***
Когда мальчикам исполняется девять месяцев, она выходит на работу. Не в храм, как планировала, а в городскую библиотеку. Там искали помощницу на неполный рабочий день и платили достаточно, чтобы их маленькая семья могла жить на зарплату. Пожалуй, самым приятным в этой работе было то, что она могла приводить с собой детей. Пожилой ответственный человек, Окамура-сан, без колебаний позволил мальчикам отдыхать за прилавком, даже принёс из своей кладовки небольшой коврик для игр, из которого выросли его внуки. Йо обожает маленькие плюшевые игрушки, что висят на перекладине, часто садится и тянется за ними. Потом он отвлекается на различные текстуры в основании коврика, затем – на маленькие блестяшки на боку, а потом снова на игрушки, и так по кругу. Хао, разумеется, не такой впечатлительный. Он старается сидеть на самом краю, наблюдая за тем, как она сидит за стойкой и обслуживает приходящих людей. Люди сочли бы его странным, не будь он таким милым. На второй неделе её работы у него откуда-то появляется книжка с картинками. Пухлые ручки медленно передвигают плотные страницы, короткие пальчики обводят бессловесные изображения. После этого случая Кейко начинает брать домой детские книги и меняет вечерний распорядок дня. После обеда она купает мальчиков, затем следует ужин из тёплого молока. Затем она усаживает по одному близнецу с каждой стороны, обнимает и читает им вслух. Начинает с басен Эзопа – объёмной книги, полной слов, которые они могут изучать и позже использовать. Йо всегда засыпает в первые пять минут чтения. Хао, напротив, теснее прижимается к её боку и устремляет взгляд на страницы. На третий день этой рутины Кейко понимает, что его маленькая ручка тянется и хватает ткань её ночной рубашки. Но, несмотря на то, что он более развит, чем его брат, даже Хао не может противиться объятиям сна. Его хватает на тридцать минут чтения, а затем он засыпает, маленькое личико прижимается к её груди, а крохотные пальчики всё ещё крепко цепляются за её рубашку. Всегда приходится очень постараться, чтобы вернуть обоих малышей в кроватку, не разбудив их. Но Кейко справляется. Кажется, это всё, что она может, но она справляется. И она должна верить, что этого достаточно.***
Общество порочно. Он понял это ещё целую жизнь назад, но сейчас со всех сторон видит и слышит то, что только подкрепляет его выводы. Две мировые войны. Он хотел бы сказать, что это невероятно, но примерно этого он и ожидал от человечества. Так что нет, шоком эта новость не стала. А вот изобретение телевидения и радио впечатляет, даже если почти всегда приносит ужасные новости. Хотя книги ему нравятся. Кейко нашла работу в библиотеке. Теперь они перешли от свитков к этим книгам массового производства, полных ярких красок и тщательно продуманных рисунков. Кейко и старик Окамура так и норовят всунуть ему в руки книжки с картинками. Они бесполезны, но Хао всё равно берёт, сидит и смотрит на картинки. Всё это время он впитывает знания тех, кто читает вокруг него. Есть один студент, который приходит вечером каждую среду, оплакивая свои любовные неудачи. Он читает про революции на Западе, и это заставляет Хао примириться с его нытьём. Женщина средних лет приходит по вторникам, чтобы поискать новые рецепты в кулинарных книгах и удивить семью. Отец и сын по четвергам изучают боевые искусства, а в понедельник появляется историк, который, кажется, планирует представить в университете свою статью и собирает для неё материал. И это только постоянные посетители. Кейко работает на этой должности уже больше месяца; Йо кажется достаточно счастливым, чтобы играть со стариком, когда надоедают игрушки, а Хао… Хао научился ходить в этом теле. Он не собирается показывать кому-то своё умение, пока не будет полностью уверен в своей способности подняться и оставаться на ногах без помощи со стороны. Это была знакомая борьба. Борьба из его второй жизни. Женщина из племени Патчей, родившая его, понятия не имела о том, как воспитывать ребёнка, не