Простые истины
29 декабря 2023 г. в 21:49
Овсяная каша неспешно сползла с ложки и со смачным шлепком приземлилась обратно в тарелку. Зачерпнув её ещё раз, Джон бездумно уставился на тягучую, бесцветную субстанцию, не имеющую ни вкуса, ни запаха. Больничные будни протекали так же вязко и неспешно, от чего ему казалось, что он по ошибке угодил в какое-то иное измерение, где живых людей заменяют бездушные роботы в белых халатах, а наступление вечера ознаменует не закат солнца, а выключенный свет в коридоре.
Сегодня был вторник, но он не был в этом абсолютно уверен. Прибитый к стене календарь показывал прошлогодний январь, а фотография улыбающегося мальчика на санях, навсегда застывшего в одном положении, только усиливала чувство изоляции от внешнего мира. Когда он долго смотрел на него, ему казалось, что черты лица мальчишки искажаются и он посмеивается над ним, и тогда Джон отводил взгляд в сторону.
Отставив нетронутую еду на прикроватную тумбу, он с кряхтением поднялся с кровати и влез в больничные тапки. С тех пор, как он снова начал ходить, в его жизни вновь появился телевизор, и дни наполнились хоть каким-то смыслом. Забавно, но в своей прошлой жизни (именно так теперь предпочитал называть её Джон) он очень редко смотрел его, считая, что он отупляет, но у нового Джона были уже совсем другие приоритеты. Каждый поход в комнату отдыха воспринимался как событие. Смотреть разрешалось не более часа в день, и работал всего один новостной канал, но и этого часа он ждал с нетерпением. На все его просьбы остаться подольше, доктора лишь разводили руками, повторяя, что ему нельзя напрягаться. Он хотел было возразить, что его больше напрягает безделье и непрерывная боль в левом боку, но в конечном счёте предпочёл оставить это при себе.
И всё же у нового Джона осталось кое-что из прошлой жизни — и он опёрся на трость, которую выдали ему после категорического отказа пользоваться ходунками (я всё ещё слишком молод для этого!). Он ожидал, что возненавидит её с первого взгляда, но, вопреки всему, ощутил лишь какое-то горькое смирение и давящую ностальгию, словно повстречал старого друга. Измениться — легко, трудно не стать собой прежним, но не всем суждено выйти победителями из этой гонки, не так ли?
В комнате отдыха уже собралось несколько человек, и все они — с погасшими лицами. Кто-то читал старые газеты, кто-то вполуха слушал телевизор, но большинство из них приходили сюда просто пообщаться. Делиться было нечем, потому пациенты обсуждали больничную еду, сетовали на медперсонал и свои болячки, и оттого эти разговоры быстро сводились на нет. Джона общение такого рода повергало в ещё большее уныние, потому он всегда садился в самое дальнее кресло, всегда по соседству с пожилым мужчиной, который тоже не был любителем долгих бесед. Они коротко кивали друг другу и отворачивались, занимаясь каждый своим делом, и Джона это более, чем устраивало. Так происходило каждый день, так же произошло и сегодня.
Ну, почти так же.
В отделении травматологии существовал негласный этикет — не пялиться на чужие увечья. Но когда в помещение зашёл молодой парень, Джон сперва скользнул по нему равнодушным взглядом и уже начал было отворачиваться, однако потом повернулся вновь, не сумев побороть любопытства. Молодой человек заметил это, неожиданно улыбнулся и пошёл к Джону, за немалым удивлением последнего.
— Я присяду?
— Да.. Да, конечно, — Джон дёрнулся, чтобы уступить своё место, но вовремя опомнился — рядом с ним ещё были свободные места. — Присаживайтесь.
Парень кивнул и уселся в соседнее кресло, вытянув вперёд протез, заменяющий левую ногу. Джон уже собрался отвернуться, но молодой человек вновь заговорил.
— Ну валяй, спрашивай, — насмешливо протянул он. — Я привык к вопросам. Хочешь знать, где меня угораздило?
Джон вновь повернулся к нему.
— Я видел много травм, — он смущённо кашлянул. — Но такое вижу впервые. Да, мне интересно, где может так угораздить. Ну, на тот случай, чтобы обходить это место стороной.
Парень хохотнул.
— Мало идиотов, кто туда рвётся добровольно, только тебя и не спросят. Вызовут, как меня однажды, и всё, — он любовно похлопал по протезу. — Афганистан.
Брови Джона поползли вверх.
— Серьёзно? — он развернулся всем корпусом к собеседнику, впервые не обратив внимания на боль. — Я тоже прошёл через это. Что это было? Мина, снаряд?
Молодой человек покачал головой.
— На гвоздь наступил. Пошло заражение, следом некроз, и мне оттяпали полноги, — он развёл руками и поджал губы. — Потом решили, что этого мало, и оттяпали вторую половину. Конечно, хотелось бы выставить себя героем и сочинить какую-нибудь красивую историю, и, может, я когда-нибудь так и сделаю, чтобы завоёвывать девушек, сам понимаешь.. Да вот пока ничего не придумал.
Он бесхитростно улыбнулся.
А оптимизма ему не занимать, — подумал Джон. — Есть, чему поучиться.
— Вы можете потише? — внезапно оживился сидящий рядом мужчина, и Джон невольно вздрогнул, впервые услышав его голос. — Вы мешаете смотреть.
Он демонстративно прибавил звук на телевизоре.
— Извините.
— Ну, а ты что? Тоже на гвоздь наступил? — усмехнулся мальчишка, кивнув на трость, прислонённую к стене.
— Что? А, это.. — вести диалог стало сложнее, потому что Джон теперь едва слышал собеседника из-за громкого телевизора. — Нет. К несчастью, в Великобритании стало не так сложно получить разрешение на ношение оружия. Убедился на собственной шкуре.
— Я смотрю, ты тоже не слишком-то везучий..
В этот момент Джон начал терять нить разговора, потому что до его ушей донеслась знакомая мелодия. Он повернулся к телевизору, где женщина с микрофоном зачитывала последние новости, стоя на фоне британского флага.
