***
Тэхён не собирался писать ему так быстро, но хватило его на пару дней после их следующей репетиции.Тэхён Не занят?
Ответное смс прилетает через секунду. Тэхён улыбается. Чонгук неужели?Тэхён Работаю над песнями С прогой было бы удобнее
Чонгук ага с прогой почему ты написал мне только сегодня?Тэхён Почему сам не написал, если хотел пообщаться?
Чонгук так не покатитТэхён Ты хочешь, чтобы я делал первый шаг? Побегал за тобой? Может, еще попросить разрешения у твоих родителей?
Чонгук при чем тут это меня нельзя заполучить просто так Тэхён цокает языком и задумчиво вперивается глазами в экран телефона. Чего Чонгук пытается от него добиться? После того, как владелец квартиры вызвал слесаря и починил капающий кран, в помещении непривычно тихо.Тэхён Похоже на то, что ты хочешь, чтобы я поухаживал за тобой
Чонгук забейТэхён Ну так что? Чем занимаешься?
Чонгук мм вообще, я реально занят твоя помощь не помешала бы***
Тэхён подруливает на своем дряхлом Хёндае 2011 года к тротуару. — Ты приехал, — отзывается Чонгук. Он стоит на бордюре, посреди присущей вечеру людской толчеи, и, отставив ногу, следит, чтобы никто мимо проходящий не пнул картонную коробку на полу. Тэхён выбирается из машины. Осенний ветер приносит запах соли с пляжа аж в нескольких кварталах отсюда. Он весь подбирается, втягивает шею в плечи и поплотнее запахивается в куртку. — Ага. А ты как думал? Чонгук поглядывает на него с улыбочкой, но поспешно отворачивается, прежде чем Тэхён понимает, что к чему. Пинает коробку с правой стороны носком ботинка. — Вот! Я возьмусь с этой стороны, а ты давай с другой. Тэхёну аж свербит, как хочется поздороваться с ним хоть как-нибудь: будь то краткое объятие, да хоть бы по плечу похлопать, чмокнуть в губы, ну, или в крайнем случае целомудренно, по-братски в лоб. На секунды бы услышать, какой ритм отстукивает его сердечко, если бы только его омега подпустил Тэхёна к себе ближе, позволил подразнить, поиграть с ним или помочь обрести внутренний покой. Да хоть что-нибудь. Вместо этого Тэхён послушно открывает заднюю дверцу, берется за сказанную названную сторону коробки и вместе они ее втаскивают на заднее сидение. — Куда едем? — спрашивает Тэхён, уже сидя за рулем. — Ко мне, — Чонгук усаживается на пассажирское сидение спереди. — Джун-хён должен был помочь мне с этим. — Он занят? — Ага. Ну и… мне порой неловко гонять его со всеми этими поручениями. — Не думаю, что его это сильно беспокоит. — Да нет, наверное. Я слыхал, это чисто ваша тема. Альфы. Тэхён скашивает на него взгляд и натыкается на хитрый прищур. Тэхён проворачивает ключ в замке зажигания и выезжает на дорогу. — Есть такое. Но я здесь не по этому, если ты пытаешься вывести меня на чистую воду. Чонгук одобрительно мычит и смотрит прямо перед собой, на дорогу. — Правда что ли? Это ли не внутренняя потребность спасти принцессу от дракона? Тэхён закатывает глаза. — О чем ты, блядь, думаешь, Чонгук? — Сам не знаю. Чепуха. — он съезжает на сидении ниже. — Что-то случилось? — Да нет. У меня выходной сегодня. Ты же меня знаешь. Не люблю я просить о помощи. — Но я же сам хотел помочь. Мне нравится помогать. Так я не чувствую себя бесполезным куском дерьма. Я рад, пока другие рады. Чонгук ничего не говорит в ответ. — Омега это, вообще-то, не приговор быть заточенной принцессой в башне с драконом. К тому же, это определенно не мой типаж. Его слова заставляет Чонгука встрепенуться. — Да, и какой же у тебя типаж? — Мне по душе, знаешь, — Тэхён пожимает плечами, — Драконы. — зубасто скалится. — Вот как. Нравится, когда из тебя выбивают, нахрен, все дерьмо? — Нет, не так… забудь, блин. — Славно, потому что я таким не промышляю. — Да? И чем же ты промышляешь? — Тэхён усмехается и посматривает на задумчиво сощурившегося Чонгука. — Знаешь, что говорят о таких людях, Тэхён? Которые помешаны на играх, но, в особенности, на выигрышах. Почему ты написал мне? — Я просто хотел увидеть тебя. — не увиливая, говорит Тэхён. Честно и прямолинейно. — А ты почему ответил? Повисает молчание. Тэхён только сейчас ловит себя на мысли, что даже не включил музыку. Только он и Чонгук, и шорох колес по дороге. — Я тоже хотел увидеть тебя, — наконец отвечает Чонгук. *** — Давай-ка, подсоби мне с установкой, — сразу велит Чонгук, стоит им переступить порог квартиры. Он выскальзывает из своей бесформенной ветровки и швыряет ее на диван. Одного взгляда на диванные подушечки хватает, чтобы внутри у Тэхёна все занялось огнем, вспоминая, чем они тут с Чонгуком занимались. Тэхён мнется, не зная куда себя деть, куда положить руки, которые безвольно болтаются вдоль тела, и как вообще себя вести. Он, конечно, бросается помочь, но, в целом, чувствует себя не у дел, стоя в сторонке и наблюдая, как Чонгук управляется, приладив тонкий пластик к корпусу барабана. Тэхён подставляет стул, разворачивает его спинкой и садится верхом, расставив ноги, и опустив подбородок на спинку. Он следит за тем, как проворно двигаются красивые, покрытые татуировками пальцы Чонгука, и как трогательно он поджимает ступни под задницей, сложив одну поверх другой, разместившись на ковре. — Что ты делаешь? — спрашивает Тэхён. — Решил поменять малый барабан. Ну и обод после…. Ну, ты понял. После того, как я оставил эту вмятину. — Чонгук хмыкает. — Я хотел посмотреть, как себя поведет обод из алюминия в работе. А потом, думаю, поменяю и стойку тоже заодно. После гига в Кёнсане она никуда не годится. Плюс я уже давно хотел прикупить еще одну подвесную тарелку. — Почему? Разве так кто-то делает? — Конечно. Клэй Эшлиман так играет. У него их целый миллион. Он, блин, сумасшедший. Мне, конечно, еще до него, как до луны пешком, но я с этого пути сходить не собираюсь. Разбуресь по дороге, как со всем этим сладить. Подержи-ка. Чонгук протягивает ему металлический прут. Дальше они собирают барабанную стойку в тишине, не переговариваясь. Когда с ней покончено, Чонгук крепит малый барабан и ставит его перед собой. — Выглядит отлично, — подмечает Тэхён. — Больно много ты знаешь. Тэхён фыркает. — Стоит ровно, что еще я, нахрен, должен знать? — Ага, стоит что надо. Только надо все равно настроить. — Как ты это делаешь? Чонгук окидывает его беглым взглядом. — Я тебе покажу. Он подкручивает болтики по бокам корпуса каждый раз отстукивая один и тот же ритм, проверяя. Перестук его палочек по барабану дрожью спускается по позвоночнику Тэхёна до самого копчика. — Вот и все, — говорит Чонгук, откидываясь назад и смотря на Тэхёна. Так они и сидят. Тишина кажется неудобной. Поэтому Тэхён заговаривает: — Ты хотел научить меня играть на установке. — Хм. — Чонгук скользит взглядом по его телу сверху-вниз. А потом снова поднимает его на лицо Тэхёна. Даже вот так: сидя без куртки и, наполнив всю комнату своим сладким запахом, Чонгук все еще не сдает позиций и Тэхён, по-прежнему, у него под башмаком. — Точно. Все прямо как в прошлый раз, только теперь они поменялись ролями. Тэхён занимает его законное место за установкой, а Чонгук сидит на стуле позади него, но так близко, что Тэхён чувствует тепло его тела. — Вот так, — говорит Чонгук, накрыв его руку своей и выправив его хватку на барабанных палочках. — Почему ты