***
Утони — я тебя спасу (Чую) Выловлю на блесну: (Запах) Лишь зайдет крючок в десну (Крови) Станешь свой в моем лесу (Пес) Живец ты или ловец (Реши) Умер ты или воскрес (Дыши) Человек или змея (Каин) Тебе кажется, нужен я (Хозяин) (AIGEL — Тебе кажется)
Только Ло Бинхэ перестал убегать, как мертвец мертвым грузом на землю повалился и не шевелится больше. И Ло Бинхэ шевелиться тоже больше не хочется. Лежит на земле, мертвым взглядом смотрит перед собой, ничего не видит, ничего не чувствует. Пусто и ничего тебе не надо, только лежать до скончания веков. Вот она — тоска смертная. Мертвый ты. Привыкай. А он еще кровью горячей кичился, встать между живым и мертвыми хотел. Вот же посмешище. И рассмеялся бы, но тоже не хочется. И чего все так смерти боятся? Хорошо же. Ничего тебе не надо. Псина, не скули, поздно уже скулить, надо было бежать быстрее. Теперь только прогнить до костей осталось и совсем хорошо будет. Так-то ничего не надо, но почему-то что-то неспокойно свербит в груди. Может, в последний раз чего просит? И чего бы? Шепчет так соблазнительно прямо в ухо, в грудь целует. Ну, разве что еще раз взглянуть на красный цвет. Такой притягательный красный, такой завораживающий. Он и до того света своими волнами дотягивается. И сияет, и зовет назад, и манит. И вроде даже знакомый. Как странно, вроде уже все забыл, но красный почему-то помнит. А пока помнит, так в небытие погрузиться не может. Красные крылья машут над ним призывно, не хотят отпускать в небытие. Ох, схватить бы их, успокоить, лишь бы дотянуться. И только подумал об этом, как нестерпимо захотелось дотянуться. Дотронуться. И Ло Бинхэ потянулся изо всех сил, тоску смертную превозмогая, наперекор оцепенению ледяному. Земля холодная сопротивляется, тянет его вниз, но он и ей наперекор идет. Уж больно красный заманчиво сияет во тьме ночной непроглядной. А с другой стороны красный тянется ему навстречу. Неминуемо встретятся. И встретились! Вцепился он в красные крылья, а они его на свет дневной и вытащили. Ло Бинхэ из тела мертвеца вышел, и легкость вернулась, а руки Шэнь Цзю до сих пор крепко держит в своих. Тут же и волк выпрыгнул. Стоит Ло Бинхэ над своим телом, рядом волк тявкает. Ох, помолчал бы уже. А Шэнь Цзю без предупреждения сунул к губам Ло Бинхэ свое запястье, до крови процарапанное. Рот непослушный сам к запястью и присосался. И понял Ло Бинхэ, в чем сила, кровь колдовская мертвое живым делает! Напьешься ею и можешь дальше ступать по земле, а не в ней лежать. Ло Бинхэ едва жизнь почувствовал, стужа иного мира куда-то попряталась; он запястье выпустил изо рта и взгляд на Шэнь Цзю перевел. А тот смотрит на него то ли с сочувствием, то ли с любопытством, наблюдает. С болью Ло Бинхэ на тело свое посмотрел, мертвец-то шутку свою злорадную сыграл, обманул и лежит довольный, уже не улыбается. Никаких сил любоваться им больше не было, а скорбь так и крючилась, выворачивалась изнутри наружу. И расползалась червями по земле. Ло Бинхэ к Шэнь Цзю повернулся, а тот поднял руку в упреждающем жесте. — Хочешь скулить — скули, только предупреди, я уйду пройдусь, а ты вой на здоровье. Когда закончишь, зови меня, будем решать, что с телом делать. А то знаю я вас, сначала год думают, я не я? Мое не мое? А как надумают, так еще три года стонут. — С телом? — прохрипел