«..в эту пятницу Великобритания отмечает очень важный для неё праздник — самой главной достопримечательности Лондона исполняется сто восемьдесят лет. После четырёхлетней реставрации Биг-Бен вновь торжественно зазвучит в двенадцать часов по полудню, а доступ в её внутренние помещения будет открыт для всех желающих. Королева Елизавета пообещала личное присутствие..»
Флаг на фоне сменяется гигантским циферблатом, стрелки часов замирают на цифре двенадцать, вокруг взрываются разноцветные фейерверки, из старого динамика звучит гимн Великобритании. Внизу экрана бежит красная новостная лента, дублируя слова диктора. Эти символы сталкиваются в голове с оглушительным грохотом, и тело реагирует незамедлительно — у Джона холодеет затылок и потеют ладони.
— Эй, — окликнул его парень, легонько потрепав за плечо. — Всё в порядке? Ты бледный, как мел. Вызвать персонал?
Да, вызови персонал. Вызови полицию, вызови Скотланд-Ярд, вызови Майкрофта, а самое главное, вызови Шерлока, потому что в эту пятницу на Биг-Бен будет осуществлен теракт, — хотел сказать Джон, но вовремя осёкся.
— Я в порядке, — выдавил он, стараясь не выдать панику в голосе. Его сердце застучало так громко, что на минуту он и впрямь испугался, что потребуется помощь санитаров.
— Ты уверен? Выглядишь не очень.
Кровь вновь прилила к лицу, и на коже зарделись лихорадочные пятна румянца.
— Уверен. Мне.. Просто нужно прилечь. Был рад пообщаться.
Оперевшись на трость, он с усилием встаёт. Ему кажется, что он стал легче как минимум на пятьдесят фунтов, может быть, и на все сто. Его недавний собеседник услужливо подтягивает к себе протез, позволяя Джону свободно пройти. Телевизор позади всё ещё орёт, передавая не менее пугающие новости о крупной аварии на Крофорт-стрит, из-за которой перекрывают целую улицу, но Джон уже не слушает. Набор увиденных образов пляшет и кружит перед глазами, выхватывая из подсознания худшие воспоминания.
Ему бы очень хотелось думать, что всё это — дурацкое совпадение, но годы, проведённые с Шерлоком, научили его одному очень простому правилу: случайности не случайны.
И, боже, как же ему хотелось ошибаться.
Следующим утром Джон уже сидел в приёмной главного врача. Девушка за стойкой администрации деловито заполняла какие-то бумаги и то и дело поглядывала на него, и каждый следующий раз — с нарастающим недовольством.
— Мистер Ватсон, — вновь начала она. — Доктор Питерс будет только после обеда. Вам незачем здесь сидеть.
— Я понимаю, — упрямо ответил он. — Раз вы не можете помочь мне с выпиской, мне придётся дождаться его здесь. На тот случай, если он придёт раньше.
Джон сидел, выпрямив спину, с раздражающей невозмутимостью на лице и сложенными руками на трости. Девушка поджала губы, задержав на нём взгляд дольше положенного, но потом вновь вернулась к работе.
На долгое время единственным звуком в помещении стало тиканье часов.
— Может, всё-таки позвоните ему? — не выдержал Джон. — У меня действительно очень срочное дело.
— Мистер Ватсон, — терпеливо начала она, не отрывая взгляда от бумаг. — Даже если бы здесь был доктор Питерс, он всё равно отказал бы вам в выписке. Вам необходимо находиться в стационаре ещё минимум неделю, а после — несколько месяцев на реабилитации.
— Это исключено.
Девушка подняла на него глаза.
— Не я устанавливаю правила.
— Не принимайте на личный счёт, — невозмутимо ответил Джон, изучая стену напротив. — Я просто говорю о том, что, если главврач не даст мне официального разрешения о выписке, мне придется уйти без неё.
Девушка вытащила изо рта ручку, которую сосредоточенно грызла всё это время, и потёрла переносицу. На колпачке остались отметины от её зубов.
— Мистер Ватсон, это не тюрьма, — устало продолжила она. — Вы и так можете уйти, когда пожелаете. Но ответственность за своё здоровье вы будете нести самостоятельно.
— Тогда я могу идти? — Джон повернулся к ней.
— Нет. Вначале вам нужно предоставить мне расписку об отказе о медицинском уходе.
— Я могу написать её хоть сейчас.
— Мне нужна расписка с подписью вашего лечащего врача. Без неё я не смогу её принять.
Джон протяжно вздохнул, откидывая затылок на спинку стула.
— И вот мы опять вернулись к тому, с чего начали..
Часы на стойке администрации пробили десять часов. Джон скосил на них взгляд, в отчаянии наблюдая, как секундная стрелка идёт на новый круг. Оставалось пятьдесят часов, чтобы что-то предпринять. Минус пять часов ожидания прихода врача. У него просто нет столько времени.
Принимать решение нужно было быстро, и тогда он его принял. Поднявшись со стула и разогнув затекшую поясницу, он быстро (насколько позволяло его состояние) пошёл по направлению к выходу. Девушка за стойкой вновь оживилась.
— Куда вы направляетесь?
— В свою палату.
— Верное решение.. — согласилась она, провожая Ватсона недоверчивым взглядом.
Как только дверь за ним захлопнулась, она взяла в руки телефон и набрала номер главврача.
Джон действительно направлялся в свою палату, но отнюдь не потому, что пожелал оставить работницу госпиталя в покое. Уже ставшая привычной меланхолия вдруг отступила в сторону, уступая место нервному напряжению, от которого он уже успел отвыкнуть.
Первым делом он проверил окно. Как и предполагалось, оно оказалось глухим, и он ёмко выругался про себя, разглядывая через заляпанное стекло Шафтсбери-авеню, где уже набирал силу утренний трафик.
Это было бы слишком просто, — с горечью подумал он. — Слишком высоко. Я переломаю все кости.