играешь такими тяжелыми палочками? — Может, дело не в палочках, а в твоих руках? Просто вкусовщина. — С твоими руками не повыбираешь, да? Слишком тонкие палочки того гляди и переломятся. Может, дело в этом? — Слушай, я думал, мы уже перевернули эту страницу? — недовольно огрызается Чонгук, — Смотри. Давай начнем с этого, ладно? Это проще простого. Четвертные ноты снова и снова. Раз-два, раз-два. Держи темп. Вот так. Тэхён повторяет сказанное уже на барабане. Ему нравится это чувство, как ритм импульсами отдается в его не самых набитых руках. —Ты можешь и тройки сыграть. Просто чередуй палочки. Ага. Проходит какое-то время, заполненное ровным и простым ритмом, отбиваемом палочками по ударной поверхности. — Ты уверен, что это имеет смысл? — спрашивает Тэхён. — Знаешь, спешка хорошо только при ловле блох. Ты можешь торопить события и тогда на выходе у тебя жидкое чувство ритма. Или ты можешь с самого начала работать, как положено. Так и учатся играть на установке. Ты наслаиваешь одно на другое. От простого к сложному. Но скелет и костяк всегда один и тот же. Главное, это держать правильный темп. Тэхён понятливо мычит. — Ты в этом хорош. У тебя проблем с ритмом нет. Мне нравится, как ты играешь. Чонгук не сразу отвечает. — Спасибо. — Ты как подушка безопасности. Его слова смешат Чонгука. Теплый, рокочущий смех обволакивает Тэхёна. Он мог уже давно отодвинуться, потому что в этой близости не было необходимости, но Чонгук все еще прижимался грудью к его спине. — Почему? — В том плане, что я всегда могу на тебя положиться. Даже если я облажаюсь, ты всегда подстрахуешь меня. Если я, нахрен, вылечу из этой колымаги, ты всегда меня спасешь. — Да, — кивает Чонгук. — Да, так и есть. Вот таким барабанщиком я и хочу быть. Мне приятно это слышать. На них находит волна умиротворения. Тэхён опускает запястья на бедра, расслабленно держа палочки в руках, как это часто делает Чонгук. — Научишь меня еще каким-то азам? — Не думаю, — Чонгук подбирается еще ближе, опускает подбородок ему на плечо. Горячее и крепкое. — Ты так хорошо пахнешь, — шепчет он. — М-м, — негромко отзывается Тэхён. От этого признания у него по коже бегут мурашки. Омега, от которого у него голова идет кругом, говорит, что ему нравится его запах. Да он на дыбы готов встать. Он склоняет голову набок, открывая шею. — Ни в чем себе не отказывай. — Ах, — Чонгук приникает кончиком носа к его шее, тянет воздух с его кожи. Волоски встают на коже от щекочущего прикосновения его носа к чувствительному месту под линией подбородка, от его теплого дыхания. Его шея зудит от того, как ему хотелось бы, чтобы пара зубов пронзила кожу на его горле до крови. — Такой сговорчивый альфа. — говорит Чонгук. — М-м. — Нечасто такое встретишь. — Ну, я же уже говорил тебе, что… — Знаю, — перебивает он, проводя рукой по его предплечью с другой стороны, придерживая Тэхёна. — Именно это мне в тебе и нравится. Очень сильно. — Ты так ничего дельного мне и не показал на барабанах. — В жопу барабаны. Тэхён посмеивается, хриплым, лающим смехом, потому что Чонгук откровенно утыкается носом в точку, где бьется жизнь, довольно мычит, скользя по ней губами. Пальцы Тэхёна непроизвольно сжимаются вокруг барабанных палочек. Чонгук наваливается на него сзади, обвивает его талию руками и сопит от удовольствия. И это настолько будоражит Тэхёна, что пальчики на ногах поджимаются. — Чонгук, — лопочет он едва слышно, но Чонгук его совсем не слышит, слишком увлеченно притираясь к нему. Вдалеке, на лестничной клетке, раздается топот шагов. А затем и целый букет запахов. Это альфы и их несколько. Тэхён еле проглатывает рык, рвущийся из его горла. Чонгук успевает отстраниться как раз перед тем, как дверь распахивается. — Да, я все сам починил. Сначала зашкурил, потом отполировал и все такое. — разглагольствует Намджун, придерживая дверь открытой для других. В дверном проеме появляются еще двое: Сокджин и какой-то альфа, которого Тэхён видит впервые в жизни. Намджун неожиданно замечает их. — О, здорово, Гук. Тэхён. Не ожидал тебя здесь увидеть. Чонгук подрывается со своего места. — Это я не ожидал вас всех здесь сейчас увидеть. — Привет, волшебник, — кивает Тэхён Сокджину с улыбкой, уповая только на небеса, что его вид более-менее адекватный. Потому что внутри все бурлит от ярости, а улыбка в любую секунду грозит превратиться в животный оскал. Сокджин дружелюбно здоровается с ними обоими, глядя в своей всезнающей манере. Будто он все понимает, пока остальные даже не догадываются. Он, должно быть, чувствует, как в воздухе переплелись естественные запахи Тэхёна и Чонгука. Какая тяжелая здесь атмосфера. Намджун вперивается в него тревожным взглядом, каким они с Хосоком уже наградили его однажды в боулинге. Однако, пока ему не за что прижать Тэхёна к стенке и это радует. Если бы они узнали, что омега их группы положил на него глаз, ему несдобровать. Вряд ли они бы восприняли с большой радостью то, что в группе завелся двойник Санхуна, который расстраивает их драгоценного Чонгука и угрожает успеху группы. Все равно что, обнаружить укус у Тэхёна на подбрюшье. Это его ахиллесова пята. — Джихён-хён, — тем временем обращается Чонгук к незнакомому альфе. — Не знал, что ты в городе. — Да, — подтверждает он. Он стоит, перенеся вес на одну ногу. — Вернулся, поработать с ребятами над кое-чем. — непохоже на то, что он имеет на Чонгука какого бы то ни было характера виды, но он разговаривает с ним и он смотрит на него. Незнакомый альфа. Тэхёна охватывает какое-то необъяснимое чувство раздражения, расползается во рту гадким привкусом, будто бы он прикусил язык и из раны хлынула кровь, заполнила весь рот и потекла по горлу. Чонгук понимающе оглядывается на Тэхёна. Резко и мимолетно. Ему понятна подоплека каждого тэхёнова движения, что говорить о такой неприкрытой злобе. Возможно, он знает куда больше, чем позволяет Тэхёну понимать. — Будешь на гиге на следующей неделе? — он будто невзначай проходит к дивану и поднимает свою ветровку. Накидывает ее быстрым движением на плечи. — В Дэгу же? Да, я… — Супер. Тэ, идем. — Чонгук дергает подбородком в сторону двери, — Давай уберемся отсюда, пока Джун-хён опять не завел свою шарманку про фургончик. Чонгук уводит его из комнаты, в конец по коридору, прочь оттуда. Снаружи Тэхён наконец может вдохнуть разреженный воздух, и ему больше не нужно бороться за каждый глоток с другими альфами. Его рассудок проясняется, отодвинув животную сторону. — Господи, — только и выдыхает он. — Вот это тебя проняло. Не любишь, когда зарятся на твое, да? — Чонгук пригвождает его к стене своим крепким телом, запирая от всего, как в клетке. — А ты еще даже не успел сделать меня своим. Тэхён сжимается. — Извини, я просто… — Не извиняйся. Я, блядь, в восторге. Чонгук поводит носом возле его шеи, принюхивается. Тэхён и секундой не колеблется, позволяя ему схватить себя за горло и в прямом, и в переносном смысле. У него слабеют колени. Черт, стоит Чонгуку произнести хоть слово, и он без сомнений, разрешил бы ему вцепиться в свою шею. — Совсем не боишься подпускать меня так близко, большой альфа? — он дразнит. Улыбается. Царапает зубами тонкую кожу, под которой по переплетениям