***
Почти приехали явно было сказано в запале. Или ради утешения. Или просто так, потому что Ёшида — болван. Ливень по-прежнему долбит по тачке, не оставляя попыток выбить стекло в салон, дворники носятся туда-сюда, не успевая отбивать атаку за атакой. Кустистые овраги и вековые деревья окончательно отступают от края дороги, и незнакомые улицы — да, они точно в каком-то другом городке, Денджи тут ещё не проезжал, — подпирают обочину настолько крепко и уверенно, что наконец-то получается вдохнуть с нескрываемым облегчением. Одичалые радужки вяло блуждают по здешним видам сквозь стекло пассажирской двери, Денджи не дёргается с криком «меня увозят в неизвестном направлении» и не рвётся узнавать, куда их занесло — в крайнем случае, можно проверить по Гугл Картам, на хрен эти Мапс Ми, — а также не перестаёт гасить в себе второсортные шутки, которые то и дело подбрасывает перегруженный мозг. Предки Хирофуми знали толк, как поудачнее окопаться в самом отстойном месте всей Северной Америки. Или вот ещё. Частный сектор этих утопленных в грязи захолустий напоминает ингредиенты для грёбаного Гамбо. Там что-то валяется — вроде покрышки, но может быть пеньки или мусорные баки, — здесь натыкано — кажется, непривычные руберодидные заборы, из-за плотной стены дождя не разобрать, — тут порезано чёрте как — или, скорее, выщипано, потому что газоны с частыми проплешинами напоминают общипанную куриную задницу, — и залито характерной булькающей жижей вдоль подъездных дорожек. Кончик носа прилипает к стеклу, Денджи выглядывает на бурные реки у бордюров, тут же валится обратно и как-то обречённо крякает. Если дать полёт его потрясающей на всевозможный бред фантазии и позволить ей скооперироваться с желудком, изголодавшимся по стряпне придурка-Хаякавы, то можно внезапно прийти к выводу, что Денджи плавает в кипящем супе по соседству с морепродуктами, стеблями лука-порея и сочной собачатинкой. В животе урчит с характерным призывом — достаточно мысленно заикнуться о еде, которую готовит этот достопочтенно-дотошный легавый, как организм выдвигает требование получить её в тройном объёме. Но Аки сейчас катается по Новому Орлеану в сопровождении своей шумной напарницы, и его суп в контейнере сто раз протухнет в процессе курьерской доставки, поэтому Денджи стоически сглатывает жидкую слюну и концентрируется на том, как шелестящая печка приятно обдувает грудь. Пустые стаканчики вставлены друг в друга и встиснуты в подстаканник, Почита дремлет, шевеля тёмными ушами на то, как из колонок болтает радио. Денджи выпячивает нижнюю губу и неуловимо тянет уголки рта вниз. Думает. Думает, что было бы неплохо напроситься на ужин к Хирофуми. Хотя какой к чёрту ужин? Максимум — запоздалый ланч. Какой толк засиживаться у него допоздна? Нет, чисто теоретически, ужин сожрать тоже было бы неплохо. Разумеется, в том случае, если Ёшида умеет возиться с кастрюлями и сковородками, пускай бросать трейлер на кемпинге и уламывать этого фриканутого придурка постелить на диванчике как-то совсем не по-пацански. Ой, да правда, к чёрту это всё. Будь, что будет. Кулаки путаются в рукавах, Денджи натягивает ткань на костяшки, приопускает посеревшие от системного недосыпа веки и прислушивается к рассказам дикторов. Ничего нового, в Штатах самый обычный день: где-то в Нью-Йорке накрыли очередной притон — о, Крис из Далласа всё собирался сигануть в этот плавильный котёл, — в Аризоне снова страдают мексиканцы — интересно, Матео ещё не грохнули? — а по северу Техаса опять прошлось разрушительное торнадо, оставившее сотни людей с голой безденежной задницей. На потрескавшихся губах внезапно лопается циничная усмешка — по всей видимости, Крис теперь будет восстанавливать домик своей тётки, и никаких ему