Усевшись на кровать, он аккуратно снял больничные штаны (морщась при каждом действии) и взял в руки джинсы. Приподняв левую ногу, он попытался пропихнуть ступню через штанину, невольно напряг корпус и взвыл от острой боли, да такой сильной, что в глазах выступили слёзы. Этого он не учёл. А что он вообще учёл? Когда он последний раз что-то планировал, то был мобильным и полностью здоровым.
Он улёгся на спину, ожидая, когда пульсирующая боль в левом подреберье успокоится.
Назад дороги нет, — думал Джон. — Либо я надеваю эти чёртовы джинсы, либо иду без них. Незавидная альтернатива.
Он лежал и смотрел на джинсы, как на босса в компьютерной игре, которого не в силах победить. Через некоторое время он вновь согнул ногу в колене (медленно и плавно, памятуя прошлый опыт) и попытался ещё раз. В позе лёжа боль уже не казалась такой невыносимой, и всё же, когда он закончил, пот уже вовсю струился по его лбу, а вена на виске ритмично пульсировала. Застегнув молнию на ширинке, он облегчённо выдохнул и позволил себе немного времени отдышаться.
Надеть рубашку не составило особых проблем, тем не менее боль всё равно упрямо напоминала о себе, отдаваясь уже по всему животу и затрагивая область груди. Застёгивая последние пуговицы, Джон вспоминал настоятельные рекомендации врачей о полном покое, чувствуя себя при этом, как нашкодивший мальчишка, который только что выкурил свою первую сигарету и теперь боится, что запах учуют родители.
Он потратил ещё десять минут, пытаясь обуться, (Джон протяжно застонал, когда вспомнил об этом), последний раз оглядел помещение и, наконец, осторожно вышел за дверь.
У кровати осталась стоять забытая трость.
Побег через главный вход он отмёл сразу — не для того он пережил столько мучений, чтобы вернуться с врачами под ручку обратно в палату. Утренний обход начнётся только через полчаса, и только на эти полчаса он мог рассчитывать. Выглянув в коридор, как беглый преступник, и убедившись, что он пуст, Джон направился на первый этаж, стараясь не разбудить других пациентов — меньше всего ему сейчас хотелось отвечать на их любопытные расспросы.
Нажав кнопку лифта, он отошёл за угол на тот случай, если из него кто-то выйдет, и в очередной раз взглянул на наручные часы. Время бежало неумолимо быстро. Лифт по-старчески заскрипел, опускаясь вниз с пятого этажа, остановился и заглох, неспешно раскрыв двери. К невозможному облегчению Джона, он приехал пустым, и тот поспешно вошёл внутрь. Пока ему везло.
На первом этаже тускло горел свет, и было ощутимо холоднее. Джон счёл это хорошим знаком — кто знает, может, где-то неподалёку открыто окно? Он точно не знал, что ищет: подвал, чёрный ход, потайной лаз в полу — Джон избавился от всех планов и предпочёл действовать интуитивно, как подсказывал опыт. Подышав на ладони, он подошёл к первой попавшейся двери и осторожно приоткрыл её — но за ней оказалась всего-навсего кладовка, набитая всяким хламом. Джон внимательно осмотрел её, но так и не смог придумать применения швабрам и растворителям. Следующая по пути дверь была услужливо приоткрыта, и Джон воровато заглянул за неё. В ответ на него безмолвно уставилось несколько стеллажей, доверху забитых лекарствами, а в нос ударил больничный запах.
Может, стоит захватить несколько пачек "Адвила", — подумал он. — На тот случай, если боль не даст мне заснуть.
Ход его мыслей прервали чьи-то голоса и приближающиеся шаги. Джон подавился воздухом и юркнул в помещение, слегка прикрыв за собой дверь и оставив тонкую вертикальную щель для обзора.
— ..заставил сидеть над его дерьмовыми отчётами. В пятницу, понимаешь? Я потратил чёртово количество личного времени.
— Зато сэкономил свои кровные, не пропив их в «Блэк Роке», и, готов поспорить, впервые со времён своей юности проснулся в своей собственной постели. Посмотри на это с другой стороны, Майк.
— Ты правда считаешь, что это должно меня порадовать? Не смеши меня.
Он ждал, что они пройдут мимо него, но мужчины остановились возле двери. Сквозь узкую щёлочку он видел белый халат и стоптанные ботинки. Джон забыл, как дышать.
— Может, задержимся после работы? Я помню, в подсобке ещё осталось несколько литров спирта..
— Исключено. В прошлый раз я едва дошёл до дома. София, наконец, сжалилась и позволила мне спать в общей кровати, а не на диване.
— Да брось, мы не долго. Среда — маленькая пятница, помнишь?
— Майк, ты уже услышал ответ.
— А если я скажу, что к нам присоединится та белокурая медсестричка из третьей смены?
Джон всё ещё не дышал, а сердце колотилось, как сумасшедшее, отстукивая не менее ста сорока ударов в секунду. Так, ему казалось, должны чувствовать себя воры, проникшие в чужой дом и внезапно застигнутые врасплох вернувшимися хозяевами. Он ещё раз оглядел помещение, выискивая место, куда можно было бы спрятаться, но подсобка казалась предательски пустой. Он смерил взглядом место под стеллажом, но потом решил, что туда бы он смог пролезть лишь в студенческие годы.
Даже если я туда пролезу, они всё равно услышат, — и тут же в подсознании добавил другой голос. — А если и не услышат, я оттуда не вылезу. Вот такая ирония.
За дверью тот, который наотрез отказывался присоединяться сегодня к веселью (и, Бога ради, пускай так оно и будет), тяжело вздохнул, явно раздумывая над словами Майка.
— Она уже согласилась?
— Ещё нет, но ты знаешь — до её согласия всего один телефонный звонок, — Джон видел, как рука медбрата опускается в карман и достаёт оттуда смартфон.