вен и артерий бежит кровь. Тэхён низко стонет, но не произносит ни звука. Беспомощно хватается за его тонкую куртку и просто, нахрен, приваливается к стене спиной. Им обоим хорошо известно, что прямо сейчас он позволил бы Чонгуку все, что угодно. Но Чонгук отступает. Тэхёна штормит, с одной стороны у него все еще подкашиваются колени от их близости, а с другой внутри него все поднимается от возмущения, что Чонгук был в шаге от непоправимого. — Ты берешь надо мной верх, — тихо говорит Тэхён. Чтобы он не забывал. С альфой такое не прокатит. В лучшем случае, альфа будет взбешен. В противном, это может закончиться и увечьем. Чонгук пробегает языком по кромке зубов и ухмыляется. — И что же ты мне сделаешь? Тэхён остается спокоен. — Меня не так просто вывести из себя. Чонгук хмурится. — Ладно. Хочешь посмотреть мою комнату? Он берет Тэхёна за руку и ведет дальше по коридору. Пальцы у него шершавые от мозолей, но тыльная сторона ладони, под большим пальцем Тэхёна, гладенькая и мягкая. Его комнатушка в самом конце коридора, спрятана в самой глуби квартиры. Маленькая и уютная, на окне висят не пропускающие свет тяжелые шторы, в комнате неясный полумрак из-за розовой соляной лампы, стоящий в углу. На стене пришпилен плакат с Железным Человеком. Тэхён подмечает, как аккуратно заправлена его постель. В комнате витает его естественный аромат, но не дает по башке, вопреки его ожиданиям. Его течка, видимо, была давненько, судя по обстановке. Или так, или же он проводит свои течки в другом месте. Несмотря на то, что в комнате нет явных признаков гнездования или прочей омежьей дребедени, что-то отчетливо выдает, что принадлежит она именно омеге. Возможно, уют и покой этого помещения. Чонгук впустил его, альфу, в свое личное пространство и было бы глупо проигнорировать весомость этого факта. Он находит его взглядом, тот подбирает какие-то вещи с пола и закидывает их на стул. — Значит, соседствуешь с альфами, да? — спрашивает Тэхён. — Ревнуешь? — Чонгук садится на кровать и откидывается на локти, широко расставив ноги и приоритеты. У Тэхёна все искрится внутри. Он бы забрался на него сверху, вжал его в постель, схватил и хорошенько выебал. Тэхён гонит эти мысли подальше. — Любопытствую. Ты подавляешь течку? Чонгук поджимает губы, а лицо его приобретает такое выражение, что лучше бы Тэхён не спрашивал об этом. — Когда как. Не часто. Я не люблю скрывать свой запах и мне нравится, когда он выражен ярко. Это помогает, знаешь ли, добиться желаемого. В любом случае, я не остаюсь здесь, если у меня начинается течка. Тэхён присаживается на краешек постели. Чонгук сразу подбирается и перетекает ему на колени. Он своего точно не оставит. — Нужно дождаться, пока они уйдут, — напоминает Тэхён, но руки само собой ложатся Чонгуку на бедра. — Это их проблемы, — шепчет Чонгук, — Они здесь не задержатся. — он елозит задницей по его ногам, устраиваясь поудобнее. Тэхёну нравится видеть его у себя на коленях, чувствовать его вес, видеть царственный вид и покорную изнанку. В его глазах он выглядит, как божество. Ловящие одинокий луч света, пробивающийся через шторку, проколы сияют словно и правда сошел с небес. Блистательный и опасный, но такой пылкий и нежный. — Да ладно, альфа, — хмыкает Чонгук, — Разве ты сможешь удержаться? Чонгук ловит его губы в поцелуе. И Тэхён просто поддается ему, сдает все опоры, он откидывается на спину, позволяя Чонгуку накрыть его сверху, пока контроль ускользает, как песок через пальцы. Будь на его месте кто-то другой, повалил его вот так на спину, прижал его, ставшие безвольными, руки к кровати, его нутро вопило бы, как пожарная сирена, пока он не впился бы зубами в кожу и не взял свое. Ему не впервой позволять омегам большее, но каждый раз это требовало от него не дюжего самообладания и правильно настроя, как минимум. Но с Чонгуком это так легко. Тэхён проскальзывает ладонями ему под куртку. — Сними. Дай мне услышать, как ты пахнешь. Чонгук привстает, не сводя с Тэхёна глаз, подается назад и стягивает с плеч ветровку. За ней же следует и футболка, летит куда-то на пол, позади него. Его запах волнующий и ароматный, а сам он весь как отлитый из воска: мышцы гладкие и гибкие. Глядя на его сужающуюся талию и плоский живот, член у Тэхёна заинтересованно дергается, упираясь Чонгуку в задницу через слои одежды. Он воплощение молодости и здоровья, а мягкие изгибы его талии так многообещающе манят, животные инстинкты Тэхёна подсказывают ему, что такого омегу можно было бы трахать и заполнить своим семенем до последней капельки, под самую завязку. Чонгук, похоже, и сам прекрасно об этом знает, потому что ребро его ладони стекает вдоль впалой линии в серединке его пресса, пальцы порхают по коже, будто нарочно привлекает его внимание. Призывает не сводить с его тела глаз. Такой омега был бы выносливым партнером, скорее всего, с легкостью бы выдержал приличную, безудержную долбежку и несколько заходов один за другим во время гона. Запросто принял бы его узел. Блядство. Рот у Тэхёна наполняется слюной. — Прикоснись ко мне, — в приказном тоне говорит ему Чонгук. Омега велит альфе, что делать. Тэхён взбрыкивает, но подчиняется. Правда отвечает той же монетой. Он резко дергает бедрами, подкидывая Чонгука, заставляет его потерять равновесие и тогда сбросив на кровать, переворачивает на живот. Чонгук с визгом позволяет ему вжать себя в матрас, выгибается и трется о него отставленной задницей, пока Тэхён возвышается над ним, накрывает его своим телом. Тэхён прижимается к нему теснее и шепчет на ухо: — Хочешь, чтоб все услышали, как тебя трахают? Услышали твои крики и твой запах? Глядя на распластавшегося под ним Чонгука, у Тэхёна что-то перемыкает в голове. Это чувство восторженной ярости, его запах становится ярче и агрессивнее. Но Чонгука это совсем не пугает, а даже наоборот — он урчит от удовольствия. — С тобой так весело. Ты как хлебный мякиш, а я люблю играть с едой. Тэхёна эти слова забавляют. — Да, и почему же? — Потому что даже так ты остаешься альфой с большими и страшными зубами. Тэхёну не впервой такое слышать. Омеги нередко его таким потчевали, а как-то раз пришлось услышать и от залетного беты, с которым он хотел поэкспериментировать со своей ориентацией, думая, что в ней кроется причина из раза в раза преследующего его игнора. Все они так говорили. Каким бы уступчивым и мягким он ни был, он все еще оставался альфой. А с альфами шутки плохи. — Снимай футболку, — говорит Чонгук, — И сними с меня штаны. Я хочу, чтобы ты растянул меня. Хорошенько подготовь меня, пока пацаны не свалят. — Блядь, — выдыхает Тэхён, в голове у него непроглядный туман. Он рывком срывает с себя футболку. Скатывается на пол, становится на колени и стягивает с Чонгука штаны разом с нижним бельем. После того, как на Чонгуке практически не остается одежды, он снимает с него последний элемент — его черные носки, правый, а потом левый. По сравнению с натруженными ладошками, ступни у него шелковисто гладкие, с красивым подъемом и ровными пальчиками. — Какая прелесть, — восхищенно бормочет Тэхён, любовно приподняв одну ступню на раскрытой ладони, он оставляет на ней отпечаток своего поцелуя. Чонгук хихикает