Больших Яблок, кроме тех, что продают в лоточках. — Robert's got a quick hand… Приглушённый голос выбивает мысли шлепком мухобойки о затылок, Денджи вздрагивает от неожиданности и каменеет. — …He'll look around the room, he won't tell you his plan. Одичалый взгляд отлипает от потоков воды на лобовом, предпочитая сдвинуться немного влево. Денджи недоумённо приподнимает бровь — чё за лайв-концерт посреди погодного катаклизма? — но всё же прислушивается. — He's got a rolled cigarette hanging out his mouth, — чуть громче напевает Ёшида. За рёбрами недвусмысленно ухает, боковое зрение ловит ритмичные движения длинных паучьих пальцев по рулю. Денджи таращится одним глазом. Дёргает губой. Неужто этот хрен забыл о том, что едет не один? Или это ради того, чтобы разрядить обстановку? — He's a cowboy kid, yeah, he found a six-shooter gun. Стоит услышать грёбаное «Йе» на выдохе, как на щеках провокационно теплеет, а замученные вынужденным воздержанием яйца заинтересованно потягивает. Слишком походит на голоса из порно. Когда ещё чувак вставляет в девку и шлёпает её по крепким бёдрам. Вообще, терапия в виде дрочки сейчас бы залетела на «ура». Эта вынужденная необходимость точно формируется на нервной почве — нужно же как-то избавляться от раздражения и скидывать с себя прилипчивые мысли. И никакой каннабис, про который задвигал тот жиртрест в участке, здесь не вкатит — из-за тгк запросто можно утратить контроль над происходящим, а Денджи не смеет позволить себе так открыто распоясаться. Кулаки выныривают из худи, разжимаются в воздухе и невесомо ложатся на жёсткую шёрстку Почиты. Хорошо ему дрыхнуть, когда творится всякая дичь. Почита вообще по ходу дела самый адекватный из их тусовки — второй поёт под аккомпанемент слабых постукиваний, третий воровато прячет лицо в капюшон и беспалевно поджимает губы, проталкивая между ними язык. Сборище идиотов, да? Да, да, да и ещё раз да. Самокритичность сейчас не помешает. — All the other kids with the pumped up kicks, — попадая в ритм шлепков об обод, мягко тянет Хирофуми. — You'd better run, better run, outrun my gun. Денджи слушает. Вникает с любопытством заинтригованного ребёнка, впервые увидевшего уличного музыканта. Любой нормальный человек бы сказал, как странно и неразумно зацикливаться на том, что Ёшида Хирофуми, конченый псих и очевидный карикатурный педик в одном флаконе, пришедший в этот мир из какого-то другого измерения, непринуждённо мурлычет под нос идиотскую мелодию, но Денджи всё же зацикливается. Пухлые губы вытягивают слог за слогом и даже присвистывают в паузах перед строчками, Ёшида заглушает собой сторонние шумы, перекрывает напрочь мысли о еде, фильтрует пейзажи за пределами авто и заполняет лобные доли тёплой хвойной смолой, которой тянется его голос. — You'd better run, better run, faster than my bullet… Волоски на запястьях поднимаются сами собой. Окей, напрасно кривить душой и отнекиваться. Денджи опускается в котёл из прелых иголок и вязкого дёгтя с видом блаженного уродца на горячих источниках. Клыки скрытно выглядывают из приоткрытого рта, огненные радужки несдержанно бликуют и прилипают к косточке на чужом запястье. Крупная вена огибает её полукругом. Убегает под манжету. Судя по тому, как мнётся и покачивается ткань, Хирофуми почти танцует. Вот кретин. Откуда в нём столько веселья? Наваждение отпускает совсем немного, но Денджи успевает глухо фыркнуть перед тем, как заарканиться снова. Незаметный стороннему глазу протест срабатывает, нуга в желудочном соке взбрыкивает кислой отрыжкой с привкусом дешёвого шоколада, а светлые брови морщат лоб продольными складками на обращении про сигарету. Ну и ну — качает головой внутренний голос, — ещё скулшутинговой движухи здесь не хватало для