Тэхёну удалось застать его врасплох, а такое случается крайне редко. И то недолго. Чонгук быстро справляется с собой. — Тебя так сильно вставляет от запаха моих ног? — Мг-м-м. Чонгук ведет кончиком стопы по его груди до самого подбородка и приподнимает его лицо. Большим пальцем другой ноги он разъединяет его сомкнутые губы. Тэхён пропускает его палец внутрь и с влажным причмокиванием, посасывает его. А пососав, он выпускает его изо рта, с сербающим хлопком. — До чего же ты мерзкий,— говорит Чонгук, хихикнув. — Не останавливайся, альфа. Придется вылизать меня дочиста, если ты хочешь трахнуть меня. Ох. Ну, конечно. Чонгук это все. На нем словно сошелся целый свет клином и даже больше. Низко постанывая, Тэхён вылизывает кожу между каждым пальчиком, соленый и пряный вкус пота растекается на языке. Все его тело зудит от унижения, ведь он находится у самых ног омеги и ничего не может с этим поделать, кроме как преклониться, и приникнуть губами к его ногам. Вот настолько он перед ним опустился. — Можно я сниму с тебя штаны? — спрашивает Тэхён. Чонгук цокает и зажимает его лицо с двух сторон ступнями с такой силой, что Тэхён не может вымолвить ни слова. — Разве ты не слышал, что я тебе сказал про волшебное слово? На этот раз Тэхён не сдерживает утробного рыка, и Чонгук отзывается мгновенно: оскаливает зубы и прикладывается ногой о его скулу. Боль от жгучей пощечины кружит ему голову, а член натягивает ткань трусов в расстегнутой ширинке. Блядь, ему нужно снять с себя одежду, войти в Чонгука и трахнуть его мокрую дырку, повязать его и… — Следи за языком. — предупреждает Чонгук. — Огрызнешься еще раз и я не позволю тебе кончить. — Пожалуйста, — просит Тэхён, когда он убирает ноги от его лица. — Пожалуйста, можно мне снять с тебя штаны? — Ну, что за славный мальчик, — расплывается Чонгук. Он испытывает небывалое удовольствие рядом с ним и понимает, что теряет рассудок с каждой секундой все больше и больше. Он проигрывает слова Чонгука в голове снова и снова, а ткань трусов пропитывает предэякулят, выступающий на головке его толстого члена. «Да, он славный мальчик, он хороший, он такой хороший». Отшвырнув штаны Чонгука куда-то в сторону, Тэхён поднимает его ноги и складывает его почти пополам. — Боже, у тебя такая растяжка. — восхищенно шепчет он. Чонгук тихонько поскуливает, когда Тэхён принимается покрывать поцелуями его ступни от пальчиков и до самых пяток, поднимается выше, выцеловывая кожу его поджарых икр, длинных и крепких сухожилий, он ныряет в ямку под коленом, скользит губами по стальным мышцам его бедер. Он касается ртом его восхитительных подягодичных складок, там, где его влажный и густой аромат звучит насыщеннее всего. Тэхён остался бы так навечно, спрятав лицо меж его разведенных ягодиц, сходя с ума от его запаха, от его восхитительной мокрой щелочки, и от его жалобных, но требовательных всхлипов. Тэхён разводит его ноги в стороны и оставляет поцелуй между ними, прямо в местечке под мошонкой, а после прижимается губами к сочащейся смазкой головке его прехорошенького, порозовевшего члена. — Мне нравится твой аккуратный член, омега. — говорит Тэхён. Чонгук взбрыкивает, но его член дергает и упирается Тэхёну в губы. — Не нравится, да? — дразнит его Тэхён. — Как это и у тебя что-то маленькое. — Осторожнее со словами. Будешь вести себя, как плохой песик, я и буду обращаться с тобой, как с плохим песиком. — Можешь попробовать. Тэхён берет его член в рот: небольшой, горячий и текущий. Еще одна вещь, которая ему так нравится в омегах это то, что они такие мокрые и отзывчивые. Омеги влажные буквально повсюду. Начиная капающей изо рта слюной и заканчивая брызжущей и льющейся смазкой спереди и сзади. Он хочет еще большего. Он хочет выпить Чонгука досуха. Он трет пальцем его сморщенную дырочку и чувствует, как она трепещет, его палец почти проникает внутрь. Какой жадный. Чонгук беспокойно стонет и подхватывает ноги под коленями, задирая их еще выше и раскрывая себя сильнее. Жадный омега. Когда Тэхён погружает один палец внутрь, его дырочка дышит и на кровать соскальзывает приличная порция его естественного секрета. — О, да. Вот так очень хорошо, — Чонгук запрокидывает голову назад, его веки плотно сомкнуты. — Добавь еще один. Я хочу еще. Но Тэхён не так быстро выполняет его просьбу, он заставляет его подождать. Чонгук злится и опускает ступню ему затылок, давит, будто наказывая. Только его член не таких внушительных размеров, взяв его до самого основания, он едва ли достает Тэхёну до заднего языка. Когда Чонгук убирает ногу с его головы, Тэхён отстраняется. — Ты совсем не умеешь ждать. Чонгук фыркает. — Я-то? Не ты ли умолял наконец проникнуть внутрь меня? Тэхён усмехается. — Я пока еще даже не начинал умолять. Чонгук меняется в лице, снова цепляет то азартное выражение. Но прежде, чем он выдает что-нибудь еще, Тэхён снова надевается ртом на его член и проникает внутрь него уже двумя пальцами. Он посасывает его неторопливо и усердно, постепенно вводя третий палец, наглаживая его склизкие и мягкие стеночки изнутри, как вдруг Чонгука выкручивает на постели. Из его рта вырывается громкий, высокий стон, а на язык ложится тонкая струйка его предэякулята. — Ах, бля-я-ядь, — его голос срывается, потому что тело сотрясает очередная сильная дрожь. Тэхён толкается тремя пальцами под тем же самым углом, задевая это местечко. Он чувствует, как его простата буквально набухает под пальцами и обводит ее осторожными, круговыми движениями, проверяя Чонгука на прочность. Некоторые люди совершенно не выносят такой настойчивой стимуляции. Другие же готовы истекать спермой, пока их железу безостановочно таранят снова и снова. Чонгук, похоже, относится ко второму типу. — Что ты… ох, боже мой, — Чонгук мечется и вскрикивает, пытаясь свести коленки вместе, но Тэхён удерживает его ноги другой рукой и не дает ему их соединить. — Так приятно, так хорошо. Кажется, никто не проделывал такое с Чонгуком прежде. Тэхён охает от удовольствия. Это все корыстные и себялюбивые мотивы взыгрывают в нем, он хочет, чтобы свой самый лучший сексуальный опыт Чонгук пережил именно с ним. Член Чонгука мягко пульсирует у него на языке и истекает, пока он ритмично касается его простаты еще и еще. Тэхён проглатывает все до капли. Он становится пьяный. Это пока еще не оргазм, скорее, накатывающая волна удовольствия, от которого Чонгук качается на самой грани, но не погружается в пучину. — Можешь быстрее? — говорит Чонгук, прерываясь на каждом слоге. — Я так чокнусь. В этом и соль. Тэхён держится того же темпа, удерживая Чонгука за бедро на одном месте, потому что он начинает вертеться и извиваться. Тэхён обожает его за это. За то, какой он влажный, чувствительный, отзывчивый, и, самое главное, ему это по плечу. Такого только трахать и трахать. Все его тело словно создано для ублажения. Тэхён провел бы так несколько столетий: угождал ему и доставлял наслаждение. Когда