Сирота

Записку приносит девочка. Ева, как и всегда, удивляется этому: большинство горожан предпочитают доверять свои послания мальчишкам. Считается, что они расторопнее. Но, развернув записку, она тут же забывает обо всем. «Срочно приходите в Приют. Пришла похоронка. Юлия» Непривычная лаконичность пугает Еву. Письма Люричевой обычно длинны и изобилуют сложными оборотами. Но это определенно ее почерк. На секунду Еве хочется поверить, что это какой-то розыгрыш, ошибка, что Лара в порядке, а ее отец жив и здоров. Но это не так. Этот день настал. Капитан Равель мертв. Еве хочется плакать, хочется напиться, хочется спрятаться от этого горя, но она не может. Она знает, капитан Равель был не ее отцом. Он был отцом Лары, ее подруги. И теперь она должна прийти ей на помощь, как Лара пришла в Самый Страшный День. Она собирается, складывает в корзину успокоительное, прописанное Бурахом, травяной чай и, подумав, добавляет к ним бутыль твирина из тех, что почти постоянно хранятся теперь у нее дома. Она почти выходит из дома, когда понимает, что одета совершенно неподходящим образом: не место золотому и белому в доме, который посетила Смерть. Единственным подходящим нарядом оказывается старая форма пансиона. Ева ненавидит черный и серый и даже темно-синему предпочитает голубой. Удивительно, но платье ей еще в пору. Накинув на плечи пальто, она покидает Омут. В Город приходит весна. Трава еще только начинает пробиваться сквозь промерзшую землю, но солнце согревает стены домов и у них, как маленькие птички сидят дети. Ева думает о том, что в такой прекрасный день, наверное, вдвойне тяжело переносить потери. Она любит Приют. На самом деле, Ева любит многие здания: высокие своды Собора, ровные углы Горнов, запах Невода, картины в Кабаке. Даже Омут она по-своему любит. Но только в Приюте по-настоящему ощущает себя в безопасности. В Приюте всегда тепло. Лара открывает свое сердце каждому, каждому дарит часику себя. Ева не часто приходит туда, но когда это случается, всегда возвращается домой счастливой. И вот теперь все изменится. Не может не измениться. Последняя надежда на то, что все еще может наладиться, покидает Еву уже на пороге Приюта. Дверь все также не заперта, приглашая войти всех нуждающихся, сквозь высокие окна пробивается свет. Но потом она видит Юлию. Та нервно ходит по кухне, отмеряя шагами секунды. – Вы пришли! – произносит Люричева с явным облегчением. – Простите, если отвлекла вас от важных дел, но я боюсь, что тут можете помочь только Вы. Я, сказать честно, не слишком сильна в делах, связанных со смертью. Да и госпожу Равель я знаю весьма поверхностно, хоть мы и живем совсем рядом. Еве хочется разрыдаться. Может быть, даже броситься Юлии на шею, получить свое внимание и утешение. Но она знает, сегодня не ее очередь. Сегодня помощь нужна Ларе. Сегодня она должна быть сильной. Если уж никто другой не может. И Ева приоткрывает дверь, за которой обычно прячутся воспоминания Самого Страшного Дня. Вспоминает, что ей было нужно, и что ей дала Лара. – Когда это произошло? – Спрашивает Ева спокойно. – Прошло не больше часа. Ко мне пришла девочка, ночевавшая здесь. Сказала, утром почтальон принес конверт с черной печатью. Госпожа Равель прочла письмо, а, затем, не сказав ни слова, поднялась наверх, к себе в спальню и упала на кровать. Письмо она не отдает, на вопросы не отвечает. Девочка испугалась и прибежала ко мне. Ей не открывали в других домах, решили, наверное, что она будет просить подаяния. Так что пришла я. Но я не уверена, что говорить с госпожой Равель в моей компетенции. Я ведь уже говорила, что мы совсем не знакомы. Так что я, пожалуй, вернусь к себе, поскольку теперь с ней Вы, ее подруга. – Нет, останьтесь, – почти приказывает Ева, – мне потребуется помощь, а вы ведь такая… Такая разумная. Вот, я принесла чай, заварите его, пожалуйста, и добавьте капли. А я пока поговорю с Ларой. В спальне темно. Занавески опущены, и в полумраке едва можно разглядеть свернувшуюся на кровати фигуру. Лара не плачет и не спит, просто лежит неподвижно, прижав к груди лист бумаги. В этой комнате ощущается присутствие смерти, будто могильный холод сковывает все, останавливает само время. Уничтожает всякую надежду. Ева притрагивается