_________________
Питу надо отдать Вегасу должное: времени даром он не теряет. — Привет. Никогда прежде обыкновенное, незамысловатое приветствие не звучало настолько скользко. Впрочем, Вегас сам по себе индивидуум необыкновенный. Удивительно привлекательный, по общему признанию, студент прислоняется к двери напротив дверей кабинета Пита, непринуждённый и уверенный, со свойственной ему сексуальной причёской и рубашкой, сомнительно держащейся на трёх жалких пуговицах снизу, где он заправил её в узкие брюки, оставляющие категорически мало пространства для воображения. Пит глазами возвращается обратно к глазам Вегаса. — Вегас, — озвучивает он. — Всё гадал, когда ты появишься. Вегас крайне бесстыже ухмыляется. — Ждал с нетерпением? — Скорее, с опаской. А затем Пит просто разворачивается и уходит. У него в распоряжении полчаса, чтобы пихнуть в глотку какую-нибудь более-менее приличную еду из кафетерия, прежде чем начнётся очередная лекция, которую он не может позволить себе прогулять. Похоже, Вегас так легко отпускать его не собирается. — Чего ты так боишься? — Раздражения. Неприязни. Разочарования. — Мне кажется, ты элементарно голодный. Как насчёт пообедать? — они одного роста, но у Вегаса, наверное, не так много практики быстрой ходьбы по этим коридорам, как у Пита, потому что, чтобы не отставать, тот практически бежит трусцой. — Голодный — да. Обедать — нет. — Тогда поужинаем? Ха. — Неа. — Почему нет? — Потому что я занят. — Так занят, что не можешь поесть со мной? — Ага. Вегас держится рядом, но уже ничего не говорит. Пита это вгоняет в некоторые трудности, поскольку, если Вегас потащится за ним в столовую, они буквально будут есть вдвоём. Вегас же ни за что не упустит возможности сесть с ним за один стол, чтобы понадоедать ещё больше. К счастью для Пита, до столовой они так и не добираются — потому что вместо этого Вегас ухитряется затащить его в кладовую. Опирается по обе стороны от головы, ограждая его своими (впечатляющими) руками. — Боже мой, ты что, буйный подросток? Вегас… на самом деле очень близко. Он тёплый. И симпатичный. И от него, вроде как, веет мандаринами. — Не переживай, лишать тебя девственности в кладовке я не буду. У меня ещё кое-какие занятия. И я должен позаботиться о том, чтобы ты действительно получил удовольствие. — Господи. — Я сделаю тебе хорошо, Пит. Я разбираюсь. Могу научить тебя. Пит чувствует, как в грудной клетке клокочет истеричный смех. — Да у тебя реально сдвиг на девственников. Вегас вздёргивает нос, тычется им в его шею, и в какой-то момент Пит клянётся, что слышит, как Вегас вдыхает, словно нюхает его. Что само по себе было бы довольно херово, если бы при этом звуке у Пита не шевельнулся член. Что за хуйня? — Как по мне, так это, скорее, услуга. Беспроигрышная партия. Я удовлетворяю свою жажду, а ты получаешь незабываемый первый раз, где не паришься о том, насколько ты неловкий или неопытный. — Точно. Потому что это часть, от которой ты тащишься. — Вот именно! — С тобой что-то очень сильно не так. Вегас улыбается, будто бы Пит только что отвесил ему комплимент. — К несчастью, — продолжает Пит, — меня это не интересует. — Ты натурал? Неужели у Вегаса сейчас потемнели глаза? Это что, ещё одна его слабость? Занятно. — Вовсе нет. Просто я на это не куплюсь. — Почему? Что плохого? — Вегас наклоняет голову. То, как он смотрит на шею и губы Пита, как будто готовясь напасть, выбивает из колеи, и от этого в комнате становится чуть теплее. — Ждёшь кого-то особенного? Хочешь, чтобы твой первый раз был значимым? — На это мне плевать. Я просто не нуждаюсь в том, чтобы быть частью твоего модельного ряда. По крайней мере, я хотел бы, чтобы человек, с которым я сплю, уважал меня. — И сейчас хочешь? Тогда Вегас подходит ближе, и они вдруг соприкасаются везде. Его руки скользят у Пита по бокам, поддевая край рубашки и проводя по коже, прежде чем останавливаются на талии. Она всегда была такой тонкой, или у Вегаса просто большие руки? Пит потеет, слегка сражённый жаром, контактом и особенно тем, как приятно находиться в такой близости с кем-то настолько привлекательным. И… это… — Хмм, что-то мне подсказывает, что небольшому неуважению ты всё-таки не возражаешь. Блять. Их бёдра соприкасаются, промежности — на одном уровне и прижимаются. У Вегаса твердеет, и Пит ненадолго забывает, как дышать. Хуже всего то, что он в точно такой же ситуации. И это всё оружие, которое Вегасу необходимо. Его губы невесомо касаются шеи Пита, но для того, чтобы удовлетворить, недостаточно. Это насмешка. Приглашение на большее, если Пит его примет. И он хочет принять. Так же, как хочет быть сейчас где угодно, но не здесь. — Так вот чего ты хочешь? Чтобы я использовал тебя и взял то, что хочу? Чтобы твоё тело было в моей власти, чтобы я играл с ним и трахал, пока ты не начнёшь умолять меня остановиться? — он наверняка ощущает, как под его губами у Пита участился пульс. — Или, может, ты будешь умолять продолжать? Пит скулит, а после моментально хлопает ладонью по рту. Бесшумный смешок Вегаса сотрясает их, прижавшихся друг к другу, разом. — Пит, Пит, Пит. Кто бы знал, что ты скрываешь под всеми этими милыми улыбками? Мы с тобой так повеселимся. Пит паникует и отталкивает его от себя чуть сильнее, чем планировал. Вегас врезается спиной в полки, опрокидывая несколько бутылок каких-то чистящих средств, и к тому времени, как выпрямляется, Пит уже выскакивает за дверь и практически мчится по коридору._________________