тело Чонгука бьет настоящая судорога, он едва может вымолвить цельное слово, Тэхён тормозит, прекращает мучить его задний проход и снимается с его члена. — Трахни меня, — глотнув воздуха, к Чонгуку только возвращается способность ворочать языком. — Сейчас. Трахни меня прямо сейчас. — Ваше высочество позволит мне присоединиться к нему на кровати? — откровенно издевается Тэхён. — Да. Ты так… ах, — глаза закатываются под веки. — Просто делай, что тебе говорят. Тэхён высвобождает свое липкое от смазки и толстое естество из белья. Он утробно стонет, несколько раз передернув самому себе. Кровь стучит во вздувшихся венах, кажется, его плоть трепещет от того, что ее наконец удостоили вниманием. Тэхён скидывает с себя всю одежду и забирается к Чонгуку на постель. Он приставляет тупую головку к его текущей дырочке и она с легкостью проникает внутрь, не встретив никаких препятствий. Он входит сразу глубоко, прижимается яичками к мягким ягодицам. Чонгук опускает ноги ему на пояс и притягивает его к себе, томно раскрыв губы в выдохе полном облегчения. — Господи, я обожаю этот толстый член. Пиздец, как обожаю. — М-м, — Тэхён натужно вздыхает и поводит бедрами. Он медлит, хотя бы поначалу, не хочет торопиться, но это очень сложно, учитывая, как сильно Чонгук под ним мечется и подается тазом навстречу. Однако очень скоро Чонгук начинает постанывать на каждый его толчок и с амплитудой его движений, растет скорость вздохов и выдохов Чонгука и громкость его полувсхлипов, полустонов. Тэхён ощущает, как тесно он его сжимается вокруг него и как головка проезжается по комочку простаты глубоко внутри него. Он хватает подушку и подкладывает ее Чонгуку под задницу и вот оно… Тот самый нужный уклон. Он идеально упирается в него и вбивается под тем самым углом, что крупная головка его члена каждый раз ударяется о его простату, пока член Чонгука сочится вязкой жидкостью, а блестящие, белесые нити растекаются по четко очерченным контурам его пресса. Чонгук восхитителен. Глаза в угольном ореоле ресниц, растекшийся по скулам румянец, мужественное тело и гладкая, нежная кожа. Мягкие, крупные бедра, какие бывают у идеального омеги и ладное, крепкое тело молодого мужчины. Тэхён трахал бы такого дни напролет, пока он не сорвал бы голос до хрипа и не кончил до самой последней капли. — Ох, блядь, это слишком, — задыхается Чонгук. Но как только Тэхён начинает замедляться, он возражает. — Не останавливайся. Не останавливайся, блядь. — Ты в… — начинает было Тэхён. Чонгук прерывает его энергичным, безумным кивком. — В порядке. Мне охуенно. Блядский боже, мне лучше всех. Я… — он запинается, раскрыв рот в протяжном стоне. Он смеется, а глаза подкатываются, волосы мягким веером рассыпаются по кремовым простыням. Он выглядит таким чертовски счастливым, охуенно выебанным и удовлетворенным. Альфа внутри Тэхён рвет и мечет от ликования. Кровь в жилах Тэхёна закипает. Он сделал это. Он сделал Чонгуку хорошо. Но он может заставить его чувствовать себя еще лучше. Но в этот раз все иначе, это что-то новенькое. Он еще никогда не проделывал такое раньше. Тэхён проводит пальцами по его рукаву, касается его запястья и, приподняв его на уровне с лицом Чонгука, прижимает к кровати, найдя большим пальцем пульсирующую точку на сгибе. Чонгук начинает хныкать, обхватывая его крепче там снизу, потому что он прекрасно знает, куда это ведет. — Да, — только и хватает Чонгуку сил выдохнуть. Когда Тэхён распространяет на него свое влияние, раскрывая его, как большое одеяло, все резко выходит из-под его контроля и резкий рывок заставляет Чонгука сжать его почти до боли. Тэхёну бы сдать немного. Ему бы сконцентрироваться. Выровнять дыхание. Но, как, блядь, ему это сделать, когда Чонгук под ним извивается, как уж на сковороде, бьется и дергается, а в глазах у него стоит немая мольба: «пожалуйста, пожалуйста, еще, дай мне еще больше». Ритм его сердцебиения подхватывает стук крови Чонгука и в эту секунду весь мир вокруг смазывается в размытое пятно и меркнет, остается только гладкое и плавное скольжение его члена по свободной, растраханной дырке, влажные отзвуки сбитой смазки, проливающейся из него потоком. Тэхён звенит, как натянутая тетива. И все вокруг резонирует. Он чувствует, как быстро формируется узел. Стремительно и неизбежно. Бедра Чонгука обхватывают его теснее, он тянет его на себя. Другой ладонью он находит руку Тэхёна, пытаясь найти точку опоры, он впивается в нее ногтями, будто это единственная возможность не потерять контакт с реальностью. Заглядывая Тэхёну в лицо глазами искрящимися от удовольствия он тараторит: — Да, да, да. Наполни меня, кончи внутрь меня. Повяжи меня. Я хочу всего тебя без остатка. Тэхён срывается на животный рык. Он зарывается лицом в изгиб его шеи и тянет ноздрями аромат с его кожи. — Блядь. Ты обалденно пахнешь. — хрипло бормочет он. — Я хочу, чтобы ты залетел от меня. Хочу, чтобы ты навсегда стал моим. Лицо Чонгука искажается от наслаждения. — Кончи в меня. Кончи так много, как ты только сможешь. Пожалуйста, сделай это. Я хочу, чтобы еще несколько дней потом из меня вытекала твоя сперма. Тэхён, сделай меня своим омегой, пожалуйста. События принимают опасный поворот. Десны Тэхёна зудят и чешутся от боли. Рот наполняется слюной. Ему нужно вонзить свои клыки. Что-то внутри него протестует, ему не стоит этого делать. Его всего трясет. Он не знает, что делать. Потяжелевшие яйца бьются о упругие ягодицы Чонгука, пока он безостановочно вбивается в него, совершенно обезумевший. — Боже, ты мое все, — дрожащим голосом произносит Тэхён. Чонгук задушено всхлипывает, вцепляясь ногтями в широкую спину Тэхёна. Синхронизация приводит к тому, что они буквально сливаются в единое целое и Тэхён даже не отличает, где заканчивается он, а где начинается Чонгук. Он становятся единым целым. А все, что существует за пределами них, сплетенных в клубок, просто исчезает. Вся вселенная сжимается до их влажных тел, жмущихся друг к другу и биению сердец, отстукивающих единый ритм. Тэхён поджимает губы и сцепляет зубы, уповая на последние крохи самообладания. Его узел полностью формируется, натягивает гладкие стенки вокруг. Он догадывается, его узел теперь беспрерывно давит на простату Чонгука, потому что тот захлебывается стоном, а задний проход стремительно заполняет его сперма, плотно заткнутая его же узлом глубоко внутри Чонгука. Чонгук кончает прямо следом за ним. Теперь они связаны не только ментально, но и физически. Его сперма смешивается со смазкой Чонгука, и этой смазки так много, Господи, волна удовольствия прошивает тело Чонгука, пока низ его живота отекает от того, как Тэхён накачивает его своим семенем. Чонгука бьет судорога, он стонет, грудь ходит ходуном, пока он цепляется за Тэхёна, как за спасательный круг, оставляя царапины на его влажной спине, соскальзывающими с нее ногтями. Тэхён удерживает его на месте, пока бедра сами собой, безвольно, подгоняемые