и дергает пальцами ноги. — Щекотно. — Если не хочется, я не буду так делать. — Мне хочется. Тебе же нравятся мои ноги, да? — Если только капельку. — М-м-м. Ну и подонок же ты. — Чонгук вытягивает ноги, большим пальцем одной он водит у Тэхёна под подбородком, а пальцами другой прижимается к тэхёновой щеке. — Да они же воняют! Я весь день носился в ботинках. — Ага. Мне так нравится еще больше. — Еще бы тебе не нравилось. — фыркает Чонгук. — Ты с ума сходишь от моего естественного аромата, тебе нравится запах моего пота, а теперь еще и это. Что же с тобой будет, когда я подпущу тебя к своей заднице, а? Тэхён гудит от предвкушения, обнимает его ступню ладонью, а затем кончиком обводит контур подножия, вдыхая пряный, мускусный запах его пота. Чонгук упирается пальцами ему в лицо, вырывается, но стоит Тэхёну со звучным чпоком обхватить его мизинец губами, он задыхается от восторга. Тэхён поводит языком по мягкой подушечке. — Вот так, пососи его хорошенько. Какой же ты грязный мерзавец! — М-м-м-м. Да, так и есть. Скажи снова! — Ты мне тут не командуй. — Чонгук с силой отпихивает его лицо ногой в сторону. — Ты грязный и мерзкий альфа! Тэхён низко стонет, шлепок по лицу болью отдается в скуле. — Вот так, мне нравится! — Очень хорошо. А теперь давай другую, начинай! — Чонгук издает высокий вскрик, а потом задушено смеется, когда Тэхён осторожно дует на влажные от слюны пальцы его ног. Он вылизывает подошву другой его ступни. Характерный привкус кожи остается терпкой солью на языке. Головка его члена болезненно упирается в шов его джинс от того, какому непотребству он тут предается. — Кто бы мог подумать, что ты любитель полизать пяточки. Точно не я. — Да я просто… черт. Мне нравится, как они пахнут. А твои пяточки исключительно очаровательные. — Тэхён водит кончиком большого пальца вдоль его ступни в подтверждение своих слов, улыбаясь тому, как по телу Чонгука прокатывается дрожь, а сам он постанывает. — Тебе приятно, да? — Ага, мне нравится. Ты просто тащишься по этому запаху? — Не только. Мне, в целом, нравятся твои ноги, а ступни это, вроде как, неотъемлемое, логическое завершение ног. — Тэхён проводит раскрытой ладонью по его икре, ощущая под пальцами поджарые мышцы его ног, прослеживая, как ускользающий изгиб от тонкой щиколотки по выпуклой икре проваливается под коленкой. Тэхён забирается обратно на кровать, приподнимает Чонгука повыше, чтобы освободить для себя место. Начиная со ступни он прокладывает поцелуй за поцелуем выше по его икре, разминая его ноги пальцами. Чонгук довольно мычит и растекается по кровати. Добравшись до его бедер, Тэхён находит руками ягодичную складку: упругая мягкость и мышцы под пальцами. — Раздвинь ноги, — говорит он и Чонгук слушает. Расставляет ноги, чтобы он мог прижаться губами к внутренней стороне его бедра и почувствовать как здесь Чонгук пахнет собой острее, более выражено. Тэхён опускает руки ему на талию, соскальзывает по покатым бедрам вниз, ощущая плавность этих линий самыми кончиками пальцев, впиваясь в них. — Блядь, ты такой сексуальный. Просто воплощение самого секса. Мне нужно… можно я сниму штаны? — Какой хороший мальчик. Можно. Но только потому что ты так старательно попросил. Тэхён неуклюже дергает замочек молнии, сбрасывает с себя джинсы и трусы, как вторую кожу. Избавившись от давящего чувства тесноты, он может хотя бы ненадолго передохнуть. Тэхён трогает себя, рассматривая натренированное тело Чонгука, с удовольствием провожая глазами каждую линию и каждую черточку, вбирая каждый сантиметр его загорелой кожи, и наслаждаясь его совершенной невозмутимостью, с которой он, положив подбородок на сложенные ручки, скучающе взирает на него из-под стрелок ресниц. Он глядит на него через плечо, а в черных маслянистых глазах плещется темнота. Пристальный взгляд опускается на его член. — Боже, ну, и махина. Хватит прохлаждаться, давай, подготовь меня. — он укладывается на грудь, подтягивает колени и отставив руки за спину, раскрывает свое розовое, гладко выбритое, сжатое отверстие, оттягивая ягодицы в стороны, так чтобы Тэхёну было хорошенько видно. Он пару раз сжимается и с, пока еще стянутых, краев капает обильная капля смазки. Тэхён при виде этого зрелища не может сдержать рычащего стона. — Черт бы побрал тебя и твой грязный рот. Иди ко мне. — Тэхён сокращает расстояние и, подобравшись к нему ближе, оставляет поцелуй сначала на его левой ягодице, потом на правой, после чего целует чуть выше его дырочки, в самый последний позвонок. Затем он спускается ниже, утыкается лицом в его бедра, он пахнет здесь так сильно, что нет никаких сил это терпеть. Приторно и волнующе. Так пахнет только омега, который жаждет, чтобы ему вставили по самые яйца. Он берет в рот его мошонку, перекатывает влажные и скользкие от выделений яички. С губ Чонгука срывается судорожный вздох, но когда Тэхён дотрагивается до его сжатой дырочки и трет ее двумя пальцами, он начинает стонать. — Я такой мокрый, — тянет Чонгук. И столько в этой простой и очевидной реплике разврата, что у Тэхёна мутится рассудок. — Да, ты весь мокрый, — Тэхён оставляет след своих зубов на его мясистой ягодице, а затем подползает выше и прижимается грудью к его спине, тычется носом ему в шею, собирает с его кожи свидетельство того, насколько же он возбужден. Чонгук наклоняет голову, раскрывая перед ним шею в откровенно покорном и доверчивом жесте. Тэхён низко стонет, царапает резцами влажную кожу его шеи. Чонгук в его руках дергается, всхлипнув, а пальцы Тэхёна покрываются порцией густой и вязкой смазки. Его дырочка трепещет от того, как ему не терпится быть наполненным. Тэхён снова трет подрагивающие складочки, чувствуя пальцами, как она дышит, то смыкается, то приоткрывается, собирая смазку, он вталкивает два пальца внутрь. — Бо-же… блядь, — выстанывает Чонгук в матрас и толкается назад, насаживается на его пальцы еще глубже. — Я знал, что мне понравятся твои пальцы внутри. Согни их. Я буквально чувствую, как сокращается моя простата… ах-н-г… да, да, да. — Блядь, ты такой горячий, — восхищенно произносит Тэхён. Внутри он раскаленный и гладкий. Тэхён вхолостую толкается влажным членом по его сочным ягодицам, чтобы снять хотя бы немного напряжения. — Вот это тебе подфартило, ах, да? — Как ты течешь, Гук. А как ты пахнешь, если бы ты только слышал, я схожу с ума. — Да, да, Хочу, чтобы ты уже вставил мне. Вставил мне свой толстый, длинный член, альфа. Вошел так глубоко, что дошел бы до моего пупка. — Господь бог, — его голос дрожит. Тэхён трахает его пальцами в таком бешеном ритме, что взбивает естественную смазку в пену. Прикусывая кожу на его плече и посасывая, оставляет засос на его теле, Тэхён поверить не может, что Чонгук так доверяет ему. — Все эти альфы там слышат, насколько ты, черт побери, испорченная дрянь. Спорим, они слышат твой аромат. Ставлю все на то, что у них каменный стояк при одной только мысли о твоей изнывающей и истекающей смазкой щели. У меня вся ладонь мокрая. Чонгук сдавленно стонет и прикусывает ребро своей ладони, чтобы заглушить последующие стоны. — Да, вот так, — одобрительно хмыкает Тэхён, — Будь паинькой, не шуми. — Мг-м-м-м, — надо отдать ему должное, Чонгук старается сохранять относительную тишину, не считая вырывающихся из его горла всхлипов, каждый раз как Тэхён проходится пальцами по его простате. В какой-то момент он берет ровный и равномерный темп, от которого Чонгука выкручивает на постели, а его возбужденный член елозит по покрывалу. Где-то на периферии раздается хлопок входной двери. — Слышал? — Чонгук взбудоражено оглядывается через плечо, мокрые пряди облепляют его покрывшиеся испариной лоб и виски. Он выглядит потрясающе в тусклом освещении комнаты: тяжело дышащий и румяный. — Они ушли. Ну же, альфа, не теряй время впустую. Трахни же меня. Поторопись. Тэхён вынимает пальцы из его отверстия, взгляд цепляется за повисшую на его пальцах вязкую ниточку смазки. Чонгук приподнимается и становится уже на колени как следует. — Блядь, этот твой запах, — Тэхён проводит руками по его бедрам, разводит в стороны ягодицы.