После этого Вегас абсолютно повсюду. Пит начинает задаваться вопросом, посещает ли тот вообще свои собственные занятия. И как сумел заграбастать себе его расписание. Каждый его обед за пределами их с Поршем комнаты общежития, и Вегас садится за его стол. Каждый переход из одной аудитории в другую, и Вегас прибавляет шагу. Каждый возможный тёмный угол или пустой чулан, и Вегас находит способ затащить его туда, окружить теплом и опьяняющим цитрусом, безостановочно нашёптывая на ухо всё более и более грязные обещания. Пит это ненавидит. Но мог бы, вероятно, ненавидеть больше. Когда Вегас не занят тем, что зажимает его в кладовках, то перебирает все существующие техники соблазнения, прибегая к любым пределам и подходам до тех пор, пока не отыщет то, что заводит Пита сильнее. Слащавые пикап-фразочки свою жизнеспособность утрачивают, и Вегас осознаёт тот факт, что его чрезмерная самоуверенность или упоминание о неопытности Пита на самом деле нужного влияния не оказывают. Как и письмо на электронку — к слову, как Вегас нарыл его почту? — с вложенными результатами его теста на ЗППП. Пусть Пит и правда оценивает упор на здоровье и безопасность. Он должен признать, что обратиться к нему, как к студенту-физиотерапевту, с жалобой на ноющие мышцы — и использовать это как предлог, чтобы их продемонстрировать — изящный ход. Жаль только, что Пит видит его насквозь. — Разве у твоего времени нет дел поважнее? Заняться другими девственниками, например, — однажды за обедом на манер партизанской войны спрашивает его Пит. — Не раньше следующего семестра, — сетует Вегас. — Тела наших нынешних студентов я уже изнурил. Пит даже не знает, с чего начать разбирать всё неправильное в этом заявлении. Всё становится чуть менее забавным, когда у Вегаса просвечивается чувство юмора. Под фальшивой бравадой скрывается заточенное, как нож, остроумие, проявляющееся лишь тогда, когда он перестаёт усиленно стараться. Им даже иногда удаётся завести настоящий, нормальный диалог об их удивительно обширном количестве общих интересов, где уже не так очевидно, что Вегас существует лишь для того, чтобы залезть Питу в штаны. Это круто. И опасно. Пит понимает, что наклёвываются проблемы, когда в голову шарахает мысль, что единственная причина, почему он всё ещё отказывается, заключается в том, что ему охота, чтобы Вегас хотел его, потому что он — Пит. Не только потому, что он никогда раньше ни с кем не спал. И тогда, когда он уже прижат к стене и смыкает веки от того, что чужой скверный рот вытворяет с его чувствительной шеей и ухом, Вегас рассыпается в комплиментах. Называет красивым, милым, очаровательным, чудесным, прелестным. Это бесит Пита в неправильном русле, потому что ему это нравится. Он знает, что Вегас не всерьёз, ведь преследует его он не поэтому. Однако, вопреки здравому смыслу, гордости и чувству собственного достоинства, это срабатывает. Вегас называет его красивым, и он сдаётся._________________
Вегас реально снимает им номер в отеле. Пит чувствует себя эскортником. — Почему мы не можем просто пойти к тебе? — Потому же, почему не можем пойти к тебе. Пит отдаётся Вегасу так, чтобы при этом не впустить в своё личное пространство. На случай, если всё обернётся для него неприятными последствиями, а у него есть предчувствие, что так и произойдёт, ему необходимо, чтобы кровать не запятнали воспоминания. Он сомневается, что Вегас не повёл их к себе по этой же причине. Думает, он просто хочет убедиться, что Пит не сможет его найти и лишний раз потревожить, потому что Вегас считает себя богом секса, способным одним вкусом своего члена заставить любого впасть в ступор. Пит полон решимости его переубедить. До сих пор его убеждения были слегка шаткими. Вегас провернул свой фирменный приём «прижать Пита к ближайшей поверхности» в лифте, когда они поднимались на этаж, и с того момента ему немного жарко и беспокойно. Ничего хорошего не сулит тот факт, что одни лишь обжимания вынуждают его покрыться потом. И Вегас, ублюдок, абсолютно всё знает. В первый же день он просёк, что Питу нравится, когда с ним грубы и говорят, что будут обращаться как с никчёмным. Теперь, когда он вплотную приблизился к тому, чтобы с ним действительно так обращались, он… просто слегка из-за этого нервничает. Вегас пропускает их в комнату, включая весь свет, и так Пит догадывается, что Вегас, вероятно, богат. Вид из окон невероятный, всё вокруг огромное и роскошное. Номер больше, чем вся его комната в общежитии, включая мини-кухню. И кровать… Кровать массивная и приглашающая. И пугающая. — Что, никаких лепестков роз? — сочащимся иронией тоном говорит он. — Думал, ты не хочешь, чтобы с тобой сюсюкались. Однажды кто-нибудь выбьет с лица Вегаса эту ухмылку. В зависимости от того, как пройдёт вечер, этот чей-то кулак может принадлежать Питу. Один шаг ближе — это всё предупреждение, которое он получает, прежде чем Вегас внезапно полу-толкает, полу-опрокидывает его на кровать. Он слабо отскакивает, а затем на него сверху взбирается Вегас, всем своим телом вдавливая в матрас. Каким-то образом у него получается устроиться между ног Пита, схватить его за запястья и вытянуть ему руки над головой. Пит думает, что должен это ненавидеть. Но он не ненавидит. Вообще. — Какого хера? — Такого неуважения для тебя достаточно? — Вегас вновь принимается терзать его шею, причём гораздо большим количеством зубов, чем обычно. — Насколько ты нетерпеливый? — Пит произносит это чуть более хрипло, чем задумывал. — Очень. Но не такой нетерпеливый, как ты. Питу правда хотелось бы, чтобы его было не так легко прочитать. Поначалу он даже не понимает, что трётся об него, пока Вегас не подхватывает его неосознанный темп. Давление — божественное, и ему всеми