животными инстинктами, вгоняют его сперму еще глубже, чтобы не протекло ни капли. Его мошонка поджимается от того, как он опустошает всего себя. Теперь Чонгук его. И только его. Оклемавшись немного, Тэхён ловит себя на мысли, что едва ли соображает, что происходит. Он даже не осознает, где он вообще находится. Он только знает, что его лоб упирается в накаченную грудь Чонгука, а член неприятно обмякает внутри него. Они все еще соединены друг с другом. — Гребаное дерьмо, — хлюпает Чонгук, мягко обнимает его голову и прижимает его к себе. — Ебаный свет, какого хуя, Тэхён. Тэхён понимает, что лицо у него влажное. Слезы смешиваются с блестящими каплями испарины, выступившей на коже Чонгука. Он не может даже разобрать, кто из них плачет и дрожит, он сам или Чонгук. Наверное, они оба, пронзает его сознание мысль. Они так и хватаются друг за друга, пока не успокаиваются. Хотя бы немного. Тэхён приподнимает лицо и оглядывается вокруг. Одежда раскидана по полу. Подушка под задницей Чонгука вся мокрая. Он немного приподнимает их и, вытащив ее, выбрасывает куда-то на пол. Чонгук замучено хнычет, его узел больно растягивает тонкие, гиперчувствительные края его заднего прохода. — Прости, извини, — негромко просит Тэхён и бережно прижимается губами к его виску. Медленно и аккуратно целует его в губы. Он натягивает покрывало на их измученные, вспотевшие тела и устраивается на Чонгуке. Чонгук жмется к нему с тихим, квелым сопением. Усталость, разделенная на двоих, течет по венам Тэхёна. Так они и проваливаются в сон, в объятиях друг друга, с истомой разлившейся по мышцам и гудящей от радости головой. А в голове ни одной другой мысли, кроме мыслей друг о друге. Они помоются и приведут себя в порядок уже утром, думает Тэхён. А еще они обязательно поговорят. Обязательно.***
Разумеется, они не говорят об этом утром. Они просыпаются на вымокших простынях. Видимо, ночью в какой-то момент его узел ослаб и его семя и смазка вытекли из Чонгука на кровать. Он не может удержаться от того, чтобы не залюбоваться Чонгуком в пробивающихся через пропускающие свет шторы солнечных лучах солнца и разливающихся по его золотистой коже. Его шея все еще чистая, никаких следов. Тэхён вздыхает от облегчения. Он вчера вообще не соображал. Он поддался своей животной части, но не до конца, хоть и инстинкты подталкивали его совершить непоправимое. Почувствовал его шевеления рядом, Чонгук сонно промаргивается. В неясном утреннем свете их взгляды пересекаются. Неловко. Они оба немного растерянны. — Я весь мокрый, как мышь, — отшучивается Тэхён. Чонгук смеется. Его смех хриплый и сиплый и этот наполняет сердце Тэхёна непринужденным уютом, в груди тесно. Какое же это чудо просыпаться с таким восхитительным и человеком под боком. — Приготовишь мне завтрак? — спрашивает Чонгук с кротокой надеждой в глазах. Тэхён целует шрамик на его скуле и поднимается с постели, оставив Чонгука понежиться еще на солнышке. Пока Тэхён вошкается на кухне, Чонгук шлепает за ним в одних носках и огромной футболке, которую он утянул из его шкафа. Руки обвивают его талию со спины, а Чонгук укладывает голову ему на плечо. Так они и стоят какое-то время, пока яишенка скворчит на сковороде. Покой и тишина. К такому быстро привыкаешь и заметить не успеешь. Так и Тэхён прикипает к этой обстановке, но они с Чонгуком все еще серьезно не поговорили. Что будет с группой? Что будем с ними, если они запечатлелись? Чонгук уже знает об этом? Если нет, он должен об этом узнать. После вчерашнего, после их сумасшедшей по силе тяге друг к другу, они не могут двигаться дальше, не обсудив все это и, по крайней мере, не назвав вещи своими именами. Не озвучив определение природы их отношений. Осознание того, что они оба отступили от своих принципов висит над ними, как дамоклов меч: Чонгук, который не водится с альфами и Тэхён, который не путается со своими согруппниками. И где же они сейчас. Тэхён прикусывает язык, когда Чонгук падает перед ним на колени, поднимает на него эти свои прекрасные, оленьи глаза и берет его член в рот. В конце концов, все разговоры можно отложить на потом. Поначалу он стонет, но все еще старается следить за сковородой, но очень скоро ему приходится выключить газ, чтобы схватить Чонгука за волосы и хорошенько засадить ему в горло. Чонгук расслабляет челюсть и пропускает горло, принимает его член с хлюпающими и захлебывающимися стонами. Тэхёну хватает совсем немного, чтобы приблизиться к разрядке. Есть что-то совершенно исключительное во влажности и жаре его рта, слово весь Чонгук создан для того, чтобы Тэхён только и трахал его. — Порядок, хорош, — заикается Тэхён, оттаскивая его за волосы от своего паха, им стоит позавтракать. Его плоть выскальзывает из чужого рта. Чонгук издает короткий стон, от его распухшей, нижней губы до самой головки тянется ниточка слюны, он поднимает на Тэхёна взгляд из-под потяжелевших век. — Что ты хочешь сделать со мной, альфа? — Господи, ты выглядишь просто охуенно, — слова льются из его рта сами собой. Он так сильно очарован им, что мутнеет рассудок. Его планы позавтракать летят в окно. — Иди ко мне. Я хочу тебя выебать. Он нагибает Чонгука прямо на кухонной стойке и сразу берет неторопливый, но ровный темп, втрахивая его глубоко и сильно. Чонгук дрожит в его руках и пачкает пол смазкой. Тэхён помнит, как обещал взять его прямо на кухонной стойке, боже, сколько же всего он успел ему наобещать. Он пообещал играть в его группе. Но ведь только на два месяца? Да баттла… Вдалбливаясь в него с таким нежным варварством, нашептывая на ухо конфетную чепуху и осыпая его лопатки поцелуями, он понимает, насколько же смехотворна и нелепа была эта идея. Раньше он довольствовался минимальной вовлеченностью, что в личных отношениях, что в рабочих, но сама лишь мысль о переменах приводит его в парализующий ужас. А погрязнуть в каше, которую он сам же заварил, еще хуже. И где же он сейчас, угодил в передрягу, которой чурался, как огня. Отношения с Чонгуком развиваются со стремительной скоростью, а до баттла всего ничего. И он погряз в этом дерьме по уши и он не знает, как ему выбираться из этого. Да нет же. Все не так. Ему просто нужно рассказать все Чонгуку.***
