На Темной улице города

      В голове проносились и звучали тысячи слов, которые я мог бы сказать Роме. Но только увидев издалека его рыжую голову, выглядывающую из скамейки, на той же самой, что я сидел тогда с Сашей, что нашел меня по его просьбе…       Не выдержав, я с разбегу заорал:       — Рома! Давай встречаться!       Притормозив, я уперся руками в ноющие колени и глубоко отдышался. Казалось, сердце бы тотчас разорвалось от напряженного и быстрого перекачивания крови по организму из-за бега и подвешенного состояния, в котором одно слово другого человека решало мою судьбу. А ведь я мог первым делом извиниться по-человечески, или сначала признаться, но в итоге выпалил такое!       По лицу скатывался пот, я смотрел на падающие капли, не осмеливаясь поднять голову. В ответ послышалась усмешка.       — Ну и кто же предлагает встречаться, после того, как приставал?       Я посмотрел на обернувшегося парня, чей образ осветил пробившийся луч сквозь тучи, пока я оставался в тени дерева. Он словно окрашивал этот тусклый мир собой…       — Это называется взять ответственность, — смутился я, стараясь не сводить взгляда. — Да или нет?       — Да.       У меня перехватило дыхание от того, как он это сделал: смотря прямо и серьезно. Но мне все еще было тяжело поверить в реальность происходящего. Все казалось сном.       — То есть я тебе…?       — Ты мне нравишься.       Через секунду после его ответа я уже сидел на корточках и закрывался руками, пылая от смущения. Лицо сводило глупой улыбкой, убрать которую не представлялось возможным, а сердце чуть ли не выпрыгивало из грудной клетки, словно зверь в неволе. Я был так счастлив это услышать, что еще немного и завыл бы. Вместо этого я шумно выдохнул весь воздух, что был в легких, чувствуя дрожь по телу, и даже не сразу заметил, как Рома перемахнул через скамейку и подсел напротив меня. Услышав шорох по асфальту, я слегка выглянул из-под рук:       — Пришел поиздеваться и смутить меня еще больше?       — Меня ранит то, какого ты обо мне мнения… — понарошку расстроился он, едва сдерживая улыбку.       — Для меня ты — тиран, который мстит за все подряд, — я уткнулся в руки обратно, — а я недавно провинился…       — И все равно предложил встречаться? — прыснул Рома, улыбаясь все шире, вновь ненароком показывая свой небольшой клык. — Ты каждый раз меня поражаешь и так забавно себя ведешь. И какое же наказание тебе придумать? М-м… Все же я тоже немного виноват в том, что надавил на тебя, не так ли?       Я тут же ухватился за шанс пожаловаться, который он мне так любезно предоставил:       — Вот именно! Если бы ты сразу от меня отстал, а не проводил допрос с пристрастиями, я бы мог скрываться еще, прямо до самого конца лета, избегая алкоголь и таких вот ситуаций. Не сказать, что я вообще плохо сдерживаюсь, но то была последняя капля, почему ты тогда вообще разозлился?!       И только я закончил, как Рома напал на меня и повалил на землю, оказываясь сверху и опускаясь к моей шее. Стало невыносимо жарко и щекотно, отчего я громко сопротивлялся и не мог сдержать свои стоны, больше напоминающие завывания от пыток. Его губы с зубами вцепились в мою шею, оставляя красный след.       — Это за тот засос, что ты мне оставлял, — он приподнялся, чтобы вновь наклониться, но уже к моему лицу. — А это за то, что заставил кончить.       Он ухватился за мою губу и сильно потянул, принося мне боль вперемешку с непонятным приятным ощущением. Ахнув, я зажмурился, а после почувствовал, как меня наконец отпустили.       — Я отомстил, так что… — тут он не договорил, прерываясь на частое дыхание и сваливаясь на меня. Что-то было не так.       Выдыхаемый им воздух обжигал мое плечо, сырая одежда все еще не высохла после дождя, а бледная кожа горела.       У него поднялась температура?       Только сейчас я заметил, что он в одной своей футболке, а куртка висела на скамейке. Без солнца Рома никак не мог просохнуть и прогреться полностью, а из-за ветра и льющегося всю ночь дождя наверняка простыл. А я даже не обратив внимание, вот балбес!       — С какого момента у тебя повысилась температура? Черт побери, нам нужно срочно домой.       — Нет, давай… ха-а… просто полежим…       У меня защемило сердце от того, как у него ослаб голос. Он всегда справлялся с болезнями без меня и даже сейчас просил ничего не делать. Могу поспорить, он на самом деле боялся приносить проблемы своим близким и потому часто их замалчивал. Что же я еще не замечаю из-за его молчания?       По набережной уже начали ходить люди, кто на пробежку, кто на обычную прогулку, кто с собакой, а потому оставаться здесь было плохой идеей. Я сбросил с себя Рому, а после встал и закинул его руку себе через шею, поднимая на ноги. Я не забыл взять куртку, но и она была мокрой, ею даже не укроешь болеющего от сквозняка. До нашей базы было бы слишком далеко и долго, потому я принял решение вернуться к Оле с Миланой.       У подъезда нам немного повезло, оттуда выходил жилец этого дома и даже помог придержать дверь, за что я его вслух отблагодарил. Тащить Рому в полусознательном состоянии на несколько этажей было той еще морокой. А ввалившись в квартиру сестер, мы вызвали у них некоторое удивление, по крайней мере, у Миланы точно, а Оля будто уже привыкла видеть его в таком уязвимом состоянии.       — Так ты все-таки нашел его, — и понимая всю сложившуюся ситуацию без слов, она отвела нас в комнату, где Рому положили на ее кровать. — Несколько часов отоспится и будет как новенький, не переживай.       Видимо, по моему лицу было очень видно мою тревогу, мне вообще не хотелось отходить от страдающего лихорадкой Ромы, но Милана забрала меня на кухню, чтобы я не мешал старшей сестре его лечить.       Ей, как члену банды Пиратов, да и в принципе любопытной ко всем амурным делам молодой девушке (по крайней мере это была ее отличительная черта), было очень интересно послушать про мои дела с Капитаном.       — Ну и? Ты признался? Вы целовались? Он отверг тебя и потерял сознание от переживаний?       — Боже, Милана, хватит нести чушь! — я прикрылся рукой, чувствуя испанский стыд. — Ты правда хочешь послушать про мои отношения с ним?       — Мне интересно все с самого начала! — она засияла, и я смутился уже в который раз за сегодня. Все действительно началось намного раньше, чем я познакомился с Миланой. Так что в следующий час я рассказывал про мою первую встречу с Ромой, как он меня спас и мне понравился его запах, про первый трофей-куртку, доставшийся мне подарком после поединка, и как из-за этого на нас напали толпой.       — Я сильно не пострадал, а вот Рома потом с повязкой на голове ходил, и я все гадал, где же он мог ее наложить, если не заявлялся в больницу. Но теперь, зная про Олю, несложно догадаться.       — Да уж, я о его визитах узнала намного позже, когда вы заявились с твоим переломом предплечья.       — Это была трещина.       — Ой, неважно. Важнее то, что я забыла написать что-то на твоем гипсе! Такой шанс упустила, я ведь ни разу ничего не ломала, как и в моем окружении не случалось такого. А потом прочла в одном комиксе… ну в общем, обидно!       — Я тоже впервые ходил с гипсом и вряд ли бы додумался до этого, — я задумчиво хмыкнул. — Там обычно пишут что-то смешное или рисуют рожицы? Ну или…       Тут же в голове появилась картинка, как мои бывшие одноклассники при виде гипса разрисовали бы ее непристойностями, и меня передернуло. Но у моей собеседницы было другое видение на этот счет:       — Я знаю, что надо было написать: «Пираты любят ром, а Ваня любит Рому!»       — Милана!       — Ха-ха-ха!       Под ее хохот в дверях кухни появилась старшая сестра, немного измотанная, но державшаяся молодцом даже после бессонной ночи. Я тут же переключил свое внимание на вошедшую Олю.       — Как он?       — Жить будет, говорила же, — уставше отмахнулась она, — протерла его спиртом, напоила таблетками и теперь спит как младенец.       — Не поверишь, как я тебе благодарен за это, — я даже поклонился.       — Просто уже пора начать вести себя взрослее и не выбегать под дождь ночью, — она явно была раздражена, но предпочла пассивную агрессию, и ее слова сочились разъедающим ядом. Я вздохнул, понимая, что и сам виноват и теперь буду корить себя за это.       Оля, заметив мою подавленность, немного поумерила свою спесь и сказала:       — Пока ты ждешь выздоровления того горемыки, я могу показать нашу школьную фотографию из выпускного альбома. Хочешь посмотреть?       