к плечу подруги, но та сжимается будто бы удара. Кожа на ощупь холодная, как лед. Ева отходит в страхе. Она не знает, что делать. Она не понимает, как противостоять этому холоду, убивающему дорогого ей человека и дорогое ей место. Но она собирается с силами и начинает говорить. Она не подбирает подолгу нужные слова, зная, что они не придут, не такой она человек. Ева говорит от сердца, как может. – Ларочка, милая, послушай, – начинает она, – ты, наверное, сейчас думаешь, что осталась совсем одна, что никто в мире не поймет, что ты чувствуешь. Но, знаешь, мне кажется, я понимаю. Когда со мной случилось то, что случилось, моя жизнь рухнула. Все то будущее, которое было у меня в голове, все планы и надежды, все исчезло. Я потеряла то, что делало меня мной, я была одна. Словно бы землю выбили у меня из-под ног. Но потом, потом пришла ты. И ты сказала, что я не одна, что ты поможешь мне. И я возвращаю тебе твои же слова. Я хочу помочь тебе, Лара, только скажи мне, что делать. Ты так дорога мне, и ты так помогла мне, нам, разным людям этого города. Я здесь, с тобой, ты не одна, помни про это, пожалуйста. Позволь помочь. Просто скажи, и я все для тебя сделаю. Но Лара молчит. Ева пытается сказать еще что-то, но слова кончились. Глупые простые слова золотоволосой куколки. Ева сидит и чувствует кожей, как покидают Приют тепло и любовь, уступая скорби и могильному холоду. В комнату входит Юлия с подносом. Они оставляют чай у кровати и уходят, оставив дверь приоткрытой. Ева вздыхает. – Вы все сделали правильно, – говорит Юлия, – я невольно услышала. Вы говорили честно и с любовью. Это все, что вы могли сделать. В доме, в который пришла Смерть многое нужно изменить. Еве не хочется этого, не хочется терять столь любимый Приют, но она должна. Вместе с Юлией они задергивают шторы, закрывают зеркала тканью, раскладывают на пороге и подоконниках травы, зажигают в углах свечи. Примерно через час начинают приходить люди. Все передают свои соболезнования, говорят о том, как сильно им помогла Лара и ее отец. Многие хотят видеть осиротевшую девушку. Еве неловко отказывать им, но Юлии это удается очень хорошо. Она говорит спокойно, но никто не смеет ей возразить, даже самые настойчивые, уверенные в том, что они-то точно помогут Ларе, а на деле, желающие распространить, как можно больше сплетен. Их поток не иссякает до самого вечера. Ева то и дело убегает наверх проведать подругу, но Лара лежит неподвижно. Чай остыл, как остывает дом. Еще не полностью, но после стольких визитов, после стольких произнесенных соболезнований, в нем почти не осталось того, прежнего Приюта. Ева прилежно складывает стопкой все записки, а Юлия на отдельном листе отмечает тех, кто просит передать что-то на словах. Поражает то, как многим успела помочь Лара, как много она сделала для других. Ее обещают поддерживать, оставляют деньги и продукты. И Еве немного завидно, потому что все соболезнования, высказанные ей когда-то, были не более чем формальностью. И только Лара тогда говорила от всего сердца. Только Лара была с ней в Самый Страшный День. Только Лара удержала ее от падения в пропасть. Ева понимает, что она в неоплатном долгу перед подругой. Потому что она не в силах ответить ей тем же. Не умеет она помогать, не знает слов и слишком глупа, чтобы эти слова найти. Последним приходит неприятного вида мужчина со складов. Юлия сперва принимает его за вора, но тот передает записку о Грифа. Судя по всему довольно длинную. Раньше Ева бы удивилась, но не после того, как Лара начала делиться с нею историями из детства. Выпроводив позднего гостя за дверь, Ева с трудом опускается на кушетку в бывшем кабинете Равеля. Тот смотрит на нее со стены, сильный и добрый, каким его увидел какой-то заезжий художник и каким его видел весь город. – Она так и не встала? – спрашивает она Юлию. – Я была там десять минут назад. Боюсь, что нет. – Я совсем не знаю, что делать, – Ева готова заплакать, – я стараюсь, но ничего не выходит. Она – самая моя близкая подруга в этом городе, а когда ей больно и плохо я ничего не могу поделать. Я такая глупая, глупая и беспомощная. – Ничуть, – Юлия садится рядом с ней и берет ее руки в свои. Обычно руки у Юлии холодные, но сейчас они почти