***
Ночь, своей безжалостной рукой обозначит цель Неотвратимого движения клинка Что мне помешает завладеть твоей душой? Печально странно, до чего она легка И смех разольется на все времена и века (Ясвена — Птица)
Они лежали, прижавшись друг к другу, Ло Бинхэ не мог видеть, от чего запах Шэнь Цзю в девять раз сильнее кружил голову, а Шэнь Цзю его пряди в руках перебирал, будто ждал, пока Ло Бинхэ вконец опьянеет, чтобы в игру колдовскую его затянуть. — Тела твоего больше нет, но дух может войти не только в свое родное. Я дам тебе попробовать меня изнутри, дорогу внутрь себя укажу. Хочешь? — голос Шэнь Цзю интересом полнится, ждет реакции. У Ло Бинхэ в голове только одно. — Хочу, я все хочу. Тебя хочу, в тебя хочу, в тебе хочу. Понял, Шэнь Цзю? Они еще ничего не сделали, но Ло Бинхэ в который раз признал, что практики Шэнь Цзю сильные и могущественные, а слова затрагивают что-то глубинное. Он волк? Пусть волк. Он теперь дух? Дух так дух. Тела нет? Ну и гори оно огнем. Они могут соединиться в одном теле? Ло Бинхэ с остервенением вцепился в эту мысль. Идея была дикой и до дрожи увлекательной. Сейчас ему очень хотелось видеть лицо, с каким Шэнь Цзю сделал предложение. А вдруг Ло Бинхэ откажется из него выходить? Чтобы пойти на такой риск, Шэнь Цзю, вероятно, и сам не меньше чем он хочет попробовать. Распробовать безумие на вкус. — Когда шаман отдает свое тело духу — это называется «одержимость», — голос Шэнь Цзю еле заметно дрожит от нетерпения, и Ло Бинхэ уверяется, что тот тоже совершенно точно этого хочет. — Ты впускал в себя других? — Ло Бинхэ уверен, что нет, не было подходящих. — Я никогда не пробовал впускать в себя духа. Так что будь хорошим мальчиком, Бинхэ. Твой дух, распухший от наличия второго, такой большой, не знаю, влезете ли вы вдвоем. Но я попробую вас принять. Волка Ло Бинхэ по-прежнему не велели выпускать, а значит, они будут толкаться вместе, и даже сил ревновать к нему не было, когда такое обещают. — Что надо делать? — от предвкушения чего-то невероятного, Ло Бинхэ терял рассудок. — Что делать? — в голосе Шэнь Цзю проскользнула искра безумия. — Ничего. Я все сделаю сам. Лежи и не двигайся, — Шэнь Цзю толкнул его в грудь, так что Ло Бинхэ оказался на спине. Он напрягся, ожидая следующего хода Шэнь Цзю, но тот снова обманул его, и вместо того, чтобы коснуться Ло Бинхэ, встал с кровати. — Я схожу за необходимым, — пропел Шэнь Цзю, словно насмехался над его ожиданиями. Послышались удаляющиеся шаги и затихающий перезвон колокольчиков. Вскоре Шэнь Цзю вернулся. — Я принес нужный инструмент, — заиграл голос Шэнь Цзю, Ло Бинхэ мог поклясться, что тот улыбается. Ло Бинхэ попробовал представить, что за инструмент держит в руках Шэнь Цзю: книгу? Нож? Веревку? Нет, все было не то, неправильно. Кажется, он еще недостаточно поехал, чтобы угадывать шаги колдуна-шамана. — У меня в руках черный горшок с мертвыми цветами, доверху заполненный землей, — Шэнь Цзю как мысли его подслушал. — Я обхватил его двумя руками и прижимаю к себе, он такой большой, что я с трудом могу его обхватить. Прозвучало очередное слово «мертвый», и Ло Бинхэ со злорадством отметил, что его ревность просыпается даже к горшку. Так ведь теперь-то он лучше понимает, насколько Шэнь Цзю привязан к этим самым «мертвым»! Стоит значит сейчас Шэнь Цзю голый, потирается своей нежной кожей о теплую поверхность глиняного горшка, любуется мертвыми цветами. Там тоже умер кто-то к кому он неравнодушен? И что за цветы расцвели и увяли на его костях? — Стволы завядших золотых хризантем умоляют к ним прикоснуться, но я игнорирую их стоны. Я не для того их растил, чтобы капризам потакать, у них есть свое предназначение, и когда оно исполнится, они будут свободны, — Шэнь Цзю снова ответил на невысказанный вопрос. — Они умерли не своей смертью, кто-то налил в их горшок яд. В день, когда их отравили, я тоже выпил яда, и мы вместе все пережили и вместе прочувствовали, как бывшие прежде пышными полными жизни окрашенные золотом бутоны поникли и почернели. И их боль по прогнившим стеблям ушла в землю. Земля в заветном горшке была живой, а стала мертвой. И сам горшок наполнился болью, способной вскрывать