Мы можем обсудить это

      Кристина отказывается идти в школу. Почти не ест, почти не пьет, если таковым нельзя назвать бутылку водки, которую она закусывает хлебом черным, смотря в никуда и откусывая ещё кусок, прежде чем присосаться к горлышку. И, как бы Кира ни хотела не опаздывать на химию, которая стоит первым уроком, на ней она не появляется вообще. Молча моет за Кристиной тарелки, в которые та стряхивает пепел даже не задумываясь, сидя на кухне Кириной и дымя в потолок, пока её дядя в отъезде, и стряхивает за Кристиной крошки со стола, ссыпая их в кухонную раковину.       Садится напротив, в телефоне залипая, пока экран окутывает завеса дымовая — настолько часто Кристина курит. Одну за другой без передышек, из-за чего Кире ей и свою пачку приходится отдать — Кристинина заканчивается.       — Блять, — шипит себе под нос тихо Крис, мобильник разбитый откидывая в сторону. И снова к бутылке прикладывается. Кира и бровью не ведет, не отрываясь от своего. — Лиза написала, — голос охрипший совсем, словно вчера голосовые связки разорвались вдребезги. — Спрашивает, почему меня нет.       — Напиши, что заболела, — пустым тоном советует Кира, так и не подняв на Кристину взгляд.       И Крис печатает послушно, пальцами непослушными скользя по экрану, то стирая, то снова набирая текст, потому что по буквам почти не попадает, перед глазами уже всё плывет.       Корпус клонится в сторону, сидеть становится почти невыносимо. Тошнит жутко.       — Пошли ляжем, — говорит Кире, глаза на неё поднимая. Та не обращает внимания, лишь себе под нос что-то ворчит.       — В постели тоже курить будешь? — хмыкает она через минуту.       — Буду.       — Пошли, — поднимается из-за стола вяло, Кристину за руку с её места вытаскивая, позволяя руку на свое плечо закинуть, чтобы та не уебалась об какой-нибудь угол, пока дойдет сама. Тащит её на себе к кровати двуспальной, скидывая на поверхность мягкую, одеялом накрытую. А Кристина сразу же по карманам лезет, чтобы пачку достать да закурить. И минуты без этого дыма ядовитого, легкие прожигающего, не может.       Кира рядом падает.       — Ты чо, водку не взяла? — оборачивается на Кристину курящую, когда та затягивается. Та лишь головой вяло из стороны в сторону машет. — Блять.       И снова с кровати встает. Возвращается уже с пустой бутылкой, чтобы покачать той перед Кристининым носом. Та пытается на ней взгляд сосредоточить, но всё плывет к чертовой матери. Усмехается медленно, словно весь мир раскачивается вместе с ней. А потом выдирает бутылку из рук, последние капли в себя вбирая. Облизывается, на локти опираясь, пусть те и не держат.       — Виски ещё есть, — бормочет Кира недовольно. — Но он, типа, дядин, мне влетит потом.       — Переживешь, — говорит алкоголь в Кристине.       Кира зависает на несколько секунд, а потом кивает сдержанно, снова куда-то удаляясь. Не брезгует начать распивать с Кристиной — виски не водка. Кира готова питаться виски. Да и хороший он, дорогой. Дядя дерьма в дом не принесет.       — Надолго в запой? — спрашивает после очередного глотка.       — Пока не забуду её имя, — шипит Кристина, когда капля проливается мимо рта, капая на светлые джинсы. Ладонью бедро растирает до боли, по ткани проезжаясь, безуспешно пытаясь его то ли высушить, то ли стереть, Кира лишь следит за этим своими глазами-дырами и ни слова не говорит.       Забирает бутылку из её пальцев, пока Кристина на себя всё не пролила в борьбе с пятном, глотает жадно. Усмехается себе под нос, в глаза Крис заглядывает.       — Как её зовут?       — Ли-за, — перебивает иканием, прежде чем закончить, себе под нос улыбается грустно, языком по верхним зубам проводя, словно так сможет смазать её имя, втереть в десны, чтобы то в кровь впиталось.       — Значит ещё можно пить, — и снова к горлу прикладывается, смотря, как Кристина следит за её глотками жадно. Того и гляди — прямо ото рта оторвет, себе забрав эту алкогольную кому в бутылке.       Кристина еле как на четвереньки поднимается, ползет по кровати неустойчиво, падая на подушки и прикрывая глаза поплывшие, чтобы комната перестала шататься. Но и это не помогает, потому что её сознание, кажется, вместе с ней расшатывается, стараясь выбросить Кристину за борт, в это море безумия и хаоса, из которого не выплыть — ни берега, ни края.       Снова из пачки сигарету выуживает. Пепел стряхивает прямо на одеяло, хоть и знает, что Кире за это влетит по первое число. Но Медведева молчит, лишь смотрит на неё пристально, улыбаясь криво, потому что тоже алкоголь в голову ударять начинает.       — Не надоело? — спрашивает.       — Пить? — приподнимает брови Кристина, хотя сил нет даже на этот жест.       — Любить невзаимно, — отрезает Кира. А Крис лишь плечами пожимает, затягиваясь так, что все лёгкие дымом пропитываются. — На одни и те же грабли в который раз, Шум.       — Может, я мазохистка, — давится этим словом последним, потому что выговорить уже не в состоянии. Но Кира понимает с полуслова, стоит ей только первую букву из себя выдавить. Выплюнуть в потолок белый, дымом пропитавшийся за это время короткое.       — Ну, с Ангелиной же прошло как-то, — губы облизывает после очередного глотка, голову чуть запрокидывая, чтобы за дымом проследить, по комнате распространяющимся.       — Это другое, — возражает Кристина, чуть голову поворачивая в сторону. Кажется, что шея уже не держит её, что та сейчас отвалится и скатится с кровати, как мяч. Настолько та ватная, настолько, черт возьми, тяжелая, что уже нет никаких сил её держать, словно эта вата сделана из свинца.       — То же самое, — кидает ей Кира, укладывая голову рядом на подушках. Крис видит её платиновые волосы, собранные в хвост на затылке, скользит по выбритым вискам затуманенным взором.       Хрипит тихое «нет» в ответ, потому что с Лизой совсем по-другому. С Лизой всегда по-другому. С Лизой больнее, пусть с Ангелиной было так же больно.       — Да, — поворачивается на неё Кира. — О своих чувствах ты ей не сказала. Та стала встречаться с парнем, пока ты страдала, запивая свою боль алкоголем. Ничо не напоминает? — Крис вздыхает тяжело, шепча не менее тяжелое «с Лизой по-другому».       Молчат несколько минут, обмениваясь бутылкой и сигаретами. Пока Кира курит — Кристина пьет, пока Кира пьет — Кристина курит. Так и лежат, потолок размывающийся сверля глазами, уставшими от этого мира.       Кристина на локоть опирается, поднимаясь, чтоб бутылку из рук Киры выхватить, хотя ещё сигарету свою не докурила, а та руку в сторону отводит, заставляя Кристину за бутылкой потянуться, сдвинуться на несколько сантиметров, проползти их, словно под колючей проволокой, пластом.       А губы так близко Кирины тонкие, что Кристина щурится, когда бутылку всё же выхватывает, а вот отодвигаться не спешит. Колено между её ног ставит, чтобы равновесие удержать, хватается за изголовье кровати, подтягивая себя вверх немного, чтобы потом склониться к Кириному лицу ещё ближе, выдыхая той в губы сигаретный дым. Почти касается её губ своими, замечая, как Кирино лицо мрачнеет.       — Слезь, — говорит с напором. С таким напором, с каким обращается к тем, кого собирается ударить. А Крис не двигается, лишь ещё немного вперед пододвигается, дыханием своим губы чужие щекоча. Затягивается, снова в лицо выдыхая, голову чуть склоняя в бок, смотря изучающе.       Кира её в сторону отпихивает, заставляя на кровать повалиться безвольной куклой, а сама с кровати встает с раздражением, присаживаясь куда-то на самый край, где Кристина её не достанет.       — Что ты, блять, творишь, Шум? — старается не повышать голос, потому что у самой в ушах звенит.       — Хотела тебя… поцеловать, — признается Кристина скомканно, потому что фразы уже не складываются, не хотят быть единым целым, не хотят подчиняться правилам русского языка. Звуки так вообще в кашу сливаются. В мерзкую и противную, в такую, какая у Кристины в голове варится.       — Нахуя? — поднимает бровь Кира с глупым выражением лица.       Крис лишь плечами пожимает. Забыться, наверное.       — Мы дружим, ок? — изгибает брови Кира в отвращении. Старается не повышать интонации, которые хотят повыситься, чтобы потом сорваться в пропасть. — Не больше, не меньше. Друзья не сосутся. Это мерзко, — понимает, что Кристине сейчас вообще без разницы, что между ними. Просто хочет сбросить напряжение.       — Ты разбиваешь мне сердце, — хнычет показательно Крис, заливаясь пьяным смехом.       — Крис, — грубо обрывает её Кира.       — Крис, — передразнивает Захарова. Лицо корчит, словно лимон кислый съела. — Ну а что? Ты же тоже лесби, — пожимает плечами расхлябанно, чтобы потом достать очередную сигарету, чиркая зажигалкой, пока Кира у неё бутылку забирает, отхлебывая.       Хмыкает забавно, бровь приподнимая.       — Это не значит, что я хочу с тобой сосаться, — возражает. — Ты для меня братан, и только.       