В следующую секунду Джон чуть не лишился чувств, потому что дверь в подсобку начала открываться. Он резко вжался спиной в стеллаж позади себя, стоящие колбы на нём покачнулись, а одна из них полетела на пол. Джон, не задумываясь, перехватил её в воздухе. Реакция вышла непроизвольной, но когда он понял, чем могло бы всё обернуться, то крепко сжал её в руках, стараясь унять дрожь.
Дверь приоткрылась совсем легонько и вновь замерла.
— И всё же я откажусь, Майк. У нас с Софией, знаешь.. Всё начинает налаживаться. Как-нибудь в следующий раз, идёт?
Джон вдруг понял, что не дышал уже целую вечность, и медленно вздохнул, стараясь сделать это максимально тихо. Вместе с больничным запахом в нос ударил запах табака, но сейчас он не придал этому значения.
Дверь вновь пришла в движение и громко защёлкнулась перед его носом.
— Знаешь, как называют таких, как ты? — услышал он глухой голос снаружи. — Обломщики. Ты — обломщик, Лиам.
Голоса начали удаляться. Джон закрыл глаза, набрал полную грудь кислорода, задержал дыхание и медленно выдохнул его обратно.
Пронесло. Чёрт возьми, пронесло.
Шаги постепенно стихли, но Джон осмелился выйти из подсобки только через некоторое время. Вновь очутившись снаружи, он беспокойно огляделся, раздумывая над следующим шагом. И тут его осенило.
Запах сигарет, — его вновь кинуло в жар. — Они курили. В медучреждениях запрещено курение, а значит, где-то есть выход только для сотрудников. Вот почему здесь так холодно. Где-то открыта дверь на улицу.
Двигаясь в конец коридора, Джон то и дело оглядывался, прислушиваясь к малейшему шороху. Благо, сейчас было настолько тихо, что собственные шаги ему казались оглушающе громкими. Наконец, он дошёл до двери с крупными буквами «ОРДИНАТОРСКАЯ», из-под которой ощутимо сквозило. Перед тем, как войти внутрь, он приложил к ней ухо и внимательно прислушался, и лишь после потянул на себя.
Перед ним открылось крохотное помещение, с трудом вмещающее в себя пару стульев и стол, прихрамывающий на одну ножку. Чайник из дешёвого белого пластика до сих пор источал пар, а в кружке рядом с ним остался недопитый кем-то кофе. Двери на улицу Джон не увидел, зато увидел окно, широкое и распахнутое настежь, что и являлось причиной холода на всём этаже.
Джон тут же подошёл к нему и выглянул на улицу, молясь про себя, чтобы в этот раз удача вновь была на его стороне.
И она была.
Расстояние до земли занимало чуть больше метра.
Джон быстро расчистил подоконник, переложив на стол несколько открытых пачек «Лаки Страйк» и железную пепельницу со скрюченными бычками. На них блестели капли росы — утро стояло по-октябрьски влажным и промозглым. И тут в его голове вновь замигала красная тревожная лампочка — и он провёл ладонью по влажному подоконнику. Несмотря на убаюкивающее холодный рассудок предчувствие скорой победы, он вдруг ясно представил себе, как его ботинок соскальзывает с оконной рамы и он падает вниз, ударяясь об асфальт больными рёбрами с высоты нескольких метров. От одной только мысли об этом его вновь прошиб холодный пот.
Он взял один из стульев (к счастью, из невесомого пластика), просунул через окно и опустил вниз, аккуратно разжав руки. Тот приземлился точно под ним, качнулся, но послушно встал на все четыре ножки. Джон мысленно поблагодарил его за это.
Кое-как забравшись на подоконник, он аккуратно уселся на него и свесил ноги над стулом, придерживаясь рукой за рассохшуюся раму. Сейчас расстояние до земли показалось ему как минимум вдвое больше, чем в начале, но другого выхода он не видел, поэтому досчитал до трёх и спрыгнул вниз. Ощутив ногами мощный удар, он потерял равновесие и взмахнул руками, заставив стул описать под собой неуклюжий полукруг, чудом удержался и соскочил на землю. Рёбра тянуло нещадно, и он, морщась на каждом вдохе, поспешил к дороге, не оглядываясь назад.
Только оказавшись в такси по дороге на Бейкер-стрит, Джон, наконец, сумел замедлить дыхание, а сердце уже не выдавало пугающие сто сорок ударов в минуту. Ему опять повезло — первая же машина, которую он окликнул, послушно притормозила перед ним, и он упал на заднее сидение, провожая взглядом удаляющуюся лечебницу.
Несмотря на, казалось, критичную во всех аспектах ситуацию, возвращаться на знакомую улицу было до горечи приятно. Правда, при мысли о Шерлоке его желудок привычно скручивался в тугой узел, но он старался не думать об этом. Да и не было сил.
Прислонившись разгорячённым лбом к окну, он бессмысленно наблюдал, как мимо проносятся дома и машины. Стекло приятно холодило кожу, и даже пульсирующие рёбра, казалось, наконец успокоились. Когда они встали на первом светофоре, в стекло ударили первые капли дождя, сбежав вниз кривыми дорожками. Джон и припомнить не мог такой дождливый октябрь.
— Не возражаете, если я включу музыку? — донеслось спереди.
— Не возражаю.
Водитель нажал пару кнопок на магнитоле, и из динамиков негромко зазвучал бодрый ритм. Он готов был услышать всё, что угодно, только не..
— Ванесса Мэй? В такси?
— О да, — водитель свернул на соседнюю улицу, прибавляя громкость второй рукой. — Обожаю скрипку. Вы только вслушайтесь, как она сейчас вступит..
Джон не хотел вслушиваться, но деваться было некуда. У него возникло стойкое ощущение, что весь окружающий его эфир знает, что чувствует Джон, и виртуозно подыгрывает ему.
— Любите скрипку?
Таксист посмотрел на него в зеркало заднего вида.
— Не особо, — Джон вновь отвернулся к окну.
Скрипку он любил. Особенно ту, на которой играл Шерлок.
— В школе я брал пару уроков музыки, — поделился водитель, пропустив его ответ мимо ушей. — Это не так-то просто, как оказалось. Забросил через месяц.