Ло Бинхэ. — А со мной? Что со мной? — А что с тобой? — передернул плечами Шэнь Цзю. — Разве не очевидно? Я с тобой, понял? Привяжу и буду использовать в свое удовольствие. А если не нравится — в мире мертвых тебя уже заждались, дорогу подскажу. Ну что, выть будешь или как? — Не буду. И не уходи. Сожжем тело. — Уверен? Я могу его сохранить, захочешь побыть человеком, мертвым человеком, — Шэнь Цзю улыбнулся, — а оно только тебя и ждет. — Уверен. — Хорошо, пусть будет так. Шэнь Цзю расправил полы халата и опустился на колени перед мертвецом. — Иди, посмотри на себя в последний раз, запомни свое лицо. Захочешь побыть собой, будет что вспомнить. Ло Бинхэ послушно замер около мертвеца, приближаться к нему не хотелось. Вроде все свое, но он уже и не он. И дороги у них расходятся. — Насмотрелся? — голос у Шэнь Цзю снова шутливый веселый, а глаза отстраненные, куда-то в другой мир смотрят. Ло Бинхэ молча кивнул, хватит с него прощаний, уже осень, всю зиму, весну прощается. Напрощался. Шэнь Цзю не стал больше спрашивать, обнял мертвеца, прижал к груди, красными рукавами накрыл и… вспыхнуло пламя. Нетронутый языками пламени Шэнь Цзю обнимал тело, охваченное колдовским огнем, и тихо напевал что-то мрачное и торжественное. Так они время и коротали, мертвец горел, Шэнь Цзю пламя поддерживал, а Ло Бинхэ с волком стояли в стороне и смотрели, как темный дым вверх вздымается, и старая жизнь пеплом по земле развеивается. Кто сгорел, а кто остался, пойди разбери. Обратно шли молча, и невдалеке от дома Шэнь Цзю остановился. — Много знаний, много печали, — заговорил Шэнь Цзю, — слышал такое? И раз уж ты у нас таким знающим стал, то знай, что свет зеленый тебя по-особенному манить к себе теперь будет. Так что я по-особенному залеплю тебе глаза. И снова он не разглядит внимательно, что же там за зеленый источник света… а ведь сейчас он бы наверно смог оценить его красоту. — Зов мира мертвых тебе станет нипочем, когда ты со мной союз заключишь. Смысл слов доходил до Ло Бинхэ медленно, побывав в голове мертвеца, мысли будто заразились оцепенением и еле-еле шевелились. Но даже не понимая почему, подсознательно он ощутил болезненную радость. — Глаза закрой, говорю, — нетерпеливо приказал Шэнь Цзю. Ло Бинхэ посмотрел на Шэнь Цзю, тот не улыбался, а в руках у него было два небольших приплюснутых камня. Ло Бинхэ закрыл глаза и почувствовал, как ему сквозь закрытое веко глаз лижут. И что-то шепчут. И снова лижут. И глаз камнем накрыли. И со вторым глазом все повторили. Шэнь Цзю отстранился, Ло Бинхэ по привычке глаза распахнуть попытался, а они и не открылись, камни их плотно держали и выпадать никуда не собирались. — Глаза надежно запечатаны, живой или мертвый, никто тебе их не откроет, пока я печать не сниму. Волка только своего попридержи. Ты его слушай, пусть ведет тебя, но наружу не пускай. Едва слова Шэнь Цзю прозвучали, как Ло Бинхэ и сам понял, без зрения зверя слушать надо. И даже привыкать к темноте не пришлось. Что такое настоящая темнота — он повидал, а глаза закрыть, так это и не темнота вовсе. Как двигаться, все зверюга знает, ступать верной дорогой помогает. А рядом еще и путеводный теплый свет горит. Пусть красного Ло Бинхэ теперь не отличал, но чувствовал очень отчетливо, нашел бы Шэнь Цзю и без волка. Дошли они до