читала исследований. И ему приходилось напрягаться, работая над своими мышцами самому. В этой, новой жизни его матерью оказалась разумная женщина, которая могла признать своё невежество и искала способы исправить его. Книга, что лежит у него на коленях, ему больше не интересна. Хао сталкивает её и поднимается на ноги. Ему нужно добраться до Кейко. Между ними ничтожное расстояние, он уверен, что сможет преодолеть его даже в слабом детском теле. Он шагает медленно, делая уверенные твёрдые шаги, и вскоре оказывается рядом с Кейко. Она опускает взгляд, на её лице расцветает улыбка, и он чувствует, как эмоции любви, тепла и счастья, исходящие от неё, мягко бьются о край его сознания. Она поднимает его и усаживает к себе на колени, перед ним открывается прекрасный вид на прилавок. Приятно видеть вещи с такой высоты. Конечно, если бы он захотел, он мог бы призвать Духа Огня, тогда земное притяжение не имело бы значения. Нет, не так. Земное притяжение имеет значение, но только пока он этого хочет. – Ты видишь вишнёвые деревья, Хао? – спрашивает Кейко, приглаживая взлохмаченные волосы на его макушке. Эти младенческие пряди намного мягче, чем он помнит. Пройдёт всего ничего, они снова приобретут привычную структуру и начнут закрывать ему спину. Он не знает, как выглядит отец этого тела, и ему всё равно. Он хочет, чтобы его волосы были похожи на волосы Кейко: длинные, прямые и золотисто-коричневые. – Они скоро зацветут, и мы устроим пикник. Выберем солнечный день, я соберу нам корзинку. Просто посидим на природе. Да, это звучит приятно. Только он не уверен, что в этом городе ещё есть что-то вроде «природы». Он видел ужасные здания из дерева, камня и блестящего металла, люди заходят всё дальше и губят природную красоту. Всхлип за их спинами заставляет Кейко повернуться к Йо. Хао не может сдержаться, недовольно поджимает губы. Слишком давно он не имел дела с детьми, да ещё и так близко. Даже когда у него появлялись собственные дети в прошлом, забота о них всегда полностью ложилась на плечи его женщин. Он никогда не хотел иметь детей ради самих детей, просто его кровная линия должна была продолжаться для того, чтобы он имел возможность вернуться. Вот и всё. Поэтому он едва терпит Йо. Йо просто… бесполезен. Он только и делает, что бесцеремонно ползает за Хао и тянет в рот всё, до чего может дотянуться. К слову о ртах… Хао прекрасно помнит, приближается период прорезывания зубов. Мать из Патчей была невнимательна и не замечала, как он призывал лёд, чтобы погрызть его, но вот Кейко точно заметит, если кусок льда откуда ни возьмись окажется в его кроватке. Она всё ещё верит, что «предок Хао» не осознаёт своё перерождение, но если он начнёт манипулировать стихиями, то очень быстро раскроет свой секрет. Он нехотя соглашается терпеть боль в тишине.***
Вечереет, когда они возвращаются в маленькую квартирку, которую их семья из трёх человек называет домом. Если бы весь род Асакура оказался в таком плачевном положении, Хао было бы невыносимо смотреть на своих потомков. Но это не так. Кейко выбрала такую жизнь сама, чтобы защитить их. Она сбежала из дома Асакура, сбежала от семьи, денег и безопасности, которую они давали. И всё ради них. Его младший брат ещё не понимает, как им повезло. То, что выжил Йо – целиком заслуга Кейко. Хао… Хао выжил бы в любом случае. Если бы Кейко не решилась сбежать, если бы она передумала и вернулась – он всё равно нашёл бы способ. Он бы выжил в любом случае. Ему никто не нужен. – Смотри, Йо, солнце садится. – Их мать шевелит пальцами перед самым носом младшего, и Йо моргает, переключая всё внимание на неё. Мягкая игрушка, которую он жевал, выпадает у него изо рта. – Ну, вернее, это мы говорим, что оно садится. На самом деле, Земля вращается вокруг Солнца. Ночью мы оказываемся на неосвещённой стороне, поэтому не видим света. Ну, только если на небе нет луны. Луна светится, потому что отражает солнечный свет. И поэтому она может «исчезнуть», если земля закроет этот свет собой. Эта мать много болтает, как будто комментирует всю их жизнь: погоду, одежду на день, планы на день и людей, с которыми встретятся. Эта её привычка знакомит его с современным японским языком, помогает обновить выражения в его памяти. Возможно, она собиралась не обновлять его японский, а просто познакомить с языком и его, и Йо. Хао закрывает глаза, но не спит, а дремлет. Дремлет и слушает спокойные слова матери о том, как люди понимают мир в этом веке.***