душу. Ло Бинхэ слушал с замиранием своего фальшивого мертвого сердца, и никак не мог понять, когда успел влюбиться в сказки о смерти. — Все это время горшок стоял в темном углу и света белого не видел, он напитывался холодной энергией изнутри и снаружи и ждал дня, когда я позову его в работу. Сейчас я добуду свой инструмент. Послушался оглушительный звук, с каким что-то массивное и тяжелое упало на пол и разбилось. Ло Бинхэ напряженно вскинул голову, прислушиваясь, но понял, что Шэнь Цзю спокоен, и лег назад. — Глиняный горшок совершил трансформацию и подарил мне тысячу осколков. Я благодарю его за дар и поднимаю с пола единственный большой осколок размером с ладонь, самый сильный. Он удобно ложится в руку. Его края неровные и очень острые. На пробу провожу пальцем по краю, и тут же выступает кровь. У Ло Бинхэ закрались подозрения, но он не смел прерывать ритуала. Ему на губы лег палец, смазанный дурманящей кровью, и он начал облизывать его еще до того как прозвучали слова Шэнь Цзю: «Лежи, я делюсь своей кровью». — Как я разделил свою кровь, так я буду делить свое тело, — интонация Шэнь Цзю стала монотонной, он как в трансе. — Тело колдуна-шамана священно, его тело неприкосновенно. Но если колдун-шаман возжелал разделить его, значит, так тому и быть. На моем теле стоит защита, которая не позволяет никому войти в него. Я нарушу его целостность и сниму защиту. Осколок, напитанный болью мертвых, способен и плоть прорвать и открыть щель в душе, чтобы снять защиту. Ло Бинхэ чувствуют нарастающую тревогу, но вместе с тем он сам заражен безумством происходящего. Что же дальше? — Я покрепче перехватываю осколок и, полный решимости открыться, со всей силы глубоко вонзаю его себе в грудь выше сердца и веду вниз до пупка. Моя плоть послушная моему желанию разрывается на две части. С ужасом Ло Бинхэ было вскинулся в сторону Шэнь Цзю, смотря в его сторону невидящими глазами, но его упреждающе остановили ладонью в грудь. Его собственная грудь болит, как будто это ему воткнули осколок, но он помнит урок послушания, рука Шэнь Цзю настойчиво толкает его назад на кровать. Ло Бинхэ молча принимает указание. В глубине души он знает, что сейчас от него требуется именно это. — Я отбрасываю осколок в сторону, — послышался глухой удар о пол и тихий дребезг, — осколок силы разбился, он исполнил свое предназначение, хризантемы обрели свободу. Я берусь руками за вспоротую грудь и раскрываю нараспашку две половины. Она с трудом поддается, но в конце концов подчиняется воле колдуна-шамана. Моя грудь распахнута. Печать неприкосновенности тела колдуна-шамана теряет свою силу. Я приближаюсь к избранному духу, он изнывает от нетерпения соединиться со мной. Избранный дух имеет две души — человеческую и звериную. Я колдун-шаман намерен впустить обе души и человеческую и звериную в свое тело. И каждое слово отзывается в Ло Бинхэ и дрожью прокатывается по коже. И волк, запертый внутри него, тоже жаждет испытать кульминацию творящегося не меньше чем он сам. Шэнь Цзю сел на кровать и приласкал его грудь ладонью, успокаивая и тревогу и так и рвущееся осуществиться желание. Другой рукой он взял ладонь Ло Бинхэ и положил на грудь себе. Ло Бинхэ с облегчением почувствовал, что грудь Шэнь Цзю сохранила свою целостность, кожа была нетронутой, не считая старых шрамов. Но он понял, что ритуал, который проводит Шэнь Цзю, «вскрыл» его не снаружи, но изнутри. — Я даю разрешение духу, которого поил своей кровью, войти в мое тело, и только ему, — наконец торжественно объявил Шэнь Цзю и обнял Ло Бинхэ. — Бинхэ, можешь входить, — совсем близко прямо ему в душу зашептал Шэнь Цзю. Ло Бинхэ услышал его. Наконец-то! Он вжался в тело Шэнь Цзю, крепко обнимая в ответ, тот в его руках мелко дрожал. Поначалу ничего не происходило, но чем дольше они обнимались, тем ближе становились друг к другу. И тут Ло Бинхэ почувствовал, что начал проваливаться внутрь Шэнь Цзю. Ощущения не были похожи на то, как когда он вошел в мертвеца, тогда домой же возвращался, все выходило само собой. Сейчас он явственно ощущал, что переходит границу, которую раньше никогда не пересекал. Его пригласили, ему широко открыли двери, его