— Какой же ты! Господи, Чонгук, ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной. — Думаю, представляю. Чонгук выгнул спину, Тэхён приставил крупную головку к его сморщенному входу, на что он тихо заскулил. Складочки затрепетали под давлением, слово готовы были поглотить его. Тэхён и сам низко стонет, глядя на то, как расходятся края его дырочки. Чонгук охает, когда головка преодолевает сопротивление колечка мышц, а когда Тэхён входит в него наполовину, всхлип превращается в длинный стон. Стоя на коленях, развернувшись к нему задом, Чонгук принимает его член с такой легкостью, будто бы это его единственное предназначение. Ну, что за славный омега? — Блядь, да, наполни мою жадную дырку до упора! У тебя такой толстый член, Господи, и где такие только берутся… На покрывале расползается мокрое пятно, его собственный член сочится от предэякулята, хотя на самом деле трудно определить природу этой вязкой жидкости, потому что и сам член у Чонгука покрыт влажными дорожками, как и внутренняя сторона его бедер. — Ты как? — спрашивает Тэхён. У Чонгука этот вопрос вызывает только смех. — Шутишь? Просто отлично, Тэ! Сам посмотри, — он оборачивается через плечо и бросает на Тэхёна полный распутства взгляд, а потом медленно надевается на его член до самого конца. Тэхён ахает и опускает ладони на его поясницу, вдавливает большие пальцы в поясничные ямочки и наслаждается тем, как жаркая теснота обхватывает его. — Лучше ты мне скажи, как ты? — откровенно дразнит его Чонгук. — Каково тебе трахать меня а, Тэ? Скажи, тебе нравится? — Да, нравится. Охуенно нравится, Гук. Ты просто охуенный, ты… — Тэхён срывается на шипение, когда немного сдает и опустив глаза видит, как вспухший ободок, обнимающий его длину, растягивается на его члене, словно не желает отпускать. — Черт бы тебя побрал. Я мечтал об этом дне. Я так долго хотел тебя. — Можешь не рассказывать. Смотри, не разочаруй меня, если хочешь повторения. Постарайся трахнуть меня так хорошо, как ты только можешь. Хмыкнув, Тэхён со всей дури проезжается бедрами по этим влажным ягодицам, а потом толкается в него снова и снова, слетевший с катушек от того, какой он влажный. Потерявший всякий рассудок от того, что самое прекрасное существо на земле сейчас хнычет и стонет от удовольствия под ним, пока розовые от прилившей крови края его трепещущей дырочки натягиваются вокруг его толстого члена. Он выходит из него и ударяет багровой головкой о его влажное отверстие, пока то жадно сокращается от внезапной пустоты, выпускает пузырь воздуха и обильно истекает смазкой. — Какая бесстыжая! — Тэхён отвешивает звонкий шлепок по его ягодице и довольно мычит, глядя на то, как она качается от удара. — У тебя грязная и бесстыжая дырка, Чонгук. — Да нет, она так говорит спасибо. — мурлычет Чонгук. А сам принимает форму кошечки, грудью вытягивается на кровати, руки высоко над головой, а задница отставлена кверху. Его колени широко расставлены, что за произведение искусства: тяжелые, поджавшиеся яички, покрытые его естественным секретом. Глаз от такого зрелища не оторвать. — Ну же, альфа. Вставь свой член, куда положено. Моя бесстыжая дырка хочет еще. Чонгук принимает его член с влажным, чавкающим звуком. — Хороший мальчик, — шепчет Чонгук с ошалелой улыбкой на губах. Врезаясь в его тело, Тэхён берет в ладонь его правую ступню и массирует ее пальцами, ловя себя на мысли, что было бы неплохо в следующий раз взять его на спине, чтобы было удобнее касаться его ног. В следующий раз. Вот именно. Да, у Тэхёна далеко идущие планы и следующий раз обязательно случится, потому что теперь, попробовав его раз, он хочет трахать Чонгука снова, и снова, и снова, пока его вход не приобретет форму его члена, а в голове у Чонгука отпечатается только одно-единственное слово и это его имя. Тэхён нажимает ему на поясницу, заставляя коленки разъехаться еще шире, потому что под этим углом головка его члена будет проникать глубже и он знает, в какой момент, он начинает попадать по простате, потому что Чонгук под ним натурально трясется всем телом. — Бляд-д-д-д-ство, — стуча зубами, тянет Чонгук, скрюченными пальцами хватаясь за простынь. — Тэ-э-э-эхён. — Вот так, — сухо говорит Тэхён. Он водит носом по его шее, обнажает зубы и дает Чонгуку ощутить, какие они острые, скользя по пульсирующей жилке, там, внизу вбиваясь в него автоматной очередью, пока шелковистые стенки прочно сживаются вокруг него. — Очень хорошо, не останавливайся, — выдавливает из себя Чонгук. Он вскрикивает от каждого толчка. Ему хватает утробного рыка из груди Тэхёна и мягкого нажатия клыков на шее, чтобы, с хриплым воплем удовольствия на губах, излиться. Его небольшой, покрасневший член дергается несколько раз, прежде чем истекает по простыням и его ногам. — Блядь, да, — Тэхён впивается в его бедра до отметин, глаза закатываются сами собой от того, как ритмично и тесно Чонгук сжимает его внутри себя. — Внутрь меня, — выстанывает из последних сил Чонгук. Извернувшись, он вытягивает руки назад и раскрывает свои ягодицы, показывая Тэхёну побагровевший, мокрый ободок, растянутый вокруг его члена, пока он входит в него так гладко, как раскаленный нож входил бы в масло, пронзает его идеальную, узкую дырочку. — Кончи внутрь меня, Тэхён, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты всего меня заполнил своей спермой. Тэхён протяжно рычит, ему стоит нечеловеческих сил не повязать его, потому что его узел уже норовит укрепиться. Альфе требуется бесконечное самообладание и опыт, чтобы в такой момент не повязать омегу, как и омеге, необходимо экстремально довериться самоконтролю своего партнера. Особенно с таким омегой, как Чонгук, внутри, которого жарче, чем аду, чье распутство не знает границ, а задница такая аппетитная, что хочется ее сожрать. Чонгук, который глядит на него с лишающей самоконтроля, рушащей все заслонки, улыбкой и выразительным, угрожающим взглядом. Его яйца тяжелеют и с надрывным стоном, прижавшись бедрами к его ягодицам, он кончает глубоко внутри Чонгука. Совершенно обезумевший от его феромонов, от забившегося в ноздри сладкого запаха его секрета, Тэхён пережидает это чувство. — Да-а, — выдыхает Чонгук, приободряя его, пока Тэхён изливается внутрь него. — Блядство, как много. Какой хороший мальчик. Вот это мой