Он терпеть не может, когда его опускают в манеж вместе с Йо. Этот мальчик – чистое наказание. Он научился перекатываться довольно поздно и совершенно не продвинулся дальше ползанья, хотя Хао за то же время овладел и тем, и этим, а ещё научился вставать и ходить, твёрдо держась на ногах. Хуже того – мальчик, кажется, совершенно не стремится учиться чему-нибудь новому. Он получает какое-то извращённое удовольствие, перекатываясь по манежу до тех пор, пока не врезается в бок Хао, издавая высокое радостное хихиканье. Неважно, сколько раз Хао отпихивает его, Йо всегда возвращается. У него ещё не хватает сил, чтобы ударить его. По крайней мере, не так, как ему хочется. К тому же, мальчик ещё не способен понять связь между раздражающим поведением и мгновенным ударом. Хао пришлось бы повторять урок много раз, чтобы до него наконец дошло. И у него есть предположение, что Кейко не слишком обрадуется, если он станет регулярно бить её младшего сына. В какой-то момент ему в голову приходит забавная мысль приказать младшему прекратить. Простая команда из одного слова, которую понимает даже десятимесячный Йо. Но нет. Он не будет говорить вслух до тех пор, пока не овладеет всеми звуками этого дурацкого обновлённого языка. Однако никто не запрещал телепатию. Глядя на мальчика, что лежит на расстоянии вытянутой рука, Хао щурится. «Хватит». Йо тут же заливается слезами. Просто великолепно.***
В их первый день рождения Кейко дарит им торт. В центре стоит свечка в форме синей цифры 1, на её верхушке весело мерцает маленький огонёк. Глядя на него, Йо сходит с ума от восторга. Он хватается за стульчик для кормления, в который его посадили, и бьёт пухлым кулачком по пластиковому «столу», прикреплённому к сидению. Хао занимает отдельный стул, полностью игнорируя своё унизительное положение, и просто наблюдает, как трепещет пламя. Он мог бы дотянуться до него, взять эту искру под контроль. Но Кейко непременно заметит это, несмотря на то, что с момента их рождения она никогда больше не использовала фурёку. Хао ещё не готов раскрыть себя. И он решительно не понимает, почему. Чтобы не думать об этом, он заставляет себя сосредоточиться на торте, чуть наклонив голову. – Когда ты подрастёшь, ты сам задуешь свечу и загадаешь желание, – объясняет Кейко, ставя торт на стол (настоящий стол, а не на эту пародию, прикреплённую к их стульям). Она берёт обе ладошки Йо в свои и покачивает взад-вперёд. Всего мгновение спустя он начинает хихикать, всё ещё не сводя глаз с торта, но не в силах игнорировать то, как мягко их мать проводит пальцами вверх и вниз по его рукам. Точно так же, как она делала с тех самых пор, как они родились. Быстрый выдох, и пламя свечи гаснет. Кейко отрезает небольшой кусочек торта для себя, затем – по одному для каждого из них. Хао знает, что их маленькие столики чистые, сам видел, как Кейко тщательно протирала их, прежде чем посадила мальчиков на стулья. Это единственное, что убеждает его не поморщиться, когда его порцию ставят прямо на «стол». На соседнем стуле Йо с ребяческим радостным возгласом набрасывается на свой кусок. Маленький кулачок бьёт по торту, глазурь и джем разлетаются по белому пластику. Их мать смеётся и тянется за камерой, чтобы запечатлеть это счастливое мгновение. Одноразовый фотоаппарат щёлкает, сохраняя лицо Йо, а Хао берёт пальцами немного своего торта. Получается не так изящно, как ему бы хотелось, но, по крайней мере, его координации хватает на то, чтобы без проблем донести торт до рта. Это вкусно. Улыбаясь, Хао наполняет рот сладким десертом, смакуя вкус джема, растекающийся по языку. Он замечает, что Кейко собирается сфотографировать его, но всё равно делает вид, что испугался. – У тебя такая красивая улыбка, Хао. Улыбчивый Хао и хихикающий Йо. Боги, как же мне повезло, что мне достались такие весёлые мальчики! Хао не назвал бы себя «весёлым мальчиком», но, если ей хочется в это верить, пусть будет так.***