силами приходится подавить свой стон. Вегас впивается зубами в его плечо, одёргивая с этого места рубашку. — Не сдерживайся. Выпусти пар. — Иди нахуй, — шипит он. Вегас смеётся, и это тоже приятно. Блять. Вегас отпускает его запястья, чтобы снять с него, а после и с себя рубашку. Пит знает, что глазеет, но не считает, что сейчас его можно в этом винить. Вегас — ёбаный шедевр. Только подумать, чего он мог бы добиться, будь человеком получше. Ему требуется время, чтобы сообразить, что Вегас не вернулся делать то, что с ним делать намеревался. Позволил вдоволь наглядеться, думает он, пока, наконец, не поднимает взгляд на его лицо и не замечает, что там нарисовано нечто, что он не в состоянии идентифицировать. — Что? — спрашивает. — Твои руки, — всё, что говорит Вегас. Пит вытягивает шею, чтобы взглянуть вверх, где, несмотря на то, что Вегас их больше не удерживает, скрещены его запястья. — Что с ними? У Вегаса на лице вспыхивает столько всего. — Блять, — произносит Вегас, что не помогает никак, но это и не беда, потому что следующее, что Пит осознаёт — то, что Вегас на нём, грудь к груди, кожа к коже, и… целует его. Пит почему-то на какие-либо поцелуи не рассчитывал. Их не было, даже когда однажды он был в его власти в пустом кабинете, когда взгромоздился на парту, когда бедро Вегаса давило на член, а засосы впечатывались повсюду на шее и ключицах. Вегас тогда по-странному долго смотрел в глаза, стоило Питу начать издавать звуки, подсказывающие, что он уже близко, и Пит смотрел на него в ответ, не моргая и не дёргаясь. На краткий миг ему показалось, что Вегас собирался его поцеловать. Но потом тот ляпнул, мол, Пит знает, что нужно сказать, если хочет, чтобы Вегас позволил ему кончить, тогда Пит закатил глаза и, врезавшись в его плечо, двинулся прочь, чтобы решить свою небольшую проблему в безопасности собственного общежития. Вегас целуется несправедливо хорошо. Пит искренне надеялся, что, возможно, при всём его хвастовстве своим членом, Вегас не сможет впечатлить чем-то другим. Но делает это с триумфом. Как же, блять, бесит. Он целует самозабвенно, будто хочет его целиком поглотить. Пит улавливает, что втягивается запросто, не просто позволяя Вегасу брать то, чего он хочет, но и активно этому содействуя. Почему-то больше всего стонет и тяжело дышит именно Вегас, хотя у Пита дела обстоят не лучше. — Как ты хочешь это сделать? — спрашивает Вегас, переключаясь на его соски. Пит не уверен, как должен отвечать, когда его отвлекают щипки, оттягивания и то, как из-за этого всё тело прошибает болью, превращающейся в удовольствие тогда, когда она достигает члена. — Я думал, суть в том, что ты мне покажешь? Пит отказывается говорить, что на самом деле имеет в виду: что Вегас должен делать с его телом всё, что захочет, потому что Пит нихера не знает, и разве не в этом весь смысл? Он особенно не говорит то, что до этого момента инстинкты Вегаса не обманывали в части того, что именно Пита заводит, и что сам он ему своё тело доверяет. У Вегаса и так непомерно раздутое эго. — Ага, ну, правила только что изменились, — Вегас настаивает. Почему-то. — Ладно? Ах, — Пит запинается, когда Вегас смыкает рот вокруг его соска и втягивает. С зубами. Это странно, блять, но по ощущениям в то же время невероятно. — То есть. Я не знаю. Я никогда раньше этим не занимался. — Есть какие-нибудь фантазии? То, что всегда хотел попробовать? То, что хочешь испытать? У Пита покраснело лицо? Кажется, оно вполне может быть красным. — Не я здесь с дебильным кинком на жертвоприношение девственников. В ответ Вегас издаёт удивленный смешок, из-за чего на другом соске становится меньше посасываний и больше непристойных звуков. — Это не жертвоприношение, Пит. Боже. — Одна херня, — с усмешкой говорит он. Из всего, что, он ожидал, должно было сегодня вечером произойти, смех определённо в список не входил. — И, эм, я не знаю. Я, вроде как, полагал, что ситуацию будешь контролировать ты. Это я бы и предпочёл, вообще-то. Вегас прекращает свой неустанный штурм на теперь уже потемневшие и набухшие соски и смотрит ему в глаза. — В каком смысле? Пит извивается в его хватке. Отстранённо подмечает, что его руки всё ещё вытянуты над головой. — Я не знаю? К чему вся эта болтовня? Ты кусал мой сосок… просто продолжай делать подобное. Везде. Не знаю. Взгляд Вегаса так и намекает, что его унижением он наслаждается. И это каким-то чудом опять выливается в то, что член у Пита, натягивая ткань ширинки, сочится в нижнее бельё. Ёбаный пиздец. — А мой член? Где ты его хочешь? Смеяться теперь очередь Пита. — Что за вопрос? Во мне. Очевидно же. Разве мы здесь не за этим? — У меня множество способов наполнить тебя своим членом, Пит, — отмечает Вегас, прежде чем кусает его за грудь. — Кто вообще так говорит? — у потолка над собой спрашивает Пит. Вместо потолка отвечает Вегас. — Тебе это нравится. А потом тянет его за ноги к краю кровати. Те в итоге свисают, а он становится между ними. — Встань, — приказывает. Пит отчасти подумывает ослушаться, но к тому времени, как эта идея ему в голову приходит, он уже сидит. Пит не может притвориться, будто не прикован к виду значительной выпуклости на штанах Вегаса, потому что то же самое происходит позже внутри его собственных, и потому что это в нескольких дюймах от него и прямо на уровне глаз. — Начнём с чего попроще, мм? Разговоры — немного чересчур. Весьма смущают, и Пит хотел бы, чтобы не так возбуждали. Вегас расстёгивает ремень, и всё вдруг становится уж сильно реальным. — Делал это раньше? — спрашивает Вегас. Пит сглатывает. — Это, типа… — Сосал член? — ну