В день их последней репетиции перед баттлом все не задается с самого начала. — Да блядь! — Тэхён со всей дури пинает бампер своей машины и сгибается пополам от боли, когда судорога сводит голень его ноги. Он проверяет время на телефоне. До репы остается 15 минут. Он поднимает крышку капота и осматривает подкапотное хозяйство, как будто что-то в этом понимает. Он не успеет вовремя. Не то, чтобы он самый пунктуальный участник их группы, он опаздывал и прежде, но сегодня не тот случай. Он вспоминает его красивую улыбку, и то, как быстро она сползает с его лица, когда что-то идет не так, как он задумал. Ему придется сделать это. Тэхён звонит Чонгуку. Возможно, Намджун занят или фургон опять не на ходу, но когда Чонгук сам предлагает забрать его, Тэхён соглашается, даже не подумав. Чонгук смотрится величественно и грозно, когда подъезжает к жилому комплексу Тэхёна на мотоцикле, в шлеме с опущенным визором он словно незнакомец, но эту тяжелую, громоздкую косуху Тэхён узнал бы из тысячи. Он стоит под козырьком гаража, прислонившись к стене и наблюдает, как блестящий, черный мотоцикл притормаживает возле него. Чонгук поднимает пассажирское сидение и вытаскивает из-под него запасной шлем, протягивает его Тэхёну. — Мне тебя еще теперь возить? Тэхён улыбается и перехватывает второй шлем. — Что еще ты прикажешь мне делать, черт бы тебя побрал, сесть за руль самому? — Заткнись и полезай. — Тебе придется сказать мне, что делать. — Снимать трусы и бегать. Нечего тут рассказывать. Все как на велике. Опусти ноги вот сюда, — Чонгук указывает ему на подножки, когда Тэхён усаживается позади него. Тэхёну немного не по себе, мотоцикл под ним урчит и дрожит так, будто он живой. Такое чувство, что он сейчас рухнет на одну сторону, но обхватив крепкое и твердое тело Чонгука вокруг пояса, его тревога рассеивается. — А на поворотах как? — Да не ссы ты, принцесса. Я поведу осторожно. Цепко обнимая Чонгука за талию, Тэхёну совсем не страшно ехать, ветер приятно раздувает одежду. Рев машин на дороге такой громкий, а сами они движутся так близко. Одет он, явно, не для передвижений на подобном транспорте. Одно неверное движение и его сотрет в порошок. Но прижавшись к Чонгуку теснее и втянув его запах, по легким разливается чувство безопасности. Забавно, ведь, как правило, это он испытывает потребность окружить омегу покоем и подставить свое плечо. Но, оказывается, уступить и позволить Чонгуку взять верх, легко и приятно. Гора с его натруженных плеч падает. Вечереет, гладкие бока байка бликуют на оранжевом солнце. Чонгук выезжает на живописную дорогу вдоль побережья. Сократить путь через город было бы быстрее, но здесь можно полюбоваться тем, как полосы солнечного света тонут глубоко в воде, а волны занимаются рыжим огнем. Весь день была сумрачная погодка, как и водится, осенью, но к ночи серые тучи рассеиваются. Тэхён ложится грудью ему на спину, воздух возле моря прохладный, но тепло его тела согревает. Где-то на задворках его сознания копошатся тревожные мысли: его машина разъебана, на носу баттл, он понятия не имеет, что дальше, но прямо сейчас все это так неважно и незначительно. Он стягивает руки вокруг его талии еще крепче. — Все потому, что я с тобой, — бормочет он ему в затылок, скорее, сам себе. — Я тебя не слышу, — пытается перекричать ветер Чонгук. Тэхён и сам не разбирает ни слова. Губы расплываются в улыбке, а на сердце тепло и покой, он бы остался в этом мгновении навсегда. Чонгук заезжает на парковку их жилого комплекса и паркуется возле их фургончика. Он встает с мотоцикла и снимает с головы шлем, наконец-то Тэхён может видеть его лицо в искусственном свете жужжащих ламп. — Видишь? — говорит Чонгук, улыбаясь. — Ни царапинки. Я же обещал довезти тебя помягче. Когда Тэхён слезает с мотоцикла у него от адреналина и переизбытка чувств дрожат колени. И тогда его накрывает по полной, вся эта неопределенность и муки правильного решения валятся на голову. Он смотрит на Чонгука, следит за его отточенными движениями. Он, как рыба в воде, точно парит в воздухе. — Придется всю репетицию потеть в этой куртке, — продолжает он говорить, цепляя шлем на байк. — Я весь пропах тобой. Тэхён сглатывает. Лицо Чонгука светлое и улыбчивое. Он уже мучается от вины наперед, и даже как будто бы заранее ожидает, когда все это придет к своему логическому завершению. Возможно, в незнании спасение. Жить, наверное, проще, если закрывать глаза на неприятные вещи. По крайней мере, у него в запасе еще целая репетиция, самая последняя в составе этой группы, и хотя бы с виду у них все прекрасно. Тэхён улыбается ему в ответ и они вдвоем шагают в квартиру.***
Тэхён неохотно сербает Спрайт, который ему всучил Хосок, стоя возле их дома и наблюдая, как Хосок руками показывает Намджуну, можно ли выезжать, потому что их фургон тютелька в тютельку вписывается в узкий въезд их гаража. Тонкие линии электропередач разрезают высоко висящую в небе луну на желтые ломтики. Намджун паркуется в укромном уголке, прямо под окнами их квартиры. — Порядок, — говорит Хосок. Они его выперли на улицу, потому что, видимо, у Намджуна есть знакомый, который разбирается в машинах и посмотрит их фургон свежим взглядом. Эта колымага, болты и гайки, которой держатся только божьими силами, дай бог, вообще доедет до Тэгу и им не помешало бы удостовериться, что они не вылетят до самого баттла просто потому, что не смогут на него приехать. Насколько Тэхён понимает, Намджун разруливает абсолютно все вопросы. У него полно разных знакомых и он всегда знает, что делать. Он даже разрешил Тэхёну взять свою запасную гитару на сегодняшней репетиции. Настоящий альфа. Альфа, каким он и должен быть. Впервые за все это время, Тэхён чувствует укол ревности к нему, потому что они живут с Чонгуком вместе. Возможно, и с его бедой Намджун знал бы, как справиться. Намджун выскакивает из фургона и обходит его. — Как думаешь, его не увезут на штрафстоянку? — Хрен его знает. Если кому-то будет не в падлу вызывать эваукатор в наш район. Думаю, обойдется. — Хосок пожимает плечами и, развернувшись к Тэхёну, кивает на банку в его руках. — Дай глотнуть. Тэхён усмехается. — Блин, можешь допить всю. Хосок забирает у него газировку, приваливается спиной к стене рядом с ним и с интересом уставляется на узкий закоулок. — Что ты тут рассматриваешь? Пытаешься найти ответы на философские вопросы, здоровяк? Тэхён не торопится с ответом. — Просто думаю о группе. Знаешь, баттл на носу все дела. — А, вон оно что. — Хосок обменивается с Намджуном осторожными взглядами, как будто они пытаются усыпить его бдительность, чтобы он не соскочил. Как забитый щенок на улице или ворюга, который что-то у них стащил. В общем, что-то в этом духе. Хосок тщательно подбирает слова, напустив на себя беззаботную маску балагура, как и всегда. — И что ты надумал? Тэхён жалеет, что отдал ему банку Спрайта, так бы он мог сейчас хоть чем-то занять руки. Его отвлекает скрежет металлической, оконной рамы на уровне его ног. — Они там закончили? — Чонгук высовывается в крошечное окошко, которое идет по низу здания. — Какого хуя? Вы там просто стоите и дурью маетесь? Только и можете тратить мое время. Я поднимаюсь. — он с шумом захлопывает раму и с громким стуком спрыгивает с чего бы он там ни додумался подставить, чтобы достать до окошка. Намджун хлопает его по плечу. — Не переживай так сильно. Мы свою победу зубами выгрызем, но не отдадим. Кроме того, я думаю, ты и так знаешь ответы на все свои вопросы. Тэхён обдумывает его слова. Глаза у Намджуна знающие и ободряющие. Странно, конечно, но Тэхён чувствует себя глупцом. Он пытается разобрать, что