Их покой разрушается через мгновение. Хао требуется секунда, но когда он осознаёт опасность, его тело напрягается. В голове человека снаружи крутятся мысли, они сосредоточены вокруг Кейко и её побега, о том, как Хао мог повлиять на неё, отвернуть от семьи. И она сбежала, и ему потребовался целый год, чтобы найти её, и всё ли у неё в порядке, и почему она ушла без него, и… Хао вырывается из чужой головы, его маленькие руки крепко сжаты, в одной раздавлены остатки второго кусочка торта, клубничный джем течёт и капает с пальцев, как кровь. Было глупо полагать, что он действительно сможет прожить уязвимые годы детства здесь, спрятанный своей матерью, которая любила его больше, чем её семья когда-либо могла предполагать. Когда это порочное человечество оставляло его в покое? Когда это ему удавалось просто жить, без помех со стороны? Стук в дверь. Не тройной, как стучала знакомая Кейко из общежития. И не два сильных удара соседки. Когда Кейко поднимается на ноги, Хао использует фурёку и наполняет воздух кислородом, чувствуя, как Дух Огня прислушивается к его зову. Сейчас он невидим, но Хао знает, что его наступление будет стремительным. Дух Огня достаточно велик, чтобы схватить Кейко, Хао, Йо и сбежать в пламени. Куда, он не знает. С этим он разберётся по ходу дела. *** По другую сторону двери стоит Микки. Дыхание Кейко перехватывает, вся любовь, которую она испытывала к нему, устремляется внутрь, заполняет всё пространство в её груди. И всё же, несмотря на это, её любовь к её мальчикам остаётся самой сутью её существа, стержнем, на котором держится всё остальное. Она Асакура Кейко, мать Хао и Йо. Она надеется, что муж здесь не от имени семьи, но если это так, если он стоит на стороне её родителей, она сделает всё, что потребуется, чтобы защитить своих детей. Даже если это разобьёт ей сердце. – Кейко. О, как он выдыхает её имя!.. Как молитву, как шёпот, как будто это единственное имя, которое он хочет знать. У неё болит сердце, в груди сжимается что-то тяжёлое, но стоит только ей подумать о малышах за её спиной, спрятанных в квартире, которую она купила, чтобы скрыться от семьи, как решимость крепнет. – Микки. Что ты здесь делаешь? Что ещё она может сказать? Вежливо попросить его уйти? Нет, если он нашёл её спустя год, так просто он не отступится. Любовь, что она читает в его глазах, бьёт в живот, встаёт комом в горле, мешает дышать. – Моя беременная жена сбежала, оставив лишь записку о том, что не может обречь своих детей на смерть. Твой отец уверен, что это Хао как-то повлиял на тебя, но единственное, о чём могу думать я – почему ты мне не доверилась? Почему не попросила сбежать с тобой? Он не говорит о том, как много для него значит семья, молчит о том, что испытал, узнав правду о своём первенце, а затем о том, что они близнецы и обречены на смерть в первый день жизни. Горячий воздух целует её в затылок, пот стекает по шее и волосам. День тёплый, но она не думала, что настолько, что нужно включать кондиционер. Видимо, она ошиблась. – Думаешь, он меня контролирует? – тихо и мягко спрашивает Кейко. Это почти тот же самый тон, что она использовала при их самой первой встрече. Тогда она была в отчаянии, разрывалась на части из-за бесполезного человека, в которого, как она думала, была в люблена. Но это была не любовь. Теперь, когда у неё есть Микихиса, когда она узнала, какую чистую любовь мать может испытывать к своим детям, она это понимает. Тот мужчина и те, что были до него, ничего не значили. – Не больше, чем любая другой ребёнок контролирует свою мать. Мне просто нужна моя семья, Кей.