Джон угукнул. Мужчина продолжил.
— Теперь вот дочь свою отправил учиться. Думал, что буду наслаждаться музыкой, ну, знаете, классикой.. Но вместо этого нам с женой приходится затыкать уши берушами. Унаследовала талант от меня.
Машина проехала ещё пару перекрёстков, свернула на обочину и встала, как вкопанная.
— Дальше не поедем.
Джон, который за это время уже успел провалиться в свои мысли, оживился и уставился на затылок мужчины.
— Что? Почему?
— Улица перекрыта из-за аварии. Несколько машин столкнулись сегодня утром, есть пострадавшие. Давненько такого не было, все дороги скользкие, немудрено, что не справились с управлением.. Вы, что, новости не смотрите? Весь день по всем каналам трещат.
— Что ж, — Джон прочистил горло и полез во внутренний карман за бумажником. — Не беда, дойду пешком. Здесь недолго.
Бумажника в кармане не оказалось, и Джон с предательским опозданием вспомнил, что все вещи, включая документы, мобильный телефон и ключи от дома, остались лежать в приёмном отделении больницы.
— Какие-то проблемы?
— Я.. Не взял кошелёк.
— Что ж.. — рука водителя расслабленно лежала на руле, постукивая по нему большим пальцем. — Если вы не можете мне заплатить, тогда, боюсь, нам придётся отправиться с вами в участок.
Тут Джон окончательно растерялся.
— Что? Я должен всего лишь десять фунтов. Если вы позволите мне дойти до дома, я вам их принесу.
Водитель достал из бардачка пачку «Ротманса» и закурил прямо в машине, вероятно, решив для себя, что на неплатёжеспособных клиентов хорошие манеры не распространяются.
— Много вас таких, — клуб дыма слетел с его губ и повис в салоне сизой пеленой. — Каждый день один такой забывчивый попадается. Где я тебя потом буду искать?
— Вы можете пройтись со мной. Я никуда не убегу, — Джон хмыкнул. — Даже если сильно захочу.
Водитель неспешно курил, разглядывая растянутую на дороге жёлтую ленту с надписью «ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЁН», колышущуюся под порывами ветра.
— Оставь в залог свой телефон. Или документы. И можешь идти.
Джон потёр переносицу. Последний раз он попадал в подобную ситуацию пару лет назад, когда на кассе обнаружил, что у него не хватает денег на карте, и он соврал продавщице, что забыл дома кошелёк. Сейчас он кошелёк действительно забыл, но, несмотря на это, чувствовал он себя так же, как и в тот раз — как мелкий воришка.
— У меня нет с собой документов. Как и телефона.
Хуже не придумаешь.
— Откуда ты взялся, с луны свалился? — мужчина обернулся, высматривая на лице Джона признаки лжи. — Кто в нашем веке выходит на улицу без телефона?
— Тот, кто забыл его дома.
Водитель фыркнул.
— Ладно, иди. Буду ждать тебя здесь.
— Спасибо, — не без облегчения сказал Джон и начал выходить из машины. — Я скоро.
— Пятнадцать фунтов! — крикнул напоследок водитель. — За моё потраченное время.
Джон хлопнул дверью и пошёл вперёд, подняв воротник куртки от дождевых капель. Он спешил, но каждый следующий шаг становился медленнее предыдущего, потому что рёбра окончательно разнылись. Боль уже не просто напоминала о себе, она чудовищно пульсировала, как яркий сигнализационный фонарь, распространяясь по всем нервным окончаниям, и в какой-то момент — короткий, как секунда — Джон подумал, что зря всё это затеял и до нужного дома он просто не дойдёт. Но, к счастью, нужный дом совсем скоро показался из-за деревьев, и он вновь пошёл быстрее.
Сам не понимая, как у него это получилось.
Через несколько минут Джон уже стоял у двери, бессмысленно наблюдая, как с дверного молоточка сбегают капли дождя. Мысль о том, что он вот-вот увидит Шерлока, выбила болезненную искру в его подсознании, от которой вспыхнуло пламя, быстро охватывающее весь организм. Он виртуозно избегал её всё утро, но сейчас, стоя перед квартирой 221В, как перед Голгофой, наконец сдался и позволил ей выйти на сцену, играя главную роль.
Я просто сообщу всю необходимую информацию и уйду, — он поёжился, но не от холода. — Это всё, что от меня требуется.
Рука зависла над дверью, но так и не успела постучать, потому что дверь неожиданно распахнулась, заставляя его отшатнуться назад. У Джона всё оборвалось внутри, словно он совершил резкий поворот на скорости сотню миль в час.
— Ты как раз вовремя.
— Как ты, чёрт возьми, узнал, что я приду?! — выпалил Джон, оглядывая Шерлока с головы до ног.
— Ты весишь приблизительно сто восемьдесят фунтов, так?
— Как это связано..
— Доктор Питерс отзвонился мне буквально через двадцать минут после твоего побега.
— Я не..
— Дорога от больницы до Бейкер-стрит занимает тридцать восемь минут. Ты вызвал такси, машина с учётом утренних пробок двигалась не более двадцати четырёх миль в час. Соседняя улица с утра перекрыта из-за аварии, остаётся добавить время на перепалку с водителем, ведь твой бумажник до сих лежит в госпитале, и путь сюда от Крофорд-стрит с учётом твоего веса. И — бинго! — ты здесь ровно в пятнадцать минут первого. Я не говорю о том, что тебе и идти-то было больше некуда. Только цифры.
— Мне.. Надо заплатить таксисту.
— Мои люди об этом уже позаботились. Кофе?
— Да, — Джон наконец вспомнил, как нужно дышать. — Пожалуй, не откажусь.
Шерлок вытянул руку в пригласительном жесте, и Джон вошёл. В прихожей ничего не изменилось: розовые тапочки миссис Хадсон покоились под стулом, на который он, бывало, вешал сушиться свою куртку в дождливые дни, рядом с ним — чёрный зонт со сломанными спицами и заедающим механизмом (чаще всего и оказывающийся виновником промокших курток), часы на стене, навсегда замершие на половине второго. Джон думал, что приготовился к этому моменту, но всё равно ощутил ком в горле. Поднимаясь за Шерлоком на второй этаж, он прокашлялся, чтобы вернуть себе голос, и тихо заговорил.