полноты картины. Ей-богу, говёная Западная Вирджиния рождает самых отбитых. Коленка пару раз пинает салонный воздух. Денджи стреляет в неё свирепым взглядом, но сталкивается с заспанной мордашкой Почиты и тут же теряет весь боевой запал в собственных следах на резиновом коврике. Узловатые пальцы мелькают в поле зрения, радиоволна с новостями замолкает. Следом за ней замолкает и Хирофуми. Денджи неопределённо вздыхает. Конечно, невелика потеря — пение челкастого фрика всё равно звучало не очень, — только вот есть один нюанс: мурашки на загривке и бёдрах продолжают выражать свою симпатию его тонкой шее и дрожащему кадыку. У Хирофуми модельная внешность, яркие ботексные губы, ровная осанка, выразительные переплёты вен на узкой, мертвенно-бледной кисти, и бархатистый, обволакивающий голос. С таким только стонать в подушку. Стонать, выпятив свою тощую задницу навстречу. Фантазии накладываются одна на другую, в горле нешуточно пересыхает. — Чё замолчал? — с задушенным хрипом роняет Денджи, дёргая подбородком вверх. Капюшон топорщит колючие пряди на макушке и сползает с ушей, огненные радужки прыгают всполохами по чужим коленкам, вскарабкиваются по складкам ткани на груди, оплетают торчащие из-под ворота ключицы и взлетают к уже изученному лицу. Денджи смотрит. Хлопает глазами, мнёт губы, согретые растворимой дрянью от Нескафе, слизывает остатки Сникерса из слипшихся уголков рта, и неотрывно смотрит. Тачка сбавляет в скорости, Хирофуми встряхивает длинной чёлкой, ставит на ручник свою ласточку и заглушает двигатель. — Теперь-то точно на месте, — оповещает он перед тем, как согнуться над коробкой передач. Худое тело гибко тянется куда-то назад — наверное, за пледом, — но, поймав на себе помутневший одичалый взгляд, резко оседает на водительское место. Вороний волос переливается насыщенным-синим, как беззвёздное ночное небо, вязкий мазут под ресницами пробирается сквозь распушившиеся от влажности пряди и заостряется где-то над подбородком Денджи. Бёдра резко пробирает приятным трепетом. Приходится вдавить подошвы в днище салона и натянуто улыбнуться, обнажая клыки. В мазуте что-то вздрагивает, Хирофуми сразу же отводит глаза. Укладывает указательный палец между губами. Оттягивает верхнюю к носу. Цокает. — Со мной что-то не так, Денджи-кун? По очертаниям его лица бегают водяные тени, сердце отбивает чечётку по рёбрам и складывается в морзянистое «кра-си-во». Денджи хочет ответить что-нибудь стоящее, что-нибудь не компрометирующее, но вместо этого щёлкает ремнём безопасности и дёргает головой к окну. — Я снова в какой-то жопе, а так всё нормально.***
Коттедж, в котором тусуется Ёшида, оказывается самым типовым из типовых — даже если очень припрёт, его будет невозможно выделить каким-то исключительным признаком. Дом и дом, кусты живой изгороди с одной стороны, с другой — деревья, клочок лысого поля и ещё один. Практически идентичный. Каркасные уродцы, фу. Особенно фу в соотношении хоромами придурка-Хаякавы — хорошее же наследство досталось от родаков, каким бы зарёванным и опустошенным он ни возвращался с кладбища, — здешние дома выглядят крайне убого. Дёшево и стрёмно, равно как и отцовская халупа в глубинках Орегона. Огненные радужки двигаются по потемневшему от воды гравию на тропинке, капли оставляют на стекле рваный пунктир. Денджи долго — минут так пять — не решается распахнуть автомобильную дверь, Ёшида терпеливо ждёт, лениво чиркая зажигалкой. — Не хочешь в гости? — с привычным дружелюбным участием уточняет он. — Могу отвезти обратно на кемпинг, если что. Сбоку что-то глухо стукает. Зрачки совершают крутой вираж по приборной панели. Кончик рыжего фильтра на фоне фольгированной бумаги действует не иначе как мощнейший психологический катализатор. Денджи