Намджун имел в виду. У Намджуна есть ответы на все вопросы. Но глядя в его глаза сейчас, Тэхён не находит того, что ищет. Намджун, скорее, и сам смотрит на него с немым вопросом в глазах. Металлическая дверь в корпус с лязгом ударяется о стену, когда распахнув ее, Чонгук показывается на улице. — Эй, ты собираешься ехать домой или как? Тэхён улыбается. — Или как. Чонгук неодобрительно зыркает на его баловство. — Кончай дурака валять. Он молча направляется к гаражу и Тэхёну не остается ничего, кроме как, спотыкаясь, последовать за ним, бросив скупое «пока» ребятам через плечо. — Ты же не любишь Спрайт, да? Голос Чонгука эхом отскакивает от стен бетонной коробки, коей является парковка, по которой они идут. Тэхён только и успевает за его уверенной и тяжелой поступью, он идет, как отстукивает барабанную дробь. — Не особо. Поставил бы 3 из 10. А что? — Просто обратил внимание. У нас в холодильнике ничего другого и нет, я знаю. — Ничего страшного. Попью дома водички. — Нет, я хотел сказать, — Чонгук снова достает второй шлем и протягивает его Тэхёну. Он не поднимает на него глаз. — Давай съездим куда-нибудь. Можно раздобыть чего-нибудь сладенького. Любишь ты мороженое? Тэхён улыбается, кажется, Чонгук что-то задумал. — Конечно, давай. — он забирает шлем из его рук и пальцем нежно приподнимает его лицо за подбородок, теперь ему никуда не спрятаться от Тэхёнова взгляда. Он вспыхивает, на скулах остается пудра румянце, но смотрит Тэхёну в глаза, как и всегда, воинственно и непокорно. — У тебя есть местечко на примете? Чонгук толкается языком в щеку. — Только, если ты действительно хочешь мороженое? — Да, почему нет. Давай сходим, съедим по мороженному. — Тэхён оставляет на его губах мимолетный, сухой поцелуй: самый целомудренный из всех, что у них были. Чонгук весь разом расслабляется и обмякает, глаза у него после поцелуя округляются и блестят. Тэхён улыбается этой перемене. — Поцелуй на дорожку.***
На море штиль. Они расположились на лавочке, так близко друг к другу, что Тэхён чувствовал, как бедро Чонгука прижималось к его бедру. Немногим ранее, когда они неслись вдоль побережья, здесь было людно и шумно. А сейчас море поглотило солнце, и с ним деньскую суету. Темное небо перетекало в черную воду и было не разобрать, где заканчивается одно, а где начинается другое. Единственные признаки жизни подавал бар, где-то там вдалеке по береговой линии, оттуда доносили отзвуки музыки и людская болтовня, он сиял оранжевыми огоньками. С моря задувал ветер, но Тэхёну, с наброшенной на плечи тяжелой косухой Чонгука, все нипочем. — Хочешь попробовать? — Чонгук протягивает ложку мороженого. Назвать эту массу мороженым язык не поворачивается, до того она нелицеприятная. Тэхён смотрит на его чашечку с сомнением. — Почему оно такое жидкое? — Просто я смешал там все. А сверху налил взбитые сливки. Тэхён кривится, но Чонгук упорно подсовывает ложечку ему под нос. — Ты должен это попробовать. — Ладно. — Тэхёну ничего не остается, кроме как сдаться и позволить Чонгуку скормить ему эту жижу. По вкусу напоминает густой шоколадный мусс, щедро присыпанный кондитерской посыпкой и еще десятком каких-то добавок, которых явно не должно быть в мороженом. — Ты поэтому сюда меня привез? Они тебе разрешают добавлять безбожное количество топпингов в мороженое? Чонгук пожимает плечами. — А мне нравится. — Неудивительно, что ты пахнешь так сладко, если ты поглощаешь сладости в таком количестве. — М-м, — Чонгук стукает своей ложечкой по ложке Тэхёна. А потом дважды ударяет ею по своей нижней губе. Безмолвное повеление. Тэхён набирает ложечку своего, классическое с клубничным вкусом и свежей, блестящей клубникой в качестве добавки, мороженого и угощает Чонгука. Чонгук обхватывает ртом всю ложку разом, у него даже щеки округляются. Тэхёну смотреть на него больно, настолько трогателен каждый его самый простой и обыденный жест. Чонгук не отводит глаз, со звучным чпоком выпуская ложку из своего рта. — Думаю, мы оба знаем, почему ты находишь мой запах чертовски сладким. Интересно, как переживают запечатление омеги, мелькает у Тэхёна в мыслях. Изводится ли Чонгук днями и ночами от лихорадочной тяги к нему, так же, как изводится он? Есть ли у него постоянная потребность быть рядом и радовать другого? Наверное, для него все иначе. Судя по тому, как себя с ним ведет Чонгук, это на нем никак не отражается вообще. Чонгук пинает камушек ногой и они оба наблюдают, как он, отскочив, скрывается из поля их зрения и тусклого света фонарей, поглощенный зловещей теменью. — Что собираешься делать со своей машиной? — спрашивает он. Тэхён тяжко вздыхает и давит костяшками на висок. — Это, блядь, вопрос хороший. — Может, над ней надо просто подшаманить? — Я, блин, надеюсь, обойтись малой кровью. А если нет, то лучше бы нам выиграть в этом баттле, потому что иначе я в полной жопе. — Слушай, нам, в любом случае, заплатят. Просто за то, что мы соберем движуху. — Да, конечно. Но это мелочь по сравнению с главным призом. Мне бы эти деньги очень пригодились сейчас. — Да, как и всем нам. — Чонгук возит ложкой по своему мороженому. Он не сразу решается задать свой следующий вопрос. — А ты живешь один? — Да. — Нехило. — Да, блин, это просто студия. Но мне нужно личное пространство. — А, — только и говорит Чонгук. Ветер уносит его короткий возглас так быстро, что Тэхён даже не успевает разобрать, что он сказал. — Почему? — Что ж, — неуверенно вздыхает Тэхён. Вообще, Тэхён обычно открыт со своими партнерами, о своих привычках и образе жизни, но все это не задерживающиеся в его жизни люди. Просто попутчики на одну ночь. Говорить об этом с Чонгуком ему неловко, будто он не догадывается сам, в чем кроется причина. — Гон. Все дело в этом, в основном. Мне непросто приходится. Чонгук тихо посмеивается и смех его звучит куда более беззаботно, чем несколько минут назад. Словно он успокаивается, заслышав его слова. — Да уж, я и не сомневаюсь. Чего только стоит твой убийственный запах. Тэхён оглядывается на него. — О чем ты? — Ну, твой запах. Сразу видно… Тэхён заинтересованно приподнимает брови. — Словом, вы альфы, как распахнутые книги, понимаешь? Вам не помешало бы такта. По одному только запаху понятно, каков ты в постели. — Ты сейчас серьезно? Хочешь сказать, все это время я только и ходил и размахивал своим достоинством налево и направо? — Вроде того, — Чонгука выражение его лица откровенно забавляет. — Слушай, по крайней мере, за такое достоинство не стыдно. Есть чем похвастаться. — То есть, омеги могут по одному моему запаху определить, насколько большой у меня член? Чонгук взрывается от хохота и бьет себя ладонью по ляжке, заходясь в приступе смеха. — Да нет же. Это не так работает. Просто… от тебе несет угрозой за версту. А внутри меня все подбирается, вопит, что с тобой лучше держать ухо востро. Все это указывает на то, что мужественные черты у тебя зашкаливают. Тэхён направляет на него