до чего грубо. — Нет, я… я дальше поцелуев не заходил. Этому Вегас довольно улыбается, потому что, разумеется, он в восторге от того, что его член у кого-то будет первым. Ремень пропадает, и теперь съезжает молния. — Мм. Я так и понял. Твои поцелуи — абсолютный порок, Пит. Пит думает, это что, комплимент? Странный, в стиле Вегаса комплимент, но всё же. От необходимости отвечать его избавляет момент, когда штаны Вегаса соскальзывают с его бедёр и отшвыриваются в сторону, оставляя его лишь в чрезвычайно узком чёрном белье, едва ли скрывающим твёрдый ствол под ним. Его тело — безумие. Потому что, ну разумеется. У Пита наполняется слюной рот при виде выступающих тазобедренных косточек и линий, ведущих вниз к той самой части, с которой он вот-вот познакомится ближе. Его задница, наверное, тоже необыкновенная. Пит безмолвно грустит о том, что ему никогда не доведётся это узнать. Вегас подцепляет большими пальцами последний прикрывавший его кусок ткани, и у Пита от нервов, предвкушения и неопровержимого воодушевления заходится сердце. Кажется, будто, когда он следит за тем, как постепенно оголяются кусочки кожи, время замедляется до черепашьего хода. Вегасу приходится оттянуть ткань, чтобы обогнуть ею член, который, высвобождаясь, практически из неё вылетает, и, эм. Это. Да. Это определённо пенис. Необъяснимо красивый, покрасневший и на головке поблёскивающий. И большой. Несоразмерно большой, учитывая, что сам Вегас не такой длинный или широкий. Там он невероятно пугающий, но Пит вдруг понимает, что вздёргивается от мысли попробовать его на вкус. От мысли, что позже это вколотиться в него и растянет. Он полагает, что собственные мысли, наверное, транслирует слишком громко — широко распахнутыми глазами и разомкнувшимся ртом. Вегас вытягивает пальцы, ласково касаясь ими его подбородка, поднимает его лицо, чтобы встретиться с ним взглядом. К удивлению Пита, не выглядит самодовольным или выжидающим. Выглядит каким-то взволнованным, хотя Пит ещё ничего не сделал. — Всё нормально? Пит удивлённо моргает. — Да? — Звучит не особо уверенно. Это некая часть фетиша на девственников? Заставлять Пита вспоминать о своей неопытности? — Ну, ты не чтобы бросаешь вызов законам физики попыткой впихнуть это в меня или типа того. Вегас ухмыляется, позабавленный сарказмом, но по-прежнему сосредоточенный на поставленной задаче. В момент, когда Пит заканчивает говорить, Вегас пальцем не даёт ему полностью закрыть рот. Трёт губы, изучая их потемневшими глазами, прежде чем меняет большой палец на указательный и средний, надавливая ими на язык и заставляя открыть рот пошире. — Осторожнее с зубами, — предупреждает он. — Будет легче, если ты высунешь язык… да, вот так. Он звучит слегка задушенно, когда Пит послушно проскальзывает по его пальцам языком. Вегас теперь уже вязкими пальцами проводит по его губам ещё раз, а затем берётся за свой член. Видеть, как мало длины способна перекрыть его ладонь, нервам Пита никак не помогает, однако он остаётся неподвижен, с открытым ртом, высунутым языком и бешено колотящимся сердцем, ожидая, когда Вегас воспользуется его телом ради собственного удовольствия. Вопреки предположениям Пита, он не торопится. Дразнит самого себя, водит головкой по его губам и кончику языка, позволяя попробовать капельки предэякулята. Горьковатые и немного противные, хотя член у Пита с вкусовыми рецепторами, видимо, не согласен. Он истерично думает, что сначала должен был снять штаны, потому что ощущение сдерживающей его член ширинки становится несколько дискомфортным, когда Вегас толкается головкой в рот и каким-то чудом заставляет его затвердеть сильнее. Он машинально пытается сомкнуть вокруг него губы и понимает, что изо всех сил старается взять правильно, не рискуя при этом вовлечь зубы. Так Вегас кажется ещё больше, у Пита одной только головкой до невозможных пределов уже наполняется рот. Он вынужденно чуть косит глаза, чтобы посмотреть на то, сколько осталось, и задаётся вопросом, не разочаруется ли в нём Вегас, если у него не получится заглотить целиком. Почему его вдруг волнует чужое разочарование, когда сам силится принять первый в своей жизни член, что для Вегаса, вероятно, лишь добавка к возбуждению, Пит не знает. Но чувствует острую потребность справиться, позаботиться о том, чтобы угодить Вегасу. Быть для него хорошим. Вегас будто мысли его читает, потому что, начиная вталкиваться и выталкиваться, принимаясь пихаться в заднюю стенку горла, гладит Пита по щеке и растянутому уголку губ с ласковым: — Вот так. Хороший мальчик. Пит скулит. Член заскальзывает подальше, этим как следует пробивая глотку. Он немного надрывается, а после насаживается сам и расслабляет для него гортань. У Вегаса прерывается дыхание. — Блять, Пит. И затем рука, до этого крепко державшая ствол, перемещается Питу в волосы, Вегас тянет его назад, оставляя на языке только головку… и сразу вколачивается обратно настолько глубоко, что Пит моментально задыхается. Давится булькающим звуком, во рту скапливается слюна, сползает по губам и заново стекает в раскрытое Вегасом горло. Он едва в состоянии дышать хотя бы через нос, и когда во время толчка инстинктивно сглатывает, боль и спазмы в гортани выдавливают из него вскрик с приглушённым стоном. Он понимает, что плачет, только когда большим пальцем Вегас ловит пару слезинок. Вегас в нём словно целую вечность, насаживает его на член мелкими, но невыносимыми рывками, прежде чем оттягивает его голову за волосы. Пит отчаянно втягивает воздух, заходясь кашлем и случайно вдыхая собственную слюну и, наверное, ещё больше предэякулята. С