альфа. Вот так. Грудь у Тэхёна ходит ходуном и он просто обрушивается на него, влажным от выступившего пота телом, оставляет свой запах на каждом сантиметре его кожи. Чонгук днями будет пахнуть им. Да. Он стонет и в беспамятстве прижимается губами к его лопатке. Тэхён выходит из него. По задней части его бедер из растраханной дырки течет смазка и его сперма. — А теперь убери за собой, — измученным и сиплым от криков голосом говорит Чонгук. Тэхён поднимается и захватывает обычные и влажные салфетки там, куда ему указывает Чонгук. Получив должный уход после секса, Чонгук валится на кровать. — Ты чуть не повязал меня. — Чуть. — Тэхён ложится рядом и на секунду заминается. — Ты же пьешь пилюли? Чонгук приподнимает голову, чтобы окинуть его хмурым взглядом. — Да, у меня стоит спираль. Я, по-твоему, похож на придурка? Хотя, можешь не отвечать. Ты трахнул меня, даже не проверив. Из нас двоих, скорее, ты идиот. Тэхён пожимает плечами. — Я, вроде как, доверился тебе. Чонгук закатывает глаза. — Очень в стиле альфы. Тэхён подкладывает под голову руку и усмехается. — Ты пытаешь оскорбить меня этим? Чонгук фыркает и укладывается на спину. Тэхён так и лежит возле него, наблюдая, как поднимается и опадает его обнаженная грудь на вдохе и выдохе. Он проводит пальцами по налившемуся кровью засосу на его плече. Сколько нужно выработать в себе уверенности в другом человеке, чтобы позволить ему подобраться так близко, услышать клацанье зубов возле самого уха и не отпрянуть в страхе, что альфа поставит метку. А, возможно, дело вовсе и не в уверенности. Возможно, это просто хладнокровное чувство власти. Чувство, которое дает Чонгуку убежденность в том, что несмотря ни на что, ему не быть поверженным. Чонгук поворачивается к нему. — Ты знаешь, со многими альфами, мне приходится подавлять в себе эти инстинкты, велящие мне уступить, подчиниться. Мне всегда приходится держать ситуацию под контролем. Но с тобой… — Чонгук тыкает пальцем в его предплечье: сухое и жилистое, намного тоньше его собственного. — Но с тобой все иначе. — И как же? — с улыбкой спрашивает Тэхён, с чувством провидца, ожидая услышать фразу, которую он слышал уже столько раз до этого. «Я никогда не встречал таких альф, как ты». Но Чонгук не подтверждает его опасения. — С тобой все происходит само собой. Так, как и должно быть. Тэхён моргает. Чонгук говорит так искренне, так честно, с этими его растрепавшимися по лицу волосами и порозовевшими щеками. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, примерно догадываясь, о чем он говорит. Потому что он чувствует то же самое. — Я и сам не знаю, — негромко отвечает Чонгук. — Будто все встало на свои места. Ты понимаешь, о чем я? Витая в посторгазменной неге, Тэхён чувствует будто наконец может сбросить все оковы, с одной лишь рукой Чонгука в своей ладони, и воспарить в самые небеса. — Я понимаю, — соглашается он. — С тобой мне не нужно корчиться. С тобой я могу просто быть таким, какой я есть. Чонгук улыбается и Тэхён вздыхает от облегчения. — Мне нравится то, что ты позволяешь мне вести. Это заставляет Тэхёна смутиться. Он и не мечтал это услышать. Кто бы мог подумать, что кому-то может такое понравиться. — Мне тоже это нравится, — выпаливает он прежде, чем успевает себя одернуть. Он чувствует покой и безмятежность, словно он может городить любую чепуху и ему не припомнят это, не используют против него. Чонгук довольно мычит и подкладывает под голову локоть. Его взгляд скользит по лицу Тэхёна, рассматривает черты его лица. — Почему? — Я не знаю. Мне просто… хорошо. Мне нравится то, что ты говоришь мне, что делать. Черт, мне даже нравится, как ты говоришь со мной, будь то в постели или в обычное время. Как ты смотришь на меня, когда мне удается угодить тебе, порадовать тебя. Это как… Тэхён запинается и выдыхает смешок, смеется. Само признание действует на него, как освобождение от груза. — У тебя это очень хорошо получается, управлять собой, как омегой. И рядом с тобой я чувствую себя настоящим альфой. А я никогда… — заикается он. — Это потрясно. Чонгук прячет улыбку рукой и теребит колечко в губе. — А я думал, я совсем себя растерял. Но с тобой, я… С тобой так легко. Ты будто горы свернешь по первому моему слову. — Одно из преимуществ быть омегой. — Это точно. Как и многое другое. Тэхён удивленно моргает. — Правда? — Конечно. Мне нравится быть омегой, — с улыбкой признается Чонгук, наблюдая за его вытянувшимся от изумления лицом. — Да что-о? — Просто не ожидал это услышать. Ты ведь ведешь себя совсем иначе. Чонгук кивает. Он потягивается, задрав руки высоко над головой, ребра выступают под натянувшейся кожей, по мышцам пробегает рябь уходящего из тела напряжения. Здесь и сейчас он совсем другой: в нем не остается ни капли того Чонгука, скрытного и сдержанного, вечно подобравшегося, словно в ожидании нападения. Здесь и сейчас он выглядит, как ангел рожденный из пены, обнаженная кожа и чернильные рисунки разлившиеся по его телу. — В нашей сфере нежелательно так открыто демонстрировать свою принадлежность, — объясняет он, — Альфы, как стервятники, и они только и ждут, что я дам слабину, чтобы указать мне на мое место. Я усвоил это на горьком опыте. — О чем ты говоришь? Чонгук пожимает плечами, но не продолжает. А Тэхён не хочет на него давить. — Ты когда-нибудь хотел родиться альфой? — вместо этого спрашивает он. — Раньше, да. Таким уж я был ребенком. То, что я родился омегой было для меня разочарованием, но со временем я полюбил в себе это. Большинство моих любимых учителей были омегами. Как мой тренер по тхэквондо. Он такой крутой. И я хотел быть, как он. Есть же эта метал-группа Крэш, это был самый первый концерт, который я посетил. Когда я увидел Чон Енука за барабанами, бля-ядь, моя жизнь разделилась на «до» и «после». Он же тоже омега. Тогда я понял, дерьмо, значит, и я так могу. На лицо Тэхёна набегает улыбка, когда он видит, как загораются у глаза Чонгука при таких важных для него воспоминаниях. Когда он делится чем-то таким ценным для него. — Сколько тебе было лет? — спрашивает он. — Не было даже десяти, — с замирающей улыбкой говорит он, погружаясь в прошлое. — Уломал отца сводить меня на концерт, это было просто сумасшествие. Все эти огромные парни, трясущие головами и просто уделанные в хлам. Один из них, прикинь, наебнулся и облил меня пивом. — Чонгук заходится от смеха. — А я стою там, шпендик, метр с кепкой, среди всех этих металлистов. А мой папаня такой, боже правый, что здесь творится? А я такой, боже правый, вот это чума, да это же жизнь моей мечты! Тэхён и сам смеется, слушая его, не отрывая от него глаз, Чонгук укатывается со смеху, сморщив нос. — Так все и было, — качает головой Чонгук, предавшись приятным воспоминаниям. — Теперь, когда я стал старше, я понял, что хочу быть таким же для детей вроде меня. — Уделанным в хлам металлистом, который пролил на тебя пиво? — Нет! — Чонгук пихает его локтем в бочину. — Я хочу быть, как Чон Енук. Я хочу показать другим, посмотрите, я омега, и я, нахрен, горжусь этим. Я занимаюсь музыкой, и если я могу, то и вы тоже можете. — Чонгук переворачивается на спину, его сияющий, мечтательный взгляд блуждает по потолку. — Все