пустой взгляд. — Мужественные черты? Чонгук смотрит на него игриво из-за чашечки с мороженым прежде, чем опрокинуть в рот остатки. — Ну, да, типа того. Разве ты не чувствуешь то же самое в отношении меня? — Например, что? Чонгук томно хлопает ресницами, весь разом жеманно скукоживается, зная, что от этого его вида у Тэхёна фляга свистит. — Каким влажным я буду в постели. Тэхён тянет воздух через ноздри, прикрывает веки и беспомощно откидывается спиной на спинку скамьи. — Это перебор. Открыв глаза, он находит на себе довольный Чонгуков взгляд. — М-м-мхм. — А как проходят твои течки? — в свою очередь спрашивает Тэхён. — Ой, блин. Сущий ужас. Настроение скачет вверх и вниз и хочется трахать все, что движется. — И как ты с этим справляешься? Чонгук приподнимает бровь и улыбается, заставляя Тэхёна смутиться. В глазах проблеск надежды. Смотрит доверчиво, он вроде бы и дразнит его, но в то же время обезоруживает его злобу. Тэхён дает было заднюю. — Я не то хотел сказать… Чонгук качает головой и не дает ему договорить. — Да все нормально, что ты спрашиваешь об этом. Свои течки я провожу один, снимаю номер в одном их этих отелей, которые рассчитаны на это. Я бы никогда не позволил Джун-хёну или Хоби-хёну видеть меня таким. Никогда. Я очень четко отслеживаю свой цикл. Поэтому я всегда знаю заранее, когда это начнется. Мне нравятся эти номера с красивыми одеялами и подушками, со всем этим дорогущим барахлом для гнездования. Но я хочу жить один, как и ты. — Одному жить грустновато. — Оно и понятно, — Чонгук прижимается еще теснее к нему. Тэхён чувствует исходящее от него тепло. — Но даже несмотря на то, что я делю жилье с ребятами, свои особенные дни я провожу один. Как и ты. Тэхён кивает. А сердце его сжимается от этой картины. Чонгук, такой гордый и несгибаемый, но в то же время, такой уязвимый, совсем один в роскошном гостиничном номере в объятиях помпезных одеял и подушек, лежит, свернувшись крошечным клубочком в самой середине гигантской кровати. Тэхёну это знакомо не понаслышке. Отвратительное чувство, оставаться в такой период одному. Он слышал, что омеги переживают это еще труднее. Он чувствует липкость на пальцах. В бумажном стаканчике еще осталось мороженое, но он опускает его на землю, последовав примеру Чонгука. Тэхён не может заставить себя, поднять на Чонгука глаза. Потому что он уже знает, на какой взгляд он наткнется: взгляд полный надежды, которая крепнет от часа к часу. — Полный отстой, — вместо этого говорит он, криво усмехнувшись и стараясь переменить тему разговора. — Тебе нравится жить с другими альфами? Чонгук моргает. — А. Да, — он опускает глаза на свои ботинки и задумчиво рассматривает носки. — Я им доверяю. Я живу с ребятами, потому что у меня нет другого выхода. Поначалу это была временная акция, но все затянулось. Я так и не обжился так толком. Живу на чемоданах. Как и сейчас, остался еще месяц до большого прорыва, и тогда я смогу собрать манатки и жить один. Обустроить наконец свою комнату, чтобы я мог там оставаться на время течек и все такое в этом духе. — Эх, если бы. Все мы всегда ждем этого прорыва. Так и живем. Тэхён наблюдает за ним, видит, как кривятся его губы от невысказанных слов, а взор устремлен далеко, в водное полотно. Завывая, ветер отбрасывает длинные пряди его челки с лица, обнажает его нахмуренный лоб, острый изгиб его брови. Чонгук уфкает. — Я просто… хотя, так не бывает. Да не может так быть. Всегда есть, к чему стремиться. — Блядь, я очень сильно хочу в это верить. После всего этого, после того, сколько бабок я в то зарядил и моего времени. Я же годами всех убеждал, что это дело выгорит. Всем, всем об этом говорил, моим друзьям, моим родителям. Господи. Родители. Чонгук фыркает. — Да, мне можешь не рассказывать. — Протираю штаны в этом дурацком магазине с оборудованием, а все остальное время стираю пальцы до мозолей на гитаре... А результата никакого. Не могу даже представить. Чонгук качает головой. — Даже не произноси это. Тэхён даже смотреть на него не может. Чонгук выглядит таким напряженным, что это даже пугает, он сидит, сгорбившись, опираясь локтями о колени и пристально всматривается в морскую гладь, будто она у него что-то отняла. — Я не могу облажаться. Я не имею на это права. Я, блядь, вбухал в это денег больше, чем на этом заработал. Мои последние отношения меня просто размазали. И мне даже негде жить. В то время, как мой брат преуспел в своей карьере в сфере технологий, у него машина, квартира в Сеуле и невеста, да, блядь. Барабаны это все, что я умею и все, что у меня есть. Это и есть я. — Хочешь доказать им, да? — Моим родителям? — Чонгук смеется лающим смехом, почесывает нос тыльной стороной ладони. — Конечно. Конечно, я хочу быть таким, типа, посмотрите, я же сделал правильный выбор и вы можете гордиться мной. Ну, ты понимаешь, вся эта хрень, в которой мы так нуждаемся. — Понял. — Вот так, — Чонгук поджимает губы. Тэхён прислушивается, как волны с глухим стуком ударяются о камни, пока Чонгук снова не заговаривает этим своим приятным голосом, который так радует его слух. — Мне все время кажется, что вот оно. Вот же еще совсем немного и я сделаю это. Успех всегда маячит так близко, на расстоянии протянутой руки. А эта хрень с Санхуном, чувак, это… Чонгук зарывается пальцами в волосы в отчаянном жесте. — Мы все проебали. Наша группа как никогда была близка к триумфу. Я знаю, что так оно и было. На нашей стороне были нужные люди, у нас было оборудование, мы были на вершине своих возможностей. Все шло путем, оставалось только протянуть руку. Но я так сильно проебался. Чонгук всматривается в море. А на его лице отражаются сотни и тысячи эмоций. Тэхёна и самого раздирают сотни чувств изнутри. Чонгук продолжает говорить. — На этот баттл было поставлено все. И вот там мы и облажались. Это наша отправная точка. У меня просто есть такое предчувствие, что, если в этот раз мы все сделаем, как надо, наши дела пойдут в гору. Мы опять познакомимся со всеми этими важными шишками, все пойдет-поедет, как по накатанной. И мы наконец выпустим этот гребаный альбом, о котором скоро будут ходить легенды. Все будет хорошо. Это снова происходит: Чонгук весь загорается, болтая и мечтая о своих масштабных и судьбоносных надеждах. В боулинге, когда он так же вдохновленно подбадривал всех сесть и написать песни, это сработало. Но сейчас все иначе. Тэхён не знает, как ему быть. Язык тяжелеет от несказанных слов, он даже не может им пошевелить. — Ты в этом уверен? — наконец спрашивает. — То есть, а как же мы? Чонгук оборачивается, брови сходятся на переносице. Он растерян. — Ты о чем? Мы? А что с нами? Тэхён обдумывает свои слова. — Чонгук, мы уже не просто участники одной группы. — Да, это так, — подтверждает Чонгук несколько неуверенно. Он будто шагает по обрыву в темноте и не знает, какой из его шагов станет последним. Повисает тишина. Слышен лишь гул ветра. Чонгук смотрит на него