глаз продолжают сыпаться слёзы, все пойманные разительно чуткими руками Вегаса. Это жутко и больно, с покрасневшим лицом и мокрыми от слюны шеей и подбородком выглядит он, вероятно, отвратительно. Но всё же твёрд так, как никогда прежде в жизни не был, от одного лишь вкуса Вегаса во рту и издаваемого им звука, когда Пит вокруг него сглатывает, поджимаются яйца… Пит наслаждается каждой секундой. — Ты в порядке? Он пытается ответить, но всё, что выходит, это хрип. Они едва начали, а он уже проебал голос. Ладони Вегаса оставляют его волосы и лицо, он словно собирается полностью отстраниться, поэтому Пит паникует, взмывает руками и хватает его за (изящные) бёдра. — Эй, всё нормально, я просто принесу тебе воды, а потом мы сможем- — Не останавливайся. Вегас замирает. — Что? Говорить трудно, так что Пит, впиваясь пальцами в мягкие мышцы его бёдер, притягивает его ближе. Повторяет то, что Вегас говорил ему сделать раньше — открывает рот, высовывает язык, в готовности и ожидании, когда тот продолжит трахать его рот. Когда Вегас всё ещё не двигается, Пит поднимает взгляд. Выражение его лица — бесценно. Пит жалеет, что не может запечатлеть на камеру. Рука, вернувшаяся на своё законное место в его волосах, внезапно колеблется. Пит хочет сказать, что это необязательно, что Вегас может просто взять то, чего хочет, но его сдерживают гордость и необходимость держать рот открытым и готовым. Вегас на пробу стискивает ладонь, дёргает за пряди, и Пит судорожно вздыхает, когда колкая тянущая боль горячими вспышками выстреливает по позвоночнику. Что бы Вегас на его лице ни увидел, это подмывает его дёрнуть сильнее, и в этот раз Пит уже откровенно стонет. Тогда Вегас, наконец, вырывается из своего странного оцепенения и приходит в движение, поднимает свободную руку и ещё шире разводит Питу челюсти, освобождая больше пространства для члена, которым входит уже глубже, чем раньше, так, что Пит носом зарывается в ухоженные волоски у основания. Он давится опять, но из-за этого звука Вегас теперь не отстраняется — не без того, чтобы сразу после толкнуться по новой — и вскоре набирает скорость, зверским темпом основательно трахая его в глотку. У Пита ноет челюсть, губы растянуты так, что кажется, будто они вот-вот порвутся, он исправно пытается дышать между болезненными, систематическими тычками члена в горло. Начистоту, это чистейшая агония. Он возбуждён настолько, что спустить в штаны рискует от одного прикосновения. Даже жалкие попытки Вегаса в грязные разговорчики не силах его успокоить. Пожалуй, они почему-то лишь заводят его больше. — Посмотри на себя. Твой рот был для этого создан. Какая же идеальная маленькая блядь. Как девственник может быть блядью? И ещё, почему из-за этого у него дёрнулся член? Будто бы чем больше он вскрикивает, скулит и задыхается, тем жёстче его горло Вегас трахает, не останавливаясь до тех пор, пока Пит ногтями не впивается в его бёдра, потому что чувствует, что от нехватки воздуха вот-вот потеряет сознание. Сглатывать вокруг ничего почти ещё болезненнее. Он задаётся вопросом, не повредил ли что-нибудь всерьёз. И вопросом, почему мысль об этом ему нравится. Его грудная клетка влажная от стекающей по подбородку с члена Вегаса слюны. Довольно мерзко. Лишь бы только это не сбило Вегасу весь настрой. Вегасу… который вдруг между его ногами падает на колени. Пит едва различает его лицо, зрение размылено слезами, поэтому ему не удаётся определить, о чём Вегас думает или что чувствует. И поэтому он определённо не ожидает, что тот притянет его к себе и в его измученный рот пихнёт свой язык. В напрочь грязном поцелуе Вегас стонет. Должно быть, с губ Пита пробует себя на вкус, и это, должно быть, ему нравится. Питу нравится, что ему нравится. Поцелуй грубый и непристойный, но большие пальцы, растирающие его ноющую челюсть, нежные и успокаивающие. — Я… — блять, у него практически полностью сел голос. — Я хорошо справился? — Хорошо ли ты… Пит, — Вегас тоже звучит разбито, хотя и совершенно в другом смысле. — Боже, блять. Да, ты хорошо справился. Лучше, чем хорошо. Ты справился потрясающе. Было очень хорошо. Ох, Пит и правда наслаждается похвалой. Улыбается, что охуеть как больно, поскольку в какой-то момент он, похоже, порвал губу. — Да? — Да, — повторяет Вегас. — Побудь здесь, ладно? Я сейчас вернусь. Пит хмурится, но его отпускает. Благо, тот уходит ненадолго и уже возвращается с открытой бутылкой воды. — Мне нужно, чтобы ты немного попил для меня, малыш. Малыш? Пит позволяет ему поднести бутылку к губам и наклонить её ко рту. Пусть глотать и шевелить челюстью мучительно, за прохладную жидкость он всё же благодарен. Он негромко мычит, когда напивается, и Вегас, к счастью, намёк понимает. Вскидывает тёплые ладони и с глаз и щёк смахивает оставшиеся слёзы. — Я сделал тебе больно? Что за тупой вопрос. — Ну да. Вегас хмурится. Как если бы не знал… или как если бы знал, но теперь об этом сожалеет. Пит, надеясь утешить, улыбается. — Мне понравилось. Опять это выражение лица, значение которого Пит до сих пор не совсем разгадал. А потом Вегас снова его целует, и он теряется в давлении и притяжении, в том, как Вегас изнутри лижет полость и посасывает губы. Когда отстраняется, Пита подмывает заворчать, но он соображает, что его отталкивают на кровать, а чужие руки возятся с его ширинкой, и ворчать больше не хочет. Одним движением Вегас стягивает с него джинсы вместе с нижним бельём и несколько секунд стоит над ним, разглядывая с головы до ног. Пит, вдруг впервые за вечер почувствовав смущение, инстинктивно съёживается. Он никогда особо не