Кристина вздыхает. То ли от облегчения, то ли от печали. Сама уже не понимает, от чего так ребра сжимает, давя на грудную клетку.       — А с кем бы хотела? — пялится на неё Крис, хотя фигуры четкой перед собой даже различить не может, но почему-то уверена, что смотрит прямо в глаза.       Кира лишь затылок чешет задумчиво.       — А ты? — словно с темы пытается соскочить. — Ну, кроме Лизы, — до того, как Кристина назовет её имя. Помнит его всё ещё — продолжает пить.       — Тебе вообще кто-то нравится? — тоже тему стороной обходит. Потому что кроме Лизы ни с кем и не хочется. Даже пытаться, если честно. Знает, что тошнить будет. Знает, потому что с Ангелиной так же было, пока с другими пыталась спать, чтобы ту из головы выкинуть. Сейчас даже не пытается. Бессмысленно это всё.       — Сигареты мне нравятся, — хмыкает Кира безразлично.       — И бухло! — тянет Кристина, снова кряхтя, потому что на смех уже дыхания не хватает.       — И бухло, — подтверждает Кира.       — Тебе ж нравилась какая-то классе в шестом, — с сомнением тянет Крис.       — Не сложилось, — парирует Кира.       — Потому что ты мразь бессердечная? — выгибает бровь как может.       — И это тоже.       — Ты у бабушки с дедушкой давно была? — вдруг спрашивает после минутного молчания.       И Киру цепляет. Разрывает пулей, попавшей по бочке с порохом. Она скалится, бутылку не передавая Кристине, когда та за ней тянется, а сама к ней прикладываясь.       — Крис, — рычит сдавленно.       А та молчит, губы поджимая. Требует ответа, ждет, видя, как Киру дрожь пробирает. Так всегда, когда о них речь заходит. Пожалуй, единственные, на кого ей в этой жизни не насрать. На них. И на Крис частично.       Губы подрагивают от того, насколько сильно она их сжимает, прокусывая до крови.       — Давно, — отвечает глухо, словно и вовсе этот ответ произносить не хотела.       — Почему? — изумляется Крис. Лицо её вытягивается, когда она вновь пепел стряхивает на покрывало, плюя на все правила приличия.       — Заткнись, — просит сдавленно.       — У тебя со всеми родственниками. Кроме них. Отношения не очень. Почему не общаешься с ними тогда?       — Заткнись.       — Кирюх…       — Заткнись! — табуированная тема висит в воздухе незаконченной. Заливается алкоголем, дымом рассеивается по комнате, перебиваемая очередной сигаретой. Крис замолкает наконец. Понимает, что бессмысленно.       Глаза замыливаются безбожно. Она уже почти не отличает, где вверх, где низ, лишь дрейфует по этим волнам, глаза прикрывая от тяжести, гирей подвешенной к векам. И погружается в благословенную темноту, где Лизе наконец нет места в этом освобожденном от снов пространстве.

***

      Однако в школу всё-таки приходится прийти. Не к первому уроку, и даже не к третьему. Старается не выискивать глазами Лизу на переменах, а всё равно ищет. Но не бежит к ней сразу же с концом урока, а вытаскивает Киру за рукав из класса и спускается на курилку. Лизе бы вообще лучше на глаза не попадаться. Та думает, что Крис просто болеет. Пусть так и думает дальше. Так гораздо проще.       Гораздо проще делать вид, что ничего не произошло. Гораздо проще делать вид, что тот звонок не разорвал её грудную клетку в клочья. Гораздо проще притворяться, что Крис не страдает от неразделенной любви, а просто…       Крис не знает, какое оправдание найти себе для Лизы. Потому и ссылается на болезнь.       Да и, если говорить откровенно, в жизни у неё никогда не бывает ничего «просто». Всё бьет под дых и доломать старается окончательно.       Кира с ней курит каждую перемену, которую Крис решает-таки пробыть в школе, боясь столкнуться с довольными Лизиными глазами и утонуть в них снова, видя там совершенно не свое отражение. Видя на её коже не свои отпечатки пальцев.       И на психологию забивает впервые, потому что просто не вынесет, когда внутри всё зудит и чешется, потому что шрамы на сердце пытаются затянуться, пока кто-то снова не оставит новых.       А они оставляют.       Крис даже не удивлена, когда и до неё доходит слух, что Лиза и Леша встречаются. Не удивлена ничуть. И даже не знает, как было бы лучше: услышать об этом от Лизы или от постороннего человека, с которым сталкивается в туалете. Десятиклассница какая-то. Она заходит туда, пока Крис моет руки. Шепчется со своей подругой, сплетни из уст в уста передавая. А Кристина слышит это. Слышит, что изгой с татуировкой на шее привлек внимание новенького, поймав в свои сети. И это «говорят, они мутят» ударяет больнее, чем их позавчерашний поцелуй.       