— Шерлок, мне нужно тебе кое-что сказать. Это касается наше.. Твоего дела. Я смотрел новости вчера вечером..
Джон прервался, оглядывая комнату, которую когда-то делил пополам с Шерлоком. Он не мог этого знать, но Шерлок убрался: весь мусор с пола перекочевал в картонные коробки, которые теперь стояли за шторами с явным расчётом на то, чтобы сделать их неприметными, оттуда же виновато выглядывали крысиные клетки. С огромным усилием подавив желание задать парочку вопросов, Джон дошёл до своего кресла и упал в него, откинув затылок на мягкий подголовник. Шерлок подал ему дымящуюся кружку, и он взял, стараясь лишний раз не поднимать на него взгляд. Тело вибрировало от усталости, а все мысли трусливо разбежались, как насекомые от яркого света, но он, в который раз за сегодня, смог взять себя в руки.
— Так вот.. — Джон пристально разглядывал то свои руки, то незамысловатый рисунок на кружке. — ..Новости. Ты знал, что в эту пятницу часам исполнится сто восемьдесят лет?
Шерлок не ответил. Джон продолжил:
— У меня есть предположение, что твой «доброжелатель» знает об этом. И неспроста шлёт тебе намёки.
Коротко стриженные ногти постукивали по керамической кружке, и долгое время этот глухой звук был единственным в помещении.
— Шерлок?.. Какая-то реакция последует?
Джон ожидал всё, что угодно, но следующие слова Шерлока, резкие и равнодушные, казалось, обладали некой осязаемой плотностью, и он буквально ощутил их лёд собственной кожей.
— Ты сбежал из госпиталя только за тем, чтобы сообщить мне об этом?
Тот поднял ошарашенный взгляд на Шерлока.
— А этого мало? Биг-Бен могут взорвать, — он медленно отставил кружку в сторону. — С кучей людей внутри. Этого мотива недостаточно, Шерлок?
Шерлок стоял, прислонившись спиной к столу, со скрещёнными на груди руками и непробиваемым снобизмом на лице. Джон очень хорошо знал это выражение лица, означающее: «ну давай, скажи мне то, чего я не знаю».
— Ты мог бы просто прислать мне смс.
Щёки Джона вспыхнули от терпкой смеси обиды и злости. Он хотел выпалить что-то едкое, но молчал, словно прикусив язык. Он пытался дышать медленно, чтобы снять напряжение, но не получалось. Он встал с кресла и подошёл к Шерлоку, сознательно игнорируя тупую боль в боку.
— Не понимаю, как я мог так долго обманывать себя в том, — процедил Джон. — Что ты не самый обычный, самовлюблённый самодур, возомнивший себя богом.
Шерлок щурится, не сводя глаз с лица Джона. Джон тоже пристально смотрит в них, больше всего на свете желая отвернуться и уйти отсюда прочь, но стоит, словно замороженный, в очередной проклятый раз очарованный ими. И зачем столь чёрствому человеку такие чувственные глаза? Они блестят, как от высокой температуры, а кровавая сетка сосудов оплетает порозовевшие белки, оттеняя пронзительную синеву радужки. Джон очень хочет уйти, но в глубине души понимает, что не всё в порядке. Кожа Шерлока белая, как мел, а прилипшие ко лбу кудри похожи на лоснящихся ужей. Джон стоит почти вплотную, нарушая нерушимое, священное личное пространство своего когда-то лучшего друга.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Ты болен.
— Чушь.
— Похоже на лихорадку.
— Прекрати на меня пялиться.
Джон делает то, что не хочет делать — подносит ладонь ко лбу Шерлока.
— Где-то 104 по Фаренгейту. Тебе лучше лечь.
— Тебе лучше уйти.
— Да что с тобой не так?! — вспыхивает Джон.
— Что ты хочешь от меня услышать? — с не меньшим напором восклицает Шерлок. — Как ты верно заметил, расследование — это моё дело, и моё состояние — тоже моё дело. Мне не нужна забота от постороннего человека.
— С каких таких пор я стал для тебя посторонним человеком?!
— Ты очень долго и упорно старался.
— Ты хочешь сказать, что это моя вина?! — глаза Джона горят огнём. — Я один из немногих, кто был рядом с тобой по доброй воле! Да, я старался, долго и упорно, но будь я проклят, если это было не из-за того, чтобы быть рядом с тобой, вопреки снисходительным насмешкам и постоянному обесцениванию!
Шерлок хочет что-то сказать — Джон понимает это по дрогнувшим губам — но так и не решается. С его лица пропадает всё напряжение, уступая место какой-то нечеловеческой усталости, и он медленно оседает на диван, свешивая запястья с колен. Чёрные кудри падают вниз, скрывая глаза, через рубашку проступают острые плечи. Джон думает, что сейчас он похож на мальчишку лет двадцати.
И почему-то больше не злится.
— А теперь скажи мне, что ты принял, — продолжает он уже другим, смягчившимся голосом. — Я сделаю всё необходимое и уйду.
— Не надо.
— У тебя жар. Тебе необходима помощь.
— Не надо уходить.
Джон какое-то время мнётся, но затем присаживается перед Шерлоком на корточки. Бок тут же взрывается болью, заставляя его забыть о происходящем, но всего на мгновенье. Шерлок поднимает на него взгляд, а перед глазами всё размывается. Его уже давно знобит, но теперь становится хуже. Ему мерещится, что открыто окно, а за ним — январь, пронизывающий ледяным ветром стволы деревьев, пронизывающий его самого до самых костей. Скоро ему начнёт казаться, что Джон ему снится, и он всё это себе придумал, но сейчас Джон реален, и его тёплые руки, держащие его ледяные, совсем не похожи на сон.