крыльца, Шэнь Цзю снова остановился, Ло Бинхэ почувствовал, как его оглядывают. А он что? Велели не смотреть на фонарь — он и не смотрит. Какой уж теперь фонарь, если даже на Шэнь Цзю не взглянуть. Ло Бинхэ крыльцо переступил и перед птицей рогатой замер. Теперь и от нее чувствует пристальный взгляд. И змея на хвосте шипит, кольцами видать извивается. А чего все смотрят рассматривают его? Диковину что ли увидали? Шагнул внутрь дома, а в доме что-то клубится, мельтешит. Неживое, немертвое, что-то другое. И тоже на него смотрит. Ло Бинхэ, боясь выпустить волка, рычать не зарычал, но морду грозную состроил, взгляды отвернулись. А Шэнь Цзю идет следом и похихикивает. Когда разделись, на кровать повалились, Ло Бинхэ не стал долго думать, думать у него сейчас плохо выходило, без разговоров ухватил Шэнь Цзю, лежащего на спине, за лодыжку и начал вылизывать пальцы ему, стопы массировать. Шэнь Цзю сам постанывает, а другой ногой ему плечо поглаживает. Ло Бинхэ к своим ощущениям прислушался и понял, что невозможность видеть сделала все ярче. Вроде и страсть как хочется Шэнь Цзю увидеть, с каким лицом он ласки принимает. С другой стороны каждое прикосновение к нему огнем отзывается, а когда Шэнь Цзю касается Ло Бинхэ, место прикосновения и вовсе жалит остро, так приятно жалит. А вот его новое немертвое бытие никак не сказалось. Привык, оказывается. Столько месяцев не мертвым, не живым прожил, что вообще позабыл, а как оно было, когда человеком из плоти и крови по земле ходил. Мертвец он что ли теперь? Да мертвеца-то вроде сожгли. А он-то кто? — Дух ты, что тут гадать, — выдохнул Шэнь Цзю, Ло Бинхэ не заметил, как начал вслух размышлять. — Долго ты у меня человеком ходил, а теперь время пришло свою настоящую сущность постигать, — Шэнь Цзю закинул ногу Ло Бинхэ на спину и надавил на нее, заставляя к себе приблизиться, в пах уткнуться. — Знаю я одну практику, которая может помочь тебе быстрее распробовать на вкус, что такое духом быть, — голос у Шэнь Цзю игривый, но в то же время в словах таится опасность и сомнения, будто даже Шэнь Цзю не уверен, стоит ли. Ло Бинхэ, лаская пах Шэнь Цзю, только облизнулся, предвкушая, в какую еще игру Шэнь Цзю захочет сыграть. Оба были разгоряченными и готовыми на безумства. — Иди-ка сюда, — Шэнь Цзю схватил Ло Бинхэ за волосы и потянул на себя, пока они лицом друг с другом не встретились. Один все видел, другой все чувствовал. Шэнь Цзю на затылок Ло Бинхэ давит, еще ближе к себе прижимает. Дышит ему в лицо. У Ло Бинхэ плотно сомкнутые ресницы дрожат, но как будто видит улыбку Шэнь Цзю, опаляющую самое сердце. А ниже пояса их руки якобы невзначай столкнулись, когда они члены друг друга обхватили. Шэнь Цзю гладит его медленно, своей узкой ладонью, куда идеально ложится и большое, и толстое, и твердое, момент растягивает. Ло Бинхэ в такт ему так же медленно мучительно его ласкает, влагу размазывает. И медленно с упоением они языками переплетаются, слюной делятся. Горят. А позже Шэнь Цзю дал себе колокольчики в волосы вплести. Зрение для этого не нужно, только шелк сквозь пальцы пропускать, только чувствовать. И Ло Бинхэ осознал, что теперь их судьбы действительно начинают сплетаться. Или с самого начала и были связаны, просто теперь он может видеть и понимать то, что раньше от него скрывалось.***