раздумывал над собственной внешностью, будучи вполне удовлетворённым тем, что неизменно считал относительно среднестатистическими лицом и телом. Однако стоящий и пялящийся на него мужчина — это сплошь гладкая кожа и отточенные мышцы, и ему думается, что в сравнении с ним он, наверное, немного хиленький и восхищения не вызывающий. — Чёрт, ты красив везде. Уже не терпится, блять, погубить тебя. Вегас порет чушь. А ещё точно знает, что именно сказать, чтобы мысли Пита стихли до отдалённого гула. — Перевернись для меня. Пит перекатывается на живот, лишь тушуясь неуверенностью в том, чего конкретно Вегас от него хочет. — Мне надо- Вегас хлопает его по заднице легонько, игриво, каким-то пустяковым, несущественным замечанием. — Подними. У Пита в мозгу происходит короткое замыкание. — Плохо слышишь? Я сказал, подними, — за этим следует шлепок чуть строже, хотя всё ещё едва ли что-то значащий. Не заслуживающий реального внимания. Через прикосновение, скорее, выражающий указание на то, что под командой Вегас имеет в виду. Но от которого у Пита всё равно по всей спине расходятся мурашки, а мысли замедляются до ползков в отклик на спровоцированное этим острое покалывание и сладкое наслаждение. — Пит? Он пытается ответить, но получается совсем невнятно. И по-прежнему невероятно хрипло. Наступает момент тишины, и он полагает, что, возможно, делает что-то не так и должен, наверное, словам Вегаса подчиниться, как только сумеет восстановить контроль над своими конечностями, неожиданно ставшими слишком тяжёлыми. Но, прежде чем он успевает хотя бы попробовать это сделать, рука Вегаса падает вниз с куда более внушительной силой. Всё его тело от эффекта встряхивается, из саднящего горла вырывается пронзительный, болезненный стон. Вегас опускает ладонь вновь, потом трёт покрасневшую кожу, одновременно её успокаивая и раздражая, и у Пита со рта ссыпается очередная порция тихих судорожных вздохов и мычаний. — Не думал, что… ты — гораздо больше, чем я предполагал. Крепкие, но ласковые руки подхватывают его бёдра и подтягивают вверх так, чтобы Пит оказался на коленях. Он слышит ещё одно негромкое «блять», а после тёплый, сухой большой палец касается той части его тела, которую никто раньше не видел и не трогал. Организм простреливает нервозностью, однако она только усиливает ощущения. — Боже, Пит, ты идеальный. Чтобы договориться с собственным языком, требуется несколько попыток. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты чересчур много болтаешь? За это он зарабатывает повторный хлопок, теперь уже по другой ягодице, и с его члена на простыни реально начинает капать. Он истерично размышляет, что сегодня вечером много всего для себя открывает. Ему нравится делать минет, быть униженным и выпоротым. С унижением дело непонятное, потому что ему нравится и то, когда Вегас говорит что-то поприятнее, типа называет его хорошим, идеальным и красивым, но Пит постепенно приходит к мысли, что, может, он, раз так близок к оргазму, приемлет всё. Или, может, просто приемлет всё, что делает Вегас. Стоп, что? От необходимости разбираться с последним его спасает попавшая на вход, холодная капля смазки. Он вздрагивает, машинально отшатываясь, тогда Вегас шлёпает его снова, и его рукам Пит сдаётся. — Всё хорошо, малыш, просто расслабься. «Малыш» и во второй раз тоже странное. Ещё более странно то, как сильно оно Питу нравится. Вегас размазывает большим пальцем смазку по колечку, в то время как свободной ладонью наворачивает круги по его пояснице. Пит чувствует слабый нажим на края, Вегас едва надавливает внутрь. Проверяет податливость. Дразнит. А следом рукой со спины спускается к горячей, воспалённой коже на заднице и подушечкой большого пальца внезапно оказывается внутри. Пит по-настоящему скулит. Не нарочно. Но сочетание напора и растяжки, всего нового, неизвестного и поразительно приятного, немного сводит его с ума. — Посмотри на себя. Палец пропадает, но моментально заменяется одним из других. Медленно, с помощью согревающей смазки, Вегас толкается им внутрь. Пит на самом деле мало что исследовал, старая-добрая дрочка его всегда весьма устраивала, но в подготовке к сегодняшнему вечеру во время душа он был намного предусмотрителен. Было необычно и дискомфортно, и как бы он ни тащился от мысли, что кто-то пихнёт туда свой член, реалии его собственного пальца были не особо впечатляющими и отчасти неприятными. Чувствовать палец Вегаса определённо куда необычнее, потому что этот палец чей-то, и потому что Пит не в состоянии предугадать скорость и движения. Из-за вдавливания он рефлекторно сжимается. — Расслабься, — говорит Вегас. Что просто ну очень полезно. — Отличная идея! И как я сразу не додумался? — он извивается, будто бы это как-то сделает ощущение пальца в заднице не таким навязчивым. Во всяком случае, становится только хуже. — Мудак. Тогда Вегас вводит палец до последней костяшки и оставшейся частью ладони плотно придавливается ко входу. У Пита в башке картинка довольно комична. Он надеется, что со стороны Вегаса это выглядит в меньшей мере забавно и в большей — сексуально. А потом палец сгибается, и о, какого хера. — Ох! — Вегас слегка двигает им назад-вперёд, небольшими круговыми движениями массируя то, что, по догадкам Пита, должно быть простатой. Да, ладно, теперь он понимает. По ощущениям это… да. — Похоже, это была твоя простата, — говорит Вегас. Опять же, очень полезно. — Я, может, и девственник, но это я всё ещё знаю, — удаётся ему сказать сквозь блаженные вздохи, несколько подрывающие интонацию, к которой он стремится. Вегас вынимает палец, что кажется