— Что ты принял? — повторяет вопрос Джон.
— Вещество, — невнятно бормочет Шерлок.
— Какое?
— Это было необходимо.
— Я спрашивал не об этом.
— Просто эксперимент.
— Шерлок.. — Джон нервно улыбается, какой-то своей простоватой, мягкой улыбкой, он улыбается, и для Шерлока эта улыбка становится откровением. Он вдруг понимает, что может пялиться на него сколько угодно, и ничто это не изменит. И от этой мысли его прошибает холодный пот. — Если ты не скажешь мне, что это было, я не смогу тебе помочь.
Ему, кажется, становится страшно.
— Мне надо.. — Шерлок зажмуривается. Его грудная клетка вздымается тяжело и прерывисто, словно в помещении стало меньше кислорода. Джон сидит совсем близко, настолько, что может чувствовать жар, исходящий от его тела. — Проверить.. Проверить, почему не сработало..
Шерлок пытается встать, но Джон болезненно впивается пальцами в его плечи, удерживая на месте. Сейчас он так напряжённо думает, что, кажется, Шерлок чувствует, как от его мыслей нагревается воздух. А ещё он так некстати чувствует, как его голова кренится набок, словно весит целую тонну. Сердце в груди несётся галопом, болезненно сотрясая ударами грудь. Он смотрит на Джона, как сквозь запотевшее окно, с трудом фокусируясь на чертах его лица. Начинает тошнить. Как некстати.
— Шерлок!
В ушах звенит, и он встряхивает головой, стараясь избавиться от этого фальшивого звона. Такого же фальшивого, как и происходящее. Он до безумия хочет сказать что-то важное Джону, да вот только не помнит, что именно. Сильные руки настойчиво давят на грудь, укладывая его на диван, а он слишком слаб, чтобы сопротивляться. Подушка холодит разгорячённую щёку, веки такие тяжёлые и так сильно хочется спать, но он упрямо держит их открытыми.
Фигура Джона превращается в невнятный силуэт, который мелькает по комнате. Он направляется к шторам, и Шерлок с ужасом вспоминает про крыс. Он не должен видеть, не должен задавать вопросов. Шерлок тянет руку, чтобы остановить его. Запястье перехватывают сильные руки и грубым движением задирают рукав его рубашки. В предплечье взрывается обжигающая боль, словно от укуса крупной пчелы.
— Не отключайся! — кричит Джон.
Он слышит трескучий звук отдираемого скотча. Последнее, о чём думает Шерлок — при чём здесь скотч?
В семь вечера по крыше вновь застучали капли дождя. Джон потерял ход событий ещё несколько абзацев назад, потому оторвался от книги и бездумно уставился в окно, обещая себе перечитать их позже. Непогода никак не хотела сдавать свои позиции, но сейчас, сидя в тёплой комнате с книгой в руках, Джон почти не был против. Сегодня улица выглядела, как сцена из мюзикла, и единственным актёром был старый дворник по имени Моррис, который торопливо укладывал свой садовый инвентарь в гараж от начинающегося ливня. Он двигался неуклюже, кутался от холода в изношенное пальто и выглядел таким же измотанным, каким ощущал себя Джон. Взяв в руку последние грабли, он зашёл в дом, и спустя пару минут в окне его дома зажёгся тусклый свет. Джон задержал на нём бессмысленный взгляд, уселся поудобнее и вновь начал созерцать улицу. Оранжевый свет фонарей только усиливал ощущение, что всё это — сцена, просто перформанс закончился, а актёры уже давно разошлись по домам.
Спустя какое-то время его отвлекло движение позади себя, и он обернулся. Шерлок уже не спал, но всё ещё балансировал на той грани забвения, где сны мешаются с явью. Ему снилось, что он лежит на конвейере для переработки мусора. Лента под ним безразлично шумит, он чувствует под лопатками мерную вибрацию и то, как она технично притормаживает на стыках. Ему страшно, но он никак не может двинуться с места. Он видит впереди давилку и даже слышит её гудение, снова это проклятое гудение, от которого распаляется рассудок, но не может ни встать, ни заткнуть уши. Он отчаянно пытается шевельнуть рукой, чтобы дотянуться до выключателя, который маячит перед глазами призрачным миражом, но на сгибе локтя возникает какое-то протестующее, незнакомое напряжение.
— Осторожно. Вырвешь катетер.
Гудение давилки оказалось далёким шумом несмолкающей магистрали. Шерлок попытался приоткрыть глаза, но лишь самую малость, потому что свет настольной лампы буквально разрезал его воспалённые веки. Щурясь, он сфокусировался на непонятной фигуре перед собой, которая вскоре превратилась в Джона.
— Как самочувствие?
В это было тяжело поверить, но чувствовал он себя значительно лучше. Ломота из тела исчезла, уступив место обычной тяжести, что бывает после долгой болезни, но сейчас эта тяжесть воспринималась, как благодать. Его рука машинально дёрнулась, чтобы протереть веки, но вновь наткнулась на сопротивление, и Шерлок уставился на иголку, приклеенную к предплечью кривым обрывком скотча. Тонкий серый шнур вёл наверх к пластиковой бутылке из-под «Evian», которая тоже была обмотана скотчем и крепилась к изголовью дивана.
— Интересное решение, — нечленораздельно пробормотал Шерлок.
— Физраствор, с примесью димедрола и глюкозы.
— Хватило бы обычного хлорида натрия.
— Научись говорить спасибо.
Шерлок с трудом различал его лицо, потому что Джон сидел против света, но уже знал, какое на нём застыло выражение. Он мог угадывать его по интонации. На его лбу, он готов поспорить, уже застыла та глубокая, межбровная морщинка, а губы сложились в тонкую ниточку, от чего вид у него становился одновременно осуждающий и почему-то непобедимо обаятельный. И даже жаль, что он не видит того укоризненного взгляда, которым так часто награждал его Джон в ответ на его безумные поступки. Иногда Шерлок ловил себя на мысли, что делает их специально, лишь бы ещё раз увидеть это выражение лица, которое предназначалось только ему. Во всяком случае, для него, почему-то, это было важно.