ощетинивается, ладонь в момент ложится на ручку, вторая подхватывает Почиту под упитанный круп. — Слышь, бро. Пассажирская дверь открывается совсем беззвучно, щёки и шею орошает хлёсткая ледяная морось. — Я просто ебал эту погоду и твоё пассивное курение, — накидывая капюшон на соломенную голову, желчно бросает Денджи. Подошвы проваливаются в топорную траву, спина похрустывает. Под мешковатую футболку ныряет разряженный воздух, живот инстинктивно поджимается в диафрагме, а закутанный тканью затылок пронзает бесцветная усмешка: — Окей, я понял. Всё-таки курево тебя реально бесит. Бесит. Бесит ещё как, ведь ментоловые сиги вставляют только глиномесов, а глиномесы те ещё выродки, которые постоянно соблазняют нормальных мужиков, подсознательно соглашается Денджи, захлопывая машину мыском кроссовка. Куда значительнее, правда, выводят из себя шлепки капель по кончику носа и до омерзения знакомый сероватый сайдинг в десятке метров впереди — будь на месте окна заколоченная досками дырка, Денджи бы уверовал в телепортацию. Аллилуйя, мама и папа, ваш блудный сын откатил время назад и притащился в гости спустя пять лет тишины в эфире. Хороший сюжет для комикса или какой-нибудь тупой сопливой книжки. Нетфликс бы взял на заметку. Ступенек нет, как и прочих видимых препятствий — Денджи бежит к навесу над входной дверью, шнурки вновь пропускают воду, превращаясь в решето, несчастный капюшон спадает назад и по макушке опять растекается липкий, до дрожи неприятный холод. Долбанные дожди. Долбанная осень. Денджи ненавидит всё, что напоминает ему о дебаркадерах и еловых лапах на крохотном земляном холмике. Почита жмётся мордочкой под грудь, ладонь накрывает его макушку — зонтика не отписали, извините, с дождевиками тоже туго. Наконец кроссовки шаркают о сухой бетон. Вереница следов сбивается в огромное мокрое пятно — Денджи неуёмно топчется по кругу, стыдливо оборачивается назад и нервно вываливает зубы наружу. Бегство от чего-либо выглядит слишком ущербно. Бегство от детства превращает тебя в ребёнка. Особенно стрёмно вникать в эту шальную мысль, когда за тобой наблюдает такой стрёмный ублюдок, как Ёшида. Он стоит у остова своей машины высокой монохромной тенью, давит брелок сигнализации в ладони — истекающая водой иномарка коротко тявкает, мигая на прощание поворотниками, — и, спрятав ключ в карман, совершенно естественным движением подкуривает сигарету, невзирая на ливень. Далёкую полоску леса на фоне его силуэта размазывает в природном боке, серая пелена падает к россыпи крыш вниз по склону. Фокус внимания Денджи неумолимо сужается до прямых плеч, плавно поджимающихся к изящной шее. Ткань бомбера испещряют тёмные пятна, Хирофуми наклоняется ниже, пряча табак под острые костяшки, подсовывает к нему зажигалку. Денджи вытягивается вперёд, мнется с ноги на ногу, растерянно теребя ухо Почиты. Хирофуми такой непонятный. Такой хрен его пойми какой. Ну, типа красивый. Секунды тянутся жгучей мятной жвачкой, густая чёлка ложится на фарфоровую ладонь, из-под руки вылетает комок сизого дыма. Кажется, Пауэр вычитывала в интернете, что тяга к курению вызвана подсознательным желанием сосать члены. Кажется, Денджи уже думал об этом. Или нет. Или да. Или похуй. В любом случае, дядюшка Фрейд был прав — Ёшиде бы подошло сосать. Точно подошло бы. Денджи стойко уверен в этом. Убеждён до смутной пульсации в яйцах и сладкого зуда под ширинкой. — Бля, да тебе совсем нехуй делать? — не выдерживает он. У горизонта сверкает, мазутные радужки заглядывают под щетинистую чёлку издалека, но с небывалым мягким прищуром. Кадык ходит вверх-вниз по трахее. Да с такими глазами, как у Хирофуми, только на коленях стоять. Чтобы чернила туши по щекам, чтобы на губах мутно-белое, чтобы