просто неправильным, но после Пит слышит, как снова хлопает крышка лубриканта, и через пару секунд палец возвращается. Стоп, нет… в него теперь входят два пальца. — Ну же, позволь мне… вот так. Жжение уже значительно ощутимее. Прежде это было всего лишь давление, сейчас — факт того, что пальцы Вегаса оживлённо растягивают края, пробиваясь в слишком узкое для них отверстие. Даже до того, как он шоркает по простате, Пит ловит себя на том, что еле дышит от прошибающей позвоночник и скатывающейся приятной дрожью вниз по телу боли. У него разгоняется сердцебиение, когда он думает, что больно ему всего от двух пальцев, которые ничего общего с членом Вегаса не имеют. Свободной рукой Вегас шлёпает его по ягодице, а пальцами внутри, выбивая из него изумлённый стон, принимается неумолимо массировать простату. Пит больше в силах держаться на руках, поэтому опускается на локти и себя же, будто для обострения чувств, дёргает за волосы… это, однако, лишь ещё глубже погружает его в окрашенное болью удовольствие. — В-Вегас… — Тебе нравится, когда грубо, да? — чтобы чётче выразить свой посыл, он растопыривает два пальца, стараясь в тисками сжавшейся заднице Пита развести их ножницами. — Нравится, когда больно? На это Пит реагировать отказывается, хотя наслаждённую судорогу в отклик на болезненную растяжку Вегас точно чувствует. По комнате расходится эхом и откликается во всём его теле очередной хлопок. — Ответь мне. — Да, — полу-всхлипом. — Мне нравится. Ещё один шлепок. — Просто нравится или очень нравится? — и ещё один. — Очень нравится, — по его лицу от стыда стекают слёзы, что является лишь добавкой к сложной веренице сворачивающегося под кожей удовольствия. Яйца туго поджимаются из-за трущих его простату пальцев и покалывающей, исходящей от ягодиц, боли. Он, даже не коснувшись собственного члена, находится на грани самого бурного оргазма, который когда-либо испытывал. Безостановочно издаёт звуки, набирая в громкости с каждым толчком пальцев Вегаса, с каждым сжатием и последующим шлепком, что подводит его всё ближе, и ближе, и ближе, и- Вегас вынимает пальцы как раз тогда, когда Пит вот-вот шагнёт за грань. — Блять! Что ты- Особенно сильный, болезненный удар по заднице заставляет его замолчать. — Перевернись. Хочу видеть твоё лицо, когда ты впервые примешь мой член. Пит не уверен, что его смущает больше: печальные попытки Вегаса в грязные разговорчики или то, что они на нём срабатывают. Он, вроде, делает, как было велено, просто в данный момент ему трудновато контролировать свои конечности. Это нормально? Такое чувство, что не совсем нормально. К счастью, Вегас сам более чем готов подталкивать и подтягивать его в нужное ему положение, из-за чего конечности Пита кажутся только тяжелее. Да, ему однозначно нравится, когда с ним грубо обращаются. Вразрез тому, что он держал это и во рту, и в глотке, видеть, как Вегас, стоящий на коленях между раздвинутых ног, надевает презерватив на свой твёрдый, покрасневший и совершенно не небольшой член, заставляет Пита немного нервничать. Как бы сильно его тело ни наслаждалось тем, как Вегас делает ему больно, мозг предостерегает его от потенциальной боли того, что всё это окажется у него в заднице. Вегас, наверное, читает это на его лице, поскольку вскидывает удивительно нежную руку и проводит ею по его волосам. — Я сделаю так, чтобы тебе было очень хорошо, Пит. Просто расслабься. Пит поглубже вдыхает и закрывает глаза, потому что, да, смотреть на член Вегаса никакой пользы нервам не приносит. Он кивает, почувствовав, что готов настолько, насколько может, и надеется, что Вегас примет это за отмашку. Одной рукой тот приподнимает и в сторону отводит Питу бедро, второй, вероятно, придерживает свой член, когда твёрдой головкой толкается внутрь. Пит борется с порывом распахнуть глаза, но, наконец, сдаётся вовремя, чтобы уловить выражение лица Вегаса, который заскальзывает на первые несколько дюймов. Ну, может, «заскальзывает» не совсем подходящее слово. Может, «втыкается». «Пихается» даже. Пусть и со всей той подготовкой, жжёт кошмарно, Пит из-за этого трясётся, а слёзы скапливаются у него в глазах. Которые он всё равно не смыкает, потому что Вегас смотрит на него сверху вниз, и есть на его лице нечто предвкушённо-проникновенное. Что бессмысленно, ведь, в отличие от Пита, он точно знает, каких ощущений ждать. Хотя всё равно выглядит так же сокрушённо, как каждым новым насыщающим Пита дюймом сокрушает его несчастную задницу. Их прикованные друг к другу взгляды кажутся наэлектризованными, многозначительными и совершенно пугающими. Вегас вошёл только наполовину, а Пит чувствует себя уже немыслимо наполненным. Боль постоянна, но она стремительно становится не столько препятствием, сколько источником глубокого жгучего желания. От непривычного дискомфорта и переживаний у Пита слегка обмякает, однако стоит Вегасу сдвинуться на оставшуюся длину, как он начинает ощущать себя наполненным настолько, что думает, вот-вот взорвётся, его член вновь крепко твердеет и предэякулятом сочится ему на живот. Вегас резко порывается бёдрами к заднице, входя, наконец, полностью, и заваливается вперёд так, что теперь они грудь к груди, кожа к коже. Лижет Питу шею, целуя и посасывая чувствительную плоть. — Как себя чувствуешь? — Хорошо. Наполнено. У Вегаса при этом дёргаются бёдра, и он неожиданно оказывается внутри ещё глубже. Пит и не думал, что такое возможно. — В тебе так, блять, потрясно, малыш. Так, блять, узко. Он принимается вращать бёдрами, едва выходя из Пита на хотя бы мизерный дюйм, прежде чем снова в него вжимается, заставляя