выжидающе, но дружелюбие медленно сменяется настороженностью, будто Тэхён наконец явил миру свою монструозную сущность с восемью ртами, которыми он сладко забалтывает жертву и восемью руками, которые тянутся, тянутся, тянутся, чтобы схватить ее. — Ты что, блядь, несешь? — спрашивает Чонгук, когда Тэхён так и не произносит ни слова. — Я хочу сказать, — осторожно начинает Тэхён, подбирая слова, потому что запах Чонгука уже выдает его нервозность. — Чонгук, я не знаю, получится ли у меня. Блеск надежды в больших глазах Чонгука окончательно гаснет, он меняется в лице. Будто тень огромной волны накрывает его сзади и в этих тенях он выглядит по-настоящему устрашающе. — Получится что? — Я… — Что у тебя не получится? Ты… — Чонгук трет лицо рукой, оглядывается по сторонам, будто ответы на его вопросы могут найтись, где угодно, среди гальки, лежащей у них в ногах или черном, непроглядном горизонте. Когда он снова оглядывается на Тэхёна, губы у него растягиваются в ломаной, неверящей улыбке. Его запах разливается яростью на языке. — Ты же, блядь, это не серьезно? Тэхён старается контролировать свое дыхание. Вдох. Выдох. Его животная сущность куда страшнее, чем он сам. Он знает это. И это его пугает. Ему ни в коем случае нельзя выйти из себя. — Я ведь тебе говорил, я не мешаю постель и работу. — наконец объясняет он. — Я первый раз от тебя это слышу. — Я это подразумевал, — с запинками говорит Тэхён. Внезапная невозмутимость Чонгука выбивает почву из-под его ног и он не уверен, как ему себя вести. — Ты подразумевал это? — Чонгук презрительно выплевывает. — Это, когда ты пел мне песни про ваши дела в Тиграх? Ты же знаешь, я уже проходил через это дерьмо. Группы распадаются из-за любви и секса. — Ты, как никто другой, должен знать, насколько все это ненадежно, мне оставаться в группе нельзя. — Ненадежно? — передразнивает его Чонгук. — Группы распадаются и по многим другим причинам. Проблема не в… — он отводит взгляд. Его дыхание тяжелое и прерывистое. Затем он снова перехватывает Тэхёнов взгляд, глаза его полны отчаяния. — То, что произошло между мной и тобой необязательно станет проблемой. Думаешь, я проблема? После всего? После…— он захлебывается на последнем слове и пытается скрыть этот срыв кашлем. — Ну, так что? Ты уходишь? — спрашивает он, приподняв бровь, и напустив на себя ледяное безразличие. Его слова могли бы быть убедительны, только если бы не его запах: от Чонгука пахло замешательством, обидой и жгучей злобой. Тэхён старается сохранять невозмутимый вид и холодный рассудок. — Я не бросаю группу. Я выполню условие нашей сделки. Только два месяца и баттл. Чонгук складывает руки на груди и закатывает глаза. — Что насчет меня? Ты не трахаешься с участниками по группе, верно? — он насмехается. Блеск, показавшихся в темноте клыков, бросает Тэхёна в дрожь. Но та боль, что скрывается в его показном издевательстве, разрывает Тэхёну сердце. — И почему же? Стоит кому-то раздвинуть перед тобой ноги, как ты теряешь к нему уважение? — Все не так… — А как? — Чонгук подскакивает со своего мечта, пинает носком камушки, те с неровным перестуком отскакивают в темноту, нарушая мерный шум моря. — Какую еще, нахрен, причину ты выдумаешь? — Просто так больше вероятности наделать ошибок. — Тэхён старается говорить спокойно и ровно, но голос его дрожит, подстегиваемый подавленным состоянием Чонгука. Оно забирается ему под кожу, заставляет чувствовать все в стократ ярче. Воздух возле моря вдруг щипает от холода, даже несмотря на то, что куртка Чонгука обнимает его плечи. — Наделать ошибок? — Чонгук подбирается к нему, нарушает его личное пространство, слова полны яда, вонзаются в Тэхёна, как кинжалы. — Ошибка? Еще помнишь, как трахал меня и называл своим омегой? Или забыл? Ты считал меня своим. А сейчас ты заговорил, что так больше вероятность наделать ошибок? Да ты уже наделал ошибок на год вперед. Что ты вообще, нахуй, имеешь в виду? Это уже слишком. Чонгук специально нависает над ним, широко расправив плечи, он провоцирует его. У Тэхёна по косточкам прокатывается треск, а сердце колотится в груди бум-бум-бум. Струна лопается. Он подрывается, так стремительно, что Чонгук отскакивает назад. Куртка Чонгука спадает с его плеч, валится на скамью безжизненной, скомканной тряпочкой. — Я наделал ошибок? — вторит ему Тэхён. Самообладание ускользает, как песок меж пальцев. Чонгук слишком долго изводил его и теперь, когда он сорвался, придти в себя будет трудно. Он не отдает себе отчета в своих действиях, когда наступает на него, полные губы кривятся, голос становится низким и бесцветным. — Почему ты перекладываешь всю вину на меня? — Потому что это твоя гребаная вина, — шипит Чонгук. — Думать головкой, а не головой, как и всякий другой альфа. Нахрена ты полез на меня, если знал, что все так будет? Не смог устоять перед моей задницей, да? Почему бы не трахнуть единственного омегу в группе и не испортить все, нахрен? Тэхён рычит. Утробно и надорвано. Чонгук усмехается. — Вот так, давай. Рычи на меня. Злись на меня, альфа. Отымел меня в задницу, поимел мою группу. Чего еще ты хочешь? Растоптать мое достоинство и выпить мою кровь? Чонгук толкает его. Тупая боль расходится по грудине, от впечатавшейся в нее ладони. Тэхён принимает этот удар, отшатнувшись. Чонгук вложил в него всю свою кипящую ярость, а он лишь покачнулся. — Ну же, давай! — подстрекает его Чонгук. — Заряди мне! — Я не буду с тобой драться. — рявкает Тэхён. — Видишь, все эти личные разборки, именно поэтому я не могу… — Да пошел ты к черту. Что, вспоминаешь, что ты альфа только, когда дело доходит до постели?— Чонгук весь пылает от негодования, на губах у него приклеенная презрительная насмешечка. Он обводит Тэхёна взглядом с ног до головы, глазами снимает с него кожу. — Даже в постели тебя едва ли можно назвать альфой. Ты просто не умеешь держать свой член в штанах. В конце концов, это все, о чем вы, альфы, можете думать. И ты ничуть не отличаешься от других. Поверить не могу, что ты заставил меня думать иначе. Эта группа снова развалится и будет уничтожена, и все потому, что поверил альфе. Его терпение лопнуло. Тэхён стиснул зубы, остатки его самоконтроля превратились в пыль. — Не смей натягивать на меня этот свой избитый сценарий! — сквозь зубы цедит он, надвигаясь на Чонгука. Его влияние вдруг становится настолько огромным, заполняет каждый атом воздуха вокруг них, заставляет Чонгука отпрянуть. Вспышка паники мелькает в глазах Чонгука на одну короткую секунду. И Тэхён видит, как его животная сущность просыпается нем. Но ненадолго. Чонгук не руководствуется своими инстинктами. Чонгук это Чонгук и он рычит на него в ответ. Тэхён теряется. Потому что внутри него все вопит, Чонгук его омега и он источает тревожные, защищающиеся флюиды. Тэхён должен защитить его, но как это сделать, если сам Чонгук готов вцепиться ему в глотку и перегрызть ее. — Да и почему же? Все вы альфы