В четыре руки тебя проще поймать

Тореадор бесит его даже больше, чем обычный бруха; С брухой все понятно - он отшибленный, бешеный, но в этом - честнее. Тореадор улыбается, скалится - как Тео всегда скалится, - ставит руки по бокам от него, вдавливает в стол. От этого Тео Винсу не по себе; еще больше не по себе, чем обычно. - Ну что, Винс, - тянет он на ухо, низко, почти приторно, - в четыре руки тебя проще поймать? Сзади себя Винс слышит резкий звук, прыжок - хочет обернуться - но тореадор сжимает его подбородок, не дает лицу дернуться, заставляет смотреть на себя. - Не дергайся, - скалит он клыки и вдавливает его сильнее, сгинает колено, протирает его между ног. Сзади Винса сжимают: грубо давят запястья, скользят по предплечью ногтями, заламывают руки. Ему не нужно смотреть, чтобы понимать кто это - к этим прикосновениям он уже привык, он всегда их узнает. Бруха свешивает ноги со стола, сжимает коленями бока Винса. Руки не отпускает, тянет на себя - до боли. Какого черта, думает Винс. Какого черта, блять, как это вообще возможно. Тот - другой - Тео подмигивает ему, когда видит, что Винс понимает. Винс выглядит испуганным, радужка подергивается, как редко он выглядит таким. Тео обнажает клыки - не такие, к каким он привык - длинные, изящные, - проводит по ним языком и наклоняется к его лицу. Винс дергается, отворачивает лицо, - но руки брухи сзади берут его за щеки и надежно удерживают, разжимают пальцами рот. Когда руки свободны, Винс упирает их в грудь тореадора - пытается оттолкнуть, - выходит слабо, он все еще сильнее в разы. Тео - все еще такой необычный Тео, - наконец целует его, проталкивает язык в рот, раскрывает плотно сжатые зубы. Бруха целуется не так, он всегда будто пытается сожрать его; тореадор аккуратнее, но все такой же агрессивный - вылизывает его десны, почти трахает языком в рот. Тео - привычный Тео, его Тео - давит на челюсть, скользит руками по скулам, спускается на шею, сжимает ее - почти до хруста. - Ну что, блять, попался. Вдвоем оказалось проще, - тянет он ему, наклонившись над ним, и проводит за ухом языком. Тореадор наконец отрывается, слизывает с губ тянущуюся от поцелуя кровавую слюну. - Нравится, сладкий? Теперь никуда не денешься. Хорошо, думает Винс. Хорошо, ладно. Может, получится в этот раз - он никогда не был в сознании тореадора, но пробует войти в его мозг своими мыслями. Это выходит легко, но он цепенеет: он сразу оказывается в обоих сознаниях. Их мысли одинаковые, их мысли - одно и то же. Винс жмурится и пытается прийти в себя. Широко распахивает глаза, смотрит на тореадора не моргая. Может, получится. - Золото мое, любовь моя, отпустишь? Пожалуйста, - тянет он, стараясь звучать сладко. Это у него всегда получается. Тореадор пожимает плечами и скалится; ему с фокусами Винса работать проще. Не вышло. - Я думал, я твоя любовь, - притворно обидчиво тянут сзади, и резко выпускают когти. Они пронзают ключицы, обнажая почти теплую застывшую кровь Винса. Другой Тео, спереди, наклоняется и начинает жадно пить, высасывать ее. Винс дергает ногами, старается брыкнуть его. Тео опускает шпильку длинного сапога ему на стопу - опускает на хрящи Винса с хрустом. - Он же сказал - не дергаться, - слышит он голос сзади себя. Винсу опять страшно. Так чувствует себя Тео, когда он парализует его, когда прижимает, когда неожиданно начинает отдаваться ему? Ну что, в этот раз придется дать ему фору. Тореадор резко разворачивает его спиной к себе, держит за бока, оглаживает их - почти нежно, но эти дерганные движения Тео всегда остаются, кем бы он ни был. И Винс наконец видит бруху, его хищный пьяный взгляд, его полуприоткрытый рот - обнажающий клыки, к которым он привык куда больше - по два с каждой стороны, с ними рот похож на звериную пасть. Теперь этот Тео целует его, и Винс подается на привычные движения - бруха всегда засасывает его надрывно - прокусывает губу, стукается