Меня охватило легкое волнение, как морские волны, перемешиваясь с песком нетерпения на пляже моей души. Оля и Рома были одноклассниками, поэтому, очевидно, что у них есть общая школьная фотография, тем более, там определенно он не с одним открытым глазом и скорее всего в очках. Конечно, я хочу это увидеть!       — Кхм, если Рома не узнает, то я бы хотел посмотреть, — как можно скромнее ответил я, всем видом стараясь скрыть диковатый блеск в собственных зрачках.       — Секреты от любимого, как интригующе! — замурлыкала Милана, словно она здесь кошка, а не Белоснежка, бродящая по квартире. Оля усмехнулась и спустя время принесла мне школьный альбом. Я впился в него взглядом.       Стоило Оле раскрыть альбом на странице, где все ее одноклассники собрались напротив главного входа в школу, я тут же уловил рыжие локоны, выделяющиеся на солнце среди многочисленных брюнетов и парочки блондинов. Он стоял позади всех, возвышаясь своим ростом, неприступный и отчужденный, с волосами покороче, в очках с белой оправой и школьной, такой же белоснежной как и очки, рубашке без пиджака. И конечно же, было видно оба его красивых глаза. Цвета радужек были искажены и непонятны под солнечными лучами и отдаленностью камеры, но я уже знал наизусть их невероятный оттенок, который часто менялся при разном освещении.       Несмотря на то, как отстраненно держал себя на фото пятнадцатилетний Рома, я начал понимать, отчего его одноклассницы первое время приставали к нему с разговорами, а одноклассники завидовали. Его пронзительный взгляд заставлял задержать дыхание, а лицо еще не успело толком возмужать и хранило в себе по-милому мальчишеские черты.       По сравнению с ним восемнадцатилетний Рома уже не был просто юношей и по вечерам или утрам брился, иначе бы имел небольшую щетину; он был явно выше и давно выглядел как взрослый молодой человек. И никто бы не удивился, если бы ему вдруг дали на вид девятнадцать-двадцать лет.       И все же смотреть на его младшую версию понравилось мне больше, чем я рассчитывал. Мечты о том, как мы бы встретились в школе заполонили мой разум.       Каково бы было с ним учиться? Мы бы избегали друг друга, как отверженные изгои, или сплотились бы вместе, чтобы не чувствовать себя так одиноко?       Порой я был довольно хорош в учебе, и мог бы давать списывать, сидя с ним за одной партой. Хотя стал бы он? Скорее всего не обращал бы внимания даже на меня и смотрел бы в окно. Но я давно привык к игнорированию моего существования, поэтому вряд ли бы меня это так оттолкнуло.       Однако потом я вспомнил, что между нами годовая разница, и в один класс мы бы никогда не попали, потому последние три года учебы я бы провел без него, а мне одиночества и так хватало. Может все же к лучшему, что мы встретились только сейчас?       — Нравится? — внезапно спросила Оля. Я смутился.       — Даже слишком...       — Понимаю. Это начало года, единственное фото, где мы смогли все вместе сфотографироваться, поэтому и решили взять в альбом это фото. После этого Рома как раз и начал носить повязку и пропускать занятия. Хотя, то может был переходный возраст? Не знаю.       — Чуть впереди его персоны я приметил знакомое лицо, почти не изменившееся за долгое время: такие же собранные в длинный хвост темные волосы, взгляд учившего всю ночь предмет ученика, и непримиримая строгость во всем ее великолепии. Различие было только в наличии школьной формы.       — Оль, почему ты ни капельки не изменилась?       Она пожала плечами, искоса поглядывая на альбом. Даже я порой менялся хотя бы прической или ростом из года в год, но в данный момент прошлая девушка на фото и настоящая из реальности были идентичны.       — Просто она как была самой лучшей, так и осталась, — гордо заявила Милана. Ее интерес все также принадлежал только своей сестре, она не смотрела на остальных ее одноклассников и любовалась только ей. Подобное я уже замечал с Кобальт.       — Тогда на каком месте красотка, с которой ты не сводила глаз прошлой ночью?       — Какая красотка? — с подозрением подхватила Оля.       — Ха-ха, — нервно посмеялась ее сестренка, пытаясь отмазаться.