одинаковые. И ты такой же, как Санхун. Чонгук выплевывает его имя, как кусок пережеванного мяса. — А ты? Никак не можешь забыть своего бывшего? Теперь, когда Тэхён потерял остатки здравого смысла, все это дерьмо льется из него. Неуверенность, которая днями, неделями гноилась внутри него, забиваясь во все щели и трещинки. Санхун это, Санхун то. Его имя только конец света не извещало, оно звучало постоянно. — Я уже давно забыл его и отпустил. — говорит Чонгук, наслаждаясь тем, как взвивается Тэхён от каждого слова, слетающего с его губ. — Так отпустил, что до сих пор припоминаешь при каждом удобном и неудобном случае? Какое он вообще имеет отношение к этому? Ваше с ним дерьмо меня никак не обходят. Не надо меня втягивать в это. Чонгук ощетинивается. — Наше с ним дерьмо? Может, и моя группа это дерьмо, которое тебя не обходит? Об этом ты думал, когда трахал меня? Что тебя все это не обходит? О чем ты думал, когда обнимал меня и говорил, как мечтал об этом? О чем ты думал, когда называл меня самым прекрасным человеком? Когда ты говорил, что я твое все? Ты нихуево так умеешь абстрагироваться. Чонгук натурально трясет. Он пытается держать себя в руках, пытается сохранять лицо, но его голос пропитан болью. Он делает несколько глубоких вздохов прежде, чем поднять на Тэхёна лицо. — Может, это ты так зациклился на нем? — Что? Тэхён так распален, что хладнокровный Чонгуков смех отрезвляет его. — Это тебя так беспокоит? — спрашивает он. — То, что кто-то трахал меня до тебя? Тот факт, что кто-то добрался до меня раньше тебя? Тэхён сглатывает, но горло дерет от сухости. Он с трудом проглатывает слова, готовые сорваться с его языка. Но замолчать голос глубоко внутри себя даже ему не под силу. Этот голос тоскует по Чонгуку так, как еще никогда прежде Тэхён не тосковал ни по кому. Потому что, да. Да, да, да. Это беспокоит его. Он хотел бы быть его самым первым. Он хотел быть его единственным. Он так сильно хотел, чтобы Чонгук был его. — В этом все дело? — спрашивает Чонгук. — Санхун? Какой-то тупой мудак, который подставил меня. — Не выдумывай. — отрезает Тэхён сиплым от напряжения голос. — У меня есть принципы. И я их придерживаюсь. Вот и все. — Что ж, ты, блядь, немного опоздал. Ты уже нарушил свои собственные принципы. Тэхён, ты ведь переспал со мной. Ты боготворил меня. И ты запечатлелся на мне. Весь воздух в одно мгновенье покидает легкие Тэхёна. Он всматривается в глаза Чонгука, выискивая там ответы. Но не находит ничего, кроме досады. — Ты знал? — беззвучно спрашивает он, чувствуя, как гора с его плеч падает, но теперь все его слабые места на виду. — Конечно, я знал. За кого ты меня принимаешь, за идиота? Ты, в самом деле, все это время думал, что ты один в теме? — Почему же ты не сказал мне? — Ты тоже ничего мне не сказал! Я… думал, это значит, что мы… — он запинается. Он резко втягивает воздух сквозь зубы. Чонгук качает головой. — Значит, ты знал, что ты запечатлелся на мне, ты знал, что не сможешь играть с нами вместе, если мы переспим, и ты знал, как ты мне нужен. И ты все равно сделал это? Хах. Даже не говори мне, что рассчитывал трахаться со мной и дальше после того, как ты наворотил таких делов. Ты либо со мной, либо идешь к черту. Никаких полумер. И никаких притворщиков. Он тычет Тэхёну пальцем в грудь, но отнимает его прежде, чем Тэхён успеет отмахнуться от него. — Так ты думал? — напирает Чонгук. — Уйдешь из группы, но у тебя останусь я, да? Тэхён сжимает зубы. Кожа горит от того, что его уличили в его пороках. — Я ведь говорил тебе, — продолжает Чонгук. — Без тебя эта группа загнется. — Ты перекладываешь всю ответственность за эту группу на мои плечи. Я не могу взять на себя этот груз. Я обещал играть с вами два месяца и сыграть на баттле. Я сдержу свое слово. — Дерьмо это собачье. И ты это знаешь. Ты же знаешь, что все изменилось. Ты же знаешь это? Скажи. Чонгук зарывается пальцами обеих рук в волосы, тянет пряди, глаза у него расширены от ужаса и злости. — Так ты думал? — как в бреду, повторяет он. Голос у него дрожит. — Ничего я не думал. Все разваливается на глазах. Его жизнь рушится, как замок из песка. В первые за всю свою жизнь, он даже не подозревал, что все закончится так. — Ну, конечно, ты не думал. Как я мог вообще такое предположить, чтобы тупой альфа и думал. Если переспать со мной это такая головная боль для тебя, — вены на его шее опасно вздуваются. — Тебе нужно было сказать мне об этом. А не вести себя, как гребаный кобель, который на следующий же день выпинывает свою очередную поставленную галочку из постели. Тэхён скрещивает руки на груди, закрывается от него и отводит взгляд в сторону. Его слова стучат в висках, ведь именно эти мысли проскальзывали в его голове, каждое утро после того, как очередной незнакомец покидал его квартиру. — Я должен был догадаться сам, — говорит Чонгук и становится перед ним, не дает ему отвести глаз. Он знает, что он делает. Парень вроде него, годами крутящийся среди альф умеет постоять за себя и умеет с ними спорить. — Конечно, ты не смог устоять и отказаться от возможности трахнуть хоть кого-нибудь, кто поведется на всю эту твою херню. А я такой же, как и все твои омеги до меня. Пальцы Тэхёна дергаются. Он еле сдерживается, но Чонгук смеется ему в лицо. — Назвать тебя альфой у меня не поворачивается язык. Животное начало Тэхёна в бешенстве. Он слепнет от ярости. Совершенно не соображает, обнажая зубы. Рык вырывается из самой груди и его влияние расходится настолько, насколько Чонгуку никогда не удастся. Эффект мгновенный. Чонгук сжимается, но глаз не отводит. Альфа есть альфа, как ни крути. — Послушай сюда. — хрипит Тэхён. — От своих слов я не отказываюсь. Два месяца и баттл. Точка. Чонгук успокаивается, расправляет плечи и поднимает на него лицо. Он смотрит ему в глаза, подначивая. Держится он молодцом. Лучше любого омеги, с которым Тэхён имел дело. Получше многих альф, которые ему попадались. — Отлично. Я тебя понял. Два месяца и баттл, а после этого мы распрощаемся. Навсегда. Конец для тебя и для меня. Вот и все. — Отлично, — поспешно бросает Тэхён, в горле першит. Ярость застилает ему глаза. А во рту привкус крови. — Отлично, — выплевывает Чонгук. Его голос срывается. — Я должен был догадаться. Именно поэтому я с альфами и не путаюсь. — Опять за свое? — поддевает его Тэхён. Чонгук подхватывает свою куртку со скамейки. Он делает вздох и смотрит Тэхёну в глаза в последний раз. — Да пошел ты. Прямо в сердце. Тэхён задыхается. Дело не в его словах, дело в том, как он их произнес. Будто Тэхён не значит для него ничего. Глаза полные ненависти. — Ты живешь не так уж и далеко. Сам доберешься. Тэхён не оборачивается, когда он уезжает. Просто зажмуривает глаза до белых искр, пока его мотоцикл разгоняется на пустой дороге. Он пытается сделать вдох, но грудь сдавливает тисками. На море поднимается сильный ветер, теперь уже обнаженные руки покрываются мурашками от холода.