там ждали. И все же это место пока было чужим и ему не принадлежало. — Заходи, молодец, продолжай, — где-то звенел голос Шэнь Цзю, и тихо бряцали в волосах колокольчики. И Ло Бинхэ начал погружаться внутрь, по чуть-чуть захватывая чужое тело. Шэнь Цзю «распорол» свою грудь, чтобы создать точку для соприкосновения, и первой соединилась их грудь. Скрепив свои сердцевины, Шэнь Цзю и Ло Бинхэ как два корня срастались друг с другом. — Я уже чувствую тебя внутри, как ты проникаешь в меня, продолжай, — Ло Бинхэ казалось, что голос Шэнь Цзю звучит у него в голове. Стоило им зацепиться друг за друга, сплестись корнями, как дальше единение пошло быстрее. Ло Бинхэ взмахнул рукой и понял, что ощущения в руке отличаются от того, к чему он привык. Он схватил правой рукой свою левую, прошелся от запястья до кончиков длинных пальцев, примиряясь с новизной. Их руки стали едины. Дальше нижняя половина тела Ло Бинхэ начала входить в тело Шэнь Цзю. Ло Бинхэ поднял голову, его глаза по-прежнему были закрыты, но ему очень хотелось увидеть, как происходит соединение. — Не смотри, еще насмотришься, просто бери, — снова в голове послышался Шэнь Цзю. И Ло Бинхэ почувствовал, как его и не его руки, легли ему на колени и начали давить вниз. Было так странно, что руки двигались, слушая не его, а кого-то другого. И под руководством Шэнь Цзю их души продолжили сращение. Ло Бинхэ огладил свою покрытую шрамами кожу, обвел круговые шрамы на ногах. Они теперь стали частью него самого. — Остался последний шаг. Ло Бинхэ, овладей моим телом, я Шэнь Цзю, впускаю тебя. Ох, он знал, что это за шаг! Самый сложный. Их сознания сблизились друг с другом. И самый простой, ведь они уже были так близки. Ло Бинхэ отпустил себя и просто стал делать то, к чему его сейчас так страстно тянула непреодолимая сила. Ло Бинхэ полностью провалился в Шэнь Цзю. Когда он открыл глаза, он уже смотрел на мир глазами Шэнь Цзю. Вот она — одержимость! Ло Бинхэ сел на кровати и в прострации уставился в стену, не понимая, что происходит. Только что они сидели рядом друг с другом, а теперь? Теперь… теперь… теперь… Ло Бинхэ взвыл и на него разом навалилось множество новых ощущений. И тело ощущалось иначе, и мысли в голове крутились иначе, и теперь все виделось! И виделось тоже иначе. Но одно ощущение затмевало все. Под кожей у него был Шэнь Цзю. — Догоняешь теперь, что значит духом быть? — Шэнь Цзю вторым голосом пел у него в голове. — Моим духом быть? Ло Бинхэ рассмеялся, он догоняет, наконец, колдуна длинноного догоняет. Не убежит в лес. Шэнь Цзю не только зрение новое ему дал, но и свои ощущения подарил, и чувства свои разделил. Ло Бинхэ вскочил с кровати и давай жадно оглядываться, вокруг все мутное странное непонятное рассматривать. Хотелось все потрогать и по-новому разглядеть, как раньше не мог. А на закорках у него сидел Шэнь Цзю, крепко обхватив за шею, и смеялся. — Теперь и волка можно отпустить. Шэнь Цзю еще не договорил, а Ло Бинхэ уже и сам понял, что так будет правильно. Волк наружу рядом с ними выскочил. Ло Бинхэ как был нагишом ногу свою шрамированную через волка перекинул, одной рукой за загривок схватился, а другой прикрыл волку глаза и громогласно скомандовал: — Поехали! И помчался волк из дома на улицу, двери ему сами распахивались. Ло Бинхэ только успевал головой крутить, колокольчиками звенеть. От толпы около дома ему захотелось с волка слезть и всех разогнать, но ему вовремя напомнили, что так надо, так и должно быть, они там ненадолго. А то и правда. Ну их. Когда светопредставление на крыльце, болезненное для глаз, осталось далеко позади, Шэнь Цзю перестал волку глаза закрывать, по холке его погладил, а тот и воет от радости. И все втроем смеются. Волк в размере вымахал, в лесу-то вольготно, и помчался всех духов распугивать, неся на спине колдуна и духа его. Весь лес перепугали. А Ло Бинхэ уже знает — так можно, им сегодня все можно. И как он раньше без этого жил? Как раньше не знал, что хочет сделать колдуна-шамана одержимым собой? — Шэнь Цзю, — отчаянно завыл Ло Бинхэ. — Молчи, просто чувствуй. А позже голос Шэнь Цзю затих, и Ло Бинхэ знал, что второй голос слился с его собственным.***