могут заниматься музыкой, она для всех. Музыка объединяет этот мир, знаешь, рушит барьеры. Но эта ниша преимущественно занята альфами, и кто тогда, если не я. Ведь, если бы не Чон Енук, меня бы здесь не было. И все эти другие потрясающие омеги музыканты, наверняка, тоже с оглядкой вспоминают того самого человека, благодаря которому их жизнь переменилась. Чонгук захлебывается от слов и чувств, которые его распирают, и в своем запале он источает божественный свет. Тэхёна переполняет столько всего, что не объять ни руками, ни словами. И что с этим делать, он не знает. Сердце разрывается от нежности. Он берет его лицо в ладони и целует. Чонгук ойкает от удивления и вцепляется в его руки. Когда Тэхён его отпускает, глаза Чонгука сверкают от падающих звезд, а губы растягивает улыбка. Он красив. Он так красив. Тэхён наклоняется и целуют эту крошечную родинку у него под нижней губой. — Ты такой невероятный, — выдыхает он. Невозможно это удержать внутри. — И я чувствую так много. Чонгук вырывается из его хватки и зарывается лицом в покрывало и простынь. — Да ты меня всего обслюнявил. — жалуется он. Но когда он поднимает лицо, на скулах у него разливается румянец, а на губах расцветает улыбка. Улыбка, которую Тэхён никогда прежде не видел на его лице. Он не улыбался так даже на том треклятом видео. Эта улыбка предназначена только Тэхёну. Широкая и самая настоящая из всех, улыбка, от которой на земле творятся чудеса, улыбка, от которой исчезает чувство притяжения на земле. Чонгук касается рукой его груди, а потом стучит пальчиком напротив сердца. — А ты? — спрашивает он. — Что насчет тебя? — Есть кое-какие плюсы в том, что я родился альфой. — Еще бы. Так и несет за версту, осторожно, идет «опасный парень». Вот этого бы я не отказался. От запаха, который бывает только у альфы. — Разве тебе это нужно, чтобы внушать другим страх? — Я внушаю другим страх? — хихикает он, явно, довольно. — М-м-м, — задумчиво тянет Тэхён. — У тебя крупные клыки, как для омеги. И вот это вот все в придачу. — он показательно обводит его тело рукой. Чонгук залезает на него верхом, ложится, кожа на коже и опускает руки вдоль его лица. — Все равно не помешало бы, — продолжает он. — Давать людям понять, что со мной лучше не связываться еще прежде, чем я переступлю порог. Тэхён невнятно пожимает плечами. Ладони сами ложатся на ягодицы Чонгука, он проводит по ним, сжимает упругие мышцы. — Это, конечно, упрощает мне жизнь. Но, как правило, люди только разочаровываются, потому что я не отвечаю их завышенным ожиданиям. — Что за дебильная субъективщина. Каждому свое. Мне это как раз в тебе нравится, — Чонгук обнажает зубы в ухмылке. — Пахнешь ты так, будто можешь убить меня и все внутри меня вопит, держаться настороже. Но я-то знаю, что могу тебя подмять за секунду. — как бы в доказательство он наклоняется и тычется Тэхёну под подбородок, Тэхён запрокидывает голову, облегчая ему доступ к своему горлу. Чонгук игриво покусывает его шею. — Ты обладаешь большой силой и властью, но я знаю, что мне тебя можно не бояться. Чонгук скатывается с него и ложится рядом. — Особенно, теперь. — говорит он в заключение. Горячее дыхание, осев на шее, растекается истомой по телу, и торжествующее выражение на лице Чонгука ускользает от внимания Тэхёна. Он осторожно прищуривается, словно не до конца осознает, что за приз ему достался. — Когда я впервые встретил тебя, — продолжает Чонгук, — Я подумал, что быть беде. Тэхён смеется. — Поэтому ты, нахрен, сломал барабанную палочку? — Послушай, ты вывел меня из себя. Я и так был на взводе от того, что к группе собирался присоединиться еще один альфа. А твой запах один из наиболее тяжелых, с которым мне приходилось сталкиваться. Ты наводил на меня ужас. — В самом деле? — переспрашивает Тэхён, не до конца убежденный в его словах. Но Чонгук кивает. — Знаю, теперь, когда я хорошо тебя знаю это звучит просто нелепо. — он нежным жестом убирает прядь волос с тэхёнового лица. Его взгляд меняется, расфокусированный, он погружается в размышления. Чонгук повторяет контур его челюсти пальцами и приподнимает его лицо за подбородок. Теперь они смотрят прямо глаза в глаза другу другу. Тэхён задерживает дыхание, не смея пошевелиться. Чонгук скользит глазами по его лицу, пристально всматриваясь в его черты. — Могу я звать тебя «хён»? — спрашивает он. Сердце екает у Тэхёна в груди. — Да, — поспешно роняет Тэхён. — Да, конечно, да. Ты можешь. Чонгук улыбается краешком рта. — Какая у тебя фамилия? Тэхён моргает. — А, Ким. — Ким. — пробует Чонгук, повторяя за ним. — Ким Тэхён-хён. Ты трахаешься до того, как представляешься своим полным именем? Тэхён хмыкает. — Как правило, да. Он пытается заглушить чувство вины, расползающееся у него в груди наутро после всех этих ночей, когда он предавался разврату со случайными людьми, и исчезал с первыми лучами сам или прогонял их из своей квартиры. Чонгук кивает с отсутствующим выражением лица. Они лежат так какое-то время, просто молчат, глядя друг другу в глаза. На секунду в глазах Чонгука мелькает что-то похожее на тревогу, беспокойство набегает на черты его лица, как волны, набегают на берег. Но это какие-то доли секунд, моргнуть не успеешь и оно пропадает. Чонгук усмехается. — Так, значит, ноги? Тэхён тянется за подушкой и пихает ее ему в лицо. Они валяются на постели, пока за окном не разливается синева, негромко переговариваются обо всем и ни о чем. Дурачатся. Касаются рук. Тэхён прослеживает пальцами татуировки, тянущиеся от его костяшек до самого плеча, расспрашивает о значении каждой из них. — Это дата самого первого выступления нашей группы. — с теплой улыбкой поясняет Чонгук, когда палец Тэхёна ложится на основание его большого пальца. — Что насчет этой? — спрашивает Тэхён про череп на одной из его костяшек. — Посвятил ее рок-музыке. — А эта? — палец ложится на крохотную корону на другой костяшке. — Эта о мечте. Тэхён улыбается. Он указывает на набитую на коже ноту. — Что это значит? Чонгук закатывает глаза. — Угадай с трех раз. Тэхён прыскает. — Расскажи про… Чонгук в раздражении перехватывает его пальцы и, обхватив их разом, сжимает чуть ли не до хруста, пока Тэхён не начинает скулить о пощаде. — Ладно, ладно, я понял, — частит Тэхён сквозь смех. — Не сердись. Чонгук переплетает пальцы их рук и гладит ноготь на его большом пальце. Он шершавый от отслоившегося со временем лака. — Лак совсем стерся, — озвучивает он явный факт. В голосе звучат нотки грусти, будто ему не хватает накрашенных у Тэхёна ногтей. Тэхён кивает. Он смотрит на Чонгуку и замечает на его лице все тот же заинтересованный взгляд, которым он рассматривал его руки со свежевыкрашенными ногтями. Тэхён решает, была не была и спрашивает. — Не хочешь накрасить свои ногти?***