горят, – Ева, послушайте, вы так много сделали, вы были такой сильной. Такой удивительной. Я никогда не видела эту вашу сторону. Вы удивили меня, правда. Я вами восхищаюсь. И я думаю Лара оценит вашу помощь. Просто порой помочь может только время. Это тяжелая потеря. Вам ли не знать. Так что успокойтесь. Давайте я заварю вам чай. Она хочет встать, но Ева не отпускает ее рук. Она чувствует, что могильный холод этого дома можно победить только одним способом. Только одна вещь может победить Смерть. Ева чувствует, что вот-вот сделает что-то очень странное, почти страшное. Что-то способное навсегда изменить ее жизнь. – Ева, госпожа Люричева, – слова заставляют их вздрогнуть и разжать руки так, словно в этом жесте есть что-то постыдное. В дверях стоит Лара. Точнее то, чем она стала. Непривычно прямая в темной шали, наброшенной на плечи. Ева думает увидеть в ее глазах слезы, но там лишь холодный лед зимы, навсегда поселившейся теперь в этом доме. Слова льдинками падают в тишину комнаты. – Благодарю вас за помощь, но дальше я справлюсь сама. Если вы позволите, я бы хотела проводить моего отца в одиночестве. О дате похорон и поминок я сообщу вам отдельно, и вы сможете проститься с ним вместе со всеми. – Лара, – только и может удивленно выдохнуть Ева. Она хочет сказать еще что-то, но Юлия встает и спокойно проходит к дверям. – Примите мои соболезнования, – произносит она тихо, а потом добавляет, – Ева, я подожду Вас снаружи, уже темно, а вам далеко идти. Они остаются вдвоем. Две подруги со схожими судьбами. И Ева понимает, теперь их отношения уже не будут прежними. Не после того, как Ева видела Лару разбитой, не после того, что Лара чуть не увидела в кабинете. Тонкая ниточка, соединявшая Приют и Омут порвалась навсегда. – К тебе приходили. Люди со всего Города оставили записки или просто просили передать соболезнования. – А Стах… Доктор Рубин был? – неожиданно спрашивает Лара. – Нет, может быть не успел… но принесли записку со складов. Вот. Мы думали, что тебя хотят обокрасть, а это посыльный... – Ева неловко заканчивает фразу, чувствуя, что шутки сейчас неуместны. – ты точно не хочешь, чтобы я осталась? Дом такой большой, а ты совсем одна. – Нет, все хорошо, – холодно произносит Лара, погруженная в свои мысли. – Если что-то будет нужно, – добавляет Ева, – обязательно зови меня. В любое время. Она знает, что Лара не позовет, что будет переживать свое горе одна в пустом доме, слишком большом для нее, что могильный холод останется здесь навсегда, что все изменилось. И Ева уходит, оставляя ее в пустом кабинете покойного отца. На улице уже темно, но рядом с дверью виден маленький огонек сигареты. Юлия ждет ее. – Вы уверены, что хотите проводить меня? Вам же потом придется идти обратно через весь город. – Вечерние моционы полезны для здоровья, – отрезает Юлия. – Но ведь это опасно! – У меня есть пистолет. – И не скажешь, шутит она или нет. Некоторое время они идут в тишине. В призрачном свете фонарей город выглядит совсем другим. Ева не уверена, что видела эту его часть такой раньше. – Его расстреляли, – произносит Юлия уверенно. – Капитана Равеля? За что? Почему вы так решили. – Не могу сказать, что послужило причиной, но я почти уверена, что он не просто погиб. Похоронки не присылают в конвертах, их уже давно просто сворачивают и запечатывают. К тому же Лара никому не показала письма, не отбросила его, как мы часто отбрасываем вещи, причиняющие боль, а наоборот, всегда держала при себе, а потом спрятала. И главное, Вы не могли этого не заметить, она была не расстроена, а зла. Это очень разные чувства. Я не уверена точно, но если в ближайшие дни у Бродов будет тяжелое наступление или большие потери среди мирных жителей или, может быть, бунт, тогда я права с очень высокой вероятностью. Ева может только вздохнуть. Она не хочет думать о том, кто убил капитана Равеля. Она не знает, что меньше чем через полгода этот мужчина волей судьбы окажется здесь, посреди Степи вдали от фронта, что ее мирок скоро рухнет, сгорит в агонии страшной эпидемии, что Лара, милая добрая Лара, будет готова пойти на убийство ради мести. Она лишь чувствует, как частичка могильного холода проникла в ее сердце. Она не знает, что с этого начинается конец Города. Ее конец.