зубами, вгрызается. Винс привык, что его жадные поцелуи никогда не обходятся без крови. Чужой Тео забирается руками под рубашку, обвивает руки вокруг талии, развязывает корсет. Становится сзади на колени, опускает штаны и белье Винса до щиколоток и нежно проводит языком между ягодиц. Винс дергается, когда он вводит в него палец - отрывается от брухи и запрокидывает голову с нервным стоном; у другого Тео длинные ногти, ощущения не такие, к каким он привык. - Не отвлекайся, тебе не разрешали, - бруха резко тянет лицо обратно, и Винс стонет ему в рот. Тореадор толкает в него пальцы до ладони, больше играет, чем действительно хочет растянуть; в какой-то момент бруха резко разворачивает Винса - снова лицом к другому Тео. Прежде чем Винс успевает сориентироваться, понять, что они задумали - Тео сзади подхватывает его за бедра, Тео спереди помогает, и они отрывают его от пола; Винсу приходится ухватиться за тореадора ногами, обвить вокруг него, чтобы не упасть. Тореадор резко входит в него. Винс стонет, будто пытается ловить ртом воздух - если бы мог дышать, и Тео в нем двигается настойчивее. Его Тео трется о него сзади членом через лаковую ткань своих штанов. Винс вжимается в плечи тореадора, хочет взглянуть в его лицо - но тот подается вперед, мимо его головы - и жадно целует самого себя. Винс не видит их, но слышит, как они пошло облизываются над его ухом. Так стараются впечатлить, понравиться ему? Он чувствует слабый укол ревности. Это он их приз, и он их трофей - а они его. - Вернись обратно, - давит Винс через стон. - Ты же не хотел, - ухмыляется бруха, но отрывается от себя - сегодня он хороший мальчик, и ведет языком вдоль загривка Винса, царапает его клыками. Тореадор продолжает двигаться в нем - выводит член почти полностью и снова вставляет на всю длину; движения мягче - но все еще рваные, как с поцелуями, - Тео всегда Тео. Они дергают его бедра, поднимают вверх-вниз, заставляют легонько подпрыгивать на руках и сильнее вжиматься ногами в талию. Пока тореадор вбивается в него, бруха водит руками по члену Винса, резко и рвано. Когда Винс чувствует, что вот-вот кончит, тореадор полностью выходит из него - но бедра все еще сжимает, просто отступает от стола с Винсом на руках на пару шагов. Бруха толкает Винса вперед, в спину, спрыгивает со стола. Наконец он тоже расстегивает ширинку. - Спасибо, что подготовил его, - подмигивает он себе, - и сразу входит внутрь целиком, сжимая плечи Винса и опираясь о него. Он - почти агрессивно, - вдалбливается в него, короткими и резкими толчками. Винс стонет в тореадора, пока тот вылизывает его лицо - псина всегда псина, что с него взять. - Давай, - слышит он голос, мешающийся с хрипом, сзади. Тореадор скалится, ухмыляется, и Винс крупно дрожит, когда понимает, что они делают. Бруха держит член тореадора, и помогает ему войти вместе с ним - Винс почти орет, когда в нем оказываются два члена. - Нравится? - смеется Тео сзади. - И что было так долго убегать? - Конечно, ему нравится, милый, - низко тянет тореадор. Они двигаются вместе - одно сознание помогает быстро подстроиться под темп друг друга, и Винс уже ничего не соображает, плывет, все что чувствует - их двоих внутри себя. Тео - бруха Тео, - дергается быстрее, втрахивается в него, хватаясь за плечи; тореадор подхватывает, держит на руках, и двигается медленнее, чувственнее, - и это создает бешеную смесь. Кончают в него они тоже одновременно. Крови на двоих много - она вытекает из Винса, пачкает его, падает изнутри крупными каплями на пол. Тогда они помогают ему, бруха резко двигает рукой по члену, а тореадор наклоняется и водит по нему языком. Когда Винсент кончает, - когда Винсент кончает на белые простыни, он резко открывает глаза. Пальцы сжимают простынь до белеющих костяшек, он тяжело дышит и смотрит в потолок. Наступает вечер. - Твою мать, - повторяет он как в бреду, - твою мать, твою мать. Он не видел Тео уже так давно.