Яркий, белый свет в магазине бьет по глазам. Особенно, после того, как они полдня провели у Чонгука в комнате, в коконе полумрака и отчужденности. Покровы сорваны и они снова в уродливой реальности. Их короткая прогулка, конечно, сопровождалась шумом машин и уличной суетой, но здесь, в помещении, где царит полная тишина, это бросается еще сильнее. Тэхёну кажется, что они у всех на виду и все на них смотрят. Он надеется, от них не слишком явно разит сексом. Стенд с лаком для ногтей угрожающе возвышается над ними. Здесь сотни разных брендов и тысячи различных оттенков. Чонгук, кажется, чувствует себя, как рыба в воде, его палец с легкою падает на одну из верхних полок. Рукава его куртки натянуты почти до кончиков пальцев и он придерживает его тремя другими, указательным показывая на кроваво-красный лак, такой глубокий, что почти черный. — Я хочу этот. — говорит он. Он вертит пузырек в руках и так, и эдак. — Раньше я постоянно красил ногти, — рассказывает Чонгук. — Да? — с деланным удивлением спрашивает Тэхён, ведь он уже слышал об этом от Сокджина. Он не смеет перебивать настроение Чонгуку, потому что тот, кажется, собирается поделиться чем-то личным. — Почему ты перестал это делать? Чонгук вздыхает. — Санхуну нравилось, что я крашу ногти. Тэхёна перекашивает от ревности, но он быстро одергивает себя, как и каждый раз, как речь заходит за этого альфу. — Вдобавок, — говорит Чонгук, напустив на себя привычной отстраненности, потому что момент откровения прошел. — Мне нравился эффект неожиданности. Знаешь, что-то типа ярлыка. Представь, я красил ногти, я ухаживал за собой, в общем, тяготел ко всем этим стереотипным вещам, которыми занимаются омеги. В то время я никогда не носил все эти куртки. Мне нравилось показывать свое тело, мне нравилось, что люди видят мои руки и могут слышать, как я пахну. Каждый из них уже через секунду смотрел на меня и думал, черт побери, да это же омега. А потом я поднимался на сцену и начинал играть. Видел бы ты их лица. Это выносило их чертовы мозги. Тэхён усмехается. Ведь сам он, встретив Чонгука впервые, подумал точно так же. — Но это совсем не клево, — говорит Чонгук. — Я погряз во всей этой омежьей чепухе, а потом это было использовано против меня. Чонгук идет обратно по проходу, к кассе самообслуживания, а Тэхён следует за ним хвостиком, как уличный щенок. Пока Чонгук расплачивается, Тэхён обнимает его за талию со спины. — Мне нравится этот цвет. — говорит он. Чонгук зажимает чек двумя пальцами и поднимает флакончик на свет. — Ага, — соглашается, откинувшись ему на грудь. — Мне тоже. По дороге домой, Чонгук прячет лак в карман и снова переплетает пальцы их рук. — Руки мерзнут, — он убирает их переплетенные руки в другой свой карман. Так они и шагают, бок о бок, до самого их жилого комплекса. Есть в этом что-то зашкаливающе приятное: возвращаться вместе с Чонгуком в его комнату. Внутри нее все еще витают их слившиеся в один ароматы. В комнате пахнет сексом и счастьем. И от этого у Тэхёна замирает сердце. В груди ему становится тесно. Тэхён пытается воссоздать технику, в которой Сокджин наносил ему лак на ногти, но кто бы мог подумать, что это окажется так трудно. — Ну и куда это годится? — хохочет Чонгук. Они разместились посреди комнаты, где Чонгук плотно прижимает ладонь с растопыренными пальцами к картонной коробке. — Не смейся, — возмущается Тэхён. — У тебя пальцы трясутся. — Ты еще скажи, что это из-за меня, — Чонгук тыкает на прокрашенную сбоку от ногтя кожу. — Посмотри на мои пальцы, они выглядят, как переваренные сосиски. — Может, дело не в лаке? — язвит Тэхён. Чонгук начинает бухтеть, но Тэхён быстро успокаивает эту бурю в стакане. — Не шевелись. Мне нужно хорошенько сконцентрироваться. Чонгук тихонько хихикает, но старается замереть и не дергать рукой. — Ты знаешь, плохому танцору яйца мешают. Тэхён, конечно, может и в правду в этом деле плох, но конечный результат выглядит приемлемо. — Готово, — объявляет он. — Что скажешь? Чонгук поднимает ладонь на головой. — У-у-у-у, — тянет он. — Роцк! — Ага, — Тэхён подхватывает его раскрытую ладонь своей рукой и рассматривает плоды своих трудов. Проводит пальцем по татуировкам. — Лютый роцкер. После этого они направляются в раменную, в нескольких улицах отсюда. Чонгук ведет себя расслабленно: не прячет руки, он даже снимает свою куртку и закатывает рукава лонгслива, чтобы нормально поесть. Тэхён исподтишка наблюдает, как металлические палочки качаются в его пальцах. Чонгук прерывается и поднимает левую руку в воздух, привлекая его внимание. Левая рука у него совершенно чистая, на ней нет никаких татуировок и «обнаженная» кожа так резко контрастирует с кроваво-красным лаком на его ногтях. Тэхён, кажется, начинает осознавать, пусть и не до конца. Странное чувство, которое так сложно облечь в слова, когда жизнь бесцеремонно запихивает тебя в новые декорации и тебе остается только смириться с этим. — Назови самого лучшего барабанщика, с которым тебе доводилось играть? — спрашивает Чонгук, пока они едят свою лапшу. — Мне грозит расправа, если я не назову твое имя, верно? — Да, и кто это вообще может быть, если не я? — зубасто скалится Чонгук. Тэхён не может удержаться от того, чтобы бы просто ласково улыбнуться ему. — Действительно. Но я знаю несколько других барабанщиков, которые тоже хороши. — Например? — Например, — задумчиво тянет Тэхён. Возможно, ему не стоило об этом заговаривать, но ему тепло и хорошо на душе, он чувствует себя в безопасности. Разве не может он воспользоваться этим моментом и позволить себе немножко честности. — Барабанщик, который стучал в моей самой первой группе. Он был очень хорош. — В скольких группах ты играл? Тэхён колеблется, но решает ответить. — Я сменил 6 групп, пока не присоединился к вам. Чонгук присвистывает себе под нос. — Господи. Так, получается, это счастливая семерка? Тэхён ничего не говорит. Счастливая семерка. Кто его знает. Вряд ли этот опыт закончится счастливо. Он знает, что Чонгук хотел бы видеть его в основном составе, но теперь, когда они зашли так далеко, Тэхён не сможет играть на два фронта. Он не давал обещаний, которых не смог бы выполнить. И ничего не поменялось. Два месяца и баттл. Так они договорились. Чонгук и сам знает это. Ведь знает же? — Расскажи про первую группу, — просит Чонгук. — Почему именно про первую? — Обычно, это определяет всю твою дальнейшую карьеру. Группа, которая положила начало, понимаешь. Тэхён кивает. Так и есть. Ведь каждое его решение о разрыве контакта со следующими группами было обусловлено и продиктовано тем, что произошло в самой первой группе, в которой он играл. — Мы играли гранж. Просто собрались с университетскими приятелями. — И как она называлась? — Леттерс фром Тайгерс. — Вы добились успеха? — Мы были хороши. Реально хороши. Вероятнее всего, мы могли добиться каких-то высот. — И что же случилось? — Ничего особенного. То же самое дерьмо, что и с твоей группой. — То же самое дерьмо? — в замешательстве переспрашивает Чонгук. — Ну, да. Между тобой и Санхуном. — Тэхён бездумно копошится в своей лапше палочками, пока его мысли витают где-то далеко. Он даже не замечает того, как настороженно притих Чонгук и продолжает. — Просто лажа. Такое случается чаще, чем ты думаешь. Повисает тишина. С кухни доносится лязг посуды и тихий гул разговоров других посетителей вокруг них. — А, ясно. — только и говорит Чонгук. Заминка в его голосе заставляет Тэхёна наконец оторваться и посмотреть на него. Но когда он поднимает глаза, Чонгук уже низко наклоняется над своей тарелкой и увлеченно поглощает лапшу. Тэхён не видит его глаз.