до основания в податливое горло. — Да ёпта, иди быстрее, — инстинктивно забиваясь поближе к двери, буркает Денджи. Раскат грома трещит в ушах, Ёшида неторопливо переступает по газону, продолжая закрывать свой блядский Ньюпорт от непогоды. Будто специально заболеть хочет, кретин. Куртка тяжелеет на глазах, набирается оксидами и сажей с каждым шагом. К светлым кроссовкам прибивается гнилая листва. — В доме курить не буду, клянусь, — ныряя под козырёк, заверяет Хирофуми. Перехватывает сигарету пальцами, подмигивает: — Это так, напоследок. Струи воды едва не затекают ему за шиворот, сизое марево растворяется на слабом ветру, но ноздри всё равно опаляет ядовитыми смолами. Почита чихает, Денджи зажимает нос пальцами. — Не пробовал на айкос перейти? — гнусавит он. — Или никотиновые пластыри поклеить? Пухлые губы мягко прихватывают фильтр, Ёшида прочёсывает чёлку пальцами и глубоко затягивается. — Это очередной маркетинговый ход или попытка отвадить меня от плохой привычки? — полушепчет он искажённым от дыма голосом. Мочки ушей ощутимо теплеют, пласты пепла осыпаются вниз. Денджи подпирает стену затылком и не знает, что пугает его больше — вот эта невозмутимость в мазутных радужках, посиневший, но безумно счастливый рот, капли воды на чужом подбородке или взбесившийся пульс за рёбрами.***
Умение приспосабливаться к любым внешним факторам помогает не облажаться — Денджи не шарит, как оно принято в цивилизованных компаниях, но с порога осваивается в чужом жилище. Задача не корчить рожу на предоставленную ему одежду выполняется на все сто, нивелируется отсутствием извинений за грязюку в коридоре — Хирофуми ни в коем случае не должен думать, что с ним любезничают, — и вот Денджи даже не тушуется, когда вваливается в гостиную и идёт выбирать себе место за небольшим столом. Простенькие тёмные шторы висят в нескольких дюймах от пола — ну что за безвкусица, Аки свои вымерял чуть ли не с линейкой, — в деревянное окно неистово бьются пышные ветки. Ездят вдоль оконной рамы, царапаются лесными тварями по типу Гудронового чудища с примесью Фредди Крюгера и нервируют почти до заворота кишок, напоминающих липкий студень. Да, Денджи запросто пускает корни там, где ему предлагают, потому что не любит брать на себя обязательства касаемо общепринятой вежливости, но внешняя среда за тонкой стенкой не даёт прижиться на избыточные сто процентов. Будто напоминает, что расслаблять булки строго-настрого запрещается. До приезда Макимы точно. А потом и вместе с ней — надо же кому-то защищать её тонкие руки и осиную талию. Под ключицами ёкает. Макима. Пальцы торопливо выуживают смартфон из кармана, Денджи загорается сигнальными ракетами, но строка уведомлений не хранит в себе ничего ценного — вложения в переписке с Пауэр не считаются, там наверняка какие-нибудь феминистические видосы про то, какие мужики сексисты — Денджи уже привык поддерживать её воинствующие настроения и молча соглашаться с каждым тезисом — или картинки с толстыми котами. По-хорошему надо бы ответить и ей, ведь в Новом Орлеане их контакт был непрерывным — от магазина к магазину, от шабашки к шабашке, от одного доёба Аки до следующего, — но стыд за свою соломенную голову — в такой сумятице под спутанными волосами ни иголки, ни комбайна не найти — накатывает молниеносно, Денджи сжимает виски между большим и указательным, а затем пыхает носом, решаясь напечатать Макиме запоздалое «Привет, как твоё ничего?». Досадно, что онлайна нет уже часа четыре. Или даже пять. Ладонь взволнованно сжимает чехол, Денджи сверлит экран немигающим взглядом. Неужели переработки по субботам? Как она там сейчас? Не устала? Впереди раздаётся щелчок. Снаружи воет ветер, ветки всё скребутся и скребутся по позвоночнику. Зрачки пялят