Кристина знала, что так будет. Знала.       Но от этого, черт возьми, нихера, блять, не легче.       Всё равно ребра ломает, добираясь до сердца уже еле стучащего.       Кристина Киру с уроков оставшихся выдергивает, тащит на курилку, чтобы потом с почти чистой совестью и раскуроченным сердцем съебаться от ненужной информации, вкладываемой усердно им в головы. Кира не противится. Молчит, уже зная, что Кристина слышала. Поди услышала даже раньше самой Кристины.       Докуривают, бредя к решетке в серый выкрашенной, где краска уже облупилась местами, потому что школьники вечно её ногтями цепляют, словно занятий получше найти не могут. И Кристина присоединяется к их вандализму юношескому, проводя кончиками пальцем по металлу, сколупывая краску, чтобы та кусками загналась под ногти, оставшись там вечным напоминанием об этом чертовом дне.       Останавливаются лишь тогда, когда до лавочки около Кристининого подъезда доходят, снова закуривая. Частое курение начинает входить в ебанную привычку. Смолят как падлы, в окна открытые этот запах запуская, чтобы все соседи морщились и спешили закрыть окно поскорее, чтобы не задохнуться от этого смога, уже весь дом окутывающего.       Кира замечает их первыми, локтем Кристинин подбивая сразу же, чтобы та тоже обернулась. А там они. Под ручку идут к Лизиному подъезду, о чем-то переговариваясь. Крис готова поспорить, что Лиза никогда не выглядела настолько счастливой, какой выглядит рядом с ним, смущаясь его шуткам, не переходящим ни в какой пошлый контекст, низко склоняя голову, чтобы пряди упали на щеки, скрывая румянец проступивший.       Скулы сжимаются, как и пальцы, ломая сигарету напополам.       — Надо сходить за ещё одной бутылкой потом, — цедит Кристина почти по слогам, когда Кира кивает в подтверждение.       А Лиза замечает их в своей влюбленности лишь тогда, когда они равняются с Кристининым подъездом. И оглядывается на Захарову с полуулыбкой, прежде чем шепнуть что-то Леше на ухо и отцепить свои пальцы от его локтя, двигаясь в сторону Кристины.       Киру замечает не сразу. Замирая, когда видит белую макушку, прикрытую такой же по цвету кепкой. Но потом, словно решившись, подходит к их лавочке, вставая напротив, пока Леша стоит вдалеке, поглядывая на них со скрытым интересом.       Кира ему рукой машет, Крис, чуть погодя, тоже.       Мышцы слушаться перестают, когда она растягивает губы в вялой улыбке, на Лизу даже глаза не поднимая, пусть эта улыбка и адресована ей.       — Болеешь, а сама на улице сидишь почти раздетая, — голос тихий, словно пытается их разговор приватным сделать. Кира под её боком ногу на ногу закидывает, откидываясь на спинку лавочки.       Куртка легкая нараспашку, под ней одна лишь футболка, джинсы с подворотами и носки короткие. А на ногах даже не ботинки — так, кроссовки полуразвязанные, словно Кристине и это лень было сделать.       — Тепло на улице, — хрипит она.       Действительно за больную принять можно.       Если не знать, что у Кристины там уже давно опухоль мозга с именем Лиза, коряво выведенным. Если не знать, что голос хрипит, потому что водку хлестала как скотина последняя, надеясь это имя забыть полностью, из башки своей прокуренной выкинуть напрочь.       Чувствует кожей, что Лиза усмехается.       Больно подкожно.       — Чо глазами хлопаешь? Тебя ждут, — рявкает на Лизу Кира, заставляя вздрогнуть. Крис на Медведеву взгляд переводит, глазами сверкая. — Ну а чо? Правда ждут же, — ведет бровью она.       — Я напишу тебе, — обещает Крис. Хотя знает, что постарается не писать, пусть это желание вибрирует в кончиках пальцев. Ей обещает написать, а сама себе — не писать никогда больше.       Хоть и знает, что без общения с Лизой умрет. Просто не выдержит, если не впустит её в свою жизнь хотя бы на миллиметр.       Не сможет выбросить, не сможет забыть.       А глаза на неё так и не поднимает, словно боится коснуться чужого счастья. Словно боится увидеть там радость, которую из неё будто высосали.       — Напиши обязательно! — восклицает Лиза настойчиво, словно Кристинино сообщение что-то для неё значит. И разворачивается, чтобы уйти обратно к Леше. Уйти от Крис.       Лишь тогда Крис поднимает глаза. Лишь тогда вперивается взглядом в её спину прямую, пока та идет к Леше, наверняка мило ему улыбаясь, даже если только одними глазами.       — Водка, — напоминает Кира.       — Водка, — соглашается Крис.