— Ну вчера мы ходили в Синий Шторм и виделись с Кобальт. Она была невероятна! Но ты сестра, конечно же, лучше всех, вне всяких похвал! Просто ее щеки так блестели, а яркие красные волосы такие аккуратные, и платье такое открытое и так шикарно на ней сидело…       Оля выслушала все комплименты, предназначенные не для нее, с нахмуренным видом и в конце лишь сказала мрачное: «Понятно». А ведь на ней ни облегающего открытого платья, ни макияжа, и ногти не накрашены. Я уже предвидел, как она разрабатывает план по изменению имиджа, и, как имеющий опыт в этом нелегком деле, мысленно пожелал ей удачи.       Прежде, чем Рома очнулся, на часах пробило четыре часа вечера. Вся накопившаяся за день жара поджидала нас на улице, пока мы прохлаждались в уютной квартире с кондиционером. Милана вновь вынесла настольные игры, где я нарочно проиграл пять из шести игр, а Оля готовила очередной ужин. Я вспомнил те беззаботные деньки, когда мы так мирно проводили время, и что сейчас не хватает лишь одного человека для полноты компании.       Заглядывая в комнату со спящим после лихорадки Ромой, я тихо присел на краю кровати и осмотрел его бледное лицо с растрепанными рыжими локонами. В какой-то момент ему стало совсем беспокойно, и я взял его за руку. В тот же миг парень дернулся и крикнул, словно от увиденного кошмара.       — Рома!       Мой тревожный возглас не сразу достиг его, какое-то время сонный парень еще ворочался, пытаясь вырваться, и чуть не свалился с мокрой постели. Я держал его как мог, даже обнял, чтобы он поскорее пришел в себя.       — Рома, это я! Все хорошо, это просто сон!       — А?       В моих объятиях Рома начал просыпаться сквозь учащенное дыхание, не сразу сообразив, где он находился и что делал. Он что-то бормотал про падение во сне, а потом уткнулся в мои объятия и подозрительно затих. Я, конечно, за него перепугался, потому что он вскрикнул после того, как я его потревожил своим присутствием, но в то же время рад увидеть такую его сторону. Хотелось обнимать и никогда не отпускать его…       К счастью или к сожалению, Рома вернулся к прежнему себе и отстранился, потирая липкий от пота лоб. Казалось, он не решался мне что-то сказать, то ли из-за слабого голоса, то ли из-за долгого раздумья.       — Мы у Оли?       — Как видишь, она пожертвовала своей кроватью.       — Как благородно с ее стороны.       — Обязательно скажи ей спасибо. Она ведь не впервые тебя вот так спасает?       — Только если все совсем печально, — улыбнулся Рома. — В этот раз можно было и не обращаться.       — Не можно, — буркнул я и уткнулся своим лбом в его лоб. Внезапность сближения вызвало у него немного смущенное удивление.       Я продолжил говорить так, словно поучал ребенка:       — Если почувствуешь любое недомогание, обязательно скажи об этом мне, не замалчивай. Понял?       — Слушай, я же не маленький, чтобы…       — Ты понял? — переспросил я построже, и тот быстро закрыл рот. И вместо послушного кивка он вдруг поцеловал меня.       Тут же послышался шум за дверью комнаты, и я оттолкнул Рому обратно на кровать, резко поворачивая голову. Милана, выглядывающая из-за щели в двери, спалила свое присутствие, но не переставала подглядывать:       —Продолжайте, не обращайте на меня внимание!       — Еще чего!       — Это зрелище не для детей, — усмехнулся Рома, приподнимаясь с постели и прогоняя ее жестами. — Выйди и дай нам продолжить.       — Так, во-первых, никакого продолжения не будет, — я чуть нахмурился. — Во-вторых, Милана, за таким подглядывать действительно нельзя. В-третьих, это была уловка Ромы, чтобы мне не отвечать!       Он невинно улыбнулся, а Милана надулась.       — Так я не подглядывала, я хотела узнать как там наш Капитан, а вы тут милуетесь…       — Кто здесь милуется? — раздался строгий голос Оли, который сразу напряг меня. Она уже второй раз за день уточняла услышанное и вполне угрожающе.       И прежде чем Оля зашла, Рома вдруг утянул меня к себе и укрыл меня одеялом под шоковый возглас Миланы. Я был прижат головой к его груди и спрятан от всего мира, и хоть было сыровато, но от теплоты стало уютно. Мои веки невольно закрылись.       Снаружи Рома защищал меня, словесно отбивался от любопытства Оли с Миланой и прикрывал рукой через одеяло мое левое ухо, пока правое слушало его живое сердцебиение.       Бум.       Бум.       Бум.       Глухое стучание напоминало барабан, никогда не останавливающийся и приносящий бесконечный покой. Все проблемы стирались сами собой, больше не беспокоя меня. Бум… бум… бум…       И тогда я подумал: «Вот бы остаться здесь навсегда»