— Теперь ты расскажешь мне, что случилось? — прервал его размышления Джон. — И зачем тебе мёртвая крыса в клетке? Это отвратительно.
— Мёртвая? — искренне удивился детектив, рывком отодрав скотч от предплечья.
Джон не ответил, складывая в уме два и два. После короткой паузы оба заговорили одновременно:
— Только не вздумай уходить от ответа..
— Только не задавай вопросов..
Шерлок поджал губы — совсем как Джон. А Джон смотрит пронзительно, не мигая. Совсем, как Шерлок.
— Ты прав, мне ни к чему это знать, — книжка, которую сжимал в руках Джон, легла на тумбу, и он начал вставать. — Я пойду. С тобой уже всё будет в порядке.
«Ты будешь в порядке» — откликнулась последняя фраза в голове Шерлока бархатным голосом Мэри. Где-то на периферии сознания родилась заманчивая, но противоречивая мысль — сказать всё, как есть. И тут же, почти в унисон, её перебил другой голос, трусливый и надрывный — что нужно позволить ему уйти, заткнуться прямо сейчас, чтобы не наговорить лишнего — но в этот раз Шерлок решительно отогнал его в сторону.
— Я синтезировал вещество, — начал он, не сводя глаз с силуэта Джона. — Которое, по моим расчётам, должно было заблокировать лишние.. Ощущения. И ввёл его крысе. А потом ввёл себе. Это было.. Ошибкой.
Джон остановился и обернулся, пытаясь уловить в выражении лица Шерлока насмешку. Он даже не сразу понял, что его так смутило: внезапная откровенность или признание собственной неправоты. Он задумался на долю секунды, но так и не смог припомнить подобного случая со времён их дружбы.
Так или иначе, Джон снова сел.
— Почему ты это сделал?
Шерлок знает ответы на все вопросы, но сейчас не находит, что сказать. А что тут скажешь? Я сделал это, чтобы забыть твои последние, брошенные в мою сторону слова? Не позволяет самолюбие. Может, рассказать о том, как его сводит с ума гудение электричества? Тогда, скорее всего, за этим сразу последует звонок доктору Питерсу, и Шерлок переедет в соседнюю от Джона палату. Хотя, учитывая обстоятельства, ему не видится это таким уж удручающим вариантом.
Так что сказать? Действительно, а зачем ты это сделал, Шерлок? Неужели у тебя не было иного выбора, или тебе, может, хотелось, чтобы всё сложилось именно так? Это больше похоже на правду?
— Потому что я трус.
Они смотрят друг на друга. Иногда Джон встречается с ним взглядом, таким, как сейчас, и в каком-то смысле это самая разительная перемена, произошедшая с Шерлоком за время их знакомства. Он всё ещё ищет в его лице намёк на шутку, пытаясь понять, в какие игры на этот раз играет с ним Шерлок, но, к его изумлению, тот остаётся совершенно серьёзным.
— Ты был абсолютно прав, назвав меня самым обычным, самовлюблённым самодуром, и, готов тебя заверить, это неполный список моих негативных качеств. Я хладнокровное, расчётливое, использующее близких людей ради своих личных интересов чудовище, но спасённое теплотой и верностью твоей дружбы. В какой-то момент, — я упустил его, из-за своей глупости, не иначе — ты стал значить для меня так много, что я испугался. У меня никогда не было близких людей, Джон, и я до сих пор не знаю, подходят ли мои чувства под понятие «дружба», но я точно знаю, что, если бы у меня была возможность оказаться между тобой и пистолетом — я бы оказался там не раздумывая, — Шерлока кидает в жар от собственной откровенности, и в любой другой момент он бы уже давно остановился, но сейчас именно эта откровенность не даёт Джону выйти за дверь. — Мне не хватало мужества сказать это раньше, но я учусь у тебя и теперь говорю открыто, хоть и чертовски опоздал с этим — я люблю тебя больше всего на свете.
На первом этаже слышится грохот, словно что-то упало — скорее всего, опять открылось от ветра кухонное окно. В Джоне тоже слышится грохот, не уступающий по громкости падению целого небоскрёба. В его жизни было немало потрясений, и большая часть — благодаря Шерлоку, но ни одно из них и рядом не стоит с тем, что он ощущает сейчас. Всё хладнокровие, которое он таким нечеловеческим трудом взращивал в себе последнее время, рассыпается так же легко и просто, как карточный домик от лёгкого дуновения ветра. Джон никогда не любил аттракционы, но сейчас чувствует себя на самом смертоносном из них. Его так и подмывает задать вопрос, что на этот раз имеет в виду Шерлок, но не хватает смелости.
— Я.. — лицо Шерлока остаётся спокойным. Лишь его зрачки, неестественно расширенные и заполняющие собой всю радужку, предательски выдают тревогу. — ..Сказал что-то не то?
Как много неуверенности в голосе, как много уязвимости в вопросе. Джон готов поспорить, в его голове счёт идёт по секундам, и нужно что-то ответить, но вместо этого он размышляет о том, что глаза напротив вновь стали ясными и проницательными — совсем не похожими на те, что были несколько часов назад — и как природа сумела создать такие красивые глаза? Как чёртово небо.
Такое же недосягаемое, как и Шерлок.
— Джон?
Джон вздрагивает от звука своего имени. Слова даются с трудом, словно он молчал целую вечность.
— Вовсе нет. Я.. Очень тронут твоими словами.
На языке вертится желанный вопрос, но он упрямо проглатывает его, мысленно возвращаясь в тот вечер, когда на Шерлоке была поставлена последняя точка. Возвращается и решает больше никогда не вспоминать об этом.
— Моя комната всё ещё свободна?
— В твоём распоряжении.
Лицо Шерлока, кажется, чуть-чуть светлеет.
Джон выдаёт подобие улыбки.
И ни за что на свете не признается, что его руки во время этого разговора так и не переставали дрожать.