привыкать к сопротивлению и скольжению. Абсолютно дикие вещи творит с задницей и членом Пита, который истошно старается воедино сформулировать какой-нибудь крайне необходимый комментарий. — Разве не в этом смысл трахать девственников? — Ты самый узкий из всех. Лучший, — Вегас, по крайне мере, тоже звучит так, будто из последних сил старается говорить вразумительно. — Ставлю на то, что ты говоришь так всем своим… блять, — он практически выходит целиком, а обратно затем вколачивается, при этом чётко попадая по простате и выбивая из Пита стон. — Если ты всё ещё разговариваешь, значит, я явно делаю что-то не так, — говорит самодовольный ублюдок, набирая устойчивый темп, в котором каждым ёбаным толчком буквально колотит по простате, ведь Пит же задел его гордость, и теперь ему доказать свою точку зрения принципиально. И доказывать получается, потому что всё, на что Пит способен после — это бессловесный скулёж и стоны, прибавляющие в громкости всякий раз, когда тот входит по основание. Он мёртвой хваткой вцепляется в подушку под головой, пока его так безжалостно втрахивают в матрас, что он начинает по нему ёрзать. Это, вероятно, определённо гораздо грубее, чем с кем-то обычно обращаются в первый раз. Вообще-то, даже жестоко. Что не претензия. Просто наблюдение. — Блять, Пит, глянь на себя, так хорошо принимаешь. Как будто засасываешь меня своей тугой жадной задницей. Ненормальный. — Заткнись. — Тебе это нравится, — к сожалению, он прав. — Всё равно заткнись. Вегас смеётся, что и правда приятно, когда он обнимает так крепко. А после, потому что, ну разумеется, не может безнаказанно оставить излишний трёп Пита, принимается трахать его жёстче. Быстрее. Под натиском Пит очень старается дышать, хотя ведёт проигранную битву, поскольку на него быстро накатывает оргазм. Он просовывает между их телами руку, которой не держится за спинку кровати, чтобы помочь себе… однако Вегас его перехватывает. — Кончишь нетронутым или не кончишь вообще, Пит, — от этого Пит натурально хнычет. — Сволочь, — выдавливает сквозь стоны. Вегас вдруг на всю длину выходит, что по ощущениям ёбаная катастрофа. Пит едва ли не плачет от того, насколько пустым себя чувствует, рефлекторно пытается сжаться, но обнаруживает, что не на чем. Слышит шлепок по бедру до того, как его ощутить, и это вынуждает его вокруг пустоты опять сжаться. — Вегас- — Закончил быть неблагодарным? Блять. Теперь Пита пробивает на слёзы, унижение неприятно оседает под кожей. Почему-то из-за этого у него вздёргивается член, а сам он снова сжимается. — Ответь мне, — тогда Вегас легонько, так, чтобы уколоть, а не действительно причинить боль, шлёпает его по лицу, и Пит окончательно утрачивает способность думать. Он знает исключительно то, насколько это унижает и оскорбляет, но как бы сильно это ни презирал, он ещё и правда, на самом деле не презирает. Это лишь пробуждает в нём желание схватиться за Вегаса и по причинам, которые он не в состоянии определить, притянуть его ближе… но, прежде чем он так сделать успевает, Вегас берётся за оба его запястья и прижимает их матрасу над головой. В течение нескольких мучительных секунд просто наблюдает за тем, как Пит вполсилы сопротивляется хватке, от которой втайне освобождаться не хочет, и тем, как предпринимает печальную попытку подмахнуть ему бёдрами. Тело в этот момент действует всецело само по себе, Пит давно лишён контроля над инстинктом трогать и быть тем, кого трогают. — Ты действительно… — Вегас замолкает и проводит большими пальцами по его запястьям. Наверное, чувствует под кожей его учащённый пульс. — Ты такой- — Пожалуйста, — перебивает Пит. — Прикоснись ко мне, ударь, трахни, сделай хоть что-нибудь, пожалуйста. Вегас выглядит слегка так, словно по лицу шлёпнули его. А потом двигается, чтобы только одной рукой держать Пита за запястья, и входит снова, а у Пита слёзы льются лишь сильнее, потому что наконец-то. На этот раз Вегас не дразнит, а сразу принимается трахать жёстче, чем раньше, и Пита охватывает чувство, будто он напился. Всё приятно кружится, сам он парит где-то между матрасом и чужим телом, к реальности прикованный запястьями и тем, что бы Вегас ни вытворял с его простатой. Вегас опять кусает за шею, и это жалит, туман в сознании прорубает острая пронизывающая боль, и Пит, наверное, кричит, хотя особо не уверен. Всё одновременно причиняет и не причиняет боль. В бреду думает, что осознаёт, как становится зависимым от этого. Больше, чем просто из-за физического фактора всего происходящего, это отказ от контроля, это разрешение кому-то делать с ним всё, что захочется. Делать всё, что захочется, ему. В моменте от самого мощного в жизни оргазма его накрывает поразительным просветлением, что в значительной степени ему ещё и нравится, когда Вегас забирает контроль и использует его тело. Это нежеланная истина, но, когда Пит пробивается сквозь дымку, пересекаясь с ответным взглядом Вегаса, отрицать её не может. Тогда Вегас целует его, целует необыкновенно нежно, невинно и сладко, резко контрастируя с ослепительно-восхитительной болью везде, где к нему прикасается, и это финальный, необходимый Питу, разрушительный толчок, чтобы шагнуть за грань. Он кончает так сильно, что к затылку закатываются глаза и меркнет зрение. Отдалённо различает, как Вегас тоном, напоминающим благоговение, снова и снова произносит его имя. Последнее, что ощущает перед тем, как отключиться, это сильные руки, обвившиеся вокруг него, сжавшие так крепко, что едва ли получается дышать, и это привносит в него чувства тепла, безопасности и… любви? Всё произошедшее было ошибкой.