Что может натворить диван-транслятор Бен Бецалеля в режиме форсажа!
Dig my grave both long and narrow, Make my coffin neat and strong!… Выройте могилу мне и длинную и узкую, Гроб мне крепкий сделайте, чистый и уютный…
Они вышли на берег моря, на прекрасный жёлтый пляж с пёстрыми тентами и удобными шезлонгами, с катерами и лодками, выстроившимися у невысокого причала. — Курорт да и только, — пробормотал Гарри, не отрывая взгляда от Горбовского, который уже возлежал на шезлонге, а Камилл усаживался рядом с ним. Они подошли поближе. Горбовский и Камилл их не видели, потому что первый смотрел на полоску неба, а второй сидел к ним спиной. — Что там у вас за суета, Камилл? Все бегают, "харибды" ревут... — Открылись некоторые новые возможности, которые пытаются реализовать. — Странно, неужели физики ещё надеются? Правда, всегда можно надеяться на чудо. Но забавно, что на чудо теперь надеются самые скептические и логические люди планеты. — Чудо? — медленно произнес Камилл, словно пробуя слово на вкус. — Можно и так сказать. — А куда полетели флайеры и птерокары? — Пытаются собрать всех, кто разбрелся по степям и дорогам, и убедить их срочно вернуться в центр столицы. — Вы серьезно? — Вполне. — Будем надеяться, что они найдут Марка с Алей в степи и моего Перси, который уехал вон туда по дороге. Горбовский махнул рукой вдоль побережья. — В ту сторону дорога заканчивается у энергостанции, — сухо пояснил Камилл, — должны найти. — — Вы всегда все знаете, Камилл, — пробормотал Горбовский. — Наверное, это очень скучно — всё знать… — Есть вещи и поскучнее , — сказал он. — Мне всё надоело. Это была огромная ошибка. — Как дела на том свете? — спросил Горбовский. — Там темно, — ответил Камилл. Он помолчал. — Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз было очень больно. — Трижды, — повторил Горбовский. — Рекорд. — Он посмотрел на Камилла. — Камилл, скажите мне правду. Я никак не могу понять. Вы человек? Не стесняйтесь. Я уже никому не успею рассказать. Камилл подумал. — Не знаю, — сказал он. — Я последний из Чёртовой Дюжины. Опыт не удался, Леонид. Вместо состояния «хочешь, но не можешь» состояние «можешь, но не хочешь». Это невыносимо тоскливо — мочь и не хотеть. Горбовский слушал, закрыв глаза. — Да, я понимаю, — проговорил он. — Мочь и не хотеть — это от машины. А тоскливо — это от человека. — Вы ничего не понимаете, — сказал Камилл. — Сегодня в добавок выяснилось, что могу я не все. Что есть предел мощи логического разума, когда он встречается с трансцендентностью. Горбовский открыл глаза. — Камилл, Матвей жаловался мне, что не может понять ваши речи. Нечто подобное чувствую сейчас и я. О какой трансцендентности вы говорите? Гарри с Гермионой стояли буквально в пяти метрах и слышали каждое слово собеседников. Камилл, словно почувствовав их присутствие, вдруг резко обернулся. — Вот она, наша юная и неподдающаяся логическому анализу трансцендентность. Горбовский недоверчиво перекосил брови, но сел и повернул голову в сторону ребят. — Э-э-э... здравствуйте, Леонид Андреевич, — поздоровался Поттер. — Здравствуйте, молодые люди, — Горбовский с интересом рассматривал их... мантии. — Меня зовут Гарри Поттер, а это моя девушка — Гермиона Грейнджер. — Прекрасные имена, — с чувством кивнул Горбовский, — особенно у вас, милое создание. Давненько я не перечитывал Шекспира. Вы к Камиллу или ко мне? — Я ими уже сыт по горло, — проворчал Камилл, отворачиваясь. — Мы к вам, Леонид Андреевич, — Поттер чувствовал себя неуютно под внимательным и печальным взглядом Горбовского, и совершенно не понимал, как себя вести. — Тогда присаживайтесь. Только возьмите себе другой шезлонг, потому что на этом я лежу. И опять улегся, с довольным стоном вытянув ноги. Пока Гарри с Гермионой подтаскивали себе другой шезлонг, Горбовский спросил Камилла. — Так какой-такой трансцендентностью поразили твой логический разум наши гости? — Они безаппаратно меняют параметры Банахова пространства и создают крупные материальные объекты без притока энергии извне. И я уверен, что это не единственные их умения. Горбовский с неподдельным интересом уставился на ребят. — Камилл, такие трансцендентные умения