на дисплей ещё несколько мгновений, но палец сам собой нажимает на клавишу блокировки, перекрывая доступ к соцсетям, и Денджи послушно откладывает мобильный в сторону. Услышит, если что. Как тут не услышать — в столовой, совмещённой с кухней, достаточно тепло, чисто и даже, блять, в какой-то мере уютно, но посторонние шумы всё равно давят на взведённое до крайности предчувствие, и Денджи после очередного «тук-тук» о раму перекашивает так, будто он сожрал целый фунт лимонной кислоты и залил сверху содовой. Проводить параллели между буйством циклонов — или антициклонов, хуй их знает — снаружи и стуками по обшивке трейлера нет никакого желания и смысла — до чащи тут далеко, Ёшида закрыл входную изнутри, да и по соседству есть как минимум три обитаемых дома, — но гроза постепенно обращается в бурю, и давление на менталку усиливается в прямой пропорции с милями в час. Денджи складывает пальцы в замок. Тычется в них носом. Отвлечённо чешет щиколотку пяткой. Допустим, он признаёт, что уже фактически факед ап и всё такое. Не, факед ап ещё не значит «совсем пропал» — налажал только, и то в каком-то определенном случае. Тем не менее, барабанная дробь косого дождя по стеклу вкупе с шелестом листвы сливаются в какую-то жутчайшую разноголосую мешанину, въезжающую в слуховой проход многотонным грузовым составом, от которого хочется обложиться любой абстрактной хернёй, что в теории может лечь в ладонь — хоть мешками с песком, хоть булыжниками, хоть собственным дерьмом. Да бля, на самом деле ничего не поможет, когда бежать некуда. Тут либо борись, либо убейся. Денджи невесло мотает чёлкой, откидываясь спиной на стул. Руки соскальзывают вниз и виснут вдоль торса плакучей ивой. Оптимистичного мало, реалистичного — больше, реализм прекрасно сочетается с пессимизмом, поскольку это и есть истинное положение дел. Понурый настрой не сглаживает ничто — ни то, что свет под потолком не моргает, ни то, что микроволновке статично крутится замороженная лазанья, ни то, что Хирофуми, выползший из своей спальни, стоит полупрозрачным приведением над гудящим электрическим чайником, уперев ладони в ребро столешницы. Денджи вжимается загривком в деревяшку позади себя и выдыхает через рот. Сухие губы беззвучно повторяют дурацкое имя. Хи-ро-фу-ми. Чёртовы японцы с их непонятной культурой. Неужто они всегда ведут себя так, словно у них во дворе припаркован не чёрный седан, а первоклассная летающая тарелка? Короткие пальцы обнимают ножки стула. Скрипят по лаку чуть влажной кожей. Денджи пересчитывает несуществующие точки на потолке, ворочая язык по нёбу. Хи-ро-фу-ми. Хоть бы поговорил о чем-нибудь, чё за гостеприимство без шуток, споров и пустого трёпа? Ещё и не лицом к лицу, а тупо задницей, как будто там есть, чем любоваться. Рука отпускает ножку стула и защипывает край воротника. Носки проезжаются по ламинату — о, как же будет весело, если кроссы провоняют сушилку этому педику, — Денджи вяло разминает шейные позвонки, возвращаясь в прежнее положение. — Хирофуми. Тот вздрагивает. Кулаки сжимаются на столешнице. — М? Денджи с готовностью нахохливается. — Как дела? Как жизнь? Как самочувствие? Страсть как хочется прикопаться к этому фрику. — Нормально. Достать его. — Чё делаешь? Болтаешь со стеной? А, Хирофуми? Подёргать за метафорические косички, вырвать с корнями и занюхать вместо белых дорожек. Ёшида шаркает тапочками по полу и наклоняет голову ниже. Из-под густых прядей на затылке выглядывает тёмный пушок. Денджи подбирается, облизывая омертвевшую кожицу на губах. О, так он не везде такой подчёркнуто-идеальный? — Жду, пока закипит чайник. Тормознутый мозг выкрякаивает скрипучее «понятно», Денджи шмыгает носом в тыльную сторону ладони. Чешется. Зудит аж. Не, вот честно, он никогда не пробовал ни кокс, ни меф, несмотря на то, что бравые амигос пытались научить его втирать порошок в дёсна ради оценки качества продукта — желания вот ни капли не было, но с Хирофуми всё продвигается как-то не так. Он сам по себе странный. Необычный. Приковывающий взгляд. Занудный, как придурок-Хаякава, глуповатый, как приставучая Пауэр с её оперными песнопениями, и в то же время тихий и послушный, как Почита. Ядрёная смесь. Отборная, если позволите. Соломенный волос щекочет между сведёными к переносице бровями, зад нетерпеливо ёрзает по сидушке, Денджи придавливает локтями стол, натягивает ткань на нос и глубоко вдыхает запах кондиционера для белья. Между бёдер смутно шевелится, глазные яблоки закатываются под верхнее веко, аромат расплывается по трахее приятным холодом. Горная лаванда, блять, как мило и карикатурно-фиолетово. У Хирофуми какой-то нездоровый интерес к подобным вещам — то кошельки, то брелоки, то шмотки. Хотя не. С последним спорно, он одевается по-разному, но всегда весь с иголочки, цвета подобраны, тряпьё отглажено, ни сучка, ни задоринки. А у основания шеи не выстриг. Попробовать бы языком чисто по приколу. Это ведь ещё не означает измену Макиме? Денджи скашивает глаза к своему носу, подхватывая губами плотный хлопок. — Тебе какой чай? — слышит он. Одичалые радужки отрываются от неравномерного мокрого пятна, разрастающегося на горловине, проскальзывают по поверхности стола в поисках хлебных крошек или пыли, и напарываются на недвижимый силуэт между подвесными шкафчиками. Хирофуми Ёшида. Педик. Педик с бархатным голосом, большими раскосыми глазами и по-европейски белоснежной кожей, которую не берёт ни загар, ни солярий. На его прямой спине темнеет домашняя футболка. Волокна нитей обтягивают костяной прут позвоночника и дыбятся на лопатках. Денджи ведёт глазами до самого копчика, наталкивается на резинку спортивок и машинально вгрызается в горловину. В паху немного напрягается. — Нормальный какой-нибудь, — нечётко отзывается Денджи, выплёвывая обслюнявленную ткань. Микроволновка пищит, Почита в ногах шумно зевает и клацает зубами. Хирофуми открывает дверцу и без дополнительных расспросов лезет в шкафчик. Между пальцами появляются какие-то пакетики, жилистые мышцы на руке вздымаются плавной дугой. Светлая бровь поднимается на лоб. Денджи пригибается, окидывает чужие плечи оценивающим взглядом. Не такой уж и щуплый, на самом-то деле. — Эй, Хирофуми. В кружках булькает кипяток, адресат обращения стукает пластиковым днищем о подставку для чайника и, забросив пакетики на растерзание высокии температурам, медленно оборачивается. — Что такое? — склонив голову набок на манер разумной птицы, спрашивает он. Поясница упирается в столешницу, Денджи стопорится на грубом изгибе талии и было разевает рот для того, чтобы спиздануть что-нибудь предельно бессмысленное, но сбоку тихо вибрирует, и предложения вмиг рассыпаются на буквы. Челюсть в момент возвращается на место, губы изгибаются в счастливой улыбке, мозолистые пальцы трепетно цепляют телефон. На строке уведомлений виднеется горячо любимая коса на фоне белой рубашки. Огненные радужки переливаются золотом, Денджи не замечает, как начинает раскачиваться на стуле, зато замечает много букв в ответном сообщении. Поток воздуха приносит с собой лёгкий аромат табака и каких-то лечебных трав. Вкусно, но женские парфюмы определенно лучше. — Макима написала? Денджи гасит экран и поднимает глаза на голос. Хирофуми пялится в упор, держа в руках кружку и подложку с лазаньей. Он совсем не разбирается в готовке, в отличие от придурка-Хаякавы, но пухлые губы снова растянуты в обворожительной улыбке, и Денджи шлёпает мобильный на стол, после чего скрещивает руки на груди. — Не-а. Соседка.