вполне достойны называться магией и колдовством. Гарри и Гермиона невольно вздрогнули. — И кто был свидетелем этой "магии"? — Все, кроме Маляева и Ламондуа. — Значит, и вы? — Значит, и я. — И как наши юные гости объясняют свои м-м-м... "магические" способности? — Они применяют свои способности, не утруждая себя какими бы то ни было объяснениями. Камилл коротко, но предельно точно изложил Горбовскому события последнего часа. Горбовский в конце рассказа сел, переводя взгляд с Гарри на Гермиону и обратно. — Молодые люди, я потрясен вашей самоотверженностью, но может быть вы сочтете возможным объяснить, кто вы и откуда у вас такие умения? — Кстати, я запросил информаториум, — добавил Камилл, — аутсайдеры с такими именами и такой внешности на Радуге не регистрировались. А регистрация, как ты знаешь, производится автоматически сразу после прибытия на планету. — Так вы еще и космические странники? — улыбнулся Горбовский. Пока шел неторопливый обмен между Камиллом и Горбовским, Поттер как-то внутренне успокоился и решил, что он будет отвечать. — Леонид Андреевич, я бы и рад быть с вами полностью откровенным, но время для такой откровенности еще не пришло и, видимо, придет нескоро. Наши умения, которые так смутили Камилла, лежат не в плоскости вашей современной науки и не могут быть объяснены ей. Как не может быть объяснено в ваших понятиях и наше появление на этой планете. Могу сказать лишь, что мы рассматриваем свое присутствие здесь, как средство для спасения населения. Мы не можем предотвратить катастрофу в планетном масштабе, но надеемся быть полезными для спасения всех, кого еще можно спасти. Горбовский несколько мгновений смотрел на Поттера, а потом откинулся на шезлонг и закрыл глаза. — Ну вот нам и ответили, Камилл. Как всегда все просто. Наши юные друзья находятся либо на другой стадии познания, либо на более высокой ступени овладения силами природы. И нет смысла их расспрашивать. Они не поймут наших вопросов, а мы не поймем их ответов. Главное, что они относятся к гуманистической популяции разумных существ и пришли к нам на помощь в тот момент, когда мы наиболее остро нуждаемся в этом. И подвергают себя равной с нами опасности. — Извините, Леонид, но ваши гуманистические идеи для меня пустой звук. А уж как распалено любопытство и исследовательский зуд наших физиков — ты не представляешь себе! Если все закончится хоть мало-мальски благополучно, то они сюда немедленно заявятся со своими приборами, термометрами-дерьмометрами. — Не думаю, что наши гости дадут себя в обиду, — пробормотал Горбовский, наблюдая за волнами, которые сошлись уже так близко, что их сближение было видно невооруженным глазом. — Сейчас начнется, — равнодушно сообщил Камилл, словно внутренним взглядом рассматривая хронометр, — осталось десять минут тридцать секунд. Над столицей разнесся усиленный голос Матвея Вязаницына: — Всем немедленно спуститься в укрытие! Всем немедленно спуститься в укрытие! Немедленно в укрытие! Немедленно... — Я не пойду, — помотал головой Горбовский. — Там хотя бы будет защита от материальных объектов, — сухо объяснил Камилл. — Я не вижу тут ни одного кирпича, который мог бы свалиться мне на голову. А у вас, Камилл, каска... Гарри повернулся к Гермионе. — Поставим щит? — Еще неплохо было бы антиаппарационный барьер. Он же энергетический. — Умеешь? — Могу попробовать. — Тогда я держу щит, а ты ставишь Антиаппарационный барьер, и держим, сколько сил хватит. — Хорошо. Они оба вытащили из нарукавных карманов палочки. Горбовский с любопытством наблюдал на ними. — Камилл, с чего все начнется? — спросил Гарри. — Будет несколько ярких вспышек на западе и на востоке. — Герми, это вдоль побережья. Смотри в сторону солнца, там запад, а я буду держать восток. На несколько минут все замолчали. Потом Горбовский вдруг спросил: — Гарри, а ваши одеяния это необходимость или дань традиции? Гарри вздрогнул, не понимая, как в такие минуты можно интересоваться такими мелочами. — Дань традиции, — буркнул он, не отрывая взгляда от сходящихся иссиня-черных стен. Со всех сторон раздался